Кровавый рубин Вонголы

Сухо. Горячо. Душно. Не могу дышать. В легких словно осел пепел. Горло дерет наждачкой. Взгляд фокусируется с трудом, глаза слезятся от дыма. Что произошло? — Вставай! В висках стреляет. Ох, давай, соображай, соображай быстрее, иначе твоя жизнь оборвется прямо здесь и сейчас. Больно. — Нам нужно уходить! В висках снова закололо. Вот оно что, мы не успели уйти. С трудом начинаю двигать конечностями. Хреново у меня работает шестое чувство. Или это просто я охрененно тупая, потому что не могу догадаться о намеках высших сил. Теперь хотя бы ясно, почему адски ломит маленькое тельце, будто пропустили сквозь мясорубку. — Не смей отключаться! Мокро. Под головой растеклось что-то горячее. На ощупь липкое. Неприятное. Вокруг слишком ярко. Режет глаза, почти слепит. — Оставь, малышка. Беги. Пожалуйста, беги. В башке звенит колокол, раскалывается. Колокол раздавшегося взрыва, так что я имею надежду полагать, что валяюсь я тут не очень долго. Ох, когда-нибудь я обязательно научусь понимать юмор Вселенной. Пахнет гарью, вокруг что-то трещит, холод пробирается к сердцу, не смотря на высокую температуру вокруг. Контраст поражает. Боль — это само собой разумеющееся, очень помогает прийти в себя, дабы зрение сфокусировалось на ярком свете, провоцируя выброс адреналина в кровь. Треск пламени — вот что это за звук. Пожар все разгорался и, блять, почти подобрался ко мне! Надо встать. Больно, чертовски больно. Кожа на лице тянет, что может значить только одно — при падении я разбила голову, и это моя кровь тут натекла. Думаем на отвлеченные темы, постигаем дзэн, рассредоточиваем внимание, лишь бы этого не чувствовать, лишь бы найти силы выбраться из эпицентра бушующей вокруг смерти. Этот мир явно испытывает меня на прочность: сначала тянут как собачку на привязи, позже натравливают других голодных псов на слабую бродяжку, а теперь и вовсе пихая в бездну, которая реально без дна. Надо найти рюкзак, я точно помню, что успела запихнуть туда маленькую аптечку, перед тем как пыталась поднять того парня, а еще там есть стыренные с парохода чистые салфетки, которыми можно вытереть заляпанное кровью лицо. Хотя после такого… Штормит из стороны в сторону, руки подкашиваются, ноги дрожат как осиновый лист на ветру. Я напоминаю себе сейчас новорожденного слепого котенка, ничем, впрочем, от него сейчас и не отличаясь. А огонь тем временем подбирался все ближе, не теряя времени, пуская в небо столб серого дыма. Из горла вырывается сухой кашель, становится тяжело вдыхать едкий воздух. Мозги, але, запускайте процессы и соображайте реще. Черт возьми, и куда рвануть? Взгляд цепляется за лежащего ничком парня. Он хоть жив? Кое-как заставив себя к нему доползти, решила выполнить невыполнимую задачку — поднять это бессознательное тело, обнаруживая свой рюкзак. Ох, черт, он все-таки без сознания. Еще и это на мою бедную голову. Но хорошо, что он упал так, иначе сдох бы точно. Хотя если не поторопиться, то сдохнем мы оба. Либо от потери крови и травм, либо что еще хуже — нас найдут. Неожиданная мысль царапает сознание, заставляя адреналин выброситься в кровь. А ведь я не могу быть уверена, что сожгла всех нападавших. Тем более, хоть в каноне Реборн показывал Тсуне фото с черепом и костями «все, что осталось» — не факт, что люди Вонголы были первыми, кто обнаружил это. Федерико явно должен был умереть сегодня. Блять, главное не поддаться панике. Изменю судьбу человеку, подумаешь, с кем не бывает. Такое обыденное дело, ну. Тяжелый, зараза. Я чуть не надорвалась. Свое тело еле слушается, куда мне маленькой по сравнению с этим кабаном. Теперь, сцепив зубы, терпим, терпим, как только можем, из последних сил. Да побыстрее — крови было нещадно много, а медикаментов для таких ран у меня нет. Искренне надеюсь, что эта висящая на мне скотина, пачкающая мою драгоценную честно спизженную одежду, не окочурится прямо на моих плечах. Ему еще мне моральную компенсацию выписывать за потраченные нервы и силы! Огонь был повсюду. Он завораживал своим смертельным танцем, и я не могла противостоять этому дыханию смерти — как в тот раз, в моей маленькой обшарпанной квартирке, мне хотелось шагнуть на встречу в эти пламенные объятия, чтобы почувствовать себя искрой, вернувшейся в изначальный очаг. Я возвращаюсь в реальность с треском раскалываемой обо что-то бетонной балки, после чего зазвучала какофония новых взрывов. На долю секунды мне стало не по себе –словно погребальная песня прозвучала, тем самым, в очередной раз, сыграв катализатором выброса адреналина в кровь. Пропали ощущения пространства и времени, ощущения себя как ограниченной сущности. Внутри меня цветет, сияет насыщенно оранжевый цветок с ярко-алыми прожилками. Плечи под большим весом мужчины расправляются — мое тело легкое, словно перышко, подхваченное сильным воздушным потоком. Везде размерено трещал пожар. Мне не было страшно, когда пару раз рядом падали балки — я точно знала, что выпускаемое по моему желанию пламя, пусть и на последнем издыхании, не даст искусственному огню даже дотронуться до нас. Мелькнула мысль, что теперь ясно, почему от этого парня в каноне остались лишь кости, после такого-то фаэр шоу, но цепочка рассуждений обрывается, как только я вижу улочку, в темноту которой тут же ныряю. Контраст освещения разителен, но из-за моей спины вглубь черноты светит подсветка. Облегченный вздох не успевает до конца сорваться с губ. Впереди раздается крик ужаса. Не успокоившийся до конца адреналин начинает бурлить с новой силой, мозг лихорадочно просчитывает возможные нападения и попытки их предотвращения. Картина выходила скверной. Следом нападения не последовало, и я присмотрелась внимательнее. Черные кудри, широко распахнутые в ужасе глаза, прижатые к груди трясущиеся руки, длинное платье пышной широкой кройки в стиле итальянских домохозяек прошлого века, чуть ли не волочащееся по асфальту, и четко ощущающаяся смиренность и обреченность, проявляющаяся в дрожащих губах и собирающихся в уголках глаз слезах. А вот детализацию и остроту моего зрения в темноте я отметила и обдумаю это при случае. — Простите, госпожа, — проблеяла барышня, отчего меня скривило; немощное создание затряслось еще больше, всхлипывая и начиная сбивчиво что-то бормотать. Никогда не понимала героев фильма, когда они начинали унижаться и истерить перед смертью. Нахрена, если тебя все равно убьют? Или пытайся сбежать, или простеби хоть чуть-чуть, глядишь, запомнишься после своей кончины кому-то. Видно, люди берут пример с актеров, иначе эту трясучку я не объясню. — Ты. Святые хомячки, вот интересно, это создание совершенно не приспособлено к гуляниям по темным подворотням — как очутилась-то тут? Слишком сильно чувствуется первобытный страх, такое не подделаешь — у меня все внутри так и хочет оскалиться и растоптать это ничтожество, словно мусор. — Нам надо место, где можно перевязать раны. Острый взгляд и приказной тон. Так вроде должны говорить гангстеры, к которым меня причислили? Ну а что, в крови вымазана? Да. Дымок из пистолета идет? Вон за спиной целое облако. Труп у ног валяется? Ну, почти. А еще прибавить к этому хрипящий голос и злобный взгляд — картина маслом просто. — Я м-могу проводить в-вас к себе, — тихо просипела женщина, не отрывая взгляда от моего лица. — Тогда вперед, время — жизнь, синьорина. На лице женщины было ярко нарисовано противоречие, когда она, дернувшись, бросила взгляд на Федерико. — Не стоит пачкать платье, синьорина, — я с насмешкой наблюдала за облегчением на ее лице, после рявкнув: — Быстрее! Вереница одиноких обломков каких-то стен сменялась невзрачными улочками, извилистыми переходами, словно я в каком-то детективном лабиринте — ах, блять, точно, манге же! — или детективе, а может лабиринте Минотавра… Боги, верните здравомыслие, я уже на пределе. Тяжелый, скотина. Я реально почти на исходе. Единственное, что я могу попробовать себе сделать, дабы дотянуть — дозваться его пламя. Не могу сосредоточиться. Много мыслей лезет в голову, а обострившиеся чувства несут пургу. Ну же, давай. Давай, пламя мое яростное, разгорайся. Твоей непутевой хозяйке нужна твоя помощь. Внутри вспыхнуло, явно недовольно, почти тускло. Есть контакт! Крошечный ручеек под сильным давлением потек по рукам в висящее на мне тело, уходя под саму кожу и… Я вздрогнула и чуть ли не полетела на семенящую впереди меня женщину, почувствовав еле заметный отклик почти выдохшегося очага пламени чистого Неба, ответившего мне на последнем издыхании такой теплой волной… …словно под крыло вернулась родная искра. Ёперный театр, нет-нет-нет, вот это я обдумаю в более располагающей обстановке, достаточно того, что догадки, весьма пугающие, уже оформляются на задворках сознания. Еще и со своей своенравной силой предстоит разбираться. Уж очень у меня нехорошие подозрения по поводу самостоятельности пламени. Мир вокруг смазывается, теряет краски и динамичность, становится плоским и картонным. Все звуки медленно пропадают, словно их кто-то выключил, осталось лишь судорожное дыхание и тяжесть давящей на мои внутренности силы. — Госпожа… Зубная эмаль скрипит — с такой силой я стиснула челюсти. Все, сейчас рухну прямо тут, посреди улицы, и неизвестно, что будет дальше. — Госпожа, мы пришли. Словно луч прорезал тьму. У меня хватило сил поднять голову и мутным взглядом обвести явно не самый благополучный, но пригодный для жизни типичный итальянский район с подъемами вверх и вниз. Одноэтажный серо-коричневый домик с выцветшей черепицей и огороженной стеной с зарослыми стоял в ряд таких же отельных зданий, совершенно не вписывающихся в картину дверей «заходи, кто хочешь» — такие нередко фигурируют в итальянских фильмах. Дверка неслышно открывается, вызывая усмешку — ох, надо же, продумано как для ночных вылазок. Осторожно ступаю на коряво вымощенную каменную тропинку. Кровь стекает по подбородку и капает, затекает прямо в трещины. Звук сталкивающейся с поверхностью воды кажется мне настолько оглушительным, что я непроизвольно сглатываю. Слишком сосредоточилась на том, чтобы не выпасть из реальности, даже забыла о том, что оставила за спиной человека, прикрывающего и с опаской зыркающего по сторонам на наличие свидетелей. Хах, барышня, а вы не так-то и порядочны. Она пробегает мимо, чтобы услужливо открыть дверь, и я успеваю заметить ее страх во взгляде, кинутый при упавшем на меня свете из домика. Дом пахнет старостью, и даже вечерний воздух не может ее перебить. Половицы скрипят под тяжестью веса двух тел, что действует на и без того расшатанные нервы. Женщина замирает испуганным кроликом, и только сейчас я замечаю, что хмурюсь, поджав губы в саркастичной ухмылке. И как только в такой темноте детально вижу? — Сюда, прошу, — ее дрожащий голос выдает ее с головой, пока она стягивает покрывало с постели, куда я аккуратно укладываю почти бездыханное тело. Вот так фанон многих авторов летит в тартары, что первый встречный искренне окажет помощь, и вообще мафия — добрая и пушистая, люди не боятся. Ага. Что-то мне по жизни везет на таких. Хм, стоит и не двигается: неудобно оставить нас, или думает, что я ее убью за лишнее движение? — Где ванная? Мне надо срочно умыться ледяной водой, чтобы не упасть в чужом доме, не пойми, где находясь. И без плана на будущее. — За этой дверью. Пламя перестает поддерживать меня и засыпает в крови, когда как я с рваным выдохом опираюсь на и так держащуюся на соплях раковину. Идиотская ситуация, и конкретно в «такой» я еще не бывала. Даже разборки на территории, где я жила, казались чем-то неотъемлемым и обычным, а тут я просто без понятия, как будет дальше. Вряд ли эта женщина — добрый самаритянин, скорее подневольная пешка Вселенной, которая сделала мне очередной жест доброй воли. Вот бы узнать: аванс или кредит? Взгляд наконец-то фокусируется после того, как на лицо попадает ледяная вода. О, ясно все. В потрескавшемся зеркале отражается мое лицо в кровавых разводах, в глазах все еще видны отблески танцующего пламени. Весело. Мне добавить больше нечего. Обратно я уже тащу найденный мною таз с холодной водой. Невольная помощница смотрит с ужасом на бледного Федерико и не знает куда деться. — Синьорина. Она вздрагивает. Да что ж все нервные-то такие? И это она еще не сообразила, что преследователи могут выйти на нее. Время бежит, а я должна тратить его драгоценные минуты на забалтывания и обработку какой-то чувихи. — Я благодарю вас за оказанную вами помощь, — мелодично льется из моего рта, мозг работает на полную катушку, не испытывая не малейших проблем в разговоре на чужом языке. — Можете быть уверены, вас должным образом вознаградят. Я не чувствую в этом уверенности, но это абсолютно не мешает мне с нею озвучивать чужие мысли. Не имею не малейшего понятия, как поступят со свидетелем. Спасенный мною мужчина имел мягкий нрав ровно в те секунды нашего разговора, никак иначе — не имею привычки судить людей по милому личику. — Ох, ну что вы, маленькая синьорина! Она меняется прямо на глазах, словно включили переключатель, и хлопочет, за чем я не испытываю интереса наблюдать, начиная раздевать Федерико. Спустя время улавливаю, что ее жадность берет свое — она невзначай пытается устанавливать цену за пребывание у нее, и даже по моим скудным познаниям, я понимаю, что цену она загнула. Не удерживаюсь и иронично смотрю на нее, совсем не по-детски приподнимая бровь. Улыбка стала натянутой, и она прикусила губу. Правильно, женщина, вспоминай, какой ты меня увидела. Помни, что я была заляпана наверняка не только в своей крови. Не летай в мире иллюзий. — Не бойтесь, синьорина, вас как следует отблагодарят, ведь вы причастны к спасению жизни этого молодого человека, — в ее глазах чуть ли не вспыхивают звезды, когда она осознает, на чем я сделала акцент, и уже с расчетом смотрит на тело. — А теперь мне нужны ножницы, игла с нитками, спирт или алкоголь. Немедленно. В комнате достаточно разных тряпок, которые я сгребаю и кидаю у ног, так, на всякий случай. Таз с водой подвинут к постели, все мною закомандованное приносится в считанные минуты, так что остается одно. Я смачиваю две тряпки: одну впихиваю в руки этой непонимающей происходящего чукче, а другой начинаю стирать грязь с кровью с мужчины. — Сейчас вы пройдетесь немного по обратному пути и уберете с камней возможные следы крови. Дважды повторять не пришлось, ее и след простыл — вот она, сила соседских слухов, возможных в теории. Отлично. — Итак, — мой взгляд расчетливо кинут на подтянутое тело. — Я справлюсь. Это несложно. Всего надо вытащить пулю, обработать рану, перевязать, — мне не надо представлять себя хирургом, руки не трясутся. В моем рюкзаке будто по волшебству находятся бинты, нет только пинцета, но зато есть ножницы. Я знаю про первую помощь все и даже больше — моя жизнь сиротой в неблагополучном районе вбивала эти уроки в голову весьма болезненно. У Федерико не обнаружилось ничего из того, что я успела себе нафантазировать. Мистика — не иначе. Вот с его перевязыванием я возилась в два раза дольше, что даже условно не законопослушная итальянка успела вернуться и смыться спать, прикинувшись, что ее вообще нет в этом доме. — Наконец-то, — невольно вырывается из меня. Таз с водой и кровавыми тряпками даже при свете старого светильника выглядит жутко. Мне едва хватает сил, чтобы дотащить его до ванны и вылить туда. Там же стоит высокий чан с ледяной водой, что я даже не собираюсь заморачиваться и плюю на все на свете — одежда сдирается и летит к тряпкам, у меня нет ни малейшего желания становиться ногами в промозглую каменную ванную. Я не рискую подогреть весь чан с водой — вдруг еще лопнет и разлетится на части? Мозгов хватает сгенерировать другую идею: я опускаю руку вовнутрь, чтобы через секунду там вспыхнул свет на моей ладони, а через минуту по моему страстному желанию уже бурлила подогретая вода. Смывала с себя безумие суток и куталась в полотенце я абсолютно удовлетворенная. Воздух мазнул потоком холода по распаренной коже, позволил голове протрезветь от произошедшего. Это прогоняло сонное состояние, но никак не дикую усталость. Желудок настойчиво напомнил о себе. — А у меня есть только сок с собой, если он вообще еще жив, — вышло слишком тоскливо. Не знаю, влияние ли пламени это, но половицы до кухни и обратно совершенно не скрипели, за что им спасибо. Я без лишнего внимания раздобыла себе молока, хлеба и холодные корнетты с пиццетами. Почти завтрак итальянского разлива. Кутаться во что-то потеплее я не стала, так и плюхнувшись на стул напротив постели, заглатывая еду. Пламя внутри пусть и спало, но кожа почему-то до сих пор горела, так что я искренне понадеялась, что не заболею. Зато скоро голова распухнет от одного единственного вопроса, бьющего прямо в подкорку черепа. Окей, гугл, что делать дальше? Цепи этого мира притянули для спасения этого мужчины. Окей, спасла. Где мой пирожок на полочке? Смешок вырвался из меня сам по себе, пришлось прикусить костяшку пальца. Нервы были ни к черту. Интересно, почему я до сих пор снова не впала в самую настоящую истерику, только похлеще, находясь в этом слабом маленьком теле? Или мне все-таки бонусом оставили мою устаканившуюся психику, лишив «счастья» прохождения через детство и все предлагающиеся прелести? Было бы просто чудесно. Итак. Его зовут Федерико. Честно говоря, дальше думать вообще не хотелось. Я просто не понимала, как поступить. Нельзя откидывать вариант, что меня могут убить. Пусть он маловероятен, потому что как минимум малышка, имеющая стабильное пламя, которое спасло одну из шишек теневого мира… окей, я не знаю, какой властью он обладает, но он имеет отношение к Вонголе по-любому, а цацка на шее по логике как бы многое рассказывает. Даже в мыслях это звучит больше как попытка убеждения себя, бляха муха. Ладно. Так вот. Как минимум я ценный актив. Да даже, если представить, что в этом мире вообще нет пламенных, или это только появляется все — какая шишка откажется от такого козыря? Люди с пламенем — прекрасные убийцы, тут ну просто не поспоришь. Значит, меня могут забрать с собой. Что я буду иметь из этого? Как минимум крышу над головой, одежду и еду. Как максимум — врагов того, кого спасла. И долг к тем, кто возьмется воспитывать и вкладывать свои силы, время и деньги для взращивания такого ресурса. Потому как кроме наличия во мне пламени у меня больше ничего нет — я из себя представляю пустышку. Высшие силы, это слишком даже для моей гибкой психики говорить о себе как о вещи. Дайте сил, а? Либо. Я сейчас съебываюсь, оставляя этого чувака на эту мадам, от которой точно избавятся, как только прибудет подкрепление этого парня. Она из себя ничего не представляет, у нее даже мозгов нет ни грамма, чтобы ее могли сделать даже перевалочным пунктом или какой-то точкой. В наших трущобах было всякое, за безобидной внешностью ребенка пряталась приманка того, кто заманивал людей для продажи на органы, так что судить могу открыто. Смогу ли я выжить на улице этого мира? Чертовски спорный вопрос. Ни документов, ни одежды, ни нормального скопления денег, ни своего угла. В детский дом пойти переждать — да черта-с два я снова там окажусь! Взгляд упал на бледного мужчину — я даже на секунду задержала дыхание, приглядываясь к его грудной клетке, чтобы понять дышит ли. У меня нет сил ни на что. Откровенно говоря, он — мой возможный билет в стабильное будущее. Вопрос только какой именно билет — черный или белый? Я не знала, как поступить. Пусть я и не бросила Федерико там в огне, но что именно меня будет ожидать? Все же речь идет о мафии. Благодарность мафиози в виде взятия под крыло может быть разной. Я обязана быть реалисткой и готовиться к худшему, отдавая себе отчет, что примером служит опыт сироты, но и фильмы, книги и фанфикш. Для любовницы я слишком мала, но может быть вариант и с педофилией, нет? Или что-то вроде ломки и лепки марионетки, или просто исполнитель — пушечное мясо? Под таким углом реально не знаешь, что не то, что лучше — хуже. У меня нет своей квартирки, где я могла бы заныкаться до совершеннолетия — мало мне накручивания себя и истерики, когда я только от мерзкой женщины сбежала, теперь вот варианты с мафией надо рассматривать. Сука. Даже то, что у меня есть знания, не соответствующие возрасту — у меня нет информации, где я могу быть полезна и как пробиться. И я все еще ребенок, мнением которого никто не будет интересоваться. Можно было бы договориться с этой женщиной, сказав, что я поделю свой заработок пополам с ней, соблазнив ее этим, но опять-таки — этот вариант работал, если бы канон не полетел с этим чуваком моими стараниями. Я закусила губу, с сомнением смотря на дверь. Получается, я фактически накликала беду на голову этой несчастной. Хотя я иду во вторую очередь, ведь не я ее в тот переулок притащила — в чем уверена на все сто. Тело вздрогнуло само. У меня мурашки по коже табуном таранов бегают, стоит только вскользь вспомнить о Системе. Вспомнить только полное непонимание несчастной того, что она делала. Смертным и правда не тягаться с высшими силами. Откровенно говоря, остается только уповать на милость Высшей Силы, той самой, закинувшей меня сюда и все это время за мной наблюдавшей. О, а снятие проклятья аркобалено предстает теперь с фактами о Три-ни-сетт, которым я лично была свидетелем, в совершенно другом виде. — Да твою ж мать, — шипение с губ слетает само. Я думаю, о чем угодно, но не о плане на будущее. Вдох — выдох. Мозги в кучу. Какой вывод я могу сделать из извлеченного вывода своей той жизни и имеющихся данных? Из двух зол выбирают меньшее. Надо бежать. Я даже кивнула головой в подтверждении этой во истину здравой мысли, чтобы себя саму и убедить. Федерико длинно вздохнул и рвано выдохнул. Рассматривать его было занимательно. Красивые черты лица, я бы даже сказала аристократичные. Почему-то в голову приходили те самые мысли про «породу», селекцию, или как… древнюю кровь, наверное?.. Он спит крепко, его и взрыв сейчас не разбудит. Нормальный человек в отключке будет находиться как минимум сутки, я думаю, после такой встряски. Делаем скидку на то, что он закаленный таким человек — а тренированное тело в шрамах ясно об этом говорит, — то в половину меньше. А если я не поделюсь пламенем, то проспит мною спасенный точно даже больше. Круассан встал в горле, а из глаз брызнули слезы. Мысль всплыла в голове самой собой и встроилась в поток сознания, как паззл в мозайку. И я точно о таком знать сама не могла, а значит… Орать в голос явно не самая лучшая идея, так что приходится снова обходиться закусанными костяшками. Мне откровенно страшно даже думать из-за катастрофической нехватки данных — то ли это то, что евреи называют «память крови и генов», или вмешательство извне? Если так продолжится в таком духе и дальше, я просто сойду с ума. Выдох вышел слишком обреченным. Я посмотрела в окно — как долго времени я сидела тут, что за окном уже рассвет? Даже не заметила. Из сумки был извлечен кастет с изящным рисунком вставшей на дыбы лошади. Возвращаюсь к тому же, с чего изначально началось мое пребывание в этом мире — для побега нужны деньги, которых у меня немного. Сколько мне могут за него дать? Надо пойти разбудить ту дамочку, чтобы спросить за ломбард. Взгляд снова прикипел к мужчине. Федерико, падла такая, наличности много при себе не имел — по крайней мере, я рассчитывала, что у него будет больше, чем пятьсот евро, сто из которых, к моему глубочайшему сожалению, мне придется оставить синьорине, чтобы она купила продуктов — не совсем же я сволочь, чтобы оставлять его без крошки во рту. На очередном вдохе цепочка скользит змеей по шее, и из-за кусочка одеяла, которым я укрыла его по подбородок, выпадает украшение. На вид оно явно дорогое. Я даже прищурилась, чтобы попытаться определить, не касаясь его, из какого именно оно материала — все же серебро или белое золото? Не то, чтобы я разбиралась в таком, у меня у самой в жизни не было ничего дороже дешевой бижутерии, но никто не мог запретить мне рассматривать витрины ювелирных магазинов. Так что я точно могу сказать, что камни, которые к моему удивлению тоже обнаружились при детальном осмотре, точно драгоценные. Интересно, а если сорвать с его шеи кулон с гербом, у меня получится его когда-нибудь безопасно продать? Ну или выколупать камушки и так их слить? Распилить и по частям сдать в разных местах? А вдруг там вскроется устройство GPS? Смешок сорвался сам собой. Что ж, сомнительно, иначе нас бы уже нашли его люди. За окном с каждым моим взглядом становилось все ярче, светлее. А плана все так и не было. Что мне может дать эта встреча, произошедшая в мире, о раскладах которого я ничего не знаю, кроме как информации из манги? Ничего. Грубо говоря, я сейчас, если изъясняться обобщенно, героиня второго плана, а происходящее вокруг меня — это фанон, так любимый нашей фикрайтерской кодлой, который мы склоняем как хотим и ставим в такие позы, что в пору всех в психушку забирать. Но я не собираюсь жить как персонаж манги. Это — жизнь. Возможно, это просто другой мир, но уж точно никак не открытая вкладка манги, которую можно перезагрузить, или игра, где можно нажать кнопку сброса. Повсюду неизвестность. Только собственный выбор из тысяч вариантов. И черт его знает, что будет ждать тебя за углом. Это как шагнуть в пустоту. Только в моем случае даже можно выбрать из двух неизвестностей хоть как-то более-менее известное по прошлой жизни. Значит, решено — сейчас иду в ломбард, забираю деньги и валю на все четыре стороны. — Ох ты ж, — ноги подгибаются, затекшие от долгого сидения в одной позе. Мне еще предстоит воистину эксперимент — попытаться высушить свою одежду, потому что ждать еще сутки, пока она высохнет, я точно не буду. Мокрющая ткань пахла дешевым мылом, была ледяной и вызывала мерзкое ощущение, пока я натягивала ее на себя, снова стоя в той же ванне. Рисковать и вызывать пламя, держа ее просто в руке, я не стала. Оставалось только сцепить зубы, чтобы не материться в голос. Я представила, что в моей грудной клетке снова начинает сиять цветок, а от его теплого оранжевого листка отделяется волна, теплом омывающая меня с ног до головы. Зеркало отражало мою почти не опухшую, на удивление, моську, алые как у вампира глаза, кажущиеся еще более пугающими из-за полопавшихся сосудов, и торчащие иголками сухие, даже пересушенные волосы. Как оказалось, это весьма муторно, тяжело, долго, а еще и неприятно терпеть как на тебе вся ткань исходится паром продолжительное время. Плюшки и сверхбыстрое освоение силой мне все так же не светили. И почему, вашу мать, сейчас не лето? Я бы вообще в мокром пошла, а не терпела вот это все. Зато, выйдя из ванной, быстро собравшись и спрятав волосы под кепку, я могла лицезреть не выспавшуюся дамочку, нервно мнущую салфетку на кухне. — Доброе утро, синьорина, — не стала я отходить от норм вежливости. Та встряхнулась, словно собака, и покровительственно мне улыбнулась — я поняла, что зря посчитала ее нервничающей. Румянец и мечтательный взгляд явно говорил, в каких иллюзиях она летала вместо того, чтобы спать. Люди все же удивительно беспечные создания. — Собираетесь на утреннюю прогулку? — ласково спрашивает она, когда я ловлю ее напряженный взгляд, кинутый на мой рюкзак. Мозги начинают работать, надо же. Ты смотри на нее, деньги и прекрасную жизнь она хочет, а оставаться с бессознательным гангстером — нет. — Я хочу осмотреться и купить лекарства, — спокойно говорю ей, и она тут же расслабляется. — Для этого мне нужен ломбард. Ее глаза горят воодушевлением, она радостно рассказывает, как мне пройти к некоему подобию ломбарда, в котором, как мне поведали заговорщицким шепотом, часто сбывают всякое разные приезжие. Она даже не задается вопросом, как маленький ребенок может что-то сбыть в таком месте. Жесть. Это не происки Системы, как у той женщины в киоске на станции, судя по всему, это посчитали нормой для ребенка мира мафии. Мда. — Благодарю вас, синьорина, — улыбка на детском личике вообще весомый аргумент, чтобы стереть все неприятные впечатления и возможные подозрения. Моя улыбка пропадает, как только за мной захлопывается входная дверь. Прости, случайная жертва обстоятельств, я помолюсь за твою душу. А Федерико сам разберется дальше — не маленький. Уходила я в рассвет, не оборачиваясь.