Рубикон

Justs - Heartbeat

Мирта с трудом открывает глава, а потом щурится от резкой головной боли и закрывает лицо руками. Тело ужасно ломит, похоже, она спала всю ночь в одной позе: шея затекла и неприятно покалывает, а ноги после вечера на отвратительных каблуках грозились отвалиться в прямом смысле этого слова. Грэйн, что-то бурча под нос, пытается перевернуться на спину, как замечает, что спит не в кровати, а на мягком диване в гостиной своего дома. За окном буйствует вполне светлый и теплый весенний день, но все эти посторонние звуки лишь раздражают профи. Ее голова сейчас разлетится на миллионы кусочков, если фонтан Деревни Победителей не прекратит журчать, а люди на улицах – переговариваться между собой. Дверь резко открывается, ручка с грохотом впечатывается в стену, а девушка уверена, что если незваный гость скажет хоть слово, то она задушит его диванной подушкой. - Проснулась? Голос Энобарии заставляет Мирту вернуться к жизни, но все попытки встать оказываются безуспешными, и профи, не желая покидать своего места, растягивается на диване и пробует кивнуть, не морщась от непонятного приступа мигрени. На секунду победительница предполагает, что оказалась в доме своего ментора: они все были внутри похожи друг на друга, отличались лишь расположением мебели, цветовой гаммой и фантазией хозяина после поселения. - Смотрю, твоя поездка в Капитолий прошла как нельзя лучше, - ухмыляется женщина и удаляется на кухню, на секунду оставляя свою подопечную одну в комнате. Грэйн берет себя в руки и садится на диване, не пытаясь даже вспомнить вчерашний вечер. Нет, все-таки она находится в своем доме: на журнальном столике лежит кожаный чехол для кинжалов с именной гравировкой. Каждое движение ужасно било по голове, поэтому девушка откидывается назад и оглядывает комнату. Где-то в коридоре, у входной двери, валяются туфли и меховая накидка на случай прохладной погоды. Чертовы стилисты, Сноу бы их побрал. Девушка должна была выглядеть самой настоящей куклой, чтобы посметь переступить порог особняка Кроумвела. Мирта не любила выряжаться во все эти столичные тряпки, но иначе на приемы не попасть – а это весьма чревато последствиями для непослушных горожан. Все эти правила требуют выглядеть до абсурда нелепо, чтобы хотелось удавиться от собственного внешнего вида. Вот и судя по головной боли, профи вчера активно пыталась это сделать. - Выпей. – Эно протягивает стакан воды и маленькую красную таблетку. – Пей и не спрашивай. Таблетки, если понадобятся, лежат в аптечке на кухне. - Ты думаешь, что я перебрала вчера? Я разве похожа на человека, который бы напивался на вечеринках? – хрипло усмехается Грэйн, но покорно пьет лекарство. - Я и не говорю, что ты напилась, - безразлично отвечает Хост и усаживается в кресло. – Я лишь говорю, что знаю, чем травят на подобных приемах. И могу тебе помочь вылечить все недуги. Мирта немного качает головой, удивляясь неожиданной заботе и какому-то подобию сочувствия (очень далекому подобию) в голосе Энобарии. По крайней мере, с ней девушка общалась чаще, чем со вторым своим ментором, который явно предпочитал общество Катона. Кстати, о нем. - Где мой напарничек? – саркастично спрашивает брюнетка, понимая, что головная боль понемногу отступает. Чудотворное лекарство из отравленной столицы. - Это я у тебя хотела спросить, - многозначительно говорит Эно, - не я с ним была в Капитолии. Мирта немного хмурится, а потом пытается вспомнить, что вчера произошло. Она помнит, как отправилась утром (по просьбе стилиста, «ведь иначе так быстро из тебя конфетку не сделать») в столицу; как над ней измывалась целая команда; как роскошный автомобиль (не хуже, чем у ее отца) доставил девушку к самому началу мероприятия; как разговаривала с хозяином особняка, а после общалась с его знакомым, каким-то министром. Пока не появился Катон. - Я не знала, что он тоже будет. - Вы разговаривали? Мирта вспоминает его дыхание на своей шее, перед глазами возникают картины вчерашнего дня, наполненные светомузыкой, алкоголем и странными танцами. И девушка видит перед собой холодные голубые глаза с искрой безумия и нахальства; совсем как в старые времена. Наверно, поэтому она и позволила ему все эти безбашенные поступки. - Немного. Они правда почти не разговаривали. Хост ухмыляется и продолжает внимательно смотреть на внешне безучастную подопечную. Та явно что-то утаивает, но Энобария и не собирается лезть к ней в душу. Захочет – сама расскажет. - Какое животрепещущее описание вечера. - А что рассказывать? Все те же мерзкие капитолийцы, которые норовят залезть тебе под юбку (кстати, теперь я понимаю, зачем ты заточила зубы), все та же роскошь, которая сводит этих идиотов с ума и все те же ядовитые напитки, помутняющие рассудок. Не знаю, что они подмешивают в бокалы, но я даже не успела и одного осушить, как оказалась в объятиях Ван дер Гри. Последнюю фразу говорить не стоило, судя по ироничной усмешке, которая застыла на лице Энобарии. Ментор слегка приподнимает брови, и весь ее вид буквально говорит «а я так и знала». Грэйн почти что фыркает, но оправдываться перед собственной наставницей она не собирается. - Ой, да ладно. – Мирта подымается с дивана, пытаясь вспомнить, как снять треклятое платье. – Это ничего не значит. - Ага, - вторит ей Энобария, но свои мысли она, благо, решает оставить при себе. – Мальчишки еще нет. Они с Ником вернутся вечером. Похоже, на них особый спрос, а? Грэйн отворачивается и не желает об этом думать. Все это слухи. Капитолий не настолько погряз в разврате. А даже если и да, то ей абсолютно наплевать. Катон и раньше не сдерживал свой сексуальный аппетит, а сейчас ему развязали руки. Пусть действует. Вперед. / Мирта не умеет кричать; и просыпается она в очередной раз с застывшими воплями в уголках губ, липким потом на лбу и висках, а также с зажатым в ладони одеялом. Подобное пробуждение сродни выныриванию из воды: когда воздуха в легких не осталось, но ты из последних сил пытаешься плыть сквозь толщу воды, не позволяя глубине поглотить тебя навсегда. Девушка тут же включает настольную лампу, и тени ее кошмаров расползаются по углам: Китнисс Эвердин со звериными глазами заползает за шкаф, уродливый Цеп скалится в последний раз и скрывается в коридоре, а коварная Лиса шепчет непонятное «Мы еще вернемся» и возвращается под кровать вместе со своим мечом. Грэйн садится в кровати, на секунду закрывает глаза, пытаясь не упустить реальность, и глубоко, но очень хрипло дышит. Будто бы плачет беззвучно, если только не знать, как профи далеки от подобных сентиментальных проявлений эмоций. Девушка смотрит на свои руки и сама не помнит, в какой момент она взяла кинжал – то ли еще во сне, то ли сразу же после пробуждения. Это все ей напоминало цирк. Каждая ночь была подобна предыдущей; менялись изредка лишь декорации и способ убийства. В каждом кошмаре трибуты мстительно ухмылялись, и все вместе загоняли Мирту в ловушку, убивая ее с особой жестокостью. С таким исключительным цинизмом, с каким Грэйн сама уничтожила их. Брюнетка свешивает ноги с кровати, но сразу вставать не решается – вдруг привидения из ее сновидений все еще жаждут реванша. Пусть выходят все, профи готова! Она вернет их в тот мир. И сделает это быстро и без сожалений. Грэйн привычно подходит к окну, пытаясь вспомнить, с какого именно момента она начала включать в комнате свет. Раньше кошмары ее так не пугали – она прекрасно понимала, что все ее ночные гости гниют в могилах, а ядовитых иллюзий воображения пугаться не стоит. А теперь, уже вторую неделю, она в панике сначала дотрагивается до выключателя, а потом лишь спокойно выдыхает. Как же так? Ее всю жизнь готовили к подобной участи. Учили убивать. Смело, безжалостно и не боясь последствий. Или же она умудрилась выпить какой-то горький нектар в Капитолии? Напиток, который пробудил ее страхи? Что же творится с тобой, Мирта? Где ты прежняя? Почему ты так боишься теней прошлого? Девушка прикасается лбом к прохладному стеклу окна, отодвигая в сторону шторы. Деревня спит, лишь новорожденный месяц освещает мир, серебря вершины гор на холсте ночного пейзажа. Вскоре внутри горы начнутся работы, шахты вновь наполнятся людьми, а новые миротворцы сменят на посту дежурных. Дистрикт Два лишь имитирует состояние умиротворенности; он всегда готов дать отпор незваным гостям. Сейчас все тихо, но стоит лишь не тому человеку открыть рот, как его заткнут кровью и металлом. Но одна деталь все-таки привлекла внимания Мирты: горел свет в доме Катона. А это значит, что напарник вернулся из столицы. Может, не так давно, но все же спать он пока не лег. Не успел или же также не хочет погружаться в опасный мир сновидений? Да и видит ли он кошмары? Одна из стен гостиной Победителей является французским окном. Обычно видно практически всю комнату через прозрачную конструкцию, но сейчас окно неплотно зашторено, видно только узкую полосу света и неровные очертания дивана. Грэйн поступает крайне безрассудно, когда натягивает на себя одежду, наугад выуженную из шкафа; ей, будь не ладен Капитолий, попадаются тряпки, которые стилист прислал около месяца назад. Мол подписав контракт с Дьяволом, пути назад не будет. И победительница обязана поддерживать статус. Поэтому на ночь глядя Мирта влезает в узкие штаны с кожаными вставками и надевает кофту, которая странным образом застегивается спереди. Потом девушка собирает волосы в хвост и напоследок все-таки смотрится в зеркало, пытаясь снять с лица паутину кошмаров. Уж точно не для того, чтобы предстать перед Ван дер Гри в приемлемом виде. Профи привычно сбегает по лестнице и выходит из собственного дома, вдыхая прохладный воздух полной грудью. Он отрезвляет ее сознание, стирает недавние страхи и заставляет задаться вопросом: а зачем брюнетка сейчас идет к Нему? Есть ли в этом смысл? Но Грэйн, кажется, не нужен ответ. Она уверенным шагом пересекает улицу, поднимается на порог дома бывшего напарника и также без сомнений толкает входную дверь. Несомненно, она открыта; Мирта это знает и не собирается стучаться. Особенно в три двадцать утра. Дверь действительно поддается, бесшумным жестом приглашая гостью войти. И девушка смело заходит внутрь, направляясь в гостиную: ведь именно там, помимо небольших лампочек на лестнице, пылает оранжевым заревом основной свет. Катон сидит в кресле, закрыв глаза, и даже голову не повернул, когда стук сапог Грэйн зазвучал сначала в коридоре, а потом и вовсе рядом с ним. Парень, казалось, сохраняет абсолютное спокойствие или попросту уснул у камина, не собираясь уделять непрошенным гостям драгоценные крупицы внимания. - Что это было? Вопрос кинжалом разбивает тишину, рассыпая осколки вокруг когда-то союзников. Создается ощущение, что Ван дер Гри с трудом открывает глаза, а после переводит уставший взгляд на Мирту. - Что ты имеешь ввиду? - Брось, Катон, ты прекрасно понимаешь, о чем я, - зло отвечает девушка, не собираясь усаживаться; она продолжала стоять над душой у парня, буравя его недовольным взглядом. - Ты заявилась ко мне в такой поздний или уже ранний час, чтобы высказаться по поводу танца? Смешно, Грэйн, - голос не менее уставший, чем взгляд; Катон точно не хочет разговаривать. – Иди домой, дай мне отдохнуть. И без тебя проблем хватает. Он пытается встать, но упрямая Мирта стоит на своем и даже не сдвигается с места, когда Катон возвышается над ней и явно хочет убрать с дороги. Парень действительно выглядел не лучшим образом: под глазами залегли тени, на ладонях можно было заметить непонятные отметины-царапины, а весь его вид просто дышал изнеможением и каким-то.. отвращением? - Я никуда не уйду, пока ты мне не объяснишь свое поведение. И я не про тот нелепый танец. – Грэйн сама не замечает, как в нарастает напряжение в комнате, а ее тон становится все раздражительнее. – Какого черта ты посмел распоряжаться мною? Приказал этому недоумку Одэйру отвезти меня на вокзал? Да что на тебя нашло?! Мирта действительно была крайне недовольна таким раскладом. Пока Доминик разговаривал с Катоном в тот вечер, она просто стояла в стороне, ничего не понимая. А после ее притянул к себе Финник и буквально силой вытащил из особняка и посадил в машину. Ее. Профи из Второго. Просто нагло выдворили с торжественного вечера. Ван дер Гри останавливается и смотрит на напарницу, как на глупого ребенка. В свои шестнадцать она правда была всего лишь буйным подростком, но ему казалось, что Голодные Игры должны были пробудить хоть какие-то зерна рациональности в ее голове. Похоже, нет. Она даже не представляла, чем тот вечер мог закончится. А судя по тому, как был недоволен мистер Кроумвел отсутствием второй победительницы, - планы на нее были невероятные. И эта дура сейчас пытается что-то выяснить. Да к черту ее, к черту ее претензии. Пусть гнев пожирает ее саму, парень не собирается это выслушивать. Капитолий, череда лиц, слишком долгий путь назад – все это чрезмерно вымотало его. И Катон так хотел провалиться в забытие, что был готов собственноручно выдворить эту занозу за порог. Но она была непреклонна. Уперлась руками в грудь профи и продолжала также настырно смотреть, чем начала выводить сына мэра из себя. Ей нужна правда? Блестяще. В следующий раз он и не посмеет никого останавливать, а также умолять других победителей уберечь эту крошку. Пусть прочувствует весь вкус Победы целиком. - Мирта, Тринадцатый бы тебя побрал, - мгновенно вспыхивает Катон, - что ты хочешь услышать от меня? Что я был не прав? Да? Так слушай. Мне очень жаль, что я вовремя выхватил тебя из рук того похотливого чиновника. Надо было дать ему зажать тебе в углу у всех на виду, чтобы он проверил, насколько короткая у тебя юбка и глубокое декольте? Или тебе хотелось, а? Почувствовать его мерзкие пальцы у себя на бедре? Нет? Или я ошибся, когда утянул тебя в центр толпы, чтобы разъяренные хозяева мероприятия не нашли нас сразу. Очередная моя ошибка. Потрясающе. Только оставь свое дешевое презрение при себе. Мне опротивело твое поведение: начиная с брезгливого приветствия и заканчивая фальшивыми чувствами. Ты ненастоящая. Кидаешь мне злобные взгляды, показываешь свою ненависть и твердишь о том, как тебе плевать на Капитолий. Правда? Тогда знаешь, что бы с тобой сделали? – Ван дер Гри вплотную подходит к девушке и молниеносно хватается за замок на кофте, расстегивая его одним быстрым движением. – Твое модное платье в момент отправилось бы в другой конец комнаты. А после – тебя бы разложили между двух мужчин. Хозяин дома бы и не посмотрел на то, что тебе шестнадцать. Да хоть сколько! Тебя бы трогали, принуждали нагибаться под нужным им углом, а потом ублажать их самих. Неужели ты настолько слепа, что не понимаешь, зачем нужны все эти вечеринки? Чтобы в конце вечера получить законную долю удовольствия. То наслаждение, которое им пообещал Сноу. И поверь мне, - парень не дает и слова сказать брюнетке, хватая ее волосы и зажимая их в кулак, - тебе бы не понравилось, как твои прелестные кудряшки наматывают на кулак и тянут, причиняя боль. И ты ничего бы не смогла сделать. Выиграв, мы подписали самый настоящий контракт с Люцифером. И если бы ты посмела хоть слово против сказать – в лучшем случае тебе подпортили бы твое миленькое личико. Понравилось бы глотать собственную кровь? Как думаешь? Или в твоем мозгу все еще крутится «я же профи, я же триумфатор, они так не поступят!». Поступят, Мирта, и еще как. И им плевать, кто твой папочка и как умело ты крутишь кинжалы в руках. Ты либо выполняешь их требования, либо тебя давят. И ты все еще думаешь, что мои убеждения неправильные? Что наш Дистрикт все еще на вершине мироздания? Очнись, красавица. Мы больше не в твоих наивных академических мечтах. Спроси у кого хочешь: у Брута, да хоть у Ника, он был со мной. Привлекательные оболочки – вот мы кто для них. И я не согласен с этим, я хотел бы все изменить. Но ты, пройдя со мной за руку все обряды после Игр, так и не поняла этой просто истины. Мы для них – и-г-р-у-ш-к-и. Никто, пустое место, Грэйн. И им наплевать, кто победит. Главное – чтобы погибли двадцать три человека! – Катон больше не может сдерживаться; слишком много он держал в себе, пытался похоронить некоторые мысли. – Как ты после всего могла послать меня? И продолжать быть такой наивной? Я не буду с тобой рядом всегда, не смогу поддерживать хрупкие иллюзии вечно. Забудь вообще, что я буду тебе помогать. Но прежде скажи мне одно: стоило ли мне тебя спасать? Или ты готова была нырнуть во всю эту грязь и дальше представлять себя неповторимой победительницей? Он так хрипло дышал, когда наконец замолчал, а ярость в глазах немного усмирила Мирту, хотя в то же время и не давала ей полностью успокоиться. Девушка, не долго размышляя, замахнулась и идеально точно отвесила пощечину сыну мэра, после чего застегнула кофту, но не отошла, продолжая выдерживать зрительный контакт. - Ты – ублюдок. Им был и им же остался. – Девушка каждое слово говорит сквозь зубы, стараясь сдержать собственную злость и не избить этого напыщенного индюка. – Только раньше в тебе были хотя бы зачатки смелости и чести. Сейчас же ты сдулся, Катон. Зацепился за треклятые идеи об угольной справедливости и пытаешься нести бредовые идеи Эвердин в массы. Тут я тебе не напарник. Сходи с ума в одиночестве. И прекрати меня спасать. Я в твоих услугах не нуждаюсь. Все ясно? Они стояли так близко, что еще сантиметр – и ударились бы лбами. Но отступить сейчас вопрос гордости; ни Катон, ни Мирта не собирались уступать друг другу. Они стояли намертво, вцепившись в друг друга колкими взглядами. Ни шагу назад, несмотря на все разницы и резоны. Казалось, мир вокруг тоже замер в ожидании дальнейших действий. А напряжение дребезжащей нитью повисло в воздухе, готовясь разорваться от следующего сказанного слова. - Эй, Ван дер Гри, твое любовное письмо случайно попало ко мне.. Привет, Мирта. Тоже любишь полуночные прогулки? Доминик прервал это столкновения, практически сведя на нет все зрительные контакты. Грэйн раздраженно выдохнула и все же отошла от напарника, позволяя Нику передать тонкий конверт с золотистыми буквами на нем. - Уже даже фанатки появились. Похвально, мальчик-который-жаждет-избавиться-от-чрезмерного-капитолийского-внимания, - ехидно говорит девушка и разворачивается к выходу. – Спокойной ночи, Ник. - Мы не закончили, - в голосе Катона играют слишком угрожающие нотки, но Мирта даже не заметила; ей не впервой играть с огнем. - Нет, Катон, мы как раз-таки закончили. Девушка маленьким вихрем исчезает из его дома, оставляя за собой пепельный след в воздухе и горечь на губах. Катон подумал, что с ней всегда так: уж слишком разрушительной она временами бывает; слишком много на себя берет. Доминик, широко улыбаясь, разваливается на диване, закидывая длинные ноги на его спинку, и играет бровями под стать веселым искрам в карих глазах. - Ух, какая страсть. Просто сгореть можно рядом с вами. - Заткнись. - А ведь еще даже Тура не было, с ума сойти. Что же будет дальше? - Закрой рот, Бланшер, я же попросил, - раздраженно бросил Катон, подходя к окну в гостиной. – Я не в настроении выслушивать твой очередной несвязный треп. Пойди догони мою подружку, она с радостью поддержит твои речи. Ник пожимает плечами, но затыкается, не желая злить хозяина дома. Плохой тон. Они вернулись из столицы, кажется, минут сорок назад, но этот путь измотал обоих так, будто бы они в Двенадцатый и обратно смотались. На невероятно медленных поездах прошлого века. Катон так вообще выглядел хуже мертвеца; ему срочно надо было или успокоиться, или выпустить пар, но быть игрушкой для битья Бланшер был не намерен. Обойдется блондинчик. - Не будет никакого Тура, - наконец говорит Ван дер Гри, - мы, похоже, переубиваем друг друга раньше. Вот Сноу обрадуется, представляю его реакцию. Доминик Август хохочет и подкладывает руки под голову, укладываясь на диване удобнее. Сегодня он уже никуда не собирается. А в компании веселее коротать скучные дни победителей. - Да отойди ты уже от окна, Катон. Вернулась твоя пташка домой, наверняка. Куда ей еще податься? – фыркает Бланшер, а после продолжает, - будет Тур. Никуда вы не денетесь. И поверь мне, сладкий, вам надо сесть с менторами и выдумать такую фишку, чтобы все Одиннадцать Дистриктов и Капитолий купились на ваши уловки. Поверили, что не стоит случайно убивать вас во время интервью или на званом ужине. Вы должны так ловко все обставить, чтобы змея Сноу ни к чему и придраться не смог. Советую вам начинать думать прямо сейчас, время пролетит быстро. - Я знаю. – Голос профи слишком утомленный, ему точно надо поспать; за последние сутки этого удовольствия ему практические не предоставили. А потом Ван дер Гри, кажется, на секунду расслабляется, будто бы соглашаясь со словами почти-что-друга, но в следующую момент невооруженным взглядом можно заметить, как его мышцы под одеждой вновь напрягаются, а выражение лица ужесточается. Ник вопросительно приподнимает одну бровь, даже не желая знать, что его так взбесило. - Она не пошла домой. Эта сумасшедшая вышла за пределы Деревни. - Опять ты за свое. – Бланшер закатывает глаза. – Она – взрослая девочка, разберется. Ее отец – глава миротворцев. Тут каждая собака в белом знает эту мордашку в лицо. Ее даже не остановят. А если и остановят, то я искренне сочувствую тому бедняге. Девчонка такая взбешенная вышла, что не задумываясь сейчас открутит кому-нибудь голову или другие не менее нежные части тела. Пусть пройдется, спустит пар. Ты ведь ей в этом не помог, - Доминик усмехнулся, откровенно провоцируя Катона. Но Ван дер Гри не злится, наоборот слова Ника кажутся ему здравыми. Он, похоже, слишком печется о ней. Как бы в благодарность. Жизнь за жизнь. И он практически выполнил свой долг, если эта малявка не хочет его внимания и участия. Пусть катится к чертям. - Я спать, ты остаешься у меня? - А можно с тобой, сладкий? Обещаю, я не буду так крепко к тебе прижиматься. – Наигранно слащаво говорит Доминик, за что ему в лицо летит диванная подушка. А ведь это дом профи, скажи спасибо, что не топор. - Ладно-ладно, намек понят. Снова один. Может, хотя бы в гостевую комнату пустишь? Катон не отвечает, что можно расценить как «делай, что хочешь, идиот, только отвали от меня», и Бланшер довольно улыбается, отмечая про себя, насколько эти двое чокнутые. Настоящее стихийное бедствие на и так неспокойную голову Второго Дистрикта.