***
– Ты знаешь, что Хан Соло был моим отцом, – сказал Рен. – Уверен, тебе это хорошо известно. Хакс кивнул. – Я убил его, – проговорил Рен, глядя Хаксу в глаза. – Я его умертвил. И смотрел при этом ему в лицо. Я видел – он понял, что я сделал. Я, его сын. Хакс промолчал. Иногда, когда он сильно болел, у него бывали плохие сны. Сквозь туман лихорадки виделись ужасные вещи. Брендол Хакс, насаженный на острие церемониальной рапиры. Брендол Хакс, балансирующий на краю бездны, за его спиной разверзлась пустота. Брендол Хакс в перекрестье бластерного прицела. Хакс был уверен, что никогда не говорил об этом вслух, ведь иначе не обошлось бы без последствий. Но эти сны застряли в памяти, как и холодные голубые глаза отца – снайперские глаза, слегка расширившиеся от понимания и осознания, что происходит, что сейчас случится. Генерал не отводил взгляда от Кайло Рена, зная, что тот сможет выискать в его воспоминаниях всё, что захочет. – Я думал, – медленно проговорил Рен, глядя на него, – когда он умрёт, когда я это сделаю, Свет отпустит меня. Что этого будет достаточно, чтобы наконец-то завершить мой путь. – Сноук сказал, что ты представляешь особенный интерес, потому что в тебе балансируют Свет и Тьма, – пробормотал Хакс. – Да. Потенциал Света... очень силён. Но нестабилен. Сноук хотел, чтобы я встретился с этим искушением лицом к лицу и преодолел его. Чтобы смог относиться к Свету беспристрастно и использовать его мощь, не слабея из-за контакта. – Как вообще это работает? – спросил Хакс. – Мне всегда было удивительно. Это как... положительное и отрицательное напряжение? Каким образом можно отличить Свет от Тьмы? Я не понимаю, Рен, и хочу понять. – Да, – голос Рена звучал ещё медленнее, – ты действительно хочешь понять. Это редкость, генерал. – Я не уверен даже, что мне следует зваться сейчас генералом, – сердито ероша волосы, сказал Хакс. – Что если нам опустить звание для удобства разговора? – Ладно... Хакс. – Так-то лучше. Теперь давай, расскажи мне о сторонах. Об их валентности. – Валентность** описывает это явление лишь приблизительно, но только в качестве психологического термина. – Знаю. Я и не говорю о молекулярных связях. Продолжай. – Сила... это вездесущее энергетическое поле. Считай её, если хочешь, примерным аналогом электромагнитного поля, окружающего предметы. Чувствительные к Силе благодаря обучению, опыту и длительным тренировкам могут манипулировать ею в своих целях. – Она всё время вокруг нас? – спросил Хакс. – Прямо сейчас? – Конечно. Смотри. Он прикрыл глаза, и Хакс ощутил своей кожей что-то, похожее на вибрацию, на расстоянии нескольких футов. А потом бутылка бренди на столе решила, что генераторы гравитации корабля на неё не действуют, и взмыла в воздух, медленно вращаясь вокруг своей оси. Зелёная жидкость слегка плескалась внутри. – Это не фокус, – почти ласково сказал Кайло Рен. – Я всего лишь повлиял на взаимодействие Силы с этим объектом. Плотность бутылки относительно воздуха и стола не изменилась, но внешнее давление, направленное снизу-вверх, не позволяет гравитационному полю корабля удерживать её на месте. Ты можешь ощутить это, будет интересный опыт для тебя. Хакс потянулся к парящей бутылке и почувствовал, если описывать кратко, довольно сильную дрожь, когда его рука прошла сквозь невидимое поле, окружающее стекло. Это было похоже на весьма ощутимый удар статического электричества. Когда Хакс положил руку на стол, он ожидал, что между его пальцами и металлом проскочит болезненная искра, но ничего не произошло. – Это и есть Сила, – сказал Кайло Рен, и бутылка медленно опустилась, вернувшись на стол, как будто ничего странного не случилось. – Она окружает нас, даже в безвоздушном пространстве космоса, вечная и неизменная, но в ней есть две стороны, из этого и возникают понятия Света и Тьмы. – Значит, это не положительная и отрицательная фаза синусоидального сигнала, – произнёс Хакс. – Нет. Хотя в этой аналогии есть некоторый смысл. – Рен потянулся к бутылке – на этот раз рукой – и сделал большой глоток. – Обе стороны должны существовать, чтобы уравновешивать друг друга. Но каждый форс-юзер может воздействовать только на одну из них, а также испытывать только её влияние. Фактически это и есть закон, лежащий в основе разделения на джедаев и ситхов. Я не ситх, – добавил он. – Я воспринимаю Тёмную сторону не так, как это делают они. Тем не менее, я предан Тёмной стороне. – Все джедаи обладают положительным напряжением, – сказал Хакс. – Это удивительно метко и одновременно технически неверно почти во всех смыслах, – ответил Рен и передал ему бутылку. – В них сильна Светлая сторона Силы, и они осознанно воздерживаются от обращения к мощи и возможностям Тьмы. Из-за этого отречения им необходимо действительно много работать над тем, чтобы сформировать и сфокусировать Светлую сторону Силы. Мне бы не понравилось подобное. Хакс крепко приложился к бутылке, поставил её, чувствуя шум в голове и понимая, что это совершенно безответственно, и ниже его достоинства, и ему точно предстоит очень неприятное утро. Он прищурился на Кайло Рена. – Значит, это религия? Они дают обет отказаться от мирского, денег и Тёмной стороны? Рен согласился: – Джедаи – они как члены священного ордена. Только то, чему они поклоняются – это не идол и не идея, оно реально. Оно обладает мощью, и раз сейчас Сопротивление почти наверняка обнаружило Скайуокера, мы скорее всего увидим эту мощь вблизи. – А что Сноук думает об этих самых Свете и Тьме? Чем так ценен конкретно твой баланс? – Сейчас уже не ценен, – сказал Рен. – Он возлагал на меня надежды, и они не оправдались. Сейчас он ищет новую надежду, и я должен помочь в её поисках, если получится. – Ты больше не его оружие? – Нет. Я всё еще его... творение. Но я не сделал тех вещей, на которые он считал меня способным. – Мы говорим о твоём отце, – тихо проговорил Хакс. – Да. Об отце. Он не был чувствительным к Силе, а моя мать – наоборот, и значительно. Но её никогда не обучали как джедая, в отличие от моего дяди. – Скайуокера. – Верно, – Рен сделал очередной глоток и откинулся на спинку стула, закрыв лицо большими ладонями, – Люк Скайуокер. Тот, чью жизнь в конце концов сохранил Дарт Вейдер, и это единственное проявление чувств привело к почти окончательному разрушению Империи и всего, что она создала. – Ты не хотел повторить ошибку Вейдера, – очень медленно проговорил Хакс. – Вот оно что. Но в конце концов это не имело значения, и мысль об этом тебя ужасает. – Более чем, – сказал Рен, не отрывая рук от лица. – Представь, каково было бы, если бы ты отдал команду «Огонь!» на «Старкиллере», и тут же дело всей твоей жизни пошло прахом. Если бы луч появился, но не выполнил своего предназначения, или вообще бы не зажёгся. Только представь, Хакс. Он представил. – И что было потом? – Отец упал с мостика. Его спутники были там, Чубака выстрелил в меня из энергетического арбалета, и... – он взглянул на Хакса сквозь растрёпанные волосы. – Я почти уверен, что вуки держал меня под прицелом всё время разговора и мог легко выстрелить мне в голову, но не сделал этого. Он выстрелил... только потом. – «Чёрт», – подумал Хакс. – Ты знал вуки раньше. – Ему не хотелось говорить «с детства». – Да, – ответил Рен подавленно. – Я знал его прежде. И если бы он целился мне в голову, то не ранил бы в бок. Он видел, что я сделал, и мог выстрелить на поражение, но не стал. – А тебе хотелось бы, чтобы выстрелил. – Да, – повторил Рен. – Мне бы этого хотелось. – Это логично, – сказал Хакс, и Рен выпрямился, всё так же глядя на него из-под завесы волос. – Что ты имеешь в виду под «логично»? – Именно то, что сказал. Что произошло на «Старкиллере», осталось на «Старкиллере», а ты хочешь того, чего хочешь. Делать вид, что всё иначе – как пытаться поменять местами вакуум и воздух. Как минимум я могу понять причину этого желания. Почему может хотеться, чтобы боковое ранение оказалось смертельным. Но этого не случилось, и ты застрял здесь, как и я. Так что нам остаётся только принять это и продолжать работать как проклятые. Рен не отводил взгляда. – Ох, да ради всего Космоса, неужели ты думаешь, что ты первый в истории человек, который облажался? Я... у меня есть свои заботы, чёрт возьми, но я не хнычу из-за них под маской, – Хакс сделал глоток бренди, наслаждаясь сладким огнём, обжигающим горло. – Я хнычу наедине с собой, за закрытой дверью, это намного приличнее. – Ты пьян, – сказал Рен. – Высший балл за наблюдательность этому парню. – Мне пора. – Тебе пора, – согласился Хакс. – Оставь шинель себе. – Отличная шинель, – ответил Рен. – Хоть она мне и не подходит. – Ты надевал мою шинель? – он взглянул на Рена, даже не удивляясь и не понимая, что именно чувствует. – Мне было холодно, – проговорил Рен. – Я... не мог спать без неё. – Ох, дьявол, – с этими словами Хакс рванулся вперёд, преодолел небольшое, но кошмарное расстояние между ними и прикоснулся к волосам Рена, которые оказались такими же густыми и мягкими, как в его фантазиях, не желающих отступать. Черноту не оттеняли снежинки, и он был этому рад. По крайней мере это воспоминание не будет связано для него с яркими блёстками в темноте, которые он с таким трудом старался забыть. Волосы были мягкими и тёплыми, и когда Хакс погрузил пальцы в тёмные волны, Кайло Рен подался навстречу его ладони, неловко прижался к ней с трепетом и силой. Хакс сомкнул пальцы на затылке Рена и резко вздрогнул, когда чужие руки обхватили его запястья. Ему казалось, будто что-то почти до боли горячее и яркое вливается в его грудь, словно чаша с сияющим жидким золотом выплеснулась через край – и всё ещё, всё ещё в нём оставалось достаточно ясного сознания, чтобы прорваться сквозь кипящий золотой поток безмолвного «да» и заставить себя разжать пальцы. «Не сейчас», – настаивал неумолимый голос здравомыслия. «Не сейчас». Всё его тело протестовало, но он справился. Как только Хакс отодвинулся от Кайло Рена, отчаянное желание продолжать прикосновение выцвело до обычного мучительного, но терпимого стремления. – Я не должен был этого делать, – сказал он, потирая ладонь, как будто приложился к чему-то горячему. – Приношу свои извинения. – Ничего, – проговорил Кайло Рен. Его рука поднялась, как будто хотела прикоснуться к волосам, которые только что трогал Хакс, и вновь упала. – Извинения приняты, только... – Только что? Внезапно бьющее через край золотое сияние вновь вспыхнуло в груди Хакса, и он услышал голос в голове: «Только не останавливайся в следующий раз, не думаю, что смогу это выдержать». Он безмолвно уставился на Кайло Рена и не попытался его остановить, когда тот поднялся, слегка покачиваясь, и надел свою маску. – Спокойной ночи, – сказал Рен. – Спокойной ночи, – ответ прозвучал на автомате. Когда дверь с шипением закрылась за Реном, Хакс ещё долго сидел, глядя на неё.***
Похмелье усиливалось, проявляясь, как в давние времена проявлялось изображение на пластине, погружённой в химикаты. Когда Хакс проснулся, это были всего лишь тупое утомление и головная боль, но ближе к обеду он чувствовал себя уже совершенно плачевно. Единственным утешением было то, что Рену было, скорее всего, так же плохо, как ему, и генерал не желал заходить дальше этой границы в мыслях о нём. Пока «Тёмное Сердце» содрогалось, снижая скорость, а расплывчатый туннель голубоватого свечения распадался на полосы, сжавшиеся потом в отдельные звёзды, он стоял на мостике и смотрел вниз на планету, которую им предстояло исследовать. Келлан–IV была небольшой ледяной планетой, такой же негостеприимной, как «Старкиллер», но с меньшим разнообразием геологических форм. Почти повсюду расстилалась ровная тундра с полосами лесов тут и там. Единственными поселенцами были самые стойкие из искателей, которые добывали дагоний – очень редкий минерал, залегавший в глубоких жилах под ледяной поверхностью. Хакс и «Тёмное Сердце» прибыли сюда, потому что сотрудники широкой и совершенно секретной разведывательной сети Сноука сообщили о внезапной активности и скачке цен на дагониевую руду, поступающую на рынок. Дагоний использовался почти исключительно в сплавах, применяемых для строительства сооружений, сдерживающих Силу. Эти изменения предполагали, что кто-то где-то занят созданием объектов для удержания Силы внутри или снаружи, и это могло означать строительство нового Храма Джедаев. С высокой орбиты, однако, планета казалась настолько непривлекательной, насколько может быть планета с пригодной для дыхания атмосферой. Её белоснежную шкуру прорезали бесчисленные трещины. Она слишком ярко сверкала, и Хакс пожелал, чтобы у него тоже была дурацкая маска, и можно было дозировать интенсивность света, бьющего в глаза. – Снижаемся, – приказал он. – Выйти на синхронную орбиту с той стороны планеты, где нет поселений. Затем я высажусь на поверхность на шаттле. На шаттле. У них был всего один. Всего один работал. На «Финализаторе» он мог выбирать из ряда больших и малых кораблей, включая шаттл типа «Ипсилон», которому отдавал предпочтение Рен. На «Тёмном Сердце» имелся эквивалент старого шаттла типа «Лямбда», и нужно было этим довольствоваться. Кайло Рен ворвался на мостик. Именно так: не поднялся, не зашёл, не забрёл, и даже не пришагал. Ворвался, и Хакс понадеялся, что тот под своими внешними покровами чувствует себя так же гнусно, как и он сам. – Магистр Рен будет меня сопровождать, – сказал он. Хакс почти смог себя убедить, что это был тактически продуманный манёвр, что для него существовало множество причин, и одна из них звучала так: «Если я рискую обморозиться во время этого глупого и бессмысленного карательного задания, то и он пускай тоже». Так тому и быть.