Будем вместе.

Ты украдкой накидываешь на мои плечи свой пиджак и открываешь машину, предлагая сесть, а сам оказываешься за рулем. Резко давишь на газ так, что я вжимаюсь в кресло. Молча гонишь по шоссе, заворачиваешь, ругаешь пешеходов матом, а я только сильней впиваюсь рукой в ручку двери. Пальцы пробивает мелкая дрожь. Куда ты так гонишь, черт возьми? — Т-тео… — пытаюсь сказать я, зову тебя, а ты не слышишь. — Тео… — смотрю на тебя, сглотнув, а потом накрываю твою руку своей. Машина притормаживает и сворачивает на переулок. — Прости, Шейлин, я просто задумался, напугалась? — ты держишь мои холодные пальцы и я боковым зрением смотрю на тебя. — Приехали. — выдыхаешь ты, а я оглядываюсь. Ты уже подаешь мне руку и помогаешь выйти. Я молча смотрю по сторонам. Твой дом немного больше моего, раза в два. Каблуки давят на косточки, не дают нормально идти, я шиплю и смотрю вниз, на свою стопы. Мозоль на правой ноге стерта до крови и ужасно болит. Ты протягиваешь мне ладонь, кивая в сторону ноги и я хватаюсь за твою руку. Ты весомо помогаешь дойти, становится легче с твоей немалой поддержкой. Возле входа я стягиваю твой пиджак и держу в руках. Ты открываешь дверь, предлагая войти. Я прохожу и осматриваюсь, стягивая ненавистные туфли. Говоришь мне что-то по типу «Чувствуй себя как дома, Шей-Шей» и незаметно забираешь пиджак, а потом проходишь куда-то в коридор. Сажусь на кресло у большого камина. Одно плечо порядком натерто тканью, а второе слишком сильно открыто, что хочется чем-то закрыть. Разрез разъезжается, а я усердно стараюсь запахнуть ткань. Ты выходишь из комнаты спустя минут десять невероятно другим. Твои волосы больше не уложены, а растрепанны и влажны. Выходной костюм испарился, а на тебе белая поло футболка и темные джинсы. Я улыбаюсь, пройдясь по тебе взглядом. — Прости, что заставил ждать. — подходишь ко мне и садишься рядом на диван. — Пустяки. — выдыхаю я, держась за намозоленную ногу. — Тео, я могу спросить о случившемся? — ты киваешь, но зарываешься руками в прическу, расчесывая мокрые пряди. — Конечно, Шейлин. — снова выдыхаешь. — Но прежде, я хочу извинится за этот незапланированный концерт. — я смотрю в твои глаза, наполненные печалью, как они грустны, Тео. — Я не должен был себя так вести, извини меня. — я улыбаюсь тебе и опускаю взгляд на сломанный сотовый, который ты крутишь в руках. Не хочу знать, что ты делал с ним такого, что экран буквально разбит на кусочки. — Тео, — вздыхаю я и ты смотришь на меня своими шоколадными глазами. — все в порядке, я все понимаю. — ты без каких-либо слов обнимаешь меня. Обнимаешь так, как можешь это сделать лишь ты, Джеймс. — Мы окончательно и бесповоротно расстались. — я прижимаюсь к тебе ближе, упираясь подбородком в твое плечо. — Ты скучаешь по ней? — глупо спрашиваю я. — Не в этом дело, Шейлин. — твой голос напряженный, натянутый словно струна. — Я просто понял то, что в тридцать — то лет, я совершенно не тем занимался. — прикрывая глаза, полной грудью вдохнув твой дурманящий запах. — Был рядом не с теми с кем требовалось. — твой голос предательски поник. — Боже, Шей! — ты резко отпрянул от меня, поднимаясь с кресла, приподнимаешь меня, а я непонимающе смотрю на свою ногу. Ах да, стерта в кровь. Ты пересаживаешь меня на стул, а сам куда-то уходишь. Смотрю на голень с которой течет бардовая капля и понимаю, что даже не ощущаю боли. Ты говорил о таких вещай которые даже в голове не уложились. Ведь вы с Рут были такой идеальной парой, идиллия и подобное, а оказалось, что это совсем не так? Возвращаешься с мокрым бинтом в руках. Твоя теплы ладони завязывают холодный бинт и я дергаюсь от покалываний, сложив руку на твое плечо. Ты, словно там, на съемочной площадке, исподлобья смотришь на меня, все так же заботливо и тепло, но ведь это жизнь, тогда почему ты так внимателен? Почему каждый раз мне хочется прижаться к тебе когда холодно, одиноко и больно? — Так — то лучше. — выдыхаешь ты. — Шей? — я смотрю на тебя кусаю губу. — Тебе удобно в платье? — щеки становятся пунцовыми, а я смущенно впиваюсь взглядом в твой. — Шейлин! — смеешься ты. — Я лишь хотел предложить свою футболку, а ты! — какой же у тебя заразительный смех. В комнате чисто и пахнет лавандой, а ты роешься в шкафу, ища для меня хоть что-то не слишком большое. Я смотрю в окно. Полнолуние. Луна освещает все вокруг бриллиантовым блеском. Твоя теплая ладонь ложится на мое плечо и я оборачиваюсь. Ты отдаешь мне черную футболку и выходишь, прикрыв за собой дверь. Выхожу в коридор и вижу, как ты куришь. Тихими шагами подхожу к тебе и беру столе бутылку вина, зная, как ты не любишь когда я много выпиваю. Такое случается редко и все же. Откупориваю бутылку беззвучно и подношу к губам. — Шейлин Дайанн Вудли, ты считаешь меня дураком? — не повернувшись говоришь ты. — Что за глупости, Джеймс? — хмыкаю я. — Тогда почему ты думаешь, что я не вижу того, как твои восхитительные руки держат бутылку с вином? — смотришь на меня, а я глупо усмехаюсь. — Сотни раз совершив ошибки ты так и не научилась на них ничему. — обижено опускаю взгляд. — Не будь ребенком, Вудли! — смеешься ты. — Злой ты, Теодор Джеймс. — подхожу к тебе и обнимаю. Зачем? Не знаю, очень хочется. — Я не злой, просто пытаюсь тебя задеть. — хмыкаю, смотря в твои шоколадные глаза. — И зачем? — поставив руки в бока спрашиваю я. — Давно не видел тебя очень открытой, а когда ты злишься, сразу же становишься собой. — ты быстро тянешься меня в себе и я утыкаюсь в твою шею. — Скучаю по тебе настоящей, Шейлин. — твои руки касаются талии, а сам ты опираешься на подоконник так, что я фактически сижу на твоем колене. — А я по тебе настоящему, Теодор. — ты смотришь в мои глаза, а я чувствую что-то непонятное внутри. Что-то слишком теплое и трепетное. — Знаешь, Вудли, оставайся у меня на ночь. — киваю. — И, давай выпьем, — облизываю губу. — чаю, конечно же. — усмехаешься ты. — Джеймс! — смеюсь я. И мы идем пить чай. Ты делаешь напитки, вытаскиваешь и шкафчика тарелочку с конфетами и мучным. Улыбаюсь, отпивая чай. Ты садишься напротив и начинаешь разговор о съемках Инсургента. Неожиданно для себя понимаю, что осматриваю тебя полностью. Шоколадно-карие глаза, густые темно-каштановые волосы, щетина, приятно колющаяся при соприкосновении. Сильные мужские руки, которые обнимают меня каждый раз, пропитывая кожу теплом. Когда ты улыбаешься морщинки около пухлых губ становятся виднее. Последнюю конфету ты оставляешь мне, я пытаюсь отдать ее тебе. Какой же ты воспитанный, Господи! В итоге, ты разворачиваешь вкусность и подносишь к моим губам, прося съесть. Я сжимаю их в тонкую линию, а ты смеешься и все равно подносишь конфету к моему рту. Я выдыхаю и приоткрываю рот, а ты кормишь меня. Губы касаются твоих пальцем, случайно целуя, когда твоя рука отодвигается. Отпиваю чай, а ты снова смеешься. Я непонимающе смотрю на тебя, а ты проводишь руками около моих губ, немного задерживая пальцы. Мы сидим близко, а я смотрю в твои глаза, затем на губы. И ты делаешь тоже, затем убрав руку и улыбнувшись. На душе как-то грустно после того, как ты убираешь пальцы. Я не понимаю того, что внутри. Твой сотовый, лежащий на столе, начинает жужжать и ты смотришь на дисплей как и я. — Рут. — хмыкаешь ты, грустно выключив телефон. — Тео, я… — вздыхаю, накрыв твою ладонь своей. — Мне очень жаль, что так все вышло. — ты смотришь на меня. — Спасибо, Шей-Шей. — нутро трепещет, когда ты переплетаешь наши пальцы. — Мы оба не решались признаться друг другу в том. что чувства давно прошли. — вздыхаешь, а я сжимаю твою руку сильней. — Я порой думал о том, что творится внутри и понемногу сходил с ума. — опускаешь голову, закрыв глаза. — Шейлин, я ведь не знал что такое любовь, но не встретил одну девушку. — округляю глаза. А Рут? Ты не любил Рут? Не решаюсь спросить. — Она повергла меня в шок собой. — улыбаешься. — Открытая, душевная, искренняя, заботливая. Я долго общался с ней, а потом понял, что влюбился как мальчишка в тридцать лет. — хмыкаешь. — Эта девушка, — вздыхаешь ты, подняв на меня взгляд. — черт, эта девушка — ты. — кровь в ушах заглушает весь мир. Губы застывают, а я не в силах что-то сказать. Внезапно, я осознаю что трепетало внутри. С того момента, как мы встретились прошло не мало времени. И за этот промежуток — я полюбила тебя. Каждый день ты был рядом. Ты проник в мою душу, стал тем, кто ворвался туда и не уйдешь. Вот что за тепло в моем теле развивалось рядом с тобой, а я не принимала его, глупая. Ты смотришь в мои глаза ожидая ответа. Я все еще обдумываю свое состояние. Хотя, о чем ты думаешь, Шейлин?! Черт, ты сбежала с мероприятия что бы побыть с ним! С ним, Шей! Ты даже не подумала о том, что скажут люди! Потому как плевать! Ты ведь любишь его, Вудли! Ты поднимаешься, подходишь ко мне и садишься на корточки перед стулом. Накрываешь мои ладони своими. Смотришь в мои глаза, а я хочу сделать только одно — прижаться к тебе. — Шейлин, я… — выдыхаешь ты. — Это не глупости, слышишь? я действительно понял, что ошибался во всем, милая. — твои глаза снова грустнеют. — Я не знаю как тебе это объяснить, за чертовы тридцать лет так и не понял многих вещей, но рядом с тобой я осознал, что такое счастье… — ты сводишь брови, старясь все объяснить. — К черту объяснения… — шепчу я, а ты поднимаешь взгляд. — Поцелуй меня, пожалуйста… — ты приподнимаешься и за затылок притягиваешь меня к себе. Твои губы сладко впиваются в мои. Ты целуешь меня. Не так, как Фор целовал Трис, а как Тео целует Шейлин. Как же это восхитительно. Твои руки не отпускают меня, а я сжимаю твои плечи. Горячий язык проводит по моим губам, а я не в силах держаться, открываю рот. Поцелуй становится все слаще, а сознание все туманнее. Воздуха не хватает и ты отстраняешься. Я глупо улыбаюсь, а ты прижимаешь меня к себе, встав. — Шейлин Дайанн Вудли? — зовешь ты, а я смотрю в твои глаза. — Я тебя люблю. — кусаю губу, гладя щетинистую щеку. — Теодор Питер Джеймс Киннэйрд Таптиклис? — зову я, удивленная тому, что не совершила ни ошибки. — Да? — улыбаешься ты. — Я тебя люблю. — шепчу я и ты снова меня целуешь. Голова идет кругом. Я так хочу обнять Веронику! Хочу обнять Нила! Спасибо им, черт возьми! Я готова обнять даже Рут, которая многое сделала для Тео. Но больше всего, я не отпускать больше. Воздух наполняется теплом. Теперь, мы будем вместе. Плевать на все и всех. Я люблю тебя, Тео Джеймс.