Среди слепых....

Умирать всегда больно. Каждый раз встречая Санта Муэрте, я плакал, как дитя. Вначале меня мучала боль, обычная боль в умирающем теле, потом жалость к себе, потом тоска по упущенным возможноcтям. Но Смерть милосердна, и, приходя в себя, о боли и страданиях оставались только смутные воспоминания. Морфий прекрасен, любите морфий и он будет любить вас. Не в этот раз. Так можно перевести тот мыслеобраз, что я уловил, умирая. Будет больнооооООООООООООООО!!!!!!... Тьма. Больно... Мне больно... У меня болит лицо... Лицо. Кто-то бьёт меня по лицу. Я открыл глаза. Надо мной склонилась круглая морда, а чуть выше и левее, смутно виднелась рука, в замахе. Рука пошла вниз, и на мою голову обрушился очередной удар. Мир померк и видимо я снова отключился, потому что в следующий момент я видел только низкое хмурое небо. Вставать я не спешил. Небо, капли дождя, боль. Какая роскошная жизнь. Наверное, стоит сказать пару слов о себе. Меня зовут.... Ну, скажем, Логи. Да, пусть будет Логи, в честь известного победителя Бога. Логи это Реальность, Реальность это Логи. Унесите Реальность. Лет мне тридцать пять, гетероориентированного мужского тела, а вот что касается, так называемого "психологического возраста"... Об этом потом. Я холост, умён, и смертельно болен, и не в том смысле, что я заразился жизнью половым путём и от этого умирают, а просто - болен. Алкоголизм деда в эпоху победы сталинизма, потом комстройки вредных производств, где познакомились мои родители, и - встречайте, кто это у нас такой слабый, в коляске, с трудом встающий с постели, с двумя большими пальцами? Это Я!.. Ещё я тёмный маг. Привычно постанывая от напряжения и боли, я подтянул к себе руки и ноги, перевернулся и медленно встал. Было больно, качало и почему-то я отвратительно видел, как в очках с сильными диоптриями. Попытка протереть глаза принесла новую информацию: что-то висело на лице, цепляясь за ухо и губу, ощупал - очки. Хм. Рука сама собой, уверенно и привычно натянула их на переносицу. Мир стал чётче, а потом закачался и подпрыгнул - это я грохнулся наземь. Руки были не мои. Лицо было не моё. Тело было не моё. Кажется, я попал. Мысль о том, что я наконец-то смогу умереть, как нормальный человек, привела меня в эйфорию, я захохотал, откинулся в грязь и закинув руки за голову, начал сладостно мечтать, пока не стемнело окончательно, и я не продрог до зубовного перестука. Однако, пора что-то делать, встав - тело слушалось идеально, хотя и болело, видимо его тут бьют - я направился к ближайшему ориентиру, какому-то строению в сотне метров через пустырь. Строение оказалось какой-то пристройкой к школе, там же я прочёл название местности, куда меня занесло. Литл-Уинтинг. Школьные ворота и калитка были заперты, и, поразмыслив, я вернулся туда, где очнулся и осмотрев грязь вокруг отпечатка своей спины, каблуков и рук, нашёл грязную сумку, с учебниками. Зовут меня Гарри. Гарри Поттер. Не Джон Смит, конечно, но тоже незамысловато и незаметно. Бегло просмотрев содержимое сумки под фонарём у школы, я узнал что нахожусь, вероятнее всего в Великобритании, лет мне десять или одиннадцать, родители мои бедны и не очень меня любят, и откинуло меня на тридцать лет в прошлое. Куда идти я не знал, адреса в записях не было, и я уже думал было перелезть через ограду и прикорнуть на ступеньках под крышей, до утра, но вспомнил, что я теперь в Европе, а значит... Полиция приехала быстро. Не успела тётка из ближайшего к школе дома наохаться и напредлагать мне чаю, сесть и умыться, как под окнами замерцало сине-красным. После короткой поездки в полицейский участок, нескольких чашек какао с булочками, и осторожных расспросов, меня отвезли в больницу. История про избиение и потерю памяти прошла на ура, оставалось только ждать, что из этого выйдет; в больнице меня быстро осмотрели, поахали, заполнили бумаги, велели снять "это тряпьё", тщательно вымыться и надеть больничное, лечь спать, а "завтра за тобой приедут". Перед сном, я поразмыслил о том, что увидел в небольшом зеркале в ванной и зеркальном отражении в стекле. Подросток, хилый и худой, лохматый, с отвратительными зрением и скрытым упрямством и агрессией. Вроде здоровый. Очень, очень неплохо. Уже засыпая, я решил, что пока подожду умирать, извини Вечная Невеста, жду тебя лет через шестьдесят. Утро началось с боли в голове и тошноты. Едва успев добежать до туалета, и вхолостую вывернув желудок в унитаз, я проснулся. После туалета и душа, я вышел из палаты и пошёл к дежурному посту. На круглых часах над стойкой было шесть тридцать, и дежурная, немолодая тётка в очках, вяло разгадывала кроссворд в газете. После пятиминутных убеждений, что спать я не хочу, врач мне не нужен, пусть спит, устал за ночь человек, а у меня ничего не болит и чувствую я себя сносно, кофе я не хочу, и вообще у меня наверное сотрясение мозга и меня подташнивает, так что и есть я не хочу, но одному мне в палате жутко, я ничего не помню и... и я лучше посижу с ней, мисс Барнс, вот тут, в гостевом кресле, и всё будет хорошо. Мисс Барнс оказалась отличным источником информации. Она знала, что подсказывать мне нельзя - я должен вспомнить всё сам, но вот говорить на темы, близкие мне, это полезно. Про Великобританию конца прошло века я знал относительно мало. Вечная Маргарет, Ирландия и терроризм, экономические кризисы, и махровое жлобство и снобизм. Попутно, я определял, где заканчиваюсь Я, и начинаетcя Гарри, или то, что от него осталось. Забегая чуть вперёд - Гарри исчез полностью, от него я нашёл только моторные рефлексы, знание бытовых мелочей и языка и немного вбитых инстинктов, именно вбитых в подростка силой. Тогда же, я только удивлялся, что тело пыталось сначала шарахнуться от протянутой, чтобы потрепать по голове, руки, а потом наоборот стало льнуть этой руке, выпрашивая ласку. Что же за жизнь у тебя была, парень?.. На утреннем обходе, меня опять осторожно расспросили о событиях вчерашнего вечера, я повторил, что помню лицо того, кто меня бил, но как бы, не вижу его, но если увижу, то сразу узнаю, что меня тошнило, и то, голова кружится и болит. Подтвердив мой диагноз - сотрясение мозга и травматическая амнезия, врачи оставили меня в покое, пообещав вскоре завтрак, и приезд опекунов и полиции. Опекунов, не родителей?.. Интересно. До завтрака я тщательно перебирал уже свою память, никаких особых лакун не обнаружил, чему немало порадовался, а после завтрака - завтрак напомнил, что я ещё знаю об Англии, это отвратительная, монструозная кухня - решил проверить, ложатся ли мои моторные навыки на это тело. Неожиданно это оказалось крайне увлекательно, в своём старом теле, я прилагал огромные усилия по контролю и координации, болезнь давала крайне интересные побочные эффекты и расстройства... Я так и не сказал, чем был болен... Ничего интересного, недоношенный ребёнок с патологией развития, что привело к разнообразному букету врождённых и приобретённых патологий. Скорее всего вы видели подобных мне - бодро ковыляющих на скрюченных ногах, опирающихся сразу на две костыля или трости, со скрученной спиной, сгорбленных, с тонкой шеей и раскачивающихся на каждом шагу. Нас таких мало - или много, это смотря кто вы, один из вас или один из нас - мы никому не нужны и не интересны, мы вызываем гадливую жалость и никому не интересны наши проблемы. Мы нелюди. Недочеловеки. И мой психологический возраст... Что-то около восьмидесяти, дальше тест не позволял определить. Я реалист, в полном смысле этого слова - меня нельзя пронять ничем, у меня нет болевых точек, они заросли мозолями и втянулись в тело, я ничего не ожидаю от жизни и ничему не удивляюсь. Я столько раз умирал, столько раз был на грани жизни, столько раз испытывал боль просто так, потому что я есть... Я бесстрашен - просто нет ничего, чтобы я не испытывал в этой жизни плохого, много раз. Теперь же.... У меня есть тело. Молодое, здоровое тело. И я намерен пожить в этом теле и пожить хорошо. Упражнения по координации приносили удовольствие - как меня слушались бёдра и руки!.. Как легко было координировать сразу несколько центров движения!.. Мой учитель ци-гун рыдал бы со мной, если бы увидел, что я теперь могу. А мог я всё, тело было гибким, лёгким, нервно и резко реагирующим на мои указания, и - послушным. Я танцевал, воспроизведя по памяти и слушая в своей голове классическую китайскую музыку, танцевал всем телом, не сдерживаясь!.. Меня грубо прервали - в палату вошли один из полицейских, допрашивающих меня вчера, какой-то хрен с мордой классического инспектора полиции в штатском, мой врач и троица, заставившая меня зло ухмыльнуться - жирный мужик с усами и злобно истеричным выражением глаз, длинная тощая мымра и жирный же подросток, с тупым выражением лица и той повадкой, что бывает только у очень избалованных детей. И это он бил меня вчера. О чём я тут же громко оповестил вошедших, отскакивая от сжавшего кулаки и кинувшегося ко мне подростка и - что было странно - жирного усача. Через несколько минут, что я провёл в дальнем углу палаты, держа перед собой в руках табурет, моё знание реалий обогатилось именами Дадли, Вернон, Петунья, и том, что все они быдло, моральные уроды, и я с ними рассчитаюсь за всё, что они сделали с моим телом. Пока полицейский успокаивал и сдерживал Дадли и Вернона, порывавшихся кулаками заткнуть мне рот, инспектор Карди, как он представился, негромко допрашивал меня, уверен ли я, что это был Дадли, и не вспомнил ли я чего-то ещё. Я отвечал, что точно, первое, то что увидел, это сидящего на мне Дадли, бьющего меня по голове, а потом - провал. А Вернона и Петунью я вообще не помню. И что для меня сейчас любой обрывок памяти - драгоценность, поэтому я специально вчера, перед сном, перебрал в голове всё, что видел, как только пришёл в себя, и постарался как можно лучше запомнить это. Инспектор кивал, и что-то помечал в блокноте. Спросил, не помню ли я, один ли был Дадли, в какое время дня это случилось, и не видел ли я ещё кого-нибудь, пока не вызвал полицию. Мои ответы - нет, инспектор, без очков я вижу очень плохо, буквально на метр вокруг себя, а в тот момент они висели у меня на одном ухе, был ранний вечер, а дождь пошёл примерно через час, как я пришёл в себя, и нет, я никого больше не видел - он так же записал в блокнот, кивнул полицейскому и тот, с визгом, угрозами и воплями, выпихнул моих опекунов из палаты. Вернон орал что-то про "чёртового неблагодарного мальчишку, из которого он выбьет всю дурь", ему вторила Петунья, а Дадли молчал. Постепенно крики удалились и смолкли, а я стал разбирать по полочкам то, что узнал. Опекуны. Дурсли. Я кузен Дадли. Угрозы "выбить дурь", "оставить без еды на неделю", и "запереть". "Дохлые родители". Англия никогда не была оплотом гуманизма и хорошего отношения к детям - не та история, не тот менталитет - но такого вопиющего нарушения приличий и законов соседи и чиновники бы не потерпели. Дурсли не выглядят богатыми, так, средний класс, низ пирамиды, связей у них нет - иначе не было бы этого скандала, а меня забрали отсюда по-тихому... Остаётся только недосмотр властей, пофигизм соседей или неучтённый фактор, о котором я не знаю. И вообще, что-то мне это напоминает... Гарри Поттер, Дурсли... В памяти всплыли какие-то ассоциации с глупыми детьми, телевизором, который я никогда не смотрел, и тоненькое ощущение неудовольствия, как от ребёнка, что с демонстративной радостью писает на пол гостиной. Закончив наконец мучить память и пожав плечами, я уселся на кровать и принялся массировать гематомы, ноющие связки и опухшие суставы. Больно, но очень полезно и способствует выздоровлению. Следующие несколько дней слились в один - делать было особо нечего, только лежать, заниматься тай-цзы, есть по распорядку и спать, поэтому выписки я ждал с нетерпением, уже наметив себе план дальнейшей жизни.