Master of the wind

Плотные еловые лапы пропускали лишь редкие лучи солнца, разрезающие туманную завесу и придающие мелкой негустой растительности по-особенному сказочный вид. То тут, то там из-за деревьев раздавался весёлый девичий смех, слышались шумные шаги и звонкие оклики. С ними тёмный на вид еловый лес терял свою мрачность и устрашающую таинственность, подходящую теперь лишь для детских сказок и хвастливых речей геройствующего дурака, решившего провести здесь ночь. Сухие колючие веточки хрустели под ногами, выдавая шаги, которые должны были быть тихими и незаметными. Из-за толстого ствола мелькнула ярко-жёлтая ткань, послышался тихий смех, а после всё снова затихло. Тени причудливо легли на мох под ногами, который наконец приглушил шаги. Светловолосый парень нырнул за дерево, прячась от любопытных карих глаз, но скорости ему явно не хватило. Через пару секунд к шершавому стволу его прижала темноволосая девушка, задорно улыбаясь и даже не думая скрывать радости по поводу своей победы. — Феликс! — рассмеялась она. — Ты совсем не умеешь прятаться, дурачок. — Кто бы говорил, Соён. Твоё платье разве что слепой не заметил бы, — улыбнулся Феликс, с укором смотря на подругу, которая всё ещё держала его. — Пошли, нам нужно вернуться до полудня, иначе снова получим от старших. Особенно ты! — Брось! Никто не тронет невесту, так что за меня ты можешь не волноваться. — Тебя же ещё не выбрали, — мягко напомнил Феликс, наконец отстраняя от себя девушку и беря её за руку, чтобы та не споткнулась о ветку или корень. — Я уверена, что стану ей, — упрямо ответила она, вздёрнув носик. — А если ты не веришь мне, то какой же ты мне друг? Я это сердцем чувствую! — Прости, прости, — стушевался Феликс, виновато смотря на девушку. — Я, может быть, не хочу отдавать тебя ему. Я же останусь один. К тому же, зачем ему постоянно новые невесты? Я ведь волнуюсь за тебя! — Глупости всё это, — уверенно хмыкнула Соён, покачав головой. — Ты знаешь, что для девушки нет участи более почётной, чем эта. Сам подумай, Феликс… Невеста Ветра, — восторженно прошептала девушка. Сердце Феликса ёкнуло, но он одарил подругу лишь тоскливым взглядом. — Эх, ничего ты в женском счастье не понимаешь! На самом деле, Феликс это «женское счастье» отлично понимал. Конечно, девушке зависть да радость всей деревни, её семье — почёт и уважение на долгое время. Да только много ли с этого толку, если от семьи, от друзей и от родного дома тебя уносят в неизвестную даль? Без возможности вернуться. В полную неизвестность. Феликсу слабо верилось, что там девушки обретали счастье, ведь все Братья Ветры возвращались раз в три года и забирали обычно самых красивых, делая их своими невестами. Соён говорила, что Феликсу этого не понять, ведь он вырос не здесь, не впитал с молоком матери местных обычаев и смотрел на традиции с позиции чужеземца. Феликс пытался, правда, прилагал все силы, чтобы влиться в местную жизнь, но никак не мог принять то, что казалось ему таким диким. В его родных краях тоже почитали богов, приносили им жертвы и дары, но его боги никогда не требовали человеческих жизней в обмен на блага. Этот праздник всегда означал начало плодотворного лета. Будто в плату за подношение Ветры приносили тепло и благополучие в те земли, чьи невесты пришлись им по вкусу, и чем лучше была девушка, тем плодороднее становилась земля, богаче урожай. Возможно, Феликс мог бы сказать больше, если бы хоть раз видел лицо того, невестой которого так мечтают стать все девушки, но он не видел — по возрасту не положено было. Хотя все от мала до велика щебетали о том, как он красив, статен и силён. Было ли это одно и то же создание? Феликс не знал. Здешние партнёры его отца говорили, что из года в год видят одно лицо, над которым не властно время, но гости из заречья после просьбы неуёмного Феликса описать Ветер рассказывали, что за свою жизнь повидали как минимум троих. Никто не знал, сколько их, откуда они приходят и куда уносят своих невест. Феликса изнутри съедало любопытство, притупляемое лишь периодическими тумаками от матери. В этом году на церемонии он побывает впервые, и, наверное, юноша не должен был так волноваться, да только вот Феликс боялся, что именно в этот день он лишится своей единственной подруги. Мать часто упрекала его, говорила, что Соён ему не пара, уж слишком бедна её семья, а Феликс устал объяснять, что между ними нет никакой любви. Просто она оказалась единственным человеком, который захотел подружиться с приезжим парнем и принять его странности не из-за успешного отца-торговца. У дома его встретила мать, скрестившая руки на груди и недовольно смотрящая на подходящего с виноватой улыбкой парня. Худая невысокая женщина может быть и не внушала бы такого страха, если бы Феликс не знал, какая тяжёлая у неё рука. — А ну быстро в дом! — приказала она. — Снова в лесу игрались? Ну что вы как дети малые, Ёнбок. Знаешь же, что дел много, ещё и к обеду чуть не опоздал, — причитала женщина, проходя в дом, где продолжила накрывать на стол. Феликс передёрнул плечами, услышав своё имя. Оно почему-то всегда звучало, как ругательство, поэтому он и предпочитал, чтобы его называли по-другому. Отец, побывавший во многих странах, говорил, что иностранцам бывает трудно выговорить корейское имя, поэтому ради удобства партнёра стоит обязательно обзавестись иностранным аналогом. Феликс поздоровался со старшей сестрой, которая нянчилась с племянником, и вежливо поинтересовался, как поживает её муж. Хоть они и страдали от взаимной антипатии, но сейчас Феликс предпочёл бы даже общество змеи вниманию матери. К счастью, сестра с мужем лишь приехали навестить их ради праздника Ветров. Можно было и потерпеть. — Ну, чего ты встал? — вздохнула мать, заставив Феликса засуетиться, помогая ей. — Вот нужно было больше дочек рожать… Сколько я твоему отцу говорила, а? А теперь ни родства с Ветрами, ни помощи в хозяйстве. Бестолочь. — Ну, мам, — возмутился Феликс, быстро облизывая испачканный в маринаде палец. — Ты бы что, тоже отдала свою дочь ему? — А ну прекрати! — Феликс поморщился от болезненного подзатыльника и покорно опустился на своё место за столом. — Я слышала, Ветры своих невест золотом осыпают, в шелка одевают, — вздохнула молодая девушка, занимая место рядом с мужем. — А через три года берут по ещё одной невесте, — буркнул Феликс, покосившись на сестру. — А те только и рады попасть в его лапы. — Прекрати, Ёнбок, — спокойно попросил мужчина, строго глянув на мальчишку, которого всегда считал выскочкой. — Навлечёшь ещё на нас всех беду своими словами. Ветры всё слышат. Феликс вздохнул и перевёл взгляд на мутноватое окно, за которым колыхалась от ветра крона небольшого деревца, украшенного лентами. Возможно, все они были правы, ведь болтать о таком не стоило, но разве Феликс мог сдержаться, когда сердцем чувствовал, что неправильно всё это? Конечно, он боялся — за подругу, за собственных будущих дочерей. Да только с Ветром кто будет спорить? Больше никто не проронил ни слова. Матери были незнакомы такие волнения, ведь замужних женщин никогда не выбирали, а сыновей… Нет, нет, об этом думать не хотелось, она такого своими глазами не видела, хоть и слышала, а представлять, что её сына назовут невестой было даже смешно. После обеда все вернулись к своим обычным делам, позабыв об этом разговоре. Лишь сестра ещё раз напомнила Феликсу не делать глупостей, от которых могла бы пострадать вся семья. Женщины сели заканчивать вышивку, как раз к празднеству, тихо щебеча о своих делах. Феликса же отправили к бабке на другой конец городка, чтобы он купил кунжутное масло, которое, если верить местным приметам, нравилось Ветрам и привлекало в дом удачу и деньги. Феликс чувствовал себя чуть хуже, чем просто плохо. Из домов иногда слышался весёлый смех, все двери были украшены, каждый житель ждал наступления праздника, а Феликс боялся, так чертовски боялся его, что не замечал, куда ведут его ноги. Он очнулся лишь когда чуть не полетел кубарем с крутого склона. Внизу блестела и извивалась речка, темнел лес, а солнце заливало сочные травы. Вздохнув, парень опустился на землю и обнял свои ноги, задумчиво смотря на открывшийся пейзаж. Воздух был пропитан запахом трав, от воды тянуло прохладой, но солнце вовсю согревало землю. Лето ещё не отступило под напором осени, но у Феликса в душе разливался увиденный лишь однажды, но так поразивший его океан: ледяной, колкий, скрывающий под обманчивым спокойствием смертельные бури. Порыв ветра прокатился волной по траве, колючий сорняк неприятно хлестнул Феликса по голой лодыжке. — Это и есть та самая беда за мои слова, да? — тихо усмехнулся Феликс, потирая ужаленное место и поднимая взгляд на небо, чтобы попытаться разглядеть хоть что-то, будто очертания Ветра неожиданно появятся вместе с его ласковыми прикосновениями. — Ты ведь не… Ты ведь выбираешь самых красивых, самых достойных, верно? Я знаю, что даже не мужчина пока, что всего лишь глупый паренёк, не рос тут, не чтил тебя, но… Прошу тебя, не забирай Соён, — прошептал Феликс, крепко зажмурившись и облизнув пересохшие от волнения губы. — Если о тебе правду говорят, если видишь человеческие души, то должен знать, ей не такое счастье нужно. Какое-то… человеческое. Она матерью хорошей будет, дом уютом наполнит, а в степи, в лесу… Ты ведь видел её, погибнет без людей. Он молился нечасто, если честно, то вообще почти никогда. Не просил, не умолял и не получал ничего от высших сил, старался не высказывать непочтения или презрения. И сейчас Феликс мог лишь надеяться, что Ветер сжалится над ним, хотя бы один раз, видя его искренность и слабость. — Я умоляю, не отнимай её жизнь, — повторил Феликс, открывая глаза и оглядываясь по сторонам. Никого не было, ветер стих, лишь в траве стрекотали насекомые. Резко поднявшись, он направился к дому, не оборачиваясь и стараясь больше не думать о своих словах. Уже вечерело, когда он переступил порог и тихо прошмыгнул внутрь. Отделавшись коротким разговором с матерью, которая почему-то совсем не вспомнила о масле, он отказался от ужина, чем немало удивил всех, и, сославшись на головную боль, устроился в своей постели. Сердце бешено билось в груди, что-то незримо изменилось после его слов, будто теперь Феликс чувствовал на себе чужой взгляд. Он ещё долго слышал тяжёлые шаги, детский плач и скрип досок. Феликс лежал с крепко зажмуренными глазами, прислушиваясь к завывающему на улице ветру. Уже засыпая, он почувствовал пряный запах, ворвавшийся в комнату с ветром через распахнувшееся окно. Глубже вдохнув, Феликс окончательно провалился в сон, убаюканный теплом и тяжёлой сладостью воздуха.