Шаги по стеклу

Максим. На следующее утро меня отпустили. Врач серьезно о чем-то разговаривал с мамой, она плакала. Быстро собравшись, мы с ней вернулись домой. Я прошел в свою комнату и огляделся. Все как обычно, везде книги и пустота… совсем, как будто тут никто не живет. Устало растянулся на постели. Мама гремела на кухне и впервые за все время спросила, хочу ли я есть. Сейчас мне не хотелось ничего. Закрыл глаза и попытался подремать, но ничего не получилось. Кто-то позвонил в дверь. Мама открыла и впустила гостя. Прислушался, наверное, это ее ухажер, но ошибся. Через пару минут ко мне зашел Алекс. Я напрягся и затравленно посмотрел на него, а он сбросил с плеча школьную сумку и сел на стул возле письменного стола. — Привет, — как ни в чем не бывало сказал он. — Привет, — тихо ответил я. — Домашку принес. Сможешь переписать? Посмотрев на свои перебинтованные руки, покачал головой. Было больно двигать кистями и шевелить пальцами. Алекс покосился на меня, а потом, вздохнув, достал учебник и стал читать вслух. Я повернулся к нему спиной и слушал. Просто слушал его голос. Я такой глупый, такой наивный… Жалко себя, хочется поплакать и пожаловаться на несправедливую судьбу. «Я люблю тебя, Алекс», — повторял про себя, но ни звука не произнес. Часа через полтора Алекс перестал читать, поднял глаза на мою спину и позвал: — Макс, я и завтра приду, хорошо? — Угу… — неопределенно ответил. Алекс медленно собрался и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. А я уткнулся в свои колени и все же расплакался. Горько и больно… Он приходил каждый день и читал домашнее задание, пытался втянуть меня в разговор, многое спрашивал. Я неохотно, но отвечал, иногда заинтересованно заглядывал в тетрадки. Откуда у парня столько терпения, и как он еще не сорвался на мне за то, что в основном молчу, не понимал. Но все чаще он подходил ко мне или я выбирался из своего угла и нависал над ним, силясь разобрать его мелкий почерк. Сегодня мы спорили над одним из заданий по литературе. Алекс не понимал, как можно написать сочинение по «гребаному классику», а я за всю неделю улыбнулся в ответ. Он замер и попросил: — Еще так сделай. — Как так? — не понял я его. — Улыбнись для меня, не растянув в горькой усмешке рот, а легко улыбнись, как это сделал сейчас. Приподняв бровь, я улыбнулся. Он подскочил ко мне и крепко обнял. — Порадовал, — прошептал он мне на ухо. Неловко обняв его за спину, уткнулся в его грудь. От него всегда хорошо пахло и, не удержавшись, привстал на носочки и мазнул его по губам. Получилось так, словно я ткнулся в щеку носом. Он приподнял мое лицо за подбородок и сказал: — Это делается не так. Нагнувшись, Алекс властно накрыл мои губы, целуя. Алекс. Черт, как было сложно с Максом всю эту неделю, что я приходил. Особенно в самом начале. Он, как затравленный зверек, сидел, пытаясь сжаться и стать еще незаметнее, будто хотел вообще притвориться мебелью, да хоть тем самым стулом, на котором и сидел. Я ждал, сцепив зубы и собрав волю в кулак, ждал, когда он наконец-то придет в себя и сменит обиду на милость. Когда он стал со мной разговаривать и даже спорить, я был счастлив. Пусть спорит, кричит, ругается, да хоть мечет в меня тяжелыми предметами, лишь бы больше не молчал. Так день за днем мы придвигались к друг другу по миллиметру. Казалось, иду по минному полю, один шаг не туда и все, всему будет конец, поэтому, аккуратно прощупывая почву, я продолжал идти наугад, ведомый только инстинктами, и они меня не подвели. К концу недели я наконец-то увидел, как его лицо осветила улыбка, не та болезненная гримаса, с которой впору людей ходить пугать, а настоящая, яркая и живая. Черт, меня как огрели чем-то тяжелым под дых, аж забыл, как вообще надо дышать и нужно ли это. — Еще так сделай, — попросил я, глядя в его ничего непонимающие глаза. «Ну, как же ты не понимаешь? Я же думал, все, конец всему, и я умудрился уничтожить что-то реально хорошее, светлое. И это даже не те чувства, что ты питал ко мне, а тебя, тебя самого. Это ты что-то яркое и светлое… теплое. В такое тепло хочется окунуться с головой. Я же думал, больше никогда ты не посмотришь на меня вот так, по-доброму и открыто, как раньше». — Как так? — переспросил непонятливый Макс, почти излучая собой любопытство. — Улыбнись для меня, — попросил я его, заглядывая в самую глубину глаз, — не растянув в горькой усмешке рот, а легко улыбнись, как это сделал сейчас. И он улыбнулся. Улыбнулся! Черт подери! Никогда не думал, что такое простое движение лицевых мышц может сотворить из меня счастливого человека, но ведь сотворило. Даже не понял, как подскочил к нему, обнял, крепко прижимая к себе, и, закрыв глаза, уткнулся в его макушку. «Мелкий, какой же ты мелкий». Чертовски хотелось рассмеяться. Честно, чувствовал себя чокнутым, как кролик из детской сказки про Алису. Сказали бы мне, что я буду счастлив, просто обнимая парня и вдыхая запах, что шел от его волос, такой невероятно знакомый и… «Нет, об этом я пока думать не буду, а то еще сбегу. Рано еще». — Порадовал, — прошептал я над его ухом. Он обнял меня в ответ, чуть вздрогнув, уткнулся носом мне в грудь и тяжело вздохнул. «Интересно, о чем он сейчас думает? Чего хочет? И стал бы возражать против?.. Господи, кто бы ответил хоть на один вопрос! Тогда мне бы было намного проще. Просто узнать, хотел бы он?» Когда его губы вскользь прошлись по моим губам, я наконец-то получил пару ответов на множество вопросов. Схватив его твердой хваткой за подбородок, прошептал: — Это делается не так. И, нагнувшись, пока еще не передумал и сам не струсил, накрыл его губы своими губами и прошелся по ним языком. Возможно, от удивления, но он приоткрыл рот, чем я и воспользовался, скользнув языком внутрь и тем самым смешивая наши дыхания, делая одним на двоих. От него пахло мятными леденцами, которые я ему вчера приносил (мой сладкоежка). Впервые согласен со словами — этот поцелуй был действительно сладким. Макс застонал, и я поймал этот стон, делая его тоже своим. Губы уже начали неметь от бесконечно длинного и страстного поцелуя, с воздухом вообще была беда, потому что оба забывали, что можно и носом дышать, но останавливать этот безумный шквал эмоций никто из нас не хотел. Кровать как-то вовремя оказалась поблизости, и, когда я заметил, что Макс явно не очень устойчиво стоит на ногах, не особо задумываясь, опустился вместе с ним на кровать, застеленную цветастым покрывалом. Макс явно этого и не заметил, увлекшись тем, что ушел с головой в поцелуй. Я приподнял на нем рубашку и скользнул рукой по животу и бокам. «Черт! Ну какого мы творим?!» — пришлая ко мне здравая мысль, но под напором ощущений так же быстро ушла. Да кому он нужен здравый смысл?! И без него хорошо…