Второй Холмс на Бейкер-стрит

Джон не любит нытья, но, видимо, его тип лица мотивирует окружающих на то, чтобы плакаться ему в жилетку при малейшем разочаровании. Кто-то недоволен своей должностью, кого-то предала любовь, кто-то разорвал дружбу. Некоторым не удаётся найти общий язык с родными. Остальным просто не везёт. Джон всегда слушает и советует что-то, хотя в душе он почти завидует всем этим людям. Причина такой необычной зависти одна – у него собственное горе по имени Шерлок Холмс, без которого он уже разучился существовать. И Шерлок, похоже, объединяет все эти проблемы в себе. Шерлок мешает карьере Джона. Шерлок вынуждает спасаться бегством всех девушек Джона. Шерлок регулярно сомневается в их с Джоном дружбе. Шерлок может за пятнадцать минут общения с Гарриет рассорить её с Джоном так, как он сам не умудрился за всю жизнь. Шерлок берёт жизнь Джона и сворачивает её в бараний рог, с интересом наблюдая за реакцией. --- - Ты не будешь решать, как мне жить. Джон. Эта фраза, произнесённая чересчур спокойным тоном Холмса, ставит жирную точку в их споре. А добавленное «Джон» звучит как устный аналог плевка в лицо – по крайней мере, доктору так кажется. Джон ненавидит, когда его сосед делает это – начинает злиться, почти показывает свои эмоции, а потом берёт себя в руки и словно натягивает на лицо новую кожу, взгляд становится спокойным – нет, не спокойным, стеклянным, мимика попросту исчезает, а слова звучат подобно прогоняемым по сто раз на дню репликам кассового аппарата. Только этот кассовый аппарат может втоптать тебя в грязь, не заметив этого. Так получается и на этот раз, и Джон стоит посреди гостиной, периодически облизывает губы, ожидая, что удачная реплика вот-вот придёт на ум. Но она не приходит (кто бы сомневался?). Не найдя достойного ответа, Уотсон поджимает губы и поднимается к себе в комнату – это глупо и как-то по-детски, но только так он сможет не перевести ссору в драку. А ведь хочется, и даже очень. Ведомый благими намерениями в виде желания накормить Шерлока и навести порядок на кухне, только что он был довольно грубо отвергнут и теперь чувствует себя, как мягкосердечный идиот. Впрочем, именно таким его Шерлок и считает – а он, как ни крути, прав в подавляющем большинстве случаев. Усевшись на край кровати, Джон прячет лицо в ладонях. Всё сложнее некуда. Вчера определённо было лучше. А впрочем, кого он обманывает? Ничего не было лучше – ни вчера, ни позавчера, ни месяц назад. Ничего не было лучше с того дня, как он встретил этого гениального идиота с его высокоактивными консультирующими заскоками. Со дня, когда он ответил согласием на предложение соседства, очарованный первым впечатлением от Холмса. Ещё не понимая, что подписывает себе приговор на освобождение большинства нервных клеток из рабства своего мозга, как бы глупо это ни звучало. Лучший выход из такой скверной ситуации – это, несомненно, съехать, но он не может. И сложность такого решения состоит даже не в недостатке денег или риске возвращения тремора руки. Самое худшее – то, что Джон понимает, что если не он, то никто. Никто не принесёт Шерлоку его кофе (телефон, лэптоп, смычок), никто не станет отскребать химикаты от всех поверхностей на кухне после его экспериментов, никто не воскликнет «Потрясающе!» на очередном месте преступления после безошибочно описанной картины убийства. Он нужен Холмсу. Нужен, хоть ни один из двоих не собирается говорить об этом вслух. И, наверное, так лучше, потому что обоим было бы ужасно неловко. Во всяком случае, Джону точно не польстило бы упоминание о Шерлоке, как о его великовозрастном «ребёнке». Уотсон отрывает руки от лица и поднимается на ноги. Уже поздно, да и выйти из комнаты сейчас было бы немедленно приравнено Шерлоком (второе имя – «я-гений-в-логике-и-кретин-в-человечности») к «Нет, я не слишком сильно обижен. Можешь снова терроризировать меня своей гениальной натурой». Он принимает душ (радуясь, что у него отдельная ванная – у Шерлока наверняка в ванне плавают глаза или что-то вроде того) и отправляется в постель. Он даже не удивится, если прямо сейчас этажом ниже заиграет скрипка, и мелодией будет далеко не колыбельная. Джон ещё не знает, как ему выбраться из этого своеобразного плена и стоит ли выбираться вообще. В конце концов, они могут поговорить об этом завтра.