***
Я молча ел, отец глядел на меня. Я задавался вопросом, почему он остался жив? Почему его не убили, как мою мать? Наверно, чтобы, когда я пришел в себя, мне было бы больнее видеть его таким. Я не знал, что лучше: видеть его таким или мертвым? Впрочем, есть еще такой вариант, что они продумали мое питание. Кто же знал, что я не буду пить кровь. Рис казался мне безвкусным, но мясо было ничего. Наверно, это из-за того, что это мясо и кровь, хоть и поджаренные. Отцу всегда удавался стейк с кровью. — Это восставшие, да? — спросил вдруг он на редкость спокойно. Будто не было ничего этого — ни сумашествия, ни моей смерти, ничего, словно спросил, как у меня дела в школе. Я кивнул. — Они убили тебя? — по-прежнему безэмоционально, незаинтересованно, типа: «Как тебе ужин?» Я бы, возможно, и задался вопросом, чего это с ним, но мне было все равно. Мой отец мертв, моя мать мертва. Да и я тоже, в принципе, сдох. Круговорот покойников в природе. Поэтому просто вновь кивнул. Говорить не хотелось. Хотелось впиться ему в шею, аж зубы чесались от желания. Я торопливо засунул кусок мяса в рот, но сил не прибавлялось. Я спал, ел, но силы убывали. Я не человек. И должен с этим смириться. В этот момент я ненавидел свою жизнь. Словно читая мои мысли, отец спросил напрямую: — Ты… не человек больше? — проговорил он, чуть запнувшись, явно подбирая слова. Я молча оскалил клыки, и отец отшатнулся. Я почти видел его подступающее безумие. — Тогда почему ты так себя ведешь? Ты ведь никого не убиваешь? Почему ты не убиваешь меня? — Зачем? — Но… ты, должно быть, голоден? Ты хочешь крови? — Хочу. Но я не буду ничего делать. На самом деле, я надеюсь на свою смерть. Пусть и от голода. Отец торопливо кивнул, болезненно сглотнул и отошел к окну, видимо, пряча от меня лицо. Поскреб ногтями по оконному стеклу, будто пародия на нелепого паука. — Это я впустил их в дом, да? — спросил он обреченно, после долгого молчания, которое никто не торопился нарушать. — Да. Отец зарыдал и стал бормотать, что виноват, — кажется, светлый промежуток закончился, и он снова впал в безумие. Ну, думаю, тем лучше для него. В конце концов, я бы тоже хотел пережить это все, не осознавая этого дерьма. Я лег спать с мыслью, что отец, возможно, тоже захочет меня убить. Почему-то это мысль меня не испугала, я осознавал, что должен бояться, что меня может убить собственный отец, но ничего не чувствовал.***
Четверг. 3 ноября. «Неудачый день». Стук в дверь, и отец успевает раньше меня. Он просто всаживает нож в Тацуно. И, жутко засмеявшись, говорит: — Я смог, Нацуно, смог убить восставшего. Ты видишь, Нацуно, на меня можно положиться! — не знаю, что вдолбил отец себе в голову, но, конечно, он не сильно повредил восставшему, да еще и такому особенному, как Тацуно. Я хотел было защитить его, но подумал — и просто остался стоять на месте. Это примут за слабость, а отцу все равно уже вряд ли помогут, несмотря на далеко шагнувшую медицину, сумасшествие в принципе неизлечимо. Отец истерично смеялся и бормотал, что мастерская откроется вновь, а тем временем вампир спокойно вырвал из себя нож и спросил с явной иронией в голосе: — Эй, папаш, войти-то можно? Отец прервал свой визгливый смех и, оборачиваясь, вежливо ответил: — Восточный зал открыт уже с самого утра. Прошу. Мы сидели и пили чай. И мне было смешно. Интересно, Тацуно убьет меня или что? Это веселье подозрительно отливало истерикой, поэтому я молчал и ждал, что он скажет. И так сказать «держал марку», это я умел всегда — равнодушное лицо, несмотря на любые эмоции, что испытывал. — Итак, что ты хотел? — не выдержал я. Может, тем самым я начинаю играть по его правилам, но это молчание слишком выводит меня из себя. Должно быть, просто устал. — Услышать от тебя, что ты воскрес, — он улыбнулся. Услышать? Предполагается, что я должен бежать ему докладывать? Хитро: действовать так, будто я заведомо его подчиненный. — Для этого был повод? — намекнул ему, что я-то, в отличие от того же Тоору, не на его крючке, и, судя по кривой улыбке, он это понял. Они могли бы шантажировать меня отцом, но он сумасшедший, и это, видимо, спутало им планы. — Ну, полагаю, что нет. — Глаза вампира зло сверкнули, явно хочет когда-нибудь мне это припомнить. Я на это тоже, в принципе, надеюсь, а то, что из этой встречи выйдет живым только один, — это даже хорошо. После продолжительного молчания Тацуно шумно отпил чаю и с прежней фальшиво-бодрой улыбкой спросил: — Что тебе известно о волколаках? — О таких, как мы с тобой? — А ты правда не глуп, — произнес он так, словно сожалел об этом. Я подавил желание улыбнуться. Да! Для вас было бы лучше, если бы я был туп, как пробка. Если все сработает, как надо, вы все скоро сдохнете. Люди могут принимать смерть спокойно, зная, что за этим стоит болезнь, что ничего нельзя изменить, можно только молиться, чтобы смерть не пришла в их дом. Но как только они поймут, что за смертями их детей, близких и знакомых стоит кто-то, — виновников просто разорвут на части. Это только кажется, что толпа, взявшаяся за вилы и топоры, — неуправляемое стадо; копни чуть глубже, — и всегда найдешь того, кто это начал. Когда-то давно это сделала церковь, теперь это буду я. Есть чем гордиться. За моими рассуждениями он не дождался от меня вопросов. Как-то недовольно продолжил говорить сам: — Волколаки — подвид усопших. Я знаю всего четверых, включая тебя. Нас немного. Волколаками нас назвала Сонака, — он улыбнулся и добавил: — в фильмах про вампиров всегда встречаются люди-волки, не так ли? Я вспомнил, как я пересмотрел кучу фильмов ужасов у Тоору — в попытках осознать существование вампиров, в то же время с отчаянной надеждой уговаривая себя, что нет, их не существует. Впрочем, наивным я был недолго: примерно до собственной смерти от некогда мертвого друга. — Не знаю, не смотрел, — если они следили за домом Тоору и, соотвественно, за мной, то это им мелкий плевок в лицо. Лицо вампира искривилось, его рука сжала железный стакан так, будто он был из бумаги. Чай брызнул. Интересно, я был бы таким же сильным, если бы пил человеческую кровь? — К слову, один из твоих «многочисленных друзей», Танака Акира, пропал, что же с ним произошло? А он, судя по ярости в глазах, нашел труп усопшего, ах-ха, и как тебе?.. — Без понятия. — Внешне я не проявлял эмоций, хотя на редкость злорадствовал внутри. Дальше я не успел даже вздрогнуть. Тацуно наступил на стол, — и тот разлетелся в щепки. Схватил меня за горло, я услышал, как кресло позади меня с грохотом упало. Он издевательски медленно поднял меня за шею вверх, пока мое тело не обмякло, вися, как кукла на веревках кукловода. — Знал ведь, что ты не пьешь кровь, — утвердительная интонация, он даже не спрашивал. — Волколаки дышат и имеют пульс, солнечный свет нам не страшен и можем продержаться на обычной еде. Но мы намного сильнее людей. Он сжал горло еще сильнее, а я отчаянно сопротивлялся рефлексам, чтобы продолжить пассивно висеть, а не пытаться освободиться. Хрипящий звук вырвался из горла, но я не двигался, старательно и безвольно опустив руки, ибо был шанс, что он меня убьет. Видит Бог, как я хочу просто умереть! Тело же, предавая меня, буквально просило о глотке воздуха. — Наши чувства обострены вдвое. Впрочем, без крови наше естественная сущность не может полностью проявиться. Когда я почти потерял сознание, он швырнул меня в стену. Я так быстро глотнул воздух, что подавился им и закашлялся. — Что ж… — голос Тацуно источал презрение, — я мог бы убить тебя. Я многое мог бы на это ответить, но промолчал. Он должен считать, что я слаб. Тем приятнее будет моя победа. — Будь моя воля, давно бы от тебя избавились, но Сонака желает, чтобы наша численность росла, — он сморщился, словно не понимая, зачем им я нужен. — Я дам тебе немного времени на размышление. Переходи на нашу сторону, а продолжишь дурака валять, своими руками тебя на тот свет отправлю. Он ушел и не видел, как я усмехнулся ему в след. Немного времени мне как раз хватит. После его ухода я надел шарф и пошел к дому Танаки. И вовремя. Когда я подошел, Каори как раз выходила из дома и выглядела ужасно. Растрепанная, грязная, с застывшим взглядом. Усопшими от нее не пахло, кажется, просто нервы сдали. Но сегодня ночью за ней в любом случае могут прийти. Ее мать уже мертва, Акиру они упустили и наверняка Мигуми захочет добраться до последней Танака. Интересно, что бы Каори сказала, если бы знала, что я мог спасти и ее, и остальную ее семью?.. Наверное, это было жестоко с моей стороны — просто дать убить ее родителей. Но мне было почти все равно. Впрочем, я изначально не испытывал ничего ни к ней, ни к ее братцу, тем более, к их родным, которые были всего лишь такими же ничтожными, как и большинство людей. Но все же Каори и Акира — реально единственные, кого я мог бы назвать здесь друзьями. Следить за ней было проще простого. Казалось, она вообще не видит ничего вокруг, шла механически, все с тем же отсутствующим взглядом. На кладбище она долго и старательно копала могилу. Судя по всему — себе. Мне вдруг стало не по себе, поэтому я развернулся и пошел домой, стараясь, выкинуть из головы ее застывший взгляд. Каждый сходит с ума по-своему, я не удивлен ее желанию умереть и уж тем более не осуждаю ее, ибо сам этого желаю, несмотря на отчаянный страх того, что для вселенной я уже не существую. Но все это действовало на меня угнетающе, а силы для моего плана еще нужны. Пожалуй, мне стоит просто отдохнуть и не думать пока о Каори. Всему свое время.