***
Понедельник. 29 октября. «Удачный день». Дом доктора Азаки не был защищен от вампиров, должно быть, какой-то из них уже получил туда приглашение. А возможно, доктор и сам после укуса предложил им войти, потому что этот дом — больше не крепость и не несет защиты. Я хотел постучаться, но нос уже почуял слабость находящегося там человека. Поэтому я просто дернул ручку, и она ожидаемо открылась, потому что в Сотобе не любили замки. Помнится, мою маму это восхищало — никакого воровства, потому что все друг другу доверяют. Сейчас мне это было на руку, я просто пошел на запах обреченности. Доктор пытался подключить капельницу с кровью, думаю, это даже помогло бы ему на некоторое время, но, судя, по тому, как он схватился за голову, приказ в голове был сильнее его: должно быть, помимо сожженных документов, доктору приказали не помогать себе с анемией. Азаки-сан со стоном отпустил волосы, рухнул на кровать и как-то по-детски зажмурился. Снова схватился за голову, зажмурился еще крепче и тихо застонал. Затем свернулся в клубок и шумно задышал. Судя по всему, пытается бороться с чужой волей в голове, но безуспешно. Я постучал об косяк. Доктор подскочил и уставился на меня огромными глазами. — Нацуно? — такое удивление в голосе, а я только подавил печальный вдох: что в этой деревне все зовут меня по имени?.. Я подошел и надавил на его плечи, укладывая. Он сначала замер и напрягся, но потом лег. Осмотрев стол у кровати, я нашел жгут, вату и спирт. Молча взял его за руку, крепко завязал жгут, подождал, пока вена покажется на руке. Мне это особо нужно не было, скорее, это было для его внимательного взгляда, чем для меня, я-то видел вену четко и ясно. Протер место ватой со спиртом и ввел иглу от капельницы, развязал жгут и открыл клапан. Кровь стала капать слишком быстро, и я немного прикрыл клапан. Доктор наблюдал за всем этим, но ни слова не сказал, видно, я все правильно сделал. Молча сел на стул рядом с кроватью и смотрел, как медленно кровь вливается в его вену. Я не знал, что делать. Доктор играл в моих планах ключевую роль, но сейчас его воля слаба. Он не сможет идти против вампиров. С другой стороны, что бы я смог противопоставить в битве один на один, если бы вышел вчера против той сучки и ее человеческого пса?.. — Что ты тут делаешь? — Думаю. — Содержательный ответ, вряд ли доктор был им доволен, но он промолчал. И я тоже. После продолжительного молчания — я аж забыл, что не один, — он снова заговорил: — И о чем же? — О своей слабости. О том, что мой план рухнул. Вы играли в нем ключевую фигуру, Азаки-семпай. А сейчас я думаю, как все исправить. — После крови я смогу освободиться от гипноза. — Вы уверены? — Я взглянул на него и, внезапно, все стало даже слишком просто, хотя это и не отменяло того, что это было мерзко. Рот подозрительно наполнился слюной. — Сацуки-сан после переливания крови и ночи под моим контролем без укуса вампира смогла преодолеть гипноз. Я даже не сразу понял, о чем он. — Вот как. — Я сказал это, чтобы хоть что-то сказать. Я не знал, смогу ли я сделать то, о чем подумал. Мне стало страшно, но клыки полезли от одной только мысли. — Ты не веришь, что это получится? — Я думаю, что у вас не будет ночи, которую вам бы дали. И делать что-то нужно уже сейчас. — И что же это? У меня, если честно, нет никаких идей, — доктор все это это время говорил, упорно глядя на потолок. — Я… — я не знал, как это даже произнести. — У тебя, судя по всему, есть, не так ли? — произнес он с улыбкой и наконец-то взглянул на меня. Я кивнул. — Я должен перебить ее волю своей. Я должен буду вас укусить и дать другой приказ. Вместо вопросов или уточнений он просто протянул руку. Молча. Я чуть не набросился на него, в какую-то секунду мои мозги словно вышибли, но я быстро пришел в себя, так что успел остановиться, как оказалось — даже раньше, чем тело дернулось в его сторону. — Я не делал этого раньше. — Что?! — он сел на кровати так резко, что у него аж голова закружилась, судя по внезапной бледности и тому, как он оперся о стену свободной рукой. Я, ничего не отвечая, взбил подушку, скомкал одеяло и помог ему сесть, подлаживая все это под спину. Доктор ждал от меня ответа, но я не знал, как на это ответить? Сказать то, что рассказал Тацуно? А что он вообще рассказал? Думаю, он сам не знает, как люди становятся волколаками и что с ними не так. Серединка на половинку... — Как это? — растерянно спросил Азаки-сан. — Я не хочу никого убивать. Тоору тоже не хотел убивать, но не смог остановиться и убил меня. Если я попробую кровь, кто поручится, что я не превращусь в чудовище? Я не хочу быть монстром. Просто не хочу. И это мой выбор. — Ты хочешь истребить всех усопших? Я киваю. — Тогда как твои слова соответствует со словом «никого не хочу убивать»? Я посмотрел на него. И я понял, что это какая-то проверка меня. Думаю, мои слова показались ему несколько истеричными, да и то, что я усопший, не способствует доверию. — Нельзя убить то, что уже мертво, семпай. Не смотрите так на меня, я мертв. И они мертвы. Надо просто сделать так, чтобы мы больше не топтали эту землю. — Тогда сделай это, — он вновь протянул мне руку. А я задохнулся и не смог совладать с тем голоду, что снес мне голову. Я не взял запястье, тут укус будет виден сразу же, вместо этого я наклонился ближе к нему. Я чувствовал запах его страха, его ужас горчил у меня на языке, но он даже не дернулся, когда я почти полностью налег на него и взял на прицел венку выше локтя. Но в сантиметре от кожи я остановился. Я не мог себя заставить. Клыки царапали тонкую кожу губ, я чуял носом, как соблазнительно бежит кровь, — но все равно не мог заставить себя укусить. — Я… — какой же я слабак! — …не могу. И полностью упал на него. Пусть он меня убьет, пожалуйста, ведь это так удобно сейчас. Я так устал. — За всем этим я и забыл, что ты всего лишь подросток, — доктор усмехнулся и как-то почти ласково взъерошил мне волосы. — Чего ты боишься? Что ты трусишь? Даже у голодного тебя будет предел того, сколько ты сможешь выпить! Так что просто сделай это. Я вдруг невовремя вспомнил ситуацию с Тоору, как я предлагал ему себя укусить, как он не мог отказаться. Почему я могу, а он не мог?.. Твою мать. Этот человек даже никто мне! Я снова замер, переживая тот миг острой выкручивающей боли. Значит ли это, что у меня не было друга? Что это вообще за друг такой, который убивает товарища?! Нет, — оттолкнул я этот образ. Я не буду об этом думать. Мне нужно просто укусить доктора, дать приказ идти против всех усопших, и все. Это просто! Я сел на пятки и молча смотрел на доктора, он смотрел на меня. Ситуация в целом смешная: вампир, который не может пить кровь. Только вот мне не до смеха было. — Жаль, что все так вышло, что нет другого выхода, я бы тебя не принуждал, но… — Тошио-сан ударил сжатым кулаком по кровати. — Ты же знаешь, что это необходимо. Я даю тебе свою кровь по доброй воле. И вновь его протянутая ко мне рука. Я вздрогнул, посмотрел на доктора — во взгляде у него не было ни капли сомнения. Я вновь налег на него и, открывая пасть, — ртом назвать это было уже сложно, — еще раз посмотрел в его лицо.... и наконец перестал сомневаться. Кровь брызнула в рот сладостью, я даже застонал от какого-то извращенного удовольствия, я чувствовал каждой клеточкой тела, как силы пополняются с каждым глотком крови. Я забылся, просто пил и пил, пока не опомнился и не приказал доктору убить всех усопших, как он сам захочет. Чужая воля перекрылась так легко, — наверно, потому что доктор сам этого хотел и заметно расшатал гипноз. Отрывался от руки я практически с болью. Так было хорошо, что хотелось свернуться калачиком и наслаждаться каждым кусочком какого-то щемящего счастья. И не сразу понял, на что это было похоже. Потом хохотнул и произнес: — Я пьян. Эйфория буквально затопила сознание. Мозги плавали, словно сыр в масле. Доктор смотрел на меня, и во взгляде не было ненависти. И меня это отрезвило. Я вспомнил, с каким презрением он произносил «по мою душу пришли», — так почему сейчас он этого не испытывает? — Как ты себя чувствуешь? Что? Полностью обескураженный, встаю с кровати и сажусь в кресло напротив. Я только что пил его кровь и приказал ему убить усопших, а он спрашивает, как я себя чувствую. Что за...? — Пьяным. Эмоциональным, — все же ответил я ему, но чувство того, что я чего-то не догоняю, меня не отпускало. Он странно хмыкнул. — Что? — А по лицу не скажешь, — он обвел рукой мое лицо, видимо, намекая на скудную мимику. — Нормально у меня с лицом, я таким родился! — запальчиво произнес я. И услышал смех — искрений, добродушный и заливистый смех. Он был таким заразительным, что я к нему присоединился. А отсмеявшись, мы замолчали. — Хороший же ты, Нацуно. — От его слишком теплых слов я вздрагиваю. Нет, доктор, я не хороший, я просто такой, какой есть. Я не был вправе рассчитывать на ваше понимание, но от этого мне стало легче. — Это наказание должно быть такое, — произнес я и продолжил, когда увидел вопросительно поднятую бровь вместо ответа, — молился, наверно недостаточно. Ну, знаете там, храм не посещал, в людей не верил, не любил особо никого. Не так живу... жил... теперь и сдохнуть, как следует, не получилось. Я могу попросить вас об одолжение? — Что угодно, — пожимает плечами тот, внимательно глядя на меня, словно выискивая что-то на моем лице. — Я не хочу, — продолжил я, когда услышал ответ. — У меня был вагон времени на размышление. И слышите: я не хочу больше жить. Это обман, подделка... Поэтому если я не смогу себя убить, то пообещайте, что вы меня убьете? Несмотря на вашу жалость ко мне, — на последних словах его глаза чуть расширяются. Значит, я угадал. Он меня не ненавидел: он меня жалел. Еще хуже. Жалость всегда хочется вбить кулаком в глотку в ответ дарителю. — Хорошо, — не сразу, но все-таки говорит он. У меня внутри что-то расслабляется. После продолжительного молчания я неуверенно продолжил: — Так смешно: когда я лежал там в кровати, уже умирая, я не думал о друзьях или родителях, я думал о том, что я так хочу жить! Уехать отсюда, учиться в престижном институте, изредка созваниваться с родителями, завести друзей, девушку и, черт возьми, кота. Всегда хотел иметь кота! — господи, что ж я несу. — Я просто не знал, чего желал. И вот он я теперь: у меня бьется сердце, я дышу, я ем человеческую еду, я вижу солнце, но я все равно больше не человек. Лучше бы я просто сдох. Честное слово, лучше бы я просто сдох!.. — Я засмеялся и смеялся до тех пор, пока меня не согнуло и я не упал с кресла коленями на пол. Разгибаться не хотелось, потому что я сквозь этот дикий смех рыдал, как девчонка, и никак, никак не мог остановиться. Я замер только когда почувствовал объятия. Судорожно вздохнул, отцепляя руки доктора, затем встал, вытер слезы и застыл спиной к доктору. Мне было стыдно за эту вспышку истерики, поэтому я заговорил как можно спокойнее: — Извините. Можете делать любые фальшивые документы, какие они захотят, все настоящие данные я скопировал и в бумажном виде, и на цифровом носителе. Они в надежных руках. И да, вечером к вам придет Чизору, затащите ее на Кагуру. Мне даже на репетициях не по себе было, ей будет еще хуже. Там ее и разоблачите, только не дайте ей заподозрить, что ваша воля уже не в ее руках. Я был уже у двери, когда услышал вопрос: — А какова для тебя на вкус кровь? Я обернулся. Его глаза были полны любопытства, а лицо словно в отместку отливало еще большой бледностью, что было, в принципе, неудивительно. — А солнце на вкус как? — ответил вопросом на вопрос я. Сравнить это я не не смог ни с чем, это было, действительно, словно солнечные лучи и жидкое счастье, теперь я не удивлялся, что Тоору сломался. — Но это чужое солнце и жизнь тоже чужая, — дополнил я и свое размышление и свой вопрос. Доктор молчал. Поэтому я развернулся и пошел. Несмотря на моральную усталость, тело было полным сил и энергии, хотелось прыгать и даже, возможно, смеяться. Я вхдохнул. Вот как с таким настроем умирать? Пути назад у меня в любом случае нет. Потому что никакого «пути назад» вообще не существует, это просто очередная успокоительная сказка. Значит, нечего раскисать, а повод радоваться и вовсе еще не наступил. Не время.***
Я едва успел заскочить в полицейский участок до заката, как оказалось, с доктором я проболтался достаточно долгое время. А потом уже пошел к дому Танаки, там и дожидался заката, сидя на крыше. Солнышко село, вампиры вышли на охоту. Где-то в центре города разгорался праздник, а вампир пришел закончить с остатками своей семьи. Чего в моем плане не было, так это того, что, когда нее прыгнет отец, Каори выставит кол. Из-за инерции и разницы в росте, он буквально насадился на него ребрами. Я спрыгнул с крыши и окликнул ее: — Каори. — Нацуно?.. — в руках у нее ничего не было, и она растерянно огляделась в поисках оружия. — Бери вещи. — Что? — Возьми свои вещи, документы, деньги и захвати вещи Акиры, я отвезу тебя к нему. — Что?! — и тут она зарыдала. Она плакала с таким отчаянием, что я растерялся. Спохватившись, подошел к ее отцу, до сих вяло пытающемуся вытащить кол, видимо, сердце все же было задето, и он застрял между окончательной смертью и своей не-жизнью. Поэтому я, надавив одной рукой на тело, другой вытащил кол и в этот раз вставил правильно. — На… На… Нацуно… — Вещи, Каори, времени нет. Я не должен тебе помогать. Она, пошатываясь, ушла в дом. Совсем скоро вышла с большой сумкой — я еще успел подумать, что молодец, держится, — и пошатнулась. Я не успел ее подхватить, она с грохотом упала на пол. Истощение, наверно. Стресс. Ну, тем лучше для меня, меньше вопросов и истерик. Закинув ее на плечо, как когда-то ее брата, я прихватил сумку и дошел до машины. До города я гнал быстрее, чем тогда, потому что в сознание она не приходила. Доехав до квартиры, открыл дверь ключом и зашел в дом вместе с вещами. Акира вылетел навстречу, чуть не сшибив меня с ног. Прежде, чем он начал задавать вопросы, я сказал: — Садись в машину. Он молча пошел за мной следом, настороженно глядя мне в спину. — Что с ней? — по его голосу было ясно, что он уже и не надеялся увидеть Каори живой. — Истощение. — Я не стал говорить ему, что я не знаю, возможно, у нее просто нервный срыв, возможно, и то, и то вместе взятые. Что он там бормотал, я не стал слушать. Я вывез их из Сотобы, мое дело было сделано. В больнице мы молчали. Я не знал, что говорить, а Акира сидел, обняв руку сестры, и плакал. На меня он внимания не обращал. В итоге Каори оставили в больнице, истощение крайней степени. Похоже, она не спала с момента пропажи брата, да и ела через раз. Я побыл немного там, прежде чем уйти. Неловкость висела между нами, как нож гильотины, а еще я чуял их страх. Каори, когда пришла в себя, поблагодарила, как и Акира, сквозь зубы. Впрочем, мне их благодарность была не нужна. На вопрос младшего Танаки, что я собираюсь делать, я ответил честно: — Отомстить, конечно, а потом умереть. Я ведь больше не человек.***
10 ноября. Четверг. «Неудачный день». Сотоба превратилась в кровавое побоище. Я по этому поводу ничего не чувствовал. Я собирался проверить, как там Тацуно, он мог обмануть их своим присутствием на свету, хотя судя по тому, как разъярен народ, им уже все равно, кого убивать. Но я уже услышал то, что хотел: какой-то старик застрелил Тацуно из замка Киришики на мосту. И то, что Ямаири горит, там же вампиры скрывались. Значит, Тацуно жив, я видел, как Тошио-сан отчитывает кого-то за то, что его не добили. Люди делились новостями с доктором, слушали его приказы. Из него получился хороший лидер. Деревня с ним не пропадет. Я скрылся в лесу, ведущем в сторону Ямаири, прежде чем кто-либо меня увидел. Тацуно жив, и мне придется взять его на себя. Впрочем, за мной ведь должок, я надо же ему показать, что я не слаб. Однако доктор оказался там раньше меня, должно быть, приехал на машине. Под его руководством люди складывали тела, пилили деревья, чтобы предотвратить распространение пожара. А я шел, уже почти не скрываясь, все равно всем не до меня, мимо кучи трупов, бывшими вампирами, а еще раньше —людьми. Я знал, что я ищу, но не знал, зачем. И нашел. Тела Рицу и Тоору лежали вместе, словно в насмешку судьбе. Я вновь вспомнил неуверенную, мягкую улыбку, нежность в чужих глазах, слова Тоору: «Я хочу пригласить Рицу на свидание, но стесняюсь», — а теперь они лежат вдвоем на одной грязной тряпке. Боль была острой, я даже на миг подумал, что, может, какой ретивый меня застрелил, но ничего подобного. Просто словно задохнулся, ноги подогнулись, но я устоял. Видать, это и есть горе. Словно все небо на меня свалилось — не вздохнуть, — в горле встал ком. Мне казалось, что внутри меня кислота, ядовито распыляющая внутренности. Я все смотрел и смотрел на них, и видел все больше деталей, словно вначале мозг отказался видеть все сразу. Лица спокойные — словно спят. Ее лицо чуть повернуто в его сторону, руки соединены, боже, как мне больно-то. «А ведь это из-за меня, — вдруг ядовито шепнуло что-то внутри. — Они были бы вместе навсегда, вечно молодые, вечно прекрасные и навеки влюбленные». Когда я составлял план мести, я не просчитался ни в чем, я сделал все, как нужно, но не учел одного: себя. Смогу ли я выдержать то, что сотворил?.. Я поднял голову и увидел доктора, который смотрел прямо на меня. И снова в этих глазах не было ненависти. Только сочувствие. — Нацуно… — практически шепотом произнес он, но я все равно услышал. Снова по имени! Бросив последний взгляд на Рицу и Тоору, я кинулся прочь. Я бы все равно выполнил задуманное, я должен был их уничтожить. Но глядя на мертвого друга, я осознал: месть — это далеко не такое приятное блюдо, как говорят. Я был должен! Должен! И этот долг был горек, как пепел от сожженных повсюду тел. Вернувшись на мост, я проследил за Тацуно по запаху. Я знал, что там же, глубоко в лесу, в колодец сваливали тела, и это можно было использовать. За этими практичными мыслями я уговаривал себя, что все, в принципе, не существенно, что их давно уже похоронили. Мой друг мертв давно, как и его подруга. Я ведь и сам был на их похоронах. Запах привел меня к реке, там мы и встретились. Он странно задыхался и был излишне бледным. — Я должен кое-что сделать. — Я помешаю тебе. Он оттолкнул меня, так что я больно ударился спиной, но я успел схватить его за ногу. Тацуно попытался выдернуть ее, но запнулся, и мы кувырком полетели в мелкую речушку. — Сразу видно, кровью не побрезговал, — какая ирония была в его голосе. — В отличие от усопших, превращение волколаков происходит на пороге смерти, отец думал, что ты умер и вызвал похоронное бюро из города. Волколаки с усопшими схожи, конечно. Я не понимал, зачем он мне это объясняет, и внимательно на него смотрел, ожидая, когда он рванет от меня или нападет. — Ты, редкий мой собрат, нравился мне. Но мне следовало убить тебя. Пусть даже Сонака была против. Ты ведь опередил Чизору и первым загипнотизировал доктора Азаки, верно? Ну, вообще-то все было не так, но тебе об этом точно знать не стоит. — Поэтому он не послушал Чизору, — продолжал он выдавать гипотезы. Хочет просто подтвердить свои теории, понять, где был их просчет? Ну, пусть пытается. Он посмотрел на огонь позади себя. Лес горит, скоро сгорит и Сотоба, скроет и резню, устроенную вампирами, и резню, устроенную людьми в ответ. Огонь не пощадит никого и ничего. — И вот мы имеем, то что имеем. Доволен? — Еще не понял? Я тебе не собрат, — с мысли я не сбился. — Ну, как знаешь. Я ждал нападения, но он усмехнулся — и в следующее мгновение мы уже летели. А он быстр... Когда сила равна — побеждает тот, кто быстрее, маневреннее и знает больше трюков. Я не знал, сколько Тацуно уже живет на свете, но дрался он хорошо. А для меня это была первая драка, я всегда был тихим и домашним мальчиком. Он ударил меня по лицу, я чуть не упал, но успел схватить его за пояс, уткнулся головой в его живот и просто побежал вперед. В дерево мы врезались сильно, он на миг аж задохнулся, а потом дернул меня за волосы и проговорил: — Некогда мне с дитем в игры играть. Что? — Можно подумать, я первый начал! — это же они меня убили! Он печально вздохнул. И ударил меня локтем в спину. Что-то определенно хрустнуло, боль была настолько сильной, что потемнело в глазах, и я отпустил его. — Одного я не понимаю, какого черта ты помогаешь людям? Никому ты такой не нужен. Я с трудом поднялся на колени. Дышать было тяжело, должно быть, он сломал мне ребра. — Ты правда думаешь, что кровосос может стать им товарищем? — продолжил он, глядя на мои жалкие потуги подняться на ноги. Встать-то я все-таки встал, но штормило меня знатно. — А кто сказал, что я на их стороне? — кое-как выдавил я. — Меня от вас воротит, и только. У него аж брови поднялись. Удивлен, засранец? — Вы нападаете на людей и убиваете их, — продолжил я развивать свою мысль, — а оживших насильно записываете в свои ряды. — Ага, — улыбнулся он. — И все это тебе не по душе, не так ли? Я кинулся на него, но он быстро среагировал, заехав мне по лицу. Затем в живот. — Ты не понимаешь! — заорал я. — С меня хватит!.. И оттолкнулся ногами, схватившись за него и падая с ним в яму. В конце-то концов, не зря же я так его туда толкал. Тацуно поднялся на ноги первым. — Ты что, с самого начала это задумал? — что, я слышу восхищение в голосе? — Вот только волколаки от подобного не умирают. Я лежал на чьем-то теле, и вставать мне уже не хотелось. Поэтому я порылся в карманах и нашел то, что искал: взрывчатку, что я украл в участке. Волколак только вздохнул. Я не видел в нем страха перед неизбежным. — Умирать не боишься? — спросил он у меня так небрежно, словно интересовался, люблю я чай с сахаром или без. — Я уже мертв, — пожалуй, сейчас я устал настолько, что тоже не чувствовал ни капли страха. — Лови. И кинул ему гранату. Он поймал, — то ли машинально, то ли желая поскорее закончить то, от чего уже не сбежать. В нем действительно не было страха. Но я зачем-то машинально рванул на себя чье-то тело, как будто надеялся спаситись. Чертовы инстинкты... В следующую секунду прогремел взрыв.***
А на следующий день я открыл глаза. Пятница. Удачный день, но не для живых. Черт возьми...