Ла Тург и гильотина

Ла Тург, пропахший копотью и кровью, Стоит на зеленеющем холме. Ручей змеится тихо по низовью. Застыло солнце в ясной вышине. Титаном мрачным, стойким, толстокожим Застыла масса камня; рядом с ней Пристройка в половину роста, тоже С надёжными стенами, чуть новей. Ла Тург набит, как чучело, соломой И начинён отстрелянным свинцом. Отчаянной усталостью влекомый, Живой здесь с мёртвым рядом спал бойцом, А прежде спал спокойно в колыбели Говэн. Он рос и хорошел собой, Взбирался к Лантенаку на колени, Играя. Здесь бесстрастною судьбой Начертано казнить чужого сына Тому, кто мнил себя его отцом, Лепил, пока податливая глина Не стала чести твёрдым образцом. Он воспитал дитя по разуменью Лишь своему, и зол был и смятен: Говэн, закрыв глаза на преступленье, Бежать дал Лантенаку.                                           Симурдэн Придёт, хоть на суде столкнулись лбами, Чтоб провести последний разговор. Пока тот спит, он припадёт губами К руке, что подписала приговор. Он будет слушать полные надежды Рассказы, где опишет новый строй Общественный, что нужно сделать прежде, Что не увидит, узник молодой. День наступает светлый и погожий. На эшафоте подле дряхлых стен Умрёт так на архангела похожий Виконт, родившийся в Ла Тур Говэн. Глядят с тревогой, страхом, удивленьем Глаза-бойницы вниз, на эшафот, На гильотину. Ропот возмущенья Смолкает, а палач смиренно ждёт. Стальное своё лезвие ощеря, «Я дщерь твоя»,— Ла Тургу говорит Беззвучно гильотина. Ей не веря, Отживший замок холодно молчит. Всё происходит слаженно и быстро. «Свершится правосудие!» — и вот В корзине голова. Грохочет выстрел. Два мёртвых — а идея их живёт. Немало пыток и смертей немало Видал Ла Тург, но что с того теперь? Движенье революции дремало — Сейчас оно распахивает дверь, Пусть грубой окровавленной рукою, Но феодальный замок позади Останется, опутанный тоскою, Разрушенный — помеха на пути. Нет места ни в республике террора, Ни в идеальной Франции, другой, Следам монархии, «отметинам позора». Его сменили на позор иной: На «правосудье», что не различает, Стар или юн представший перед ним, Возносит смерть, карает, не прощает, Насилием питается одним; На страх, резню, раскол внутри и казни; На узколобость и застой идей; На чувство стойкой к миру неприязни И долгий путь к интенции своей. О, год безумный девяносто третий! Ла Тург и гильотина — было так Растрачено наследие столетий, Заброшено подальше на чердак.