Поворот

Как мир меняется! И как я сам меняюсь! Лишь именем одним я называюсь, — На самом деле то, что именуют мной, — Не я один. Нас много. Я — живой. Чтоб кровь моя остынуть не успела, Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел Я отделил от собственного тела! Н. Заболоцкий. — Дай вздохнуть! На минуту, Гарри. — Только на минуту, — соглашаюсь я и тут же ставлю ему на шее засос. Шея у Тома — место слабое. И вообще он весь у меня слегка нестойкий — за малым исключением. Он и раньше не был молчуном «во время оное», а теперь так вообще разговорился и меня заразил болтовнёй, только я ему обычно шепчу на ухо. Он тихонько вздрагивает, что каждый раз меня наполняет радостью, потому что способность вздрагивать — это такой прогресс у него; он вздрагивает от моего шёпота, и его шея и плечи покрываются гусиной кожей. — Гарри! Я совершенно безжалостен. Меня этим не проймёшь. И стоит мне остановиться, как он тут же запротестует. Вот такой он противоречивый у меня. Хочет, но смущается. Себя смущается, а я с этим упорно борюсь. Поэтому все его риторические стоны «что ты делаешь?» я пропускаю мимо ушей. Дальше я двигаюсь планомерно, как по карте, от точки к точке. Сегодня я дотошен и не намерен пропустить ни одной. Но когда я послюнявил пальцы и погладил Тому правый сосок, он всхлипнул. Настала пора менять маршрут. Для него это послабление; хотя он и так практически всегда лежит с закрытыми глазами, но если я укладываю его на живот, ему легче. Молчаливей он от этого, правда, не становится. Уложив ему руки поудобнее, я смотрю, как он некрепко, но почти уверенно вцепляется в края подушки, наклоняюсь и целую под коленом. Том коротко стонет и часто дышит. Он уже знает, что последует далее, когда я раздвигаю ему ноги. — Гарри, не надо… — Почему? Он уже, что называется, в тело вошёл, худоба пропала, и мне уже есть на чём оторваться. Я с удовольствием кусаю легонько ягодицу и гляжу плотоядно на копчик Тома, покрытый испариной. Он совсем замирает, когда я собираю языком соль с кожи. — Гарри. — Почему не надо? — Я стесняюсь. — Стесняйся, — усмехаюсь я, потому что это уже просто ритуал. — И вообще, кто тут Лорд? Он смеётся, потом всхлипывает, потом задушено тянет в подушку: — Тыыы! — Вот и молчи. — Не могу. Я смеюсь, целую его зад, приподнимаю его и подкладываю специально приспособленную под это дело думку. — Значит, не молчи! — подытоживаю я, раздвигая ему ягодицы ладонями. В остальное время он уравновешен и тих. Он по-прежнему любит, чтобы я читал ему вслух. Мы много разговариваем, инстинктивно обходя острые углы. Иногда он даёт мне дельные советы по клиентам. Магия исчезла, но знания-то остались. Иногда чаша весов склоняется в его сторону, и он бывает более чем старшим, особенно когда я устаю. Я всё чаще засыпаю у него под боком, обхватив рукой, потому что мне так спокойно. А пока я сильный, я чертовски сильный, отжимания — мой конёк. Не давить же мне на Тома всем весом? Это когда на боку, я буквально прилипаю к нему, обхватываю поперёк тела — и вперёд. Ему так нравится, но не всегда хватает сил, так что это блюдо праздничное. — Не могу больше, — глухо бормочет он наконец. Да я сам уже не могу, но умоляю его потерпеть немного, вот ещё немного. Осторожно ложусь сверху. Чем больше меня пробирает, тем больше я молчу, кусаю губы, вдавливаюсь глубже, трусь лбом о его плечо. — Том. Он стонет. И стонет так, что я понимаю, что кое-что мне осталось на сладкое. И когда он оказывается на спине, я вижу это сладкое во всей красе. Жулик, он просто не любит лежать на липком. Я облизываю губы. В процессе Том, конечно, стесняется опять, только сделать с собой уже ничего не может — стонет, вскрикивает. Потом в ход идут салфетки, испачканная думка с синтепоном внутри отправляется в стиральную машину. — Развратный мальчишка, — жалуется Том с совершенно непередаваемым выражением лица. Я довольно ухмыляюсь и крепко целую его в губы. И после этого он успокаивается.

* * *

— У тебя письмо пришло. — Слышу, Том. Подождут. Звук выключить? — Не надо, он не мешает. Как там с погодой? — Поспишь — выйдем погулять. Плюс десять, облачно. Надеюсь, что дождь не пойдёт. Я поцеловал его в плечо и поправил одеяло. — Спи. Я немного полежу с тобой. — Можешь и поспать, — он улыбнулся. — Ну нет. Я потом займусь расчётами. А пока что я лежал позади Тома и обнимал его за талию. — Поцелуй меня, — попросил он. — Всё в порядке? — У тебя потрясающая логика, Гарри. Развернув к себе, я поцеловал его в губы. — Просто иначе ты бы не успокоился и продолжал дышать мне в шею, — он чуть приподнял брови. Вот ведь, змий слизеринский! — Том, ты сейчас договоришься, — усмехнулся я. Но он был совершенно прав. Я поцеловал его ещё раз и опять уложил на бок. — Отдыхай, а я почтой займусь. Правда не даю тебе поспать. И не делай такое лицо. Я хотя бы колонки выключу. Опять пищит. Я выключил звук, прочитал оба письма. Когда вернулся к кровати, Том уже спал. Мне тут же расхотелось заниматься гороскопом очередной домохозяйки из Штатов, да там и не было ничего интересного. Я улёгся на свою половину кровати, а потом и задремал. Не знаю, сколько я успел проспать, но что-то мелодично и настойчиво зазвенело над ухом. Сработали сигнальные чары. Я встал с кровати и подошёл к окну. Из-за косы показался мужчина, но с такого расстояния я не мог его рассмотреть, поэтому призвал обычный бинокль. Да, что-то в этом мире не менялось. В своих воспоминаниях о посещении приюта он выглядел, как денди времён королевы Виктории. А сейчас — то ли как пожилой хиппи, то ли как солист группы «ZZ-TOP» на пенсии. Ну, вот и дождались. Взяв палочку, я вышел в прихожую, накинул куртку, потом с крыльца дома аппарировал. — Здравствуй, Гарри. Я оглядел его с ног до головы: ботинки, брюки, пуловер, мешковатое пальто, шарф, небрежно переброшенный через плечо. Волосы он стянул сзади. Я тихо фыркнул. — Здравствуйте, Альбус. — И я достал палочку. — Ну зачем же так, мой мальчик? Я пришёл один, как ты видишь. — Правда, зачем? Тем более что бузинная палочка всё ещё при вас. Он немного удивлённо склонил голову на бок. — Мне было бы очень интересно послушать о первом варианте развития событий. О том, что ты решил изменить. Сколько тебе сейчас, Гарри? — Двадцать шесть. Я убрал палочку. От Альбуса можно было ждать чего угодно — только не удара в спину. — Как вы узнали, что я жив? Как ни в чём не бывало он взял меня под руку, и мы пошли в сторону дома. — Это оказалось не сложно. Я окончательно уверился, что ты жив, когда Добби уволился из школы. Он мог это сделать только ради одного мага. Я не стал пользоваться властью и допрашивать его. Слишком много было непонятных моментов, чтобы действовать сгоряча. — Логично, — кивнул я. — Кроме того, метка Северуса, которая весь год наливалась силой, внезапно опять исчезла, словно её и не было. На следующий день после финального состязания вернулся Каркаров, сочинив какую-то историю. Мне было не до него, и я сделал вид, что поверил. — А Барти? — С Барти было легче всего. Как только Седрик появился с кубком, он, надо отдать ему должное, тут же бросился ко мне и всё рассказал. Так что, вспомнив о жалобах профессора Снейпа на слежку Грюма, о которой того совершенно не просили, я отреагировал быстро. Потом мы допросили Крауча в присутствии Фаджа. Думаю, ты знаешь всё, что он рассказал. — Его не целовал на этот раз дементор? — Нет. — Ему повезло. — Крауча отправили обратно в Азкабан. Он был совершенно раздавлен морально. Ведь его метка тоже пропала, а значит, Лорду он не помог. Да, мне пришлось думать над ситуацией два года. Ведь не забывай: всё, что касалось крестражей, мне пришлось узнавать заново. Я, так сказать, распутывал ниточку в обратную сторону. Когда мы с Северусом поняли, о каком кладбище мог говорить Седрик, мы тут же аппарировали на место. С нами был ещё Кингсли. Мы нашли там следы разрушения, следы тёмномагического ритуала кельтского происхождения и старинные реликвии. Тут я усмехнулся. — А у вас теперь ещё и Камень Воскрешения, Альбус. — Да, он был у меня. Я передал его в Отдел тайн. О, это очень благородно! — У меня к тебе много вопросов, Гарри, как ты понимаешь. — Задавайте. Я отвечу на все. — Почему тебе вообще пришла в голову мысль воспользоваться хроноворотом, и как ты заполучил мою вещь? — Я нашёл ваш хроноворот случайно. После победы Минерва обживалась в кабинете директора. Вы к тому времени уже больше года были мертвы, Альбус. — Надо же. Мне не повезло, — ответил он беспечно. — Допустим. Ты сказал о победе. Следовательно, в той реальности Вольдеморт погиб. Почему же ты в двадцать четыре года задумал этот безумный план? Я криво ухмыльнулся. — Вы сами ответили. Я был безумен. Я отчаялся, мне не давали покоя воспоминания о войне, о жертвах. Мне было семнадцать, когда мы победили. Поначалу я как-то пережил случившееся, но с каждым годом мне становилось лишь тяжелее. Всё могло быть иначе, если бы я был менее нетерпимым к некоторым вещам и людям, больше бы прислушивался к тому, что вы мне говорили… — Гарри! — прервал Альбус. — Нельзя взваливать на себя всю вину за что-то, особенно если замешан выбор других людей. Ты не один боролся с Вольдемортом. — Я знаю. И вы правы. И я готов признать, что, отчаявшись, я ещё и гордыню подхватил, как заразу. Я даже пытался покончить с собой, но неудачно. Я ведь, если честно, паршивый зельевар. Альбус положил мне ладонь на плечо. — Рациональное зерно в твоём плане имелось, конечно, тем более что ты полностью владел информацией. Но это и в самом деле был акт человеческой гордыни. — Я не спорю, Альбус. Вы правы. И мне очень повезло — я это осознаю. Он внимательно посмотрел на меня. — Как странно видеть тебя мужчиной, — с налётом сентиментальности в голосе промолвил мой бывший директор. — Я привык, что ты ребёнок, ты мой ученик. Но ты так много пережил и много узнал. — Давайте вернёмся к делу, — сухо отозвался я. — Ну что же. Давай. Значит, ты собрал крестражи, путешествуя в прошлом, потом перехватил Петтигрю на кладбище, подождал, пока тот совершит ритуал, слился с собой четырнадцатилетним… Но как ты разрушил крестражи? Меч Гриффиндора пределов школы не покидал. Следов адского пламени на кладбище не было. — Вы думаете обо мне слишком хорошо, Альбус, — сказал я. — Я начал действовать намного раньше. Я перехватил Питера прежде, чем тот добрался до Лорда. — Постой-ка, — он поднял палец. — Барти рассказывал, как его посетил Питер с Томом в тельце гомункулуса. — Правильно, как и в первой реальности. Только вместо Питера на этот раз был я. И гомункулуса тоже создал я. На своей крови. И ритуал на кладбище проводил я, взяв кровь у себя подростка. Потом я собирался уничтожить всех разом. Правда, Питера я отпустил, стерев ему память. Его нашли? Альбус внезапно остановился, не дойдя футов десять до нашей калитки, и потрясённо уставился на меня. — Ты всё это сделал? — Да, — кивнул я. — Сколько пожизненных мне светит? Он нетерпеливо махнул рукой. — А как долго ты находился рядом с крестражами? — Почти постоянно. Я поместил их в 1994 год, спрятав в албанской хижине. Так я подманивал их хозяина. — Такой длительный контакт, — пробормотал он себе под нос, — это объясняет, конечно… — Оставьте, Альбус, не надо меня оправдывать. Я ведь прекрасно помнил, что контакт с крестражами опасен. Мне это нравилось. Мне нравилось находиться рядом с ними. Терять мне было уже нечего — я собирался себя убить. — Ох, — тут Альбус схватился за моё плечо. — Вам плохо? — я встревожился. Он не был склонен к манипулированию с помощью демонстрации немощи. — Что-то… голова закружилась. Ты мне чаю не нальёшь, Гарри? — Да, конечно. Я помог ему раздеться и провёл в гостиную, незаметно звукоизолировал спальню. — Садитесь, я скажу Добби. Он предпочёл спрятаться, — тут я не удержался от улыбки. Найдя домовика, я заказал ему чай для нас и попросил сказать мне, когда Том проснётся. — Сейчас всё будет. Альбус сидел на диване и осматривался кругом. — А ты проводишь в этой комнате мало времени, — заметил он. — Тут даже более стерильно, чем было в доме твоей тётки. Я рассмеялся. — В общем, вы правы. Мне хватает одной спальни. — Почему ты собирался не пощадить себя даже ребёнком? — Альбус очень резко сменил тему. Так, называется: я хорошо его изучил. Рано обрадовался. — Потому что я тоже был крестражем, — ответил я просто. Тут Альбус стукнул кулаком по подлокотнику. — У меня были такие подозрения. И всё же до конца не верилось. Тогда я в чём-то тебя понимаю. Ты, наверняка, считал, что я воспитал из тебя смертника? — Нет, — покачал я головой. — Нет. Я добровольно пошёл тогда на смерть, и Том не смог меня убить. Он всего лишь выбил из меня осколок своей души. Другое дело, что если бы я узнал правду чуть раньше, то не случилось бы, возможно, первой атаки на школу и было бы меньше убитых. В разы меньше. Но это уже из разряда вероятностей. Альбус пригладил бороду и взял с подноса, который приплыл по воздуху из кухни, чашку. — Но крестраж перешёл бы к тебе нынешнему. Поэтому ты скрываешься? Потому что Том, как и в прошлый раз, не ушёл совсем? Он где-то рядом, видимо? — Более чем рядом, — ответил я. — (Вы чашку поставьте на минуточку, Альбус). В соседней комнате он. Спит. Он всегда отдыхает днём, у него режим. Про чашку-то я съязвил, конечно. Но правильно. — Боже мой… Ни разу за всё время, что я знал Альбуса, он не поминал Творца. — Боже мой…— он беспомощно хватанул ртом воздух. — Так он сам?! Подавшись вперёд и всё-таки опрокинув чашку на пол, он схватил меня за руку. — Том сам разрушил крестражи? Скажи мне! — Сам, — кивнул я. Он выпустил мою руку и отвернулся. — Альбус? — Молчи! — он замахал рукой в мою сторону. Я подождал, пока он успокоится. Склеил чашку, убрал лужу на полу, попросил Добби принести новую, со свежим чаем. Наконец Альбус достал платок, вытер глаза под очками и повернулся ко мне. — Можно мне взглянуть на него? — Когда он проснётся. Конечно. — Спасибо, Гарри. Значит, Том выжил, потому что один крестраж у него оставался? — Видимо, так. Он утратил свою магию… — Ты уверен? — Во всяком случае, никакого, даже мизерного всплеска за прошедшее время. У меня нет возможности проверить как-то ещё, потому что палочку Тома я сжёг тогда на кладбище. — Пусть. На ней было слишком много зла. Как его состояние? Я подробно рассказал, как себя чувствовал Том в самом начале, какие у него изменения к лучшему. Альбус слушал внимательно и смотрел на меня со странной жалостью. — Тебе пришлось тяжело, мой мальчик. Как же ты привык к нему? — Сначала тяжело. Очень. Но я всё-таки чувствовал его, а он меня. Он не жаловался, не протестовал. Он не испытывал ненависти ко мне. Меня сначала это жутко бесило. Потом мозги немного встали на место. Наверное, первой пришла жалость. Потом привязанность. — Даже так… — Альбус, я бы мог, конечно, продержаться на чувстве вины или чувстве ложно понятого долга, но вряд ли много времени. Вас удивляет, что я привязался к Тому? Скажу больше: я его люблю. — Любишь… — Да. — Я не понял его интонации. — Ты по-прежнему его крестраж? — Уже нет. Мне удалось… Нет, не так. Мне помогли. Я попросил, — инстинктивно я поднял глаза вверх и смущённо опустил. — Ты счастливей меня, Гарри. — Простите? Я не понял. — Ничего, — промолвил Альбус, вздохнув, — это я о своём. Однако за всю жизнь я ни разу не решился попросить о помощи Высшие силы. — Он похлопал меня по руке. Мне показалось, что он сморгнул слезу. До меня дошло, конечно, о чём это он. И кто мог подарить хроноворот — тоже. — Добби, ещё чаю, — сказал я домовику. — Альбус, но вы не объяснили, как меня-то нашли? — О, это чистая случайность, Гарри. И не удивляйся, что я буду употреблять некоторые термины — меня долго просвещали. Ты помнишь, как ты рассылаешь свои рекламы по электронной почте? — О! — издал я унылое восклицание. — Кажется, я делал слишком профессиональные гороскопы, чтобы меня приняли за магла. — Именно. А сам принцип: «пошлите эту рекламу десятерым вашим друзьям, и вас ждёт удача»? — Альбус рассмеялся. — Ну а что? Люди на это ведутся. А сеть сейчас не настолько развита, как в две тысячи четвёртом году. Надо же как-то привлекать клиентов. — Вот и привлёк. Коллегу миссис Грейнджер. — Не может быть! — Это судьба, Гарри. Смирись, что от Гермионы тебе никуда не спрятаться. А найти тебя было несложно. Министр связался с магловским премьер-министром, а дальше ты сам понимаешь. — Вы никого не посылали сюда на разведку? — Нет, — удивился он. — Значит, мне показалось, и девушка была просто девушкой. — Просто, Гарри, просто, — улыбнулся Альбус. — А что? Симпатичная попалась? — Да, но мне до её внешности как-то не было особого дела. А вот поговорил бы подольше, если бы не опасался. Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. — Скажите, Альбус, а как там все? Все живы, здоровы? Как Сириус? Его хотя бы реабилитировали? — Да, конечно. Когда Министром стал Кингсли… — Ого! То-то Альбус весь в шоколаде. — Ты зря считаешь, что он мой карманный Министр. Кингсли, конечно, прислушивается ко мне и помогает. Но он проводит свою политику. Иногда даже рискованную политику. Впрочем, он оказался очень талантлив на своём посту, я его поддерживаю. — Так что Сириус? — про политику я решил спросить потом, если получится. — Живёт на Гриммо. С Ремусом. Вот у того жизнь стала налаживаться. Кингсли отменил старый закон о полукровках. Вышла его новая редакция, и Ремус смог найти работу. Он написал очень хороший учебник для третьего курса по ЗОТИ. Получил приличный гонорар и имеет проценты с продаж. Он сотрудничает с немного странным журналом. С «Придирой». — А! Мистер Лавгуд! — Да, забавный человек. — Я хорошо помню Полумну, его дочь. Она была прекрасным другом для нас. — Ремус так спелся с Лавгудом! Он пишет статьи о магических животных. — Надеюсь, не о морщеногих кизляках? — засмеялся я. — Нет, но, кажется, они собираются в Норвегию, в экспедицию по их поиску. — А Сириус? — Он ничем не занимается. И, увы, прикладывается к бутылке. — Надеюсь, он не винит профессора Снейпа за моё исчезновение? — Он винит меня, Гарри. Как это на него похоже. — Альбус, сделайте кое-что, пожалуйста, когда вернётесь. Придите к Сириусу, и пусть он велит Кикимеру, если, конечно, не выгнал его до сих пор (Альбус отрицательно помотал головой), рассказать всю правду о том, как погиб Регулус Блэк. Надеюсь, что у Сириуса что-то изменится в мировосприятии. Может, это и жестоко, но он должен знать правду. — Хорошо, Гарри. А я вижу, что ты стал относиться к крёстному критически. — Скорее перестал его идеализировать, что было простительно в четырнадцать. Но уже тогда Гермиона говорила, что Сириус иногда ведёт себя, как подросток, а не взрослый мужчина. Я подлил Альбусу чаю. — Как Гермиона поживает? Встречается с Роном? — Нет. Они просто дружат. Мисс Грейнджер очень живо переписывается с Виктором Крамом. Тот приезжал на прошлое Рождество в Англию, насколько я знаю. Кажется, и в этом году тоже собирается в гости. Я улыбнулся. — А Рон? — Рональд у нас главный гриффиндорский сердцеед. — Вот паршивец! Лаванда? — Мисс Браун, обе мисс Патил, ещё кое-кто. Я же не слежу за его донжуанским списком. Мисс Джиневра — опережаю твой вопрос — уже помолвлена с Дином Томасом. — Боже мой, они ведь все такие юные! Не то, что я — старик, — я улыбнулся. — Да, мой дорогой, мы с тобой два старых перечника, — рассмеялся Альбус. Тут в гостиной появился Добби и доложил, что Том проснулся. — Подождите немного, — сказал я, вставая, — я вас позову. Том, был ещё совсем сонный, но, по всему видно, отдохнул хорошо. — Привет, — я наклонился и поцеловал его в лоб. — Что-нибудь хочешь? — Попить. Когда он напился, то посмотрел на меня вопросительно. — Что-то случилось? Ты как-то напряжён. — У нас гость. Альбус. Том закрыл глаза. — Один? — Один. С разведывательной миссией, плавно перетекшей в дружественный визит. Он не мог не улыбнуться. — Альбус хочет тебя видеть. Если Том и боялся, то вида не подавал. И потом, раз я не схватил его в охапку и не дал дёру, то и бояться нечего. — Гарри, если он будет называть меня «мой мальчик» или высказываться в духе «помнишь, что я говорил тебе в школе?», сделай с ним что-нибудь за меня, хорошо? — Хорошо, — я засмеялся и пригласил Альбуса войти в спальню. Надо отдать Альбусу должное: ничего такого он не сказал. Они поздоровались. Альбус подержал Тома за руку. Потом попросил разрешения осмотреть. Он проделывал какие-то странные пассы над его телом, надавливал на какие-то точки на руках. В подобной магии я совершенно не разбирался. — Что? — спросил Том. — Ползать буду? — Ходить будешь. Кое-чем можно даже помочь. У нас с тобой есть один общий знакомый — прекрасный зельевар, — усмехнулся Альбус. — Северус… Всё зельеварит? — осведомился Том. — Нет, на ЗОТИ перешёл. — А зелья, как я понимаю, вы пригласили вести моего бывшего декана? Какая светская беседа! Я отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Право же, эти двое друг друга стоили. Я вспомнил их дуэль в атриуме Министерства. — Да, Гораций согласился. Том крепился, конечно, но я начал замечать, что ему тяжело и визит пора заканчивать. — Что вы собираетесь делать, Альбус? — решился он спросить. — Ничего пока что. Вот, помочь тебе выздороветь. Тут Дамблдор посмотрел на меня. — Гарри, я тебя попрошу кое о чём. Собери, пожалуйста, все свои воспоминания об ушедшей реальности. И о том, что случилось вновь ― уже в этой. — Хорошо, — отозвался я. Не собирается же он начать процесс по нашей реабилитации? Это абсурд. — Я пришлю тебе письмо. Там будет обратный магловский адрес. Пиши мне туда до востребования. Когда воспоминания будут готовы, сообщи. Всё-таки я был признателен Альбусу, что он, не делая тайны из разговора, вёл его при Томе. — Да, конечно, — опять согласился я. — Гарри, можно я скажу кое-что Альбусу наедине? — попросил вдруг Том. — Пожалуйста, — ответил я, слегка обиженный. Я пожал его руку и оставил с нашим гостем. Альбус появился минут через десять. — Проводи меня немного, — попросил он. Мы вышли на крыльцо. — О чём Том говорил с вами? — спросил я. — Или мне нельзя знать? — Знать можно, но ему не передавай. Он просил помочь ему умереть, чтобы ты не мучился с ним и жил своей жизнью. Я беспомощно воззрился на него. — Спокойно, Гарри. Тома понять можно, но и я не выживший из ума маразматик, знаешь ли. Тому тяжело, он мечется. Раскаяние ведь не освобождает от чувства вины. Давай будем решать проблемы постепенно. Сейчас наша задача — поставить его на ноги. — Вы нам поможете? — прошептал я. — Когда-то я упустил Тома. Ты понимаешь, о чём я? Так что на мне долг. И хорошо, что я могу его отдать. Будем думать, как помочь Тому найти себя. Тут я не выдержал и кинулся Альбусу на шею. — Ну-ну, мой дорогой. Он крепко обнял меня. — До встречи, Гарри, — сказал он, разжимая руки. — До встречи, Альбус. Я смотрел, как он удаляется прочь, а потом аппарирует. Вернувшись в дом, я ничего не сказал Тому. Эпилог Я стоял у окна и читал письмо Дамблдора. Рядом лежало письмо от Гермионы, пока что не вскрытое. Альбус вложил его в свой конверт. «Мой дорогой мальчик! Теперь я могу сообщить тебе новости. Состоялось закрытое заседание Визенгамота, где было рассмотрено ваше дело». Я опустил лист пергамента и посмотрел на сверкающее в лучах летнего солнца море. Потом собрался с духом и стал читать дальше. «Не буду утомлять тебя подробностями. Вас приговорили к ссылке. Тебе запрещено десять лет посещать Британию. Тому — пожизненно. Правда, вот незадача: в официальном документе ничего не сказано по поводу переписки и по поводу визитов кого бы то ни было к вам». Ах, Альбус! Он никогда не изменится. Я вытер глаза. Позади меня раздался шорох. Обернувшись, я увидел, что Том перевернулся во сне со спины на бок. Сегодня вечером мы обязательно искупаемся. Я опять помогу ему войти в воду, придержу его. Он не плавает, конечно, так — намокает. Ходит пока что с палочкой и еле-еле, но ходит. «Так что пиши, мой мальчик. Пиши чаще. Когда смогу, я тут же вас навещу. Кстати, твои воспоминания заняли почётное место в Отделе тайн, в зале времени. Обнимаю тебя и Тома. Любящий вас Альбус Дамблдор».