Проклятие рода Баскервилей

Где-то в Дартмуре, три недели назад. К равнине на мягких лапах подкрадывались сумерки. Они несли с собой холод и ветер. Зажигали на болотах таинственные огоньки, терзали кустарник и рождали вихри из пыли и листьев, танцующие во мгле. Порыв ветра мощно заколыхал мрачные ели и тисы, склонявшиеся перед его ударами, наткнулся на каменную башню неподалеку, застонал — и стих. Именно в этот момент раздался крик. Он взлетел к вершинам деревьев, отозвался под мшистой крышей дома и оборвался. Больше ничего не было слышно и видно. Ночь ступила в свои права, прогнав сумерки. Глава первая, в которой появляется повод не завтракать, а Джон играет в сыщика

***

— Черт побери, опять овсянка! Мистер Шерлок Холмс, он же мистер Зануда, он же известный детектив, источник вдохновения, любовь и наказание всей моей жизни — завтракал. Обычно, когда нас не влекли за собой расследования, он вставал довольно поздно, позже меня, томно пил апельсиновый сок, перелистывал газеты и неторопливо смаковал кофе. Миссис Хадсон, домовладелица и экономка, была сторонницей классического английского завтрака, даром что на дворе был двадцать первый век. Почки и пудинг, сок и копченая рыба — все эти изыски разжевывались энергичными челюстями моего дорого гения без возражений. Но овсянка… Да, он был весьма неприхотлив. Поэтому и поспешил отвлечься на дело. — Ну-с, Джон, какого ты мнения о ней? Холмс сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаются для него незаметными.  — Ты о чем? — я спрятал руки за спиной, надеясь хоть сейчас ввести в заблуждение этот великий ум.  — О мобилке, конечно, — фыркнул он.  — Откуда ты знаешь, чем я занят? Можно подумать, что у тебя глаза на затылке!  — Джон, — сказал Шерлок, поворачиваясь ко мне медальным профилем, — с твоим бурным писательским воображением я мог бы скормить тебе любую легенду, скажем, о том, что на кончиках ушей у сыщиков есть такие тепловые точки… Я недоверчиво хмыкнул. — Я помню, как ты доверчиво описал в своём рассказе мои фантазии на тему родственников: бабушка великого Холмса — сестра художника Верне… — Так это неправда?!  — Но, — неумолимо продолжал он, — я скажу тебе правду. Передо мной стоит начищенный до блеска серебряный кофейник. Нет, в самом деле, что ты скажешь о мобильном телефоне нашего посетителя? Мы с тобой… гм… поздно встали и прозевали его. Попробуй воссоздать по ней образ ее владельца, а я послушаю. Я негодующе помолчал, но все же соблазн встать на одну доску с гением криминалистики, показать, что тоже кое-чего стою, был сильнее. — Ну, во-первых, я бы не купил такую. Этот дорогой эклектичный чехол… По-моему, — начал я, стараясь по мере сил следовать его методу, — этот Мортимер — преуспевающий топ-менеджер.  — А это почему?  — Слишком пафосный гаджет. Видно, что им часто пользуются. У кого много звонков и клиентов? — Джон, ты превзошел самого себя! — сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая. — Я не могу не отметить, что, описывая со свойственной тебе любезностью мои скромные заслуги, ты обычно преуменьшаешь свои собственные возможности. Он хитро посмотрел на меня. Я был горд: мне удалось не только овладеть методом Холмса, но и применить его на деле и заслужить этим похвалу любимого. Холмс легко поднялся, взял мобилку у меня из рук и несколько минут разглядывал ее невооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем-то, отложил трубку в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать предмет, но уже через увеличительное стекло.  — Мда… Не бог весть что, но все же любопытно, — сказал он, возвращаясь на свое излюбленное место в углу дивана.  — Неужели от меня что-нибудь ускользнуло? — спросил я не без чувства самодовольства. — Надеюсь, я ничего серьезного не упустил?  — Увы, дорогой. Когда я сказал, что ты — мой стимул, это, откровенно говоря, следовало понимать так: твоя любовь поддерживает и вдохновляет меня. Ну, а твои промахи иногда помогают мне выйти на правильный путь. Милый, топ-менеджеры облекают свои телефоны в строгую классику. Здесь же иное. Хозяин — музыкант или художник.  — Значит, я был неправ?  — В этом отношении — да.  — Но ведь это все?  — Нет, нет, дорогой мой, не все, далеко не все. Ты был прав насчет звонков. И еще одно. Например, я бы сказал, что этот Джеймс Мортимер — художник, живущий в сельской местности.  — Откуда ты это узнал? Неужели из телефона?  — Элементарно, мой друг! Он оставил визитку. Ознакомься: вон там на столе! И имя и профессия чётко прописаны, — Шерлок насмешливо улыбнулся мне, длинные пальцы запорхали над сенсорной панелью. — А сейчас… секунду, вот! Я разблокировал. Пароль банальнейший, — «Пикассо». Так, галерея фото, — он показал мне, — вот он, симпатичный молодой человек, пишущий пейзаж, в очках, с шарфом, на фоне леса! Узнаю местность. По-моему, это Дартмур. Да, скорее всего! И собака. Точно, у него его есть собака! Таким образом, дорогой мой, менеджер испарился, а вместо него перед нами вырос весьма симпатичный художник около двадцати пяти лет, талантливый, хорошо зарабатывающий, рассеянный и нежно любящий своего пса. Я вздохнул: он опять троллил меня и смеялся над моими попытками развить навыки детектива. Шерлок Холмс откинулся на спинку дивана и пустил в потолок маленькие, плавно колеблющиеся в воздухе кольца дыма. Установилось молчание. Не отрываясь, он внимательно и спокойно смотрел мне в глаза, а я улыбался ему. Именно поэтому мы вместе. Удивительно, но с первых дней нам комфортно рядом. Мы можем молчать, мы можем работать бок о бок — ничто не может разорвать этого удивительного уюта наших отношений. Когда он вот так замирает, дедуктируя или просто задумавшись, я не могу порой отвести от него глаз. Он весь состоит из острых линий; я думаю, нарисовать художнику его портрет было бы одновременно сложно и просто. Колени и локти; табачный завиток дыма; яркий мазок стиснутых губ и очень ясный хирургический взгляд. Он как будто отражение моих тайных мыслей; моё второе «я»; тот человек, которым я бы хотел и не смог стать. Впрочем, Шерлок говорит, мы дополняем друг друга. Холмс лениво потянулся в кресле, и, не вставая с места, открыл застекленный шкаф, где быстро нашел справочник «Кто есть кто» за этот год.  — Так и есть, Джон! Слушай: «Джеймс Кристофер Мортимер… так… родился 1987 в Варрингтон, Чешир. Британская национальная галерея… Набирающий популярность художник современности… Является одним из самых перспективных талантов в жанре портретной живописи, превосходно отражая внутреннюю суть и тонкие эмоции, которые делают каждого из нас уникальным… Часто рисует необыкновенными средами, типа чая, бренди, русской водки, виски и графита…» Хм. Занятный малый. Шерлок закрыл книгу, поднялся и подошел к окну.  — А вот и наш ранний посетитель! — прервал мои романтические размышления Шерлок. — Звонит у дверей. А с ним и его собака. Через минуту славный рыжий кокер–спаниель уже обнюхивал нас и мебель, на «радость» миссис Хадсон, затем спокойно улегся у камина, а мы внимательно разглядывали гостя. Мне всегда нравился этот момент в нашей работе: новое лицо — новая судьба — новая проблема, и каждый человек, приходящий за помощью к нам, был своего рода отражением жизни вообще в ее бесконечных проявлениях. Художник Джеймс Мортимер оказался очень высоким, худым мужчиной с длинным носом, торчащим, словно клюв, между серыми, близко посаженными глазами. Фриком его назвать было нельзя, хотя одет он был, как и подобает человеку его профессии. Растянутый аквамариновый свитер, ассиметричный и странный, по руке уходит вверх фиолетовая змея татуировки, чтобы окончиться где-то у шеи спиралью; высокие ботинки и россыпь разноцветных колец на длинных изящных пальцах.  — Какое счастье! Мобильный! А я никак не мог припомнить, где я его оставил: здесь или в пабе. Потерять его было бы просто ужасно: там все мои контакты!  — Подарок? — спросил Холмс.  — Да, сэр.  — От… хм… благодарного заказчика?  — Да… — Мортимер улыбнулся. — Если не ошибаюсь, имею честь говорить с Шерлоком Холмсом, а не с…  — Нет, доктор Ватсон — вот, перед Вами.  — Очень рад познакомиться с такими известными людьми! Вы меня чрезвычайно интересуете, мистер Холмс. Я никак не ожидал, что у Вас такое великолепное лицо. Этот вытянутый череп и выпуклые надбровные дуги, — он рассматривал моего детектива с жадным профессиональным любопытством. — Я не отказался бы написать Ваш портрет. Скажем, пеплом. Эти серые стальные глаза…  — Кхм… — я откашлялся и негодующе прошелся по комнате. Сыщик лениво улыбнулся.  — Я полагаю, сэр, что вы оказали мне честь своим сегодняшним посещением не только ради моей необыкновенной внешности? Художник — энтузиаст выпалил:  — Нет, сэр, конечно, нет! Я человек отнюдь не практической складки, а между тем передо мной внезапно встала одна странная задача. Вы для меня оба — просто легенда! Ваши интересные рассказы и Ваш блог, доктор…  — А мой?! — довольно резким тоном спросил Холмс.  — Извините, не читал, — художник явно растерялся. — Надеюсь, я не позволил себе… Я улыбнулся:  — Он теперь вас ненавидит. Но это ненадолго. Холмс негодующе сложил руки на груди:  — Дело не о краже холстов и кистей, надеюсь? С водкой и кетчупом тоже все в порядке? Или чем вы там творите?.. Гость сказал почему-то шепотом: — О, мистер Холмс! Дело о странной смерти, старинном проклятии и оборотнях! Мы с детективом обменялись удивленными взглядами. Клиент нес явную чепуху.