Голубенькие

Апрель близится к своему логичному завершению, оставляя после себя не тёплые солнечные лучи, а бесконечные лужи на заднем дворе школы. И вроде надо не обращать внимание на это, ведь совсем скоро май, но у СеХун не получается: её место у самого окна, и взгляд против воли сам постоянно возвращается во двор к дереву, больше напоминающее огромную сожжённую спичку. Конечно, можно было бы его вернуть в цветущее состояние, в которое его заколдовал ЧанЁль, но в итоге сжёг от переизбытка чувств, но вся школа в немой солидарности решила этот символ юношеской любви не трогать как напоминание, что хоть у кого-то с личной жизнью всё хорошо. Жаль только, что СеХун не относилась к этим счастливчикам. Нини рядом сияет самым ярким розовым, на который только способны её волосы, постоянно улыбается, как дурочка, и нет-нет, но норовит обнять СеХун, желая поделиться всем тем счастьем, что её переполняет. И это здорово, и печально одновременно, потому что в самой СеХун только бездонная яма и ничего в ответ она подарить не может. — Как насчёт обеда на крыше? — на большой перемене к ним подскакивает ЧанЁль, привычно волоча за собой КёнСу, до последнего притворяющегося трупом. — Я недавно наловчился греть пространство вокруг себя, так что даже лужи не будут нам страшны! — громкий смешок. — А наша прелесть КёнСу приготовил обед для всех нас, так что пора отведать его кулинарных шедевров! — Умри, — коротко отвечает КёнСу, одаривая своего… эээ… друга тяжелым взглядом. — И умри ещё раз за то, что рылся в моей сумке. — Я Феникс, я возрождаюсь, — ЧанЁль от всей души ерошит чужие волосы, зарабатывая ещё одно очко в виде нахмуренных бровей. Когда КёнСу оставляют в покое и позволяют выровняться, СеХун с ужасом осознает, что тот ниже её самой на добрые четверть головы, а это значит, что она обречена на постоянные взгляды исподлобья. КёнСу вопросительно вскидывает бровь, замечая её сосредоточенность на себе, и ей приходится неловко улыбнуться и выцарапать из рук ЧанЁля свою подругу для надежности. — Кто последний на крышу — тот ЧанЁль! — кричит весело Нини и уносится вместе с СеХуном от парней. Позади них слышны возмущённые вопли и непонятное гудение, но ни одна из девчонок на это внимание не обращает. И только когда пол коридора расходится под ногами, словно после землетрясения, до СеХун доходит, что КёнСу — маг Земли, и угроза «живьём закопаю» в его исполнении далеко не пустой звук. — Я не люблю бегать, — как само собой разумеющееся говорит он, помогая СеХун высвободить ногу из трещины. — Вынужден был принять меры. Бледная СеХун только кивает. До крыши они добираются всего за две минуты, потому что никто не должен знать, кто испоганил паркет на первом этаже. Вычислят, конечно, но это произойдёт хотя бы уже после обеда, а на полный желудок уже и море по колено. — Не обижайтесь на нашего КёнСу — он вообще заечка, просто слегка асоциальная, — ЧанЁль плюхается на бетонный пол крыши, тут же прикладывая свои ладони к шершавой поверхности. Шепчет несколько согревающих заклинаний и закрывает глаза. Его волосы снова превращаются в один сплошной костёр, а глаза, когда он их открывает, отливают золотом. — Прошу присаживаться. СеХун мешкает, потому что мама учила её на холодное не садиться, а приземлиться своему парню на колени, как это сделала Нини, она просто не способна хотя бы по причине отсутствия оного. А на КёнСу садиться и вовсе кощунство — вдруг сломается? — Сядь и не парься, — дёргает её за руку тот самый КёнСу, вынуждая фактически свалиться рядом с собой. СеХун едва подавляет в себе желание сдуть его с крыши к чертям, но для создания торнадо надо концентрироваться, а после Зелий голова соображает уж слишком туго. От нечего делать СеХун просто молча наблюдает за тем, как КёнСу жестом фокусника вытаскивает из своего рюкзака энное количество судочков, все подписанные и с яркими крышками, выуживает термос и почти сразу множит чашку от него — заботливый какой. Нини в это время сверкает красными пятнами в розовых волосах и судя по тому, что ЧанЁль зарылся ей носом в шею, так проявляется возбуждение. — Слушай, а красные волосы означают, что ты хочешь секса? — по старой дурацкой привычке СеХун задаёт вопрос напрямую. А что? Вырастишь среди мальчишек — всего стесняться перестанешь. Нини становится под стать своих волос, а в купе с горящей головой ЧанЁля составляет самую точную иллюстрацию к фразе «молодая горячая кровь». ЧанЁль икает от неожиданности, но Нини от себя не отпускает, хотя она и очень хотела сбежать. — Я просто слишком горяч, чтобы Нини себя сдерживала, — нервно смеётся ЧанЁль, хватая первый попавшийся бутерброд. — Ты попробуй, как наш КёнСу готовит! Это же просто дар Небес! — Ты говоришь, как сваха, — скептически качает головой СеХун, берясь за порцию риса с салатом. — КёнСу то, КёнСу это… Ты замуж выдаёшь, что ли? — На самом деле, я тебя пытаюсь сосватать, а не КёнСу, — пожимает плечами ЧанЁль и продолжает с невинным видом жевать. Нини греет руки о чашку с чаем и улыбается едва заметно (СеХун готова поклясться, что на правом виске подруги мелькнул салатовый цвет — признак озорного настроения). А вот КёнСу… Вероятно даже самый невозмутимый ученик подвержен потрясениям. Его лицо остаётся бесстрастным, только уши и шея начинают алеть, пока он аккуратно складывает уже опустошенные пластиковые контейнеры обратно в рюкзак. — Ты об этом знал? — с трудом проглотив кусок, спрашивает СеХун. Конечно, ничего не стоит всё красиво свернуть в шутку и даже немного подурачиться по этому поводу, но это же КёнСу — тут никогда не знаешь, чего ожидать, если верить рассказам Нини. — Выходи за меня? — чуть склонив голову, спрашивает КёнСу. На крыше повисает мёртвая тишина. СеХун так и держит около рта палочки, не чувствуя в себе воли пошевелиться. — Ты сейчас серьёзно? — выдавливает она, не желая выдавать уровень своей растерянности. — Абсолютно, — кивает КёнСу и неожиданно улыбается, да так солнечно, что даже ЧанЁль рядом не валялся со своим акульей улыбкой. — Может, хотя бы начать с простого свидания? — блеет СеХун. Она видит, что Нини готова взорваться от смеха, ЧанЁль жуёт рукав своего пиджака и молча глотает слёзы и уж точно не от умиления, и только КёнСу продолжает внимательно смотреть ей в глаза. — Я же говорила, что СеХун надо просто подловить в самый неожиданный момент! — кричит Нини, после чего даёт ЧанЁлю «пять». У СеХун немного болит голова, когда она осознаёт всю масштабность проделанной работы со стороны друзей. Но она не злится ни капельки: весной здорово купаться во внимании и, возможно, если они с КёнСу и правда что-то выйдет, то те трещины на первом этаже тоже оставят, как напоминание о силе юношеской любви и её глубине, а ещё… — Учти, про свадьбу я не шутил, — как бы между прочим сообщает КёнСу. СеХун икает, а затем смеётся, заливисто и от души. Солнце греет им головы, ЧанЁль — пол крыши, а слова КёнСу — ту часть души, отвечающую за самолюбие. СеХун можно считать вполне себе счастливой девушкой, для которой тоже наступила своя весна.