Между землёй и небом - война

В руинах древних кирпичных зданий лежит, раскинув руки в стороны и опершись спиной на хлипкую кирпичную стену, одну из немногих выстоявших, ослепший от огня ярости людей Иван Брагинский. Его простреленная грудь редко и прерывисто вздымается под разорванной окровавленной шинелью в жалкой попытке урвать у смерти ещё несколько минут драгоценной - но уже безвозвратно потерянной - жизни. Силы покидают его постепенно, мучая, терзая ослабший разум. За его деяния. За израненную Украину, за погибшую Беларусь, за тысячи других невинных душ, ни одна из которых больше никогда не оставит свой отпечаток в грязи вспаханных полей и в пыли раскрошенного бетона. Он повёл глазами влево - дымящийся обгоревший труп мужчины, искорёженный до неузнаваемости взрывом высокомощной ручной гранаты. Глянул вправо - и был встречен острым взглядом побледневшей и похудевшей от усталости юной девы. На шее под болтающимся воротником кевларового свитера виднелось начало длинной татуировки-цепи. Женщина курила, и сквозь густой дым её истощавшая фигура была едва видна. А вот голос оказался под стать поганого качества дешёвым сигаретам - хриплый и тихий. - Скажи, Иван, - она, естественно, не ожидала ответа - угасавший призрак прошлого больше не находил в себе воли издавать какие-либо звуки, - почему? Ты мог бы оставить всё так, как было семь лет назад. Мог бы жить. Торговать. Где-то даже преуспевать. Вести спокойное существование бок о бок с Америкой, сотрудничать с Европой, всё так же снисходительно смотреть на Северную Корею и с осторожностью - в сторону Китая и Японии. В твоих силах было исправить положение. Но ты всё погубил. Захотел власти и богатств, пошёл ва-банк, забыв, что, пустив всё на самотёк, ты потерял какие-либо средства, которые можно было бы вложить в наступление. Против тебя ополчились твои собственные секретные службы. Твои советники. Народ. Нападки на Украину оказались той последней каплей, искрой, которая таки подожгла в любой момент готовое вспыхнуть пламя восстания. И что теперь? - рука с сигаретой вытянулась, указывая в направлении центра разрушенного бомбами потонувшего в крови города. - Сама Смерть тебя, наверное, за это недобрым словом поминает. Тебя никто не будет знать. Все забудут о тебе, как о дурном сне посреди тёмной глухой ночи. Люди победили, и теперь историю писать будут они. Они горды. Никогда не смогут признать, что когда-то были частью этого ужасного режима - а те, кто смог бы, теперь лежат под камнями обрушившегося строя. И, честно, я буду им помогать. Отдам всё, чтобы они вошли в новый мир - приятный, добрый, прогрессивный. В мир, в котором всем есть место. В мир, в котором неравенство стабильно и регулируемо, и нет ни ненависти, ни корысти. Спасибо, Россия. Спасибо за то, что ты себя переоценил, за то, что помог мне появиться. Прощай. Живи в каком-нибудь своём другом мире, и пусть многие тысячи мученических голосов преследуют тебя веками, до скончания времён. Женщина бросила в сторону обгоревший бумажный фильтр, и наклонилась, и поцеловала бездушное тело своего предшественника во всё ещё тёплые губы.