Глава 104
1 июня 2020 г. в 08:32
Фригг потратила много сил и времени, пытаясь поставить Локи на ноги. Он был слаб, измучен и даже прекратил изысканно хамить, чем выгодно отличался от того Локи, к которому она привыкла за последний год. Вот уже несколько ночей она разрывалась между подготовкой к свадьбе и неродным сыном, который наконец-то радовался ее приходу, а не закатывал глаза от чрезмерной заботы. Такой Локи не мог не нравиться. Такой Локи напоминал себя прежнего.
Дар предвидения, мало чем отличавшийся от проклятья, не раз подводил царицу: много столетий назад она видела, словно в тумане, как Тор и Локи, повзрослевшие, возмужавшие, вместе держатся за Тессеракт, который к тому времени давно был укрыт в Мидгарде. Она посчитала видение знаком свыше и обучила Локи управляться с гиперкубом настолько, насколько это было в ее силах. Но чем всё закончилось? Пророческий туман предусмотрительно скрыл от ее взора цепи и кляп. Туман умолчал, что не братья, но злейшие враги взялись с двух сторон за куб. И вот опять! Будущее Локи — неясное и зыбкое, приходило к ней в видениях. Связанный напрямую с неизвестными богами, он был больше открыт для нее, чем прочие асгардцы. Царица изначально знала, что он не умрет, но решила, что на этот раз смерть спасет жизнь. И она спасла. Рука Одина дрогнула, а Хагалар совершил очередное безрассудство, еще больше отдалившись от царской четы. Когда-то она стояла с ним спина к спине, когда-то они вдвоем играли против Одина. У них до сих пор остались от него страшные тайны. Но былое величие затерялось в прошлом. И поверить в то, что память не подводит, что триумвират действительно существовал, а не был плодом воображения или видением, было почти невозможно. К тому же у Хагалара появилась новая зазноба, новая девочка, которую он неумело защищал — Беркана. Он обещал ей Фенсалир, и Фригг недоумевала, каким образом он собирается договориться с Одином, учитывая ее происхождение и травму лица. Уж не фиктивной ли женой Локи он видит свою воспитанницу? Но ведь воскресить ту, которую сам убил, невозможно. Фригг не понимала ни тогда, ни сейчас, зачем он забрал девушку в мир отверженных? Почему не отдал ей на попечение? Зачем перечеркнул всю ее жизнь, лишив надежды на будущее? Ей не было полутора тысяч зим, она была несовершеннолетней по женским меркам. Он решил за нее и обрек на вечное страдание. Как и себя когда-то.
Мысли о Беркане постепенно уходили на второй план, сменяясь насущными проблемами, когда отверженная вернулась в поселение вместе с Хагаларом и Алгиром. Правда, официальное прощание не мешало Хагалару наведываться во дворец. Сперва он пристал к Тору с предложением, о котором давно было оговорено — об обучении политическим премудростям. Но старший сын, не то и в самом деле принявший столь близко к сердцу мысль о давнишнем клятвопреступлении, не то страдавший из-за отъезда смертной, попросил подождать до летней половины года, когда он немного придет в себя. И вряд ли беда Локи столь сильно расстроила его. Дело точно в женщине. Хагалар не скрыл свое неудовольствие, обозвал Тора «истинным братом несносного детеныша» и отправился к Одину, поскольку Хугин чуть не порвал ему рукав, настойчиво указывая на покои Всеотца. Там разговор вышел еще более неприятным. Фригг не присутствовала, но слышала: Хагалар отказался тренировать новых магов, грубо заявив, что ему не до показательного набивания морд ради рукоплесканий малолетних царевен. Дворец и армия как-то без него все эти столетия обходились, пусть и дальше обходятся. Выдать артефакты, спровоцировавшие Етунхеймских богов, он согласился, а вот привезти каскет отказался, мотивируя тем, что по дороге он его прольет или разобьет окончательно. Давние друзья расстались очень недовольные друг другом. Один несколько дней ходил мрачнее тучи и в конце концов велел новоиспеченным сверхсильным магам переехать в дальние горы вместе с наставниками и постараться не уничтожить планетоид своими магическими пассами.
Жизнь во дворце постепенно входила в привычную колею. Торжества по поводу свадьбы Гринольва и Сиф длились восемь ночей, но царица не была обязана на них присутствовать. Она все время была с Локи и даже проводила его, когда он, наконец, решился покинуть отчий дом. Они ехали рядом по узким тропинкам, припорошенным снегом. Лицо царицы скрывал капюшон, чтобы простые асы ее не узнали. Она могла стать невидимой для всех или же только для посторонних, но не стала применять излюбленное умение при сыне. Ей хотелось без всякой магии проехаться по зимнему Асгарду, отдохнуть и подышать свежим воздухом. Место пышной свиты, присущей царице, заняло всего несколько лично ей преданных асов. Они ехали на небольшом расстоянии, весело болтая с подчиненными Локи. Обрывки фраз доносились до царицы, но не складывались в единую историю.
Фригг ожидала, что Локи заведет разговор, но он ехал молча, погруженный в глубокие раздумья. Никакие кошмары, ни во сне, ни наяву, больше не терзали его измученный разум. Купленная в Ванахейме лошадь, выбранная Рататоском, оказалась послушной и выносливой, несмотря на сомнения Одина. Царица невольно сравнивала лошадь сына со своей любимицей — серой в яблоках кобылой. Такая масть считалась в Асгарде признаком нечистой силы, и молодой Фригг нравилось слышать за спиной подозрительные шепотки. Впоследствии такие лошади стали чуть ли не символом царицы. Нечисть боится дня и огня — так считала молва, но Фригг по себе знала, что это лишь предрассудки.
Позади осталось больше половины пути, когда Локи, наконец, нарушил тягостное молчание:
— Уже темнеет, мама. Если ты доедешь со мной до поселения, тебе придется там ночевать.
— Я думаю, ты сам доберешься, — ответила царица, едва заметно дотронувшись до варежки, скрывавшей руку сына. — Помни, что мы с отцом всегда ждем тебя дома.
— Я не забуду, мама, — серьезно кивнул Локи, перехватив ее руку. — Теперь точно не забуду.
Он поскакал вперед, а она осталась посреди заснеженной равнины, глядя ему вслед и напевая под нос грустный мотив. Локи больше не был связан ни с какими богами — его будущее снова покрылось для нее завесой мрака.
Первая неделя, проведенная в поселении, оставила в душе Беннера смешанные чувства. Лишь одно он мог заявить со всей смелостью — в мире простолюдинов гостить гораздо приятнее, чем в мире знати. Во дворце к нему относились презрительно-снисходительно, хотя и пытались скрыть презрение за показной вежливостью, а в деревне все было иначе — им, простым человеком, восхищались, именовали высокими эпитетами, перед ним склонялись, ожидая великих свершений. За несколько дней он не успел толком разобраться в происходящем, хватаясь то за одно, то за другое, и ни к чему особенно не имея склонности. Красавица Эльма не отходила от него ни на шаг, став гидом и переводчиком. И только одна мелочь не давала расслабиться — негласное сожительство с Локи.
Когда Брюс узнал, что его разместили в одном доме с опальным царевичем, то возмутился до глубины души. Заявил, настойчиво, пускай и в самых изысканных выражениях, что не готов сожительствовать с такой высокой особой. Однако ему возразили, что пустых домов нет, но, если такова воля гостя, его разместят вместе с учеными. Посмотрев на тесные помещения, заставленные жесткими лавками, и сравнив их с роскошной кроватью Локи в огромном полупустом зале, Брюс выбрал роскошь и простор, тем более, что никто не знал, когда вернется царевич и вернется ли вообще. Кровать, правда, была одна, а на просьбу о дополнительной поселенцы заявили, что других нет, но можно привезти из дворца. Беннер прекрасно знал, куда его пошлют с такой просьбой, поэтому предложил сделать какое-нибудь ложе местными средствами. Разумеется, не такое роскошное, как у царевича. Поселенцы долго не решались дать точного ответа, несколько раз советовались с личными прислужниками Локи, но в конце концов все же обещали что-нибудь придумать.
Две ночи он спал на шкурах Локи, поскольку больше спать было негде. Рабы царевича, бесстрастные и молчаливые, предугадывали его желания и прекрасно обслуживали. Беннер и рад был бы отказаться от их услуг, но отсутствие даже элементарного водопровода делало самообслуживание практически невозможным. Пришлось примириться с сомнительной ролью рабовладельца.
На третью ночь он получил нечто среднее между кроватью и лавкой, выложенное мягкими шкурами невиданных тварей. Он поставил невиданную конструкцию подальше от кровати Локи и решил отгородить ширмами, но поселенцы отказались менять что-либо еще в покоях царевича. Самому Беннеру не улыбалась идея своими руками глобально переставлять мебель без согласия хозяина, как и сидеть в доме бывшего врага, поэтому он почти все время проводил на свежем воздухе, за книгами, которые без труда переводила Эльма, а также в импровизированных музеях-коллекциях и лабораториях.
Прошла почти неделя, прежде чем царевич объявился, причем ночью. Брюса не разбудили, и он только утром с удивлением обнаружил спящее божество. Локи никак не среагировал на его пробуждение, а Беннер поспешил привести себя в порядок и уйти из дома, отложив объяснение на вечер. Он наделся, что вернется, когда Локи заснет. Говорить с ним не было желания, а дом играл только роль спальни. Мозолить глаза нью-йоркскому неудачнику Беннер не собирался. Он вернулся около полуночи, когда вся знать в замке обычно крепко спала, но Локи дома не оказалось. Беннер обрадовался и только собрался раздеться, как божество объявилось. Брюс досчитал до пяти и сдержанно кивнул. Локи ответил таким же кивком.
— Как там Джейн? — спросил Беннер, когда пауза стала неприлично затягиваться. — Как прошла свадьба?
— Свадьба скучна, а Джейн уже должна быть в Мидгарде, — произнес Локи дружелюбно, но улыбка смотрелась неестественно на его лице. — Я знаю, насколько сильно ты меня ненавидишь, — добавил он несколько мгновений спустя. — Я прикажу возвести стену, разделить дом на две части, чтобы тебе не пришлось делить со мной одну комнату.
— Спасибо, но ради меня не стоит напрягаться, — процедил Беннер сквозь зубы. — Я уже смирился с тем, что в Асгарде тебя встретили как героя, что всем плевать на твои «подвиги» на Земле.
— Я делаю это не ради тебя, а ради себя, — благодушно заметил Локи, садясь на кровать и разоблачаясь. — Монстр может вырваться на свободу в любую минуту. Это, — он указал на верхнюю часть костюма, которую успел снять, — спасло меня в доме Железного Человека, но если рассердить зверя, особенно, когда я сплю, то последствия будут плачевными. Для меня. А потом и для тебя, учитывая силу магов поселения и любовь ко мне народа.
— Я контролирую Халка, можешь не беспокоиться, — вздохнул Брюс. — Твое нападение было давно, я на тебя зла не держу.
— Зато он держит, — заметил проницательный Локи. — Я не хочу рисковать, живя под одной крышей со зверем, который меня ненавидит. Ночью ты его не контролируешь, и, хотя спать мы будем в разное время, отдельные часы могут совпасть. Мне моя жизнь дорога.
— Делай, что хочешь, — отмахнулся Беннер, глубоко оскорбленный подозрениями Локи в том, что он не контролирует Халка ночью. — Но все же, скажи, Тор просто обманул нас? Никакого суда не было, а Один принял тебя с распростертыми объятиями?
— А чего бы ты хотел? — заинтересованно спросил Локи. — Если бы ты был асгардским судом, то какой приговор ты бы мне вынес?
— Я не судья и личного мнения не имею. Учитывая ваши средневековые законы, я бы дал нам, Мстителям, казнить тебя, отобрать имущество, ну и твои родственники должны были бы тоже перед нами ответить, раз у вас клановое общество. По крайней мере, у наших древних народов ответственность была коллективная.
— Ты читал наши законы, но плохо, — усмехнулся Локи, не впечатленный своим гипотетическим будущим. — Помни, я принадлежу дому самого Одина, раз официально усыновлен, — он понизил голос до шепота. — А еще ты плохо считаешь. Хотя, признаю, делить на шестьдесят девять человеку трудно. Но даже если представить себе, что делать этого не нужно, то ты не заметил, что в «Сером Гусе» нет смертной казни. Потому что родовую месть, которую ты бы мне присудил, можно свершить, не обращаясь к тингу, альтингу или Одину. Редкие асгардские казни связаны с международными отношениями, шпионажем, например. Худшее, что можно сделать у нас по закону — это отобрать имущество и объявить аса вне закона. Тогда его все стремятся убить, и у него есть три пути — сбежать из Асгарда, например, на какую-нибудь войну, уйти в континентальную часть и скорее всего погибнуть, или попасть сюда, в мир отверженных, куда меня и поселили.
— То есть, ты хочешь сказать, что тебя лишили имущества и наследства? — хмыкнул Беннер.
— Арифметика, — чарующе повторил Локи. — Я понимаю, что это сложно, и, кажется, не нужно, но попробуй. Кстати, я интересовался, что происходило в вашем мире в 965-м году, кроме войны с Етунхеймом, которую вели не вы, а асы. Византия вернула себе Сицилию, основали Сицилийский эмират — одним словом, всякие мелочи, которые вы уже не помните, а для меня они ничего не значат. Неинтересный год вашей истории.
Беннер только отмахнулся от нелепых суждений. Чтобы делить на шестьдесят десять, надо знать, что именно делить, а Локи делиться ценными сведениями явно не собирался, предоставляя гостю додумывать и пытаться уследить за, воистину, божественной логикой.
— Судя по тому, что ты встретил меня во дворце, и по тому, что я вижу здесь, с тобой ничего плохого не сделали. Эта крепость, даже если и ссыльная, ничем не хуже дворца.
— А ты бы предпочел, чтобы меня пытали, применили кровавого орла и прочие изощрения? Или принесли в жертву? Повесили, разбили голову о камень? Или ты предпочел бы каторгу в человеческом понимании — то есть тюрьму с тяжелой работой, недоеданием и свистом бича?
Брюс промолчал. Смотреть, как Локи переодевается, было неэтично, а слушать его насмешки и ощущать себя большим чудовищем, чем он и так был — неприятно.
— Я бы не хотел тебя разочаровывать, дорогой друг моего дорогого брата, — Локи уже откровенно смеялся, провоцируя Халка — ох и зря он искушал судьбу, — но твою изощренную месть не свершить в нашем мире. Из-за арифметики. Хотя и не только из-за нее. Каторги в вашем понимании у нас нет, пытки приняты только как метод допроса и то применяются нечасто, казни, я уже сказал, большая редкость, для жертвоприношения давно не используются даже люди, что уж говорить об асгардцах. Правда, все свои фантазии вы могли воплотить, когда пленили меня в высокой башне, — Локи, полностью одетый в черные одежды без опознавательных знаков, тяжело встал. — Когда лучник держал меня на прицеле, когда твой монстр поигрывал мускулами, когда ваш капитан грозил мне щитом. Вы могли избить меня. Вы могли убить меня. Вы могли подвергнуть меня пыткам, выместить свою боль, отомстить за всех тех, кто погиб по моей вине. Тор был один, против всех вас он бы не выстоял. Вы могли свершить месть, Мстители. Но вы этого не сделали. Почему же? Ответь. Мне интересно, почему вы даровали мне жизнь и даже милостиво вернули домой… Неужто думали, что фантазия моего приемного отца изощреннее вашей? Здесь мы одни, никто не услышит твоих откровений, поэтому можешь не скрывать правду.
— Избить тебя, — задумчиво произнес Беннер, воскрешая в памяти старые обиды. — Ты даже не представляешь, как это было заманчиво. Думаю, каждый отдельно взятый Мститель не отказал бы себе в таком удовольствии, мы всё же были на взводе. Вот только все вместе мы, боюсь, убили бы тебя на месте. Пытки тоже планировали. Фьюри планировал. Он даже спросил разрешения у Тора, и тот был не против, хотя и считал, что это бессмысленно. У нас на Земле за всю историю не было ни одного судебного процесса над пришельцем и не предусмотрена система наказаний для представителей других миров. Боюсь, что это очень сильно затормозило бы процесс. К тому же мы защитники Земли, но не убийцы. Наша цель была нейтрализовать угрозу, от тебя исходящую. И то, что ты исчез с нашей планеты, для всех было наилучшим вариантом. Что касается лично меня, я не убийца и против убийств. Мне было бы жаль, если бы ради защиты Земли тебя пришлось бы пустить в расход. Зато с удовольствием изучал бы тебя в своей лаборатории. Не каждый день попадается такой интересный экземпляр.
— Какой честный ответ, — протянул Локи. — А братец молодец — сам пытать не решился, зато отдал вам на растерзание… Ну, а что ты скажешь, если я соглашусь?
— Позволишь изучать себя? — недоверчиво переспросил Брюс, не веря в свою удачу.
— Почему бы и нет? — голос Локи звучал слишком дружелюбно, чтобы ему верить. — Правда, лабораторию твою сюда не переместить. К сожалению. Но здесь так много местных лабораториумов… Скажи, ты знаешь, кто я?
— Знаю, что ты ас лишь наполовину, — уклончиво ответил Беннер, стараясь не смотреть Локи в глаза.
— Да. А если точнее, то я карликовый ледяной великан. И если кто-то из местных жителей узнает об этой великой тайне, то его казнят. Готов ли ты взять на себя такую ответственность? Уверен ли ты, что никто ни о чем не узнает? Подумай, Беннер, подумай.
Медоточивый голос все больше походил на шипение, и мгновение спустя Локи сполз с кровати, перебирая четырьмя вараньими лапками и усиленно помогая себе хвостом. Брюс шутку с превращением не оценил, но входную дверь все же открыл, выпуская рептилию на холод. Варан должен был быть холоднокровным, однако, наблюдая за быстрым перемещением по снегу, Брюс сделал вывод, что конкретно этот варан теплокровный.
Одиночество Раиду никогда не смущало. Порой ему казалось, что он всегда был один: мы рождаемся поодиночке и умираем порознь — такие слова он повторял себе все чаще и чаще, особенно после участившихся провалов в памяти. Он что-то делал, что-то исследовал, но как бы в тумане. Механические действия, механические слова, механические мысли. Он пропадал в механическом тумане на несколько часов, и только изменившееся положение солнца наглядно демонстрировало, что прошло время. Сперва его круг общения сузился до одной-единственной Черной Вдовы, но потом исчезла и она, а меланхолия превратилась в отчаяние. Он приходил в лабораториум, смотрел на очередную жертву, но что-либо делать с ней было лень. Как и жить. И есть. И пить. Хотя от последнего он отказаться не смог. А вот не есть несколько суток — легко. Такое и раньше с ним случалось, когда он был воодушевлен какой-нибудь идеей. Теперь же только одна мысль прочно засела в его голове — умереть. Умереть просто потому, что он не представлял, зачем жить дальше. Он даже не ощущал эту самую жизнь, она проходила мимо, уходила с каждый вдохом, с каждым выдохом, скатывалась по щеке капелькой пота. Он гений. Так ему говорили, и он в это верил, но он не оправдал свое громкое прозвище. Кому помог его гений? Кого спас? Что разрушил? Многие не-гении сделали в жизни много больше, чем он. Пускай у них и не было бога.
Когда дверь отворилась, пропуская кого-то, дерзнувшего нарушить покой импровизированной пыточной, Раиду даже не обернулся. Он сидел на скамье и предавался самобичеванию и отчаянию.
— Брат.
Голос Ивара чуть дрожал не то от удивления, не то от омерзения. Живой, значит, а говорили, что в коме. Обманули.
— Раиду.
Другой голос. Далекий и желанный, словно тысяча солнц. Раиду медленно поднял голову: ослепительный Локи опустился подле него. Не на скамейку, а напротив. Присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с тем, кто его разочаровал.
— Неужели ты к этому стремился? — тихо спросил бог, обводя рукой то, что нельзя было считать лабораториумом. Громкое название стало прикрытием, ширмой для истинных устремлений ученого, потерявшего нить жизни.
— Неужели я этого заслуживаю? — вкрадчиво спросил Локи несколько секунд спустя.
Он не держал зрительного контакта, но Раиду не отводил взгляда от зелено-болотных глаз, подстраивающихся под одежду, меняющих оттенок. Глаза, которые нельзя получить от голубоглазых родителей — почему-то именно такая чушь лезла в голову. Раиду с трудом отвел взгляд и обнаружил, что бог пришел не один. Они стояли рядом. Ивар. Лагур. Беркана. Все, кроме поганого мага, но его незримое присутствие ощущалось. И снова лабораториум, залитый кровью. Как много месяцев назад, когда они с братом бросились наперерез Локи и получили кислотные ожоги. Только роли сменились. И нет мага, который все испортил и разрушил. А остальные здесь. Брат беспокоится, не обращает ни на что внимания, даже на распятого, но не разделанного человека. Беркана едва сдерживает крик ужаса. Вечно отстраненный Лагур обнимает ее, а вовсе не книжку.
— Ты подарил мне квадрокоптер, но мы так его ни разу и не запустили. Попробуй. Пусть Лагур запускает вертолет, а ты — квадрокоптер. Научи Беркану пользоваться пультом. Мы с Иваром догоним вас, когда уберем здесь.
Не все из сказанного царевичем было понятно. Зачем запускать вертолет вместе с Лагуром, который не умеет? Зачем брать Беркану? И как бог может лично убирать? Но Раиду не стал спрашивать, не стал возражать. Он, словно зачарованный, поднялся, опершись на руку божества, и вышел, поддерживаемый Лагуром, за которого уцепилась Беркана. Словно впервые в жизни он увидел солнце. Настоящее. Не ограниченное малюсеньким окном.
— Вряд ли что-то получится, — тихо сказал Локи, когда софелаговцы удалились на достаточное расстояние. — Твой брат безумен, судя по тому, что я вижу.
— Я верю, что его можно спасти, — мягко возразил Ивар. — Поэтому и умоляю тебя о помощи.
— Я сделал, что мог. Могу еще сжечь здесь всё, чтобы негде было ставить опыты, — на руке Локи возник маленький огонек, так и норовивший лизнуть какую-нибудь бумажку.
— Ваше высочество, к чему портить имущество? — удивился Ивар. — Давай лучше поможем человеку. Он родился под счастливой звездой.
— На Фьюри похож, — пробормотал Локи, и Ивар с ним согласился. Вдвоем они вернули человека в дом, где доживали свой век жертвы асгардской науки, а с помощью магии Локи привели лабораториум в порядок.
— Стоит закрыть его от брата. Пусть работает в другом месте, чтобы не было лишних соблазнов, — предложил Ивар. Он выглянул в окошко и отметил, что вертолет летит гораздо прямее квадракоптера — и когда только Поэтический друг успел освоить земные игрушки? Он ведь никогда прежде не участвовал в запуске модельки. Многие пробовали, даже Наутиз однажды поинтересовалась, но только не Лагур. Воспоминания о покойнице не были приятными, особенно учитывая, какую загадку она оставила после смерти. Зашифрованные листы и собственный перевод Ивар специально захватил с собой, чтобы предупредить царевича о возможной опасности.
— Локи, послушай, пожалуйста: Наутиз Светлоокая перед смертью рассказала мне о своих исследованиях. Рассказала путано, а я был занят и не нашел времени. Но недавно мне попались ее записи.
Ивар достал из-за пазухи пергамент и протянул богу, лицо которого мрачнело с каждой прочитанной строчкой.
— Она не поняла, что ты сын Лафея, ее выводы безумны и в корне не верны, но у нее должны были сначала возникнуть подозрения насчет тебя. Все всегда твердили, что ты не похож на царскую семью из-за магии Одина. Но могут найтись те, кто захочет проверить. Тебе следует проявлять бдительность.
— Ивар, — глухо пробормотал Локи, заставив друга затаить дыхание. — Не ты. Мой маг. Только у него есть материал моих приемных родителей. Только с его помощью Наутиз могла провести сравнение. Значит, и он знает.
— Я так не думаю, — покачал головой естественник. — Наутиз работала одна, испугалась результатов, определила тебя как гомункула и никому ничего не сказала. Более того, она решила, что это ты убил ее.
Ивар не знал, говорит ли правду или заблуждается, но больше всего на свете он не желал стать косвенным убийцей своего тезки или любого другого аса, на которого падет гнев Локи. И так уже Лиса знает то, что ей не положено.
— Ладно, предположим. — Листы исчезли из рук Локи. — Пусть лежат у меня. Надо бы найти Хагалара и потребовать портрет моих дражайших родственников. И еще одна мелочь.
Локи подозвал Ивара поближе.
— Ты хорошо знаешь магов поселения?
— Конечно. Среди них много приятных асов.
— В таком случае мне нужен совет. Точнее, список. Отец приказал учиться магии, но я не желаю принимать помощь из рук Хагалара. Мне нужен кто-то другой. Женщина. Которая хорошо объясняет.
— Спасибо, что доверил мне такое важное дело, — склонился Ивар. — Но ведь она обязательно узнает…
— Узнает, — устало вздохнул Локи. — Придется поступиться еще одной душой. Я никогда не склонюсь перед Хагаларом.
— Не склонишься? — недоуменно переспросил Ивар.
Локи закатил глаза и изобразил церемониальный поклон. Пришла очередь Ивара вскидывать брови — он не понял, что Локи хотел сказать, но спросить не решился.
— Я сегодня же напишу имена магичек, их способности и что о них думаю. Надеюсь, ты будешь доволен, — пробормотал Ивар, еще раз склоняясь. Удача сегодня на его стороне. Только бы Локи выбрал Отал! Ведь тогда ошибка будет исправлена! Точнее, ее даже не заметят.
— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Локи. — Пока я доволен хотя бы тем, что в поселении только один человек, а не два.
Он и правда обрадовался, когда узнал, что возлюбленная братца не поедет осматривать его владения. Еще занозит пальчик, и объясняйся потом с Тором. Правда, брат уверил его, что в летнюю половину года Джейн вернется: осмотрит Асгард и в поселение тоже заглянет. Локи это известие не обрадовало, но он решил заранее не тратить нервы на назойливую смертную. Пока она еще не приехала. Столько всего может случиться за несколько месяцев…
Локи не был провидцем и не знал, что его опасениям не суждено сбыться. Он покинул дворец в тот же день, что и Джейн, всего лишь на пару часов позже, поэтому провожать ее не вышел…
В то снежное утро Джейн подняли, по ее ощущениям, между четырьмя и пятью часами утра. Не накормили, но напоили медвяным молоком от личной козы Одина — Хейдрун, что могло означать как то, что Один очень благосклонен к подруге своего сына, так и то, что он безмерно рад, что она, наконец убирается из Асгарда. Тор пришел не один, а в сопровождении Хагалара, который нравился Джейн более прочих. Она попросила его передать Беркане приглашение в гости. Маг обещал исполнить просьбу и сунул в руку маленький подарок — заколку не то с изумрудами, не то с какими-то другими местными драгоценными камнями. Она вся была увита рунами, по словам мага, защитными. Он предложил вплести заколку в прическу, мол, тогда все опасности обойдут стороной, и Джейн после долгих уговоров кое-как закрепила ее в волосах, хотя в четыре часа не то утра, не то ночи ей было не до марафета.
— Счастливого пути в твою жаркую страну, детеныш Мидгарда, — Хагалар похлопал ее по плечу, а потом пожал руку. — Я уверен, мы еще встретимся.
— Я буду очень рада, — Джейн едва подавила зевок и предпочла уткнуться в кубок, чтобы ненароком не оскорбить доброго старика. Пока она пила свое последнее асгардское молоко, Тор принялся расписывать все сомнительные прелести своей холодной родины. Особенно напирал на простую и понятную систему власти не в пример всяким президентам и сенатам, но Джейн за месяц успела почитать асгардский свод законов и ужаснуться его «простоте»: уж лучше выбирать кучу губернаторов, чем зависимость от альтинга и его маразматичных решений. Вроде того, что если преступление совершил покойник, то можно выкатить иск против трупа. А если преступление совершил раб, то его можно убить сразу на месте преступления, доставить тело хозяину, и всё окей! А свободному асу перед любым преступлением главное — объявить себя, назваться — и всё тоже станет окей. Если преступник заплатит обиженным виру, а проще говоря, даст взятку в двенадцать каких-то непонятных эйринов, то тяжбы не будет. Свидетельства в суде устные, никаких доказательств не нужно, а если рассматриваются какие-то старинные дела, то свидетелям сдают права их отцы. И суд верит каким-то там словам не просто полубезумных стариков, а еще и их деток, которые давнишнего преступления своими глазами не видели. Главное в любой тяжбе — оправдать родича посмертно, ведь тогда его слава воссияет в веках, а слава — это самое главное в жизни, единственное, что остается от аса после смерти. Джейн, не знавшая, как зовут прадедушку, сперва не поверила, но потом опытным путем выяснила, что все асы наизусть знают не только генеалогическое древо, но и славные деяния каждого предка. Это была единственная традиция, показавшаяся Джейн здравой. Хотя сведения передавались устно, а не письменно, значит, правды в славных деяниях предков нет ни на грош.
Еще в своде законов прописывались стандартные ритуалы. Например, раз в девять лет — глобальное жертвоприношение, когда трупы развешивают в священной роще вокруг храма — собак, лошадей, а в прошлом и людей. Кому именно могут приносить жертву те, кто назвали себя богами? Вроде как силам природы, мол, жертвоприношение — это традиция, а традиции нарушать нельзя, можно только немного видоизменять, поэтому людей на деревьях в последнее время не вешают. Но и то многие асы считают, что именно из-за этого начались проблемы с деторождением, и требуют проводить старинный ритуал по всем правилам.
Не меньше покоробила Джейн процедура принесения клятвы: асы гордились странной клятвой на крови, суть которой не удалось разобрать даже с помощью законоговорителей, и клятвой на Гунгрире, к которой прилагалась подробная инструкция — ее никто не мог оспорить. Джейн совсем не улыбалось, если ее вдруг под страхом смерти заставят заключить какую-нибудь такую клятву, учитывая, что Гунгрир постоянно мелькал у ее носа — Один с ним не расставался.
Не надеясь, что Тор замолчит, Джейн молча пошла к выходу из замка, захватив только тот чемодан, с которым приехала. Бывший бойфренд пристроился чуть позади, даже не замечая веса оставшихся баулов. К Радужному Мосту Джейн должны были доставить сани, запряженные парочкой лошадей. Не повезло лошадкам — тащить столько асгардской роскоши. Джейн старалась не думать, как вывозить с Мальдив королевские подарки. Возможно, в несколько заходов — сперва спрячет их где-нибудь в лесу, если на Мальдивах есть лес, а через пару месяцев приедет с Дарси и Селвигом. Или Тора попросит перевезти. Или бросит в море, поскольку, по большому счету, не нужны ей все эти бесценные дары.
Попрощаться с подружкой принца вышло несколько десятков бодрствующих асов, которых Джейн с трудом различала по именам и лицам, но она чувствовала такое облегчение при одной мысли об отъезде, что готова была попрощаться хоть со всем дворцом.
Уже сидя в повозке, она обернулась и долго махала провожающим, хотя почти не видела их в абсолютной темноте. Тор сидел рядом и держал ее за руку. Прикосновение варежки к варежке было не романтичным и не трепетным, а смешным.
— Джейн, может быть, все-таки…
— Тор, я не могу, — тихо, но решительно ответила она. — Правда. Все было очень мило, но… все же не могу.
— Но ты могла бы стать царицей!
Джейн хотела объяснить Тору свои соображения, но понимала всю бессмысленность отчаянной попытки. А он, приняв недовольное молчание за колебание, принялся расписывать образ жизни царицы и незаметно перешел к собственным подвигам.
— Мои заслуги перед Асгардом столь велики, что в год нашего знакомства должна была состояться моя коронация…
— Кстати о ней! — Джейн была готова поддержать разговор о чем угодно, только бы Тор пустился в длительные объяснения. Пусть хоть о том, как в их мире дети становятся королями не на костях родителей — только бы не ныл. — Твой отец ведь не собирается умирать. Какая коронация при живом отце?
— Мой отец не только царь Асгарда, но и Всеотец, — проглотил наживку Тор. — Это разные вещи. Титул Всеотца перейдет достойному после его смерти, но титул царя Асгарда он вправе передать когда угодно. Всеотцом может стать любой, а царем Асгарда — только ас.
— Или полуас, — возразила Джейн, вспоминая происхождение Локи. Тор не стал развивать тему. Они замолчали и за всю дорогу больше не произнесли ни слова. Когда сани выехали на остатки Радужного Моста, Джейн старалась не смотреть вниз — у нее начинала кружиться голова от одного вида океана. На мосту стоял страж с Тессерактом в руке и незнакомый маг, который должен был перенестись с ней на Мальдивы. Джейн думала, что ее фальшивая биография будет сделана магией, но нет — оказалось, что на острове все это время жил двойник! Маг, принявший ее обличие, скопировавший по возможности поведение, звонящий время от времени Дарси и прочим знакомым.
— Тебе надо поговорить с двойником, разузнать, что ты делала все это время, — пояснил маг. — А я нужен, чтобы незаметно исправить ошибки, если они произошли. Поэтому мы и едем так рано: в пять часов утра по вашему времени в избранной нами части Мальдив пустынно.
— А, хорошо, я поняла, — улыбнулась Джейн. — Ну что, Тор, давай прощаться? Передай, пожалуйста, родителям мою огромную благодарность, а Сиф — пожелания счастья в супружеской жизни.
Она была готова поцеловать бога в щеку, но воздержалась от проявления нежностей. Зато позволила ему поцеловать руку. Если бы она родилась на пару столетий раньше, то по достоинству оценила бы такой галантный жест.
— До встречи, Джейн! — громыхнул Тор.
Хеймдаль, сверкая двумя рядами золотых зубов, которые делали его похожим на пирата, активировал Тессеракт и открыл проход на берег прекрасного моря, прекрасной погоды и прекрасных пальм. О, как там было тепло, как туда манило после холода Асгарда.
— Ну всё, всем пока! — в последний раз помахала рукой Джейн и шагнула в свой мир вместе с летящими по воздуху баулами и магом, управляющим багажом. Тор не пошел следом. Он стоял и смотрел, как к Джейн приближается… вторая Джейн — ее точная копия. Ничего подобного астрофизик никогда прежде не видела — она словно смотрелась в зеркало. Разве что псевдо-Джейн ходила в обтягивающих шортах, маечке и шлепанцах, а вовсе не в дубленке.
— Все в порядке? — спросил маг у фальшивой Джейн и, получив утвердительный ответ, сказал:
— Раз моя помощь по зачаровыванию людей не требуется, я вас оставлю. Как закончите, призови Хеймдаля, он откроет портал.
— А как же багаж? — Джейн обвела руками огромные сумки.
— Я помогу, — вмешалась вторая Джейн.
— А, хорошо, — Джейн наблюдала, как маги отошли в сторону и принялись что-то выяснять на асгардском, а она, сорвав с себя пару слоев самой теплой одежды, послала воздушный поцелуй Тору, на чьем лице отражались все печали мира.
— Приезжай ко мне, — ободряюще крикнула Джейн, хотя вовсе не жаждала видеть опостылевшего кавалера в ближайшее время.
Наконец, маги обо всем договорились, сопровождающий ушел в портал, который мгновенно закрылся, а фальшивая Джейн приблизилась к настоящей.
— Ну как тут на Мальдивах? — спросила Джейн, стягивая с себя последнее асгардское облачение. Все же при Торе и постороннем мужчине раздеваться до такой степени ей казалось неприличным.
— Всё хорошо, — ответила псевдо-Джейн ее голосом и протянула руку, в которой было что-то зажато. Джейн слишком поздно сообразила, что это пистолет.
Глушитель сработал отменно — тишину пустынного утреннего пляжа нарушили лишь тихие хлопки, которые даже птиц не спугнули. Асгардийка стреляла плохо, но из пяти пуль одна нашла свою цель. Падая на песок, Джейн с ужасом вспомнила, что читала во всех мифах — смертные, спутавшиеся с богами, всегда кончали плохо…
Псевдоджейн подошла к распростертому на песке телу и для верности сделала последний выстрел, а потом еще несколько раз вонзила кухонный нож прямо в сердце. Посидела рядом, подождала, пока тело начнет остывать. Не было сомнений — смертная мертва. Пистолет и нож исчезли столь же незаметно, сколь и появились — отправились к той, которую местные власти обвинят в убийстве несколько часов спустя. Фальшивая Джейн скинула морок, обретая свой истинный облик — мага средних лет, никоим образом не похожего не девицу.
— Хеймдаль, ты всё видел. Откроешь ли ты мне проход в Асгард или уничтожишь на месте за убийство той, которую так любил сын Одина? — воззвал он, раскинув руки в стороны.
Страж Моста действительно видел всё. И как первый маг уехал вместе с опечаленным Тором, и как случилось убийство. Не спланированное Одином. Не запланированное. Всеотец отпустил смертную, не причинив никакого вреда, чем вызвал недовольство придворных, но все смирились, потому что никто не желал испытывать на себе гнев владыки. Не он предрек убийство, но Хеймдаль был согласен с его устроителями: единственный сын Одина слишком увлекся смертной: дай волю, объявит ее царицей. Смертная могла быть любовницей бога, но не дамой сердца, не возвышенной возлюбленной: где это видано, чтобы наследник высокого престола ставил интересы подчиненной расы выше собственной? Где это видано, чтобы для ублажения капризов смертной нарушались вековые традиции? Асы вынуждены были делить с живым человеком кров и пищу, говорить на языке людей и подстраиваться под человека. Какому жестокому унижению подверг старший сын Одина свой народ.
Смертная познакомилась с Тором почти два года назад — для людей это огромный срок. Она больше месяца провела в Асгарде, но не только не понесла, а даже ни разу не ночевала в спальне старшего царевича, что доказывало сильнейшую духовную привязанность бога к жалкому муравью. Хеймдаль и сам подумывал об убийстве, что уж говорить о придворных магах и приближенных Одина, которые, в отличие от старого интригана, не испытывали к земной девочке ни снисходительности, ни жалости. Поэтому Хеймдаль открыл проход и пропустил в Асгард Эйвинда, который захватил с собой мешки Джейн, заколку и одежду. Небольшая вылазка в Муспельхейм — и вот уже горит все, что может гореть, уничтожая любые напоминания о великой ошибке Тора Одинсона.
Хеймдаль был доволен — первый человек, ступивший на Радужный Мост, мертв и отправился в Хельхейм. Осталось изничтожить второго. И если против женщины выступили маги дворца, то мужчину уничтожат поселенцы. Хеймдаль слышал, как старый интриган беседовал с одним из бывших наставников Локи, и мысленно одобрял их план. Смертным не место в Асгарде!
Несколькими часами позже Беркана, доживавшая последние дни во дворце, пробудилась от кошмара. Она не могла вспомнить, что именно ей снилось: не то предательство, не то смерть, не то все вместе, но точно что-то ужасное, неприятное, тягучее, страшное.
Морок исчез, словно его и не было, зато Хагалар остался. Он сидел на краю кровати и мягко гладил по руке, едва касаясь. Это было странно и непривычно, ведь в последнее время он избегал ее общества и даже вернулся в поселение, бросив в недружелюбном Гладсхейме.
— Доброе утро, девочка моя, — нежно проворковал Вождь, но Дочь Одина была напугана сном и не обратила внимания на его интонации. — Сегодня утром леди Джейн покинула нас.
— Как покинула? — Беркана неловким движением сбросила на пол шкуру. — Без меня? И даже не попрощалась? Она же обещала взять меня с собой.
— Она очень веселилась на свадьбе нашего злого Гринольва, а потом поспешила уехать. Но она обещала послать за тобой. Не волнуйся. Она еще передаст весточку через детеныша Одина. Я не думаю, что ее обещания пусты, — мягко произнес Хагалар, привлекая к себе не сопротивляющуюся воспитанницу.
Беркана судорожно провела рукой по изуродованной половине лица. Кому она нужна с такой травмой? Наверняка, леди Джейн просто жалела ее, воспитание не позволяло ей выражать всю ту брезгливость, которую она испытывала. Зачем ей в Мидгарде ничего не умеющая калека? Приглашение было пустой вежливостью, а на деле она даже не зашла попрощаться. Уехала, бросила. Как и все они. Неужели люди ничем не отличаются от богов? Беркана бездумно прижалась к Хагалару, ища поддержки, борясь с обидой. И Хагалар обнял ее, как обнимал раньше, до того, как показал свою истинную сущность монстра.
— Я ведь говорил тебе, девочка моя, — доверительно произнес он в самое ухо. — Большинство асов и людей приходят и уходят, и только немногие остаются навсегда рядом.
Он себя имел в виду — Беркана это прекрасно поняла. Вождь не идеален, но никого другого у нее все равно нет. Только он оказался сейчас рядом. Как и всегда.
— Я бы на твоем месте подумал о Фенсалире, — продолжил он доверительным тоном. — Тебе необязательно становиться женой Тора, чтобы перенять управление чертогом. Одно мое слово, и Один признает тебя. Прекраснейшей из асинь нужно на кого-нибудь оставить свою обитель, но ее родные и приемные дети, похоже, в ближайшее время не женятся, а учиться будущей хозяйке придется долго. Зато ты, наконец-то, окажешься вне ненавистного поселения преступников.
— Но я же отверженная, — тихо прошептала Беркана. — И я уродлива.
— Это все неважно, милая, — Хагалар чмокнул ее в нос, от чего девушка зарделась. — Я клялся, что буду защищать вас, дети Одина, а грядет немыслимое. Я хочу быть уверен, что хотя бы ты в полной безопасности.
— Я не…
— Я не прошу давать немедленного ответа, — объятия мага успокаивали, обида стиралась из памяти. — Время еще есть, но его немного. Тебе надо вернуться в мир бессмертных, Альфх…
— Не надо! — воскликнула Беркана и устыдилась чересчур громкого крика. — Не произноси. Пока рано. Я не знаю.
— Думай, девочка моя, думай, — проворковал маг, нежно поглаживая ее по голове. — У тебя пока еще есть время…