Если бы я любил тебя, Малфой

Когда свет рассеялся, взору предстало бездыханное окровавленное тело Аэмилии, неподалеку от которого, приходя в себя после пережитого, сидели пленники, освободившиеся от пут и чар немоты. Эмри, издав истошный вопль, вновь заплакала и, упав на колени рядом с сестрой, приподняла ее, прижимая к себе. Приглаживая растрепанные волосы, она касалась губами лба и что-то шептала, некогда живые глаза превратились в холодные и пустые. Остальные, чьи сердца сжимались стоило лишь взглянуть на Митчелл, решили не трогать ее и помочь пострадавшим. Гарри, заметив, что Драко поднялся на ноги и теперь, шатаясь, шел ему навстречу, зажимая рукой кровоточащую рану, бросился к нему. Внутри все перевернулось, а во рту противно пересохло… — Драко, — в считанные секунды оказавшись подле слизеринца, Гарри осторожно обнял его, кстати, очень вовремя, потому что в противном случае Малфой вновь бы упал. – Как ты?! Блондин, уткнувшись носом в плечо, ответил: — Бывало и хуже… — придавать голосу бодрость удавалось плохо. – Вот только я не помню, когда… — изможденная усмешка. Гарри, мягко коснувшись губами светловолосой макушки, улыбнулся. Он так боялся, что потеряет Малфоя… Что того убьют ради дурацкого возрождения какой-то злобной ведьмы. И теперь, когда жизни Драко ничего не угрожало, ну, если не считать ранения, Гарри хотелось кричать на весь мир от счастья, переполнявшего его естество. И стоять так – обнимая его, целую вечность… — Я люблю тебя, Малфой… — вдруг, неожиданно для самого себя, произнес он. Слизеринец, дрогнув, ответил: — Я знаю, Поттер… Ты же сам, помнится, говорил, что если бы любил меня, то всегда защищал бы и оберегал, — смешок. – Конечно, вышло у тебя, честно говоря, не очень, но для первого раза сойдет… — на одном дыхании прошептал он и, проведя заляпанной кровью рукой по щеке гриффиндорца, обмяк, потеряв сознание… Гарри, удержав его, посмотрел на своих спутников. Те, кое-как успокоив несчастную Эмри и, наколдовав носилки, положили на них мертвую Аэмилию и девушку из бассейна, которая, на удивление, оказалась жива. Поттер, кивнув глубокомысленно поглядевшей на него Гермионе, наколдовал носилки для Драко и, заботливо опустив на них парня, принялся медленно леветировать их по воздуху. Калисто же, использовав Bombarda, разрушил алтарь и затем, прихватив чашу, взял Митчелл под руку, шепча ей какие-то, по всей видимости, утешающие слова. Вообще, надо сказать, профессор ЗОТИ открылся этой ночью совсем с другой стороны – готовый помочь, чуткий к чужому горю. «А вдруг это еще один чей-нибудь близнец?», — с подозрением косясь на Кристиана, думал Рон. Бедный парень не удивился бы уже ничему… *** Гарри сидел в Больничном крыле, наблюдая за мирно спящим Драко. Мадам Помфри сказала, что у него была большая кровопотеря, и, возможно, принеси они его позже, Малфой был бы уже мертв. Но сейчас, слава Мерлину, его здоровью, как и здоровью Элизабет – девушки из бассейна, ничего не угрожало, и слизеринец пребывал в царстве Морфея, скорее всего видя приятные сновидения. Эмри спала на соседней кровати за ширмой – ей дали успокоительное снадобье и «сон без сновидений», для того чтобы женщина смогла набраться сил после пережитого стресса. Во время длительного разбирательства в кабинете МакГонагалл, в Хогвартс был вызван отряд авроров, которые, прибыв незамедлительно, осмотрели место происшествия, алтарь, а затем и чашу, забрав ее с собой. Тело Аэмилии было решено захоронить на Лондонском кладбище сразу после того, как в аврорате убедятся в том, что оно не представляет больше никакой опасности. Затем отряд удалился, оставив остальные заботы на плечах директрисы… Позади скрипнула дверь, и, обернувшись, Гарри увидел вошедшего в медпункт декана Слизерина. Тот, чуть кивнув ему, подошел и, сев рядом, произнес: — Знаете, что я нашел забавным во всей этой истории? – холодно спросил он. Поттер мотнул головой. — Не имею ни малейшего понятия, сэр. Мужчина, усмехнувшись, продолжил: — Вспышка магии, пробудившая Фульвию в несчастной девушке, была вызвана вами, мистер Поттер, хотя вы даже не догадывались об этом… Гарри, услышав довольно-таки серьезное обвинение в свой адрес, вопросительно взглянул на профессора. Тот, словно прочитав его мысли, пояснил: — Мистер Поттер, когда вы сломали Бузинную палочку – один из даров самой Смерти, то выпустили огромную по масштабам магическую силу – это и был тот самый всплеск, — он пожал плечами. – Вы, маги современности, считаете, что мир в ваших руках… — он покачал головой. – И я нисколько не сомневаюсь в ваших заслугах, но не кажется ли вам, что вы просто не имели права поступать так, до конца не изучив способности сего предмета? Бузинную палочку создали задолго до вашего рождения, но вы даже не изволили подумать об этом. Вы поступили необдуманно, сломав дар Смерти, — закончил он спокойным, абсолютно ничего не выражающим тоном. Гарри задумался. В тот день – в день победы над Волдемортом, он даже не думал о таких мелочах, как какая-то старая палочка… Он желал лишь добра. Хотел, чтобы ее больше никогда не смогли использовать во вред, а на деле оказалось, что вызвал силу еще разрушительнее той, что уничтожил… — Впрочем, вас можно и похвалить – вы эту заварушку устроили, вы же ее и прекратили. Воистину достойно величайшего мага нашего времени, — пожав плечами, Калисто поднялся со своего стула и, видимо решив, что на этом разговор можно считать оконченным, вышел, предварительно мельком взглянув на спящую Эмри. Гарри, проводив его взглядом, вновь вернулся к наблюдению за Драко. Подумать только – он чуть было не стал причиной смерти слизеринца… Что было бы сейчас, если бы Малфой был мертв? Как бы воспринял Гарри тогда тот факт, что вся эта история приключилась по его же безалаберности? Одно совершенно точно ясно – он бы никогда себе этого не простил. — Поттер… — медленно приоткрыв глаза, произнес проснувшийся Драко, слегка сиплым голосом. – Помнится, ты говорил что-то там про то, что любишь меня? Скажи, что это была не галлюцинация… — как всегда привычная кривая усмешка. Гриффиндорец, хитро прищурившись, улыбнулся: — О чем ты, Малфой? Конечно же тебе послышалось… Блондин закатил глаза. — Поттер, вот только не надо врать, — он зевнул и, шипя, приподнялся. – Знаешь, никогда не жаловал недомолвок, поэтому… — серые, холодные глаза прошили брюнета насквозь, и тому на мгновение показалось, что там, глубоко внутри них плещется чистая, горная речка. – Хоть ты и придурок, — продолжил он, – Но… Люблю тебя таким, каков уж ты есть, хоть и забот с тобой выше крыши! – наконец «недовольно» закончил блондин и, явно смутившись, решил удачно скрыть это, притянув Гарри за галстук к себе и мягко коснувшись его губ своими, утянул парня в сладкий, наполненный радостью признания и счастьем спасения поцелуй. *** Гермиона сидела в объятиях Пэнси, в пьяном угаре рассуждая черт знает о чем. Дело в том, что у Паркинсон нашлись свои методы снятия стресса и вместе с Грейнджер они выпили «по бокалу вина». В общем, вино никого до добра никогда не доводило… — Знаешь, мне радостно осознавать, что ты не пострадала, гриффиндорка… — когда девушка закончила тираду о несправедливом обращении с мандрагорами, прошептала ей на ухо Пэнси и, ухмыльнувшись, поцеловала ее в шею. Та, смущенная подобным действом, все же сделала вид, что так и должно быть, после чего ответила: — И я рада тому, что ты тоже цела… Да и вообще все наши… — она пожала плечами. – Вот только Эмри жаль… Она ведь пожертвовала последним, чтобы спасти всех нас… Паркинсон, зарывшись в пышную каштановую шевелюру, пахнущую спелыми, наливными яблоками, произнесла: — Думаю, мы должны отплатить ей добром и окружить заботой… Та согласна кивнула. Пожалуй, теперь Эмри их друг, а друзей в беде не оставляют… *** Рон сидел на диване напротив Забини и, будто гипнотизируя, смотрел прямо в глаза, словно желая найти в них что-то такое, чего не видел никогда и ни у кого. — Что ты пытаешься высмотреть? – улыбаясь, поинтересовался Блейз. Уизли, вырванный этим вопросом из собственных дум, смутился и отвел взгляд, пожав плечами. На самом деле ему просто нравилось смотреть в эти темные, с искорками глаза… Они дарили ему спокойствие, давали ту душевную теплоту, что наполняла все внутри легкостью… — Забини, я… — начал было Рон, но вновь смутившись, замешкал. – Можно мне… ну… — он провел ладонью по лицу, встрепав волосы. — Только не говори, что хочешь признаться мне в симпатии или, хуже того, попросить разрешения поцеловать, — усмешка. На самом деле так оно и было, а главное, что Блейз знал, что он прав. Парень видел это по смущению, по тому, как шевелились губы, по выдохам и вдохам, наконец, по синим глазам, размешанным лазурью. — Откуда ты… узнал? – искренне удивился рыжик. — Ну, я еще и не то знаю, — Забини хитро подмигнул. – Ну так что, будем меня целовать? — Да, — уверенно согласился Рон. – То есть… — его вновь настигло сомнение. – Ну, как бы это… — он приблизился, поразмыслил, затем вновь отодвинулся, для того чтобы через мгновение снова придвинуться. – Я… не знаю… — выдохнул он и, в нерешительности подняв руки, осторожно положил их на плечи Блейзу. Тот, все это время наблюдая за порывами Уизли, не смог сдержаться и весело захохотал. — Боже, Рон, ты меня с ума сведешь… — и новый приступ смеха. Гриффиндорец, которого очень задел ржач итальянца, вспыхнул и, будто забыв про смущение, повалил того на спину и, нависнув сверху, впился в желанные губы горячим поцелуем. Забини, ожидавший такого исхода, лишь довольно улыбнулся и, не разрывая поцелуя, ответил на него. В душе у обоих творился кавардак – вроде и победа, а вроде и поражение… Так трудно… Но ведь им не привыкать, да? Да… Им не привыкать…