Начать с начала

Крисс.

      Я лежала на кровати, закутанная в одеяло, словно в кокон, и незаметно наблюдала за его фигурой. Я знала, что что-то не так. Только дура не заметила бы. А времени, чтобы заметить, у меня было немало — вот уже три года я являюсь Единицей и ношу статус Принцессы.       За несколько месяцев до свадьбы я уже собиралась сказать Максону, что ухожу. Не потому, что я не люблю его, совсем нет… Все дело в том, что я знала, что он никогда не полюбит меня так, как полюбил ее.       После окончания Отбора я осталась жить во дворце, в надежде проводить как можно больше времени с будущим мужем, но он старательно избегал меня, или при встрече, ссылаясь на срочные дела, быстро уходил в другую комнату.       Но потом… Потом все изменилось… После его с королем визита в Каролину он стал проводить много времени со мной, не оставляя одну. Тогда я была безмерно счастлива. Накануне свадьбы ко мне пришел конверт с тремя фотографиями. На конверте не было ни адресата, ничего, только было написано крупными буквами «Принцессе Крисс. С наилучшими пожеланиями». На каждой были изображены Максон и Америка.        На одной из них он взял ее лицо в руки, а она плакала с закрытыми глазами. На другой она стояла с каменным лицом, скрестив руки, а Максон запустил руку в волосы. Волнуется. Он всегда так делает, когда пытается сказать что-то важное, но не находит слов.       На последней была Америка, она сидела и била по земле кулаками, явно находясь в истерике. Максона нигде поблизости не было. Я не знала порядок этих фотографий, да и знать не хочу. После просмотра я сожгла их, ничего не сказав Максону о злополучном конверте. У каждого должно быть личное пространство для личных секретов.       Он скрывал от меня немало. Однажды я тайком пробралась к нему в комнату и застигла его без рубашки, он стоял спиной ко мне. И я с трудом подавила вздох. Она вся была исполосована шрамами — от белеющих старых рубцов до красных, все еще припухлых. Тогда я тоже промолчала, лишь только обняла его сзади, уткнувшись носом ему в спину и вдыхая его запах.       Я ожидала, что он объяснит мне все, но вот прошло уже три года с лишним, а я не получила ни одного ответа.       Не поймите меня неправильно, я не трусиха, и я не боюсь задавать вопросы, просто мне не хотелось разрушать бессмысленными ссорами этом маленький рай, что образовался между нами — я слишком дорожила им. Но иногда наступало время, когда он уходил в себя, снова избегал меня и почти не улыбался. Тогда мне с трудом удавалось держать себя в руках, чтобы не закатить истерику.       Я бесшумно выпуталась из одеяла и на цыпочках подкралась до рубашки, что еще вчера была на моем муже, а сегодня лежала на полу, так же как и мое платье, мирно валявшееся в углу. Я надела рубашку, подкралась на цыпочках и обняла мужа за талию.       — Доброе утро, — мой голос звучал хрипло, что свидетельствовало о вчерашней ночи. Максон стоял у окна, уже одетый в свои пижамные штаны, его волосы были растрепаны. Его внешний вид вызвал у меня волну умиления, и я поцеловала его в висок.       — Доброе утро, моя дорогая. — Он повернулся ко мне лицом и приобнял за плечи.       Я обняла его, и все дурные мысли как ветром сдуло. Он сейчас здесь, со мной, а большего мне и не надо. Но вчерашний разговор надо все же продолжить.       — Максон?       — Ммм? — он промычал мне это прямо в макушку       — Мы вчера не договорили. — Я так и почувствовала, как он напрягся. С трудом проглотив страх, я взяла его руку и повела в сторону кровати. — Я начну с самого начала.       Я набрала в легкие побольше воздуха.       — Мы с тобой в браке уже три года. Это самые чудесные три года в моей жизни… — я втянула еще воздуха. — Да, между нами возникали разногласия…       — Крисс, если ты снова об этом, то…       — Но я люблю тебя, и ты это знаешь… — я немного помолчала. Может потому, что хотелось услышать от него и того же, а может и потому, что смелость моя куда-то делась. — Но я уверена, что следующие годы будут еще чудеснее, ведь я… — я сглотнула, — я беременна, Максон.       Следующей его реакции я никак не ожидала. Его лицо озарилось улыбкой, за одно мгновение он поднял меня на руки, словно я была пушинкой, и начал кружить по комнате.       А я смеялась. Смеялась, потому что впервые у меня внутри зародилась надежда, что я буду любима.