Записки заключенного

Фактически, все началось пять лет назад. Я был брошен в тюрьму до конца своих дней. Думаю, за то, что я пытался быть хорошим другом, при том, что мы с друзьями были совершенно разными людьми. Видите ли, мой приятель Джейкоб попал в передрягу. В этом не было ничего необычного, мы с начальной школы подчищали косяки друг за другом. Его мать была знакома с моей, по их мнению это значило, что нам суждено всегда быть друзьями. Думаю, поэтому и сложилось так, что мы постоянно прикрывали друг другу спину. «Имс и Джейкоб не разлей вода». Звучало не слишком хорошо, но люди так говорили. Он поднял меня из лужи моей собственной блевоты, когда я впервые напился, а я, когда Джейкоб не понял, что стоит закрыть свой чертов рот, расквасил носы напавшим на него парням. Он спас меня от героиновой зависимости, даже если сам не знал об этом. На самом деле, этот эгоистичный ублюдок приберег иглу для себя. Когда я увидел, что героин сделал с ним, я был благодарен. Именно поэтому я считал, что должен ему, когда он позвонил как-то глубокой ночью, взволнованный и плачущий в трубку. Он рассказал мне про свою девушку, какую-то потаскуху, по имени Вайолет, которую трахал на работе какой-то менеджер. Он сказал мне, что видел, как они ебались, как два бесстыжих кролика, говорил он. Джейкоб плакал не от горя. Он рыдал от ярости. Он попросил меня пойти с ним припугнуть этого ублюдка, и я согласился. Серьезно, только и всего. Всего несколько угроз, возможно, несколько синяков, которые получше донесли бы до него наши слова. Вот и все. Но когда я приехал по адресу, который оставил мне Джейкоб и толкнул плечом приглашающе приоткрытую дверь, распахнув ее, я наткнулся на сцену, к которой был не готов. Кровь. Кровь была повсюду. Я с трудом узнал Вайолет — видел ее раз или два до этого; теперь она лежала на полу, избитая и изрешеченная пулями. «Парень-менеджер» был в таком же состоянии, рядом с ней. Я до сих пор не знаю, ебались ли они или были просто друзьями — оба были одеты. Я нашел Джейкоба, стоящим над их телами. Он сжимал в руке пистолет, весь дрожал и продолжал смотреть на них. Пятна крови расцветали на белом пушистом ковре как пролитая краска. Я, помню, удивился, слегка потеряв голову от шока и растущего чувства страха, тому, что кто-то вообще рискнул купить белый ковер. Мгновением позже Джейкоб сунул пистолет мне в руку, раскрыв глаза широко и невидяще глядя перед собой. А затем Джейкоб бросился к задней двери, зная дом лучше, чем я. В этот момент снаружи раздался вой полицейских сирен. По понятным причинам я был вне себя от ярости, пока шло судебное разбирательство. Я твердил, что закон нужен для того, чтобы защищать хороших парней и сажать плохих. Несмотря на то, что я и правосудие так и не сошлись во взглядах, в итоге, мы просто оставили друг друга в покое. Но только теперь именно я был закован в наручники, раздет до гола и облит водой из шланга, и это я отправился к тюремной камере, которую я до конца своих дней теперь должен был звать домом. Никто не верил мне, когда я говорил, что не виновен. Даже пытающийся защищать меня в суде адвокат выглядел безнадежно, зная, что против меня собрано слишком много доказательств. Где все это время был Джейкоб? Хуй его знает. По крайней мере, не в тюрьме. Мой сокамерник был здоровенный… Выглядел стремно. Мне на тот момент было двадцать с небольшим, я был совсем молод. И хотя в юности я совершил достаточно преступлений, но все по мелочи. А меня посадили туда, где засыпают убийцы. Я в прекрасной физической форме, мог постоять за себя в бою — опыт может и не так подготовить. На свободе я имел наглость подняться, но здесь, в стенах тюрьмы, сразу понял, что я — маленькая рыбка в огромном море. Буквально говоря, с точки зрения человека, растянувшегося на верхней койке в тот момент, когда надзиратель толкнул меня в мою камеру. Он только взглянул на меня, и я тут же понял, что придется бороться. Не сразу, мужик казался ленивым, несмотря на свою силу, но когда-нибудь. Это «когда-нибудь» настало в первую же мою ночь в тюрьме, как только погас свет. Я услышал, как заскрипел матрас наверху, перед тем как мой сокамерник соскользнул с койки, возвышаясь надо мной, в то время как я лежал на спине. — Рекс, — представился он таким тоном, словно для меня знать его имя было большой честью. — А тебя как там..? Честно, я не знал, что мне делать, пока я лежал там; пытаясь скрыть свое напряжение, я ждал драки. Мне приходилось напоминать себе, что сидеть здесь придется всю оставшуюся жизнь. Я не мог нажить кучу врагов и отвальсировать подальше на следующий же день. Это не тюрьма, в которую сажают после ночи пьянки в общественном месте. Я мог изобразить дружелюбие и послушание, надеясь, что Рекс захочет не больше, чем я готов был отдать. Или я мог завязать вражду с кем-то, кто водил знакомства с теми, кто удерживал здесь власть, даже если еще не был в курсе тюремной иерархии. Мне либо могло повезти, либо я мог погибнуть. У меня еще была слабая надежда, что кто-то заметит ошибку, поймет, что Джейкоб это тот, кто должен лежать на этом затхлом матрасе. Так что я попытался быть дружелюбным. — Имс, — ответил я, постаравшись, чтобы это звучало не так чертовски испуганно, как ощущал себя я. Без лишних предисловий он схватил меня за волосы, какими бы короткими они ни были, и сдернул с кровати. Другой рукой он спустил свои тюремные штаны, выставив наполовину вставший и, честно говоря, довольно уродливый хер. — Ты отсосешь так, словно тебе это нравится, Имс, — прошептал он мне так, чтобы никто другой в тюремном блоке не услышал, — и я сделаю твое пребывание здесь немного более сносным. Мои глаза слезились от того, как сильно он сжал мои волосы, и хоть я и сопротивлялся, как мог, я понимал, что у меня нет возможности отбиться от него. Так что я разомкнул губы, позволив его уродливому члену скользнуть в мой рот. А затем я сжал зубы так сильно, как, сука, мог. Он пытался оттянуть меня, вырывая волосы из моей головы. Мой рот заполнили прогорклый вкус пота и металлический привкус крови, а потом я почувствовал, как кулак Рекса врезался в мою челюсть. Первый удар был ошибкой, он заставил меня сжать челюсть от боли и зубы наконец прошли через плоть и хрящи. Я сплюнул бесполезный кусок плоти, а буквально через секунду меня вырвало от мысли о том, что я только что сделал. А затем его кулак снова врезал мне, разбив скулу. Удары все сыпались на мое тело, попадая везде, куда Рекс мог достать, хоть я и не мог понять, как он вообще что-либо делал с тем, как больно ему было. Вскоре на шум пришли надзиратели, хоть я и уверен, что к этому моменту был близок к смерти от нанесенных побоев. Я не помню, что произошло после того, как они пришли, потому что потерял сознание от удара по голове. Когда я очнулся, провел следующие полтора месяца в лазарете. Когда я выздоровел, две недели просидел в камере-одиночке. Когда я вернулся в свою камеру, она уже была чиста, а я получил в соседи беспокойного вида юношу, скорчившегося на верхней койке. Его звали Нейтан, и он держался особняком, так что я тоже жил сам по себе. Могу вас заверить, что когда я вернулся к «основной публике» тюрьмы, уже никто и никогда не пытался меня поиметь.