Дракон, Снусмумрик и платяной шкаф

      — А-а, чтоб тебя!..       Инь выдернул ногу из-под широкой подошвы дроида и еле удержался от того, чтобы не перейти на пиратский сленг. День не задался с самого утра. После всенощного корпения над навигатором ему удалось вздремнуть не больше часа — в итоге пришлось уже в челноке, по дороге на станцию, переодевать рубашку, напяленную спросонья шиворот-навыворот. При этом Джада, его второй помощник, не слишком умело прятала умильную улыбку. И правда, что может быть забавнее? Наверное, только надутые губы второго помощника, оставшегося куковать вместе с пилотом в ангаре, вместо того чтобы поглазеть на консула. Впрочем, наслаждаться тайным злорадством долго не получилось — дежурный КПП «Интерсоляра» с какой-то радости решил, что «офицер не может выглядеть как студент академии, только получивший первую нашивку на мундир». После нескольких звонков и тщательного считывания всего, что поддавалось сканированию, он пробормотал извинения и даже отвесил нечто вроде поклона, но неприятный осадок остался.       А теперь ещё тупая машина чуть не укатала в пол его ногу.       Среагировав на звук, дроид, фокусируя все свои восемь видоискателей, принялся вертеть головой — вправо, влево, вверх, кругом — куда угодно, только не вниз. Они что, издеваются — использовать здесь, на одном из крупнейших узлов межгалактической колонизации, раритеты со стандартизированной линией обзора? Хотя если быть до конца честным, куда больше неуклюжести дроида раздражало то, что макушка Иня находилась сантиметров на пятнадцать ниже этой самой линии.       Он с мрачным видом помахал вытянутой вверх ладонью, и робот, уже принявшийся по третьему кругу выполнять свои шейные упражнения, наконец-то зафиксировал его, поочерёдно выдавая извинения на четырёх межрасовых наречиях.       — И тебе не ржаветь, — вздохнул Инь.       До него долетел смешок, через секунду сменившийся дружным гоготом.       — Видал? — воскликнул кто-то.       Инь развернулся, выискивая в движущейся толпе весельчаков. Они обнаружились у противоположной стены — тройка юнцов, судя по форме, курсанты местного военного корпуса.       — Что, ребята, смешно вам? — оглядывая шумную компанию сквозь прищур, процедил Инь. — Небось, получили первую увольнительную и совершенно не знаете, куда девать время. Ничего, сейчас организуем вам развлекательную программу.       Примитивная операционная система полностью соответствовала устаревшему дизайну дроида — получить к ней доступ было плёвым делом, особенно если в студенческие годы ты делил комнату с гением программирования, отвратительно игравшим в шашки. Зачем ставить деньги, когда можно получить список мастер-кодов к любой из томасовских версий ПО?       Несколько нажатий по грудной клавиатуре робота, ещё столько же — по папкам персонального кома, и в его башку отправляется симпатичный вирус. Инь привстал на носки и кончиками пальцев повернул голову дроида к притихшей компании, подозрительно наблюдавшей за его манипуляциями.       — Активация, — подал он голосовую команду.       Неподвижный до этого дроид отмер, запечатляя первый попавший в поле зрения образ. Прямо как только вылупившийся цыплёнок — мать-наседку.       — Счастье моё — я люблю тебя! — вскричал он, поскакав в сторону ошалело таращащейся троицы. — Как я этой минуты ждал — благодарю тебя! На всей земле теперь только ты и я…       Робот старательно отыгрывал партию Феба де Шатопера из легендарного мюзикла «Нотр-дам де Пари» — правда, летящая походка и елейный, бархатистый тенор Дрю Эдиссона в его исполнении больше походили на беснование горного медведя в брачный период. Неудивительно, что курсантики бросились врассыпную, как стайка тараканов под зажжённой лампой. Поймав одного из них, дроид оторвал его от пола и принялся кружиться:       — О-о, дивный ангел мой, глаза твои — в них и цвет и зной, хочу сгореть — в одном огне с тобой!       Голос вопящего курсантика дал петуха, а уголок губ Иня пополз вверх — Бродвей отдыхает. Дальше по сюжету шёл зажигательный танец, оканчивавшийся смачным поцелуем. Любопытно, за сколько пацан справится с традиционным испытанием для салабонов, которое каждый год проводилось в его академии? Самому Иню хватило чуть меньше трёх минут, чтобы обесточить любвеобильную жестянку. И не только обесточить — старшекурсники потом до самого выпуска ворчали, мол, зачем до винтика-то было её разбирать? Академталисман, как-никак. Ну, их можно понять — кто же знал, что вежливый, безобидный на вид первогодка отрастит демонские рога и хвост всего-то от пары облапываний целомудренной машины.       Перспектива досмотреть шоу была заманчивой, но время поджимало. Инь обогнул затор, образовавшийся из налетевших зевак, и направился к шлюзу, ведущему в просторный терминал элеваторов.       Огромное помещение накрывал прозрачный полукупол, вид за которым заставлял приостановиться даже бывалых межзвёздных путешественников. Ещё в доколониальные времена это созвездие окрестили Северной Короной — и название, выбранное по форме, удивительно подходило его облику: на чёрном фоне космической пустоты играло благородное напыление голубых туманностей, плавали белые жемчужины планет, а вдалеке драгоценным камнем сияла Гемма — местное двойное светило. Жаль, что он здесь только пролётом.       «Время», — напомнил себе Инь, ускоряя шаг.       Нет, всё-таки день сегодня однозначно не задался. Шеренгу дверей элеваторов загораживал плотный людской заслон — как-то забылось, что на гигантах вроде «Интерсоляра» тоже могут быть часы пик. К тому же элеватор здесь был самым удобным транспортом: плотная сеть лифтовых шахт прошивала станцию, подобно кровеносной системе, и просторная кабина могла доставить пассажира в любую точку по кратчайшему маршруту.       Инь подошёл к ближайшей, самой маленькой на вид кучке ожидающих и вытянул шею, пытаясь разглядеть табло, отображавшее время прибытия лифта. Всё бы ничего — оно находилось достаточно высоко, — если бы среди человеческих голов не затесались чьи-то развесистые рога и головной убор, похожий на гибрид чалмы и айсберга. Медленно закипая, Инь сдвигался то вправо, то влево, пока на его макушку не опустилось тяжёлое нечто.       — Сейчас подойдёт, так что можешь прекратить свои ритуальные пляски — ещё вызовешь кого-нибудь.       Что за?.. Инь заторможенно скосил взгляд вправо: тяжёлым нечто оказалась рука. К руке крепился гуманоид, ответно взиравший на него с по меньшей мере двухметровой высоты. Светлые волосы и голубые глаза вкупе с заострёнными, грубоватыми чертами выдавали в нём германца, ну или ближайшего потомка этой земной народности. Незнакомца можно было бы назвать симпатичным, если бы не одно «но» — он продолжал держать свою ложноножку на голове Иня, цветя при этом совершенно тупой, довольной улыбкой.       — Спасибо, — высвободившись из-под увесистой конечности, с третьей попытки процедил Инь: при первых двух мозг слишком активно боролся с образом складывания её змейкой Рубика.       Незнакомца его убийственный тон, казалось, ничуть не покоробил, скорее, наоборот, — он улыбнулся ещё шире, обнажая рекламно-белоснежные зубы. «Наверняка какая-нибудь модельная или шоубизнесовая звезда», — фыркнул про себя Инь, демонстративно уставившись перед собой.       — О, это же менкарец, — продолжал тем временем мужчина, заметив оленьи рога. — У них сейчас весна, поэтому и наросты такие большие. Редкое зрелище — большинство их спиливают.       Рога пошевелились: очевидно, их владелец вслушивался в до бесцеремонности громкие комментарии германца. Инь незаметно поморщился — ох уж эта европейская свобода мыслеизъявления. Оставалось надеяться, что, натолкнувшись на откровенный игнор, незнакомец направит свою общительность на кого-нибудь другого. На некоторое время тот и правда затих, но его молчание сопровождалось странным, давящим ощущением в районе щеки и скулы. Инь снова покосился в сторону. А говорят ещё, что взгляд — понятие абстрактное. Мужчина открыто, совершенно материально пялился на него, вызывая желание почесаться и прикрыться одновременно. А ещё лучше — всадить сложенные рогаткой пальцы в настырные германско-голубые зенки.       — Что? — не выдержал наконец Инь, смирившись с тем, что техника игнора не сработала.       — Ничего. Ностальгирую, — протянул мужчина, продолжая визуальное обследование. — Приятно встретить кого-то с Земли за тысячу двести миллионов световых лет от дома. У тебя в корнях земные азиаты, да?       — Это гениальное заключение вы сделали по тёмным волосам и узким глазам? — Незнакомец попал в точку, но поддакивать ему не хотелось из принципа. — А как же диаспоры на Глизе, Кеплере, Альфа Центавре, метисы от браков с другими видами и пластическая хирургия?       Второй по эффективности техникой против назойливых субъектов в арсенале Иня было задавить их интеллектом. Ну-ка, господин рекламно-белые зубы, блесните познаниями.       — Точно нет, — уверенно покачал головой мужчина, припечатав: — Земные азиаты самые низкие. Хотя ты ещё можешь подрасти. — Он ободряюще похлопал Иня по плечу. — Я Хайнер, кстати, будем зна… комы?       Ладонь, протянутая им для рукопожатия, зависла на полпути. Ещё бы — кто угодно остолбенеет от вида наливающихся кровью глаз и приподнятой в оскале губы. Это не было техникой номер три или вообще каким-то номером — просто у Иня чесался правый хук вломить германскому переростку. Даром что он дотянется только до подбородка — подпрыгнет, если надо. Переросток, однако, впечатлялся недолго — наклонился, имитируя трескучий полёт срубленной секвойи, и выдохнул в самое лицо:       — Будешь так на меня смотреть — положу в карман и унесу.       Инь застыл, несколько раз бестолково по-рыбьи открыв и захлопнув рот. Это не лезло уже ни в какие рамки. Казалось, он вернулся на три года назад, во времена академии, когда ещё находились смертники, решавшиеся отпускать шуточки по поводу его миниатюрного… умеренного — умеренного! — телосложения.       — А карман не оторвётся? — удалось наконец ему выдавить.       Да уж, ничего остроумнее не придумаешь. С другой стороны, его реплика умещалась в правило «тупой вопрос — тупой ответ».       — Действительно, — задумчиво потёр подбородок Хайнер. — Лучше за пазуху: тебе удобнее и мне теплее будет. Как там писал один восточный автор? «Было бы неплохо, если б я всегда мог чувствовать себя так, будто у меня под пальто спрятан маленький теплый зверёк».* Всегда хотелось попробовать.       — Слушай, захлопни-ка свой карман с пазухой и…       Договорить Инь не успел — створки элеватора раскрылись, и толпа пассажиров нетерпеливо ринулась вперёд. За время их милой беседы народу заметно прибавилось — так что его буквально внесло вглубь кабины. Хайнер затерялся где-то в районе дверей, и Инь облегчённо выдохнул, хотя внутри до сих пор клокотало возмущение. Хорошо, что он здесь только пролётом: одна вероятность, пусть и ничтожно маленькая, повторно встретить белобрысую каланчу вызывала нервные колики.       Большинство пассажиров молча уткнулись в комы, читая новости или балуясь приложениями, остальные тихо переговаривались, наполняя тесное помещение монотонным гулом. Мысли медленно возвращались к навигатору. Правильно ли он всё просчитал? Сверхточные координаты были альфой и омегой при перемещении по Изнанке, а погрешности чреваты немягким выныриванием в раскалённом желудке звезды или лобовым столкновением с планетой. Он делал это уже не единожды и всё равно каждый раз, отдавая штурманам голо-проекцию маршрута, ощущал лёгкий мандраж.       Двери элеватора снова раскрылись, выпуская часть пассажиров и принимая новых.       — Мине-е да-а канца-а, — пропищал высокий голос, утонувший в ругательствах и вскриках.       Толпа заволновалась, приходя в аномальное движение — её, как валун речной поток, напористо рассекало крупное сероватое тело.       — Кто пустил сюда даруду? — недовольно прицокнула языком стоящая рядом с Инем женщина.       Вопрос был риторический — он промолчал, надеясь, что тому, кто пустил в скоростной подъёмник существо с комплекцией бегемота весом в полтонны, сейчас как минимум икается.       — Разрещите-е прайти.       Цыплячий голос, испускаемый такой необъятной тушей, вызывал лёгкий когнитивный диссонанс, но гораздо больше Иня занимало стремительное уменьшение свободного пространства. Жернова из чужих спин, плеч и локтей сжимались всё плотнее, напоминая об очередном минусе его миниа… умеренного роста: не очень-то просто дышать, когда рот и нос забивает мех чьей-то куртки. Он завертел головой, пытаясь найти лучик света в царстве чужих капюшонов и воротников. Что поделаешь, Гемма плевалась сезонными вспышками, и технику коротило, поэтому в недрах станции стояла комфортная прохлада.       — Ай, — не удержался Инь, когда чьи-то пальцы вцепились в его загривок и потянули в сторону. Дышать внезапно стало легче: он оказался у стены, заслонённый от всеобщей консервной давки знакомой рослой фигурой. — Опять ты!       С чем он там сравнивал наглого германца? С каланчой и секвойей? Сейчас тот больше всего походил на плотину: казалось, сдерживать массу нескольких десятков утрамбованных тел не составляло ему ни малейшего труда.       — Мне кажется или ты не рад меня видеть? — мило улыбнулся Хайнер.       — Примени свою феноменальную дедукцию и догадайся.       — Колючка, — фыркнул мужчина. — Ну хоть благодарности я дождусь?       — За что? — изобразил искреннее удивление Инь. — Мне и там было удобно.       — Ох, прости. Я же не учёл разницы культур. Значит, у некоторых народов мимика резиновой игрушки, раздавленной самосвалом, может сигнализировать о состоянии крайнего комфорта. Нужно срочно внести изменения в мою статью. — Хайнер раскрыл ком и с вдумчивым видом принялся тыкать по экрану стилусом.       Инь уже серьёзно подумывал скатиться-таки до пиратского сленга, но ему снова помешал элеватор — с которым мужчина не иначе как вступил в сговор. Кабину ощутимо тряхнуло, потолочные светодиоды мигнули, и движение остановилось. Испуганную тишину быстро сменили возмущённые возгласы пассажиров: от внезапного рывка некоторые едва удержались на ногах, и то благодаря тому, что падать было особо некуда.       Инь осознал, что впечатался лбом в грудь Хайнера, уже успев пару раз втянуть исходивший от его одежды запах — смесь сыромятной кожи, листьев и древесины, необычно естественную для дальнего космоса и одновременно смутно знакомую. Чихнув, он торопливо отстранился.       — Порядок? — тронул его за плечо Хайнер и, дождавшись кивка, повернулся к контрольному дисплею под потолком: таймер перезагрузки системы заполняла вязь невразумительных черт и крючков. — Наверное, Гемма опять пыхнула, — резюмировал он. — Придётся ждать ремонтников.       Первое время ничего не менялось: большинство продолжили залипать в свои планшеты, перекидываясь шутливыми фразами. К счастью, ком Хайнера пропищал полученным сообщением, и он принялся что-то торопливо набирать, оставив Иня в покое. Однако ремонтники не появились ни через десять, ни через двадцать минут, и атмосфера потихоньку стала накаляться — похоже, вентиляция тоже дала сбой, подстёгивая нервы пассажиров возрастающей духотой.       Инь порывисто дёрнул головой: петля галстука вдруг стала тесной, стягивая шею тугой удавкой. Блеск — самое время для приступа его параклаустрофобии, отличающейся от полноценной фобии только приставкой «пара-». Он закрыл глаза, вызывая в памяти образ широкого поля. Дикие злаки и полевые цветы, качаемые ветром, бегущие по небу клочья облаков, в отдалении — зелёные изгибы холмов. Огромное, раздольное пространство, и никаких сорокадюймовых хромированных стен, окружённых глухим стержнем шахты, вшитой в многокилометровую стальную махину… нет-нет, плохая визуализация.       — Эй, что с тобой?       Он разлепил веки, чувствуя, как в ушах отдаётся зачастивший пульс. Хайнер, оторвавшись от своего кома, смотрел на него с явным беспокойством.       — Ничего. — Инь попытался совладать с непослушным языком. — Просто не люблю тесноту. Если у тебя родилась очередная шутка по этому поводу, то можешь засунуть её… ты куда грабли суёшь?! — встрепенулся он, когда Хайнер, не говоря ни слова, потянулся к его шее.       После секундной возни Инь устремил негодующий взор вниз, к своим оголённым ключицам, на которых подозрительно долго задержалась «грабля» мужчины. Ладно узел галстука ослабил, но расстёгивать верхние пуговицы рубашки зачем было? «И как он изловчился — одним движением-то?» — пронеслось вдогонку поражённое.       — У меня разряд по спортивному раздеванию, — осклабился Хайнер. — Потом как-нибудь покажу остальное.       Пока Инь переваривал это многозначительное «остальное», он залез в карман и, выудив оттуда небольшой, похожий на брелок предмет, потряс им воздухе.       — Хочешь, подарю?       Перед его глазами зависла фигурка, сшитая из ворсистого материала — маленький человечек с круглым лицом и большими глазами, одетый в зелёный плащ. На голове его красовалась остроконечная шляпа с пером.       — Что это за хрень?       — Снусмумрик.       — «Сну» кто?       — …смумрик, — терпеливо повторил мужчина. — Племянница отдала. Она сейчас фанатеет от книг про мумми-троллей, так что у неё этих игрушек валом. Мне он тоже нравится, но так и быть — дарю.       — На кой он мне?       — Ну, можешь носить как талисман. Тем более вы так похожи.       — Интересно, чем это. — Инь приподнял бровь, тыча пальцем в мягкий бок фигурки, но тут же осёкся, поднимая ладонь и не давая Хайнеру раскрыть рта: — Не говори. Иначе пассажирам этой кабины придётся страдать не только от духоты, но и от трупного запаха.       — О, я смотрю, ты уже в норме, — удовлетворённо заключил мужчина, пряча игрушку.       Инь только дёрнул плечом: давящее чувство и правда ушло, но кто ж признается этой самодовольной колокольне?       Наконец-то прибыла ремонтная бригада — по потолку элеватора загремели тяжёлые подошвы, и в течение пяти минут движение возобновилось.       Хайнер продолжал непринуждённо болтать — о своей племяннице, о новостях с Земли, на которой недавно был, о результатах последнего чемпионата по космическому сёрфингу и ещё что-то об открытии новой планеты с уникальной телепатической биосферой. Инь слушал вполуха, думая, что вот так, отвлечённо, поговорить с ним было бы даже интересно — если бы во всём остальном эта помесь человека и Годзиллы не вызывала у него стойкую аллергическую реакцию. Поэтому, когда настенный дисплей высветил заветный уровень, Инь с чувством облегчения принялся пробираться к выходу.       Правда, облегчение продлилось недолго.       — Ты что, маньяк? — воскликнул он, стоя перед захлопнувшимися дверями элеватора.       Какого чёрта Хайнер оказался с ним по одну сторону, в полупустом коридоре правительственного сектора?       Мужчина пожал плечами:       — Некоторые меня так называют. Но только в отношении работы, а не преследования мальчиков. А вообще, мне просто тоже нужно на этот уровень.       Инь со скрипом проглотил брошенное в свой адрес «мальчик»: на препирательства времени не было, он и так опоздал, чего консул, по слухам, не терпела.       — Только держись от меня на расстоянии.       — Как скажешь, — покорно согласился Хайнер, отступая в сторону максимум на полметра.       Ладно, и так сойдёт.       Оправив бардак в верхней части одежды, Инь зашагал вдоль узкого коридора, декорированного под старинное земное барокко. «На шикарную обстановку они деньги нашли, а обновить дроидов поскупились, — закралась саркастичная мысль. — Лучше отдали бы эти средства на новую чешую для "Акхора"».       — Ну наконец-то, — кинулся ему навстречу советник Галахер, переминавшийся с ноги на ногу у входа в зал собраний. — Я уже думал отправлять запрос на корабль, не случилось ли чего. Консул рвёт и мечет.       — Прошу прощения. Были неполадки с транспортом, — поклонился Инь, чувствуя укол вины: он находился здесь во многом благодаря рекомендации Галахера, старого друга их семьи, и, выходит, поставил его в неловкое положение.       — О, господин Розенберг, вы тоже здесь, — обратился тем временем советник к Хайнеру. — Я так понимаю, вы уже познакомились? — Не дожидаясь ответа, он распахнул перед ними двери: — Замечательно, пойдёмте же.       Обменявшись с германцем непонимающими взглядами, Инь, охваченный нехорошим предчувствием, шагнул вперёд. Зал совещаний пустовал — за исключением одного кресла во главе длинного стола, в котором, закинув ногу на ногу, сидела немолодая женщина, облачённая в безликий серый костюм. Её цепкий взгляд из-под узких очков буквально сочился недовольством. Невольно закрадывалась мысль, что ей куда больше подошла бы должность директрисы интерната строгого режима: перед такими людьми тянуло признаться во всём — от схомяченного до обеда, пока мама не видит, печенья до тайком отполированных накануне Дня первооткрывателей яиц коня из памятникового ансамбля «Самуил Отважный».       Эх, как пить дать не получит в этом году «Акхор» новой шкурки.       — Консул, — кашлянув, начал Галахер, — позвольте представить — контр-адмирал Фудзивара Инь, в ближайший годовой цикл он будет руководить созданием военной базы в системе Эребор. А это доктор Розенберг Хайнер, почётный член Межгалактического НИИ биометрии и генной инженерии, направленный для исследования планеты… — он замешкался, припоминая название, — ну, вы помните, с уникальной телепатической биосферой. Седьмой в системе Эребор.       «Что?» — чуть не вырвалось у Иня, но Хайнер среагировал быстрее, округлив глаза и ткнув в него пальцем:       — Так она настоящая?!       Повисла тишина — на лице консула разве что уголок брови дёрнулся, Галахер усердно сохранял дипломатичную улыбку, а Инь, застигнутый врасплох, судорожно пытался сообразить, что такого поразительного узрел германец. На нём была самая простая форма, не парадка, без аксельбанта, наград и вышитого воротничка с манжетами.       От внезапной догадки к щекам хлынул жар.       — А ты что думал? — как можно сдержаннее процедил он сквозь зубы.       — Не знаю, — почесал затылок Хайнер. — Подростки часто кого-то косплеят. Постой, тебе вообще сколько лет? Не тридцать же. Я пониманию — феномен «детского лица», но всему есть предел.       — Мне двадцать три, — ещё тише прорычал Инь. Всё, сейчас кто-то будет собирать перья из задницы. — Оказывается, слабоумие в наше время не преграда для получения докторской степени.       — Почему бы и нет, — философски изрёк Хайнер. — Назначают же хамовитых зелёных мальчишек командовать звездолётами.       — Так, так, — хлопнул в ладоши Галахер, становясь между ними и незаметно передёргиваясь, словно попал в перекрестье электромагнитных залпов. — Кажется, у нас вышло недоразумение. Адмирал, вы знаете, что сверхсветовые двигатели пока не устанавливают на кораблях весом меньше трёхсот тысяч тонн. Так что вам поручено взять на борт люгер господина Розенберга и доправить его до системы Эребор. А также при необходимости оказывать поддержку и содействие в исследование упомянутой планеты…       Видя безуспешность своих потуг, Галахер забегал глазами по стенам, силясь найти новый способ разрядить обстановку.       — О, — наконец воскликнул он, указывая на стену-иллюминатор, — доктор, а вот и корабль, на котором вам предстоит лететь.       Взгляды всех присутствующих переместились на прозрачную перегородку. Накипевшее раздражение разом куда-то улетучилось, и Инь невольно улыбнулся: там, в золотистых отблесках Геммы, дрейфовал его малыш. Ну как малыш — восемь километров в длину, три в поперечнике, но звёздный флот располагал и куда более крупными судами. Что по-настоящему его выделяло, так это силуэт — клиновидный, с удлинённой хвостовой частью, покрытый пластинами белоснежной брони типа «чешуя», он напоминал дракона из старинных земных легенд. При первой их встрече вопрос о выборе названия cразу же отпал: мифическому зверю из стали подошло бы только не менее легендарное имя.       Хайнер тоже неотрывно следил за развернувшимся в прямоугольнике иллюминатора видом, и на секунду Инь даже уловил в его взгляде нечто сродни восхищению. Может, не такой уж он безнадёжный кретин?       — Такой большой звездолёт и такой маленький адмирал, — протянул ни с того ни с сего мужчина. — Как ты только с ним справляешься?       Нет, всё-таки кретин.       — Советник Галахер, — подала со своего места голос консул, — думаю, нам стоит выйти и дать ребятам спокойно поиграть в их песочнице. — Она пристукнула ногтями по столешнице. — Если, они, конечно, не согласятся отложить на время ведёрки и совки, чтобы обсудить план освоения новой системы.       — Да, конечно, простите. — Инь почувствовал, что снова заливается краской. Мало того что опоздал, так ещё и выставил себя перед этой политиканшей инфантильным выскочкой. Оставалось молиться, что в следующем году его не отправят прозябать в один из слаборазвитых аграрных дистриктов.       Совещание прошло более или менее сносно: консул вела себя подчёркнуто нейтрально, а Хайнер, как оказалось, мог быть серьёзным — включившись в рабочий режим, он ни разу не выдал ни одной остроты. Знать бы ещё, где у него убирается галочка с функций «что-вижу-то-пою» и «я-идиот-и-горжусь-этим», чтобы сделать этот процесс управляемым. Всё было отлично до того, как они, раскланявшись, собрались уходить.       — Что это у вас, адмирал? — удивлённо приподняла брови консул.       — Простите? — не понял Инь.       — В кармане.       «Расквадрат твою гипотенузу, — узрев торчащую из его кармана игрушечную голову в шляпе, выругался он про себя. — Когда он успел её туда засунуть?»       — Это…       — Какая прелесть!       Дальше Инь с Хайнером и тихонько подбирающим челюсть советником наблюдали фантастические метаморфозы: женщина расцвела, как шафрановый бутон по весне, на губах её заиграла какая-то девчоночья улыбка, а глаза загорелись живым интересом. Не хватало только семицветья радуги и розовых облаков на фоне. Вот так директриса интерната строгого режима.       — Мы с дочкой собираем эти игрушки. Компания, которая их производит, организовала конкурс: те, кто соберёт всю коллекцию, могут получить приз — поездку в тематический парк. Не знала, что вы увлекаетесь подобным.       — Да я как бы…       — Ой, совсем забыла, вы ведь отправляли запрос на выделения средств для новой брони «Акхору». У вас уже было больше пятидесяти прыжков. Галахер, — обратилась она к советнику, — давайте-ка пересмотрим бюджет — думаю, в следующем квартале можно будет что-нибудь сделать. А вы, — консул снова повернулась к Иню, — обязательно присылайте фото, как соберёте всю коллекцию.       — А?.. Да, да, конечно, — пробормотал он.       Ситуация подозрительно отдавала идиотизмом: Галахер незаметно для женщины оттопырил большой палец, показывая ему «класс», а Хайнер, хлопая его по плечу, ободряюще нашёптывал:       — А талисманчик-то сработал.       Надо будет уточнить, влияют ли вспышки Геммы на психические обострения. И сваливать отсюда поскорее — вдруг это заразно. Правда, одного психа придётся забрать с собой.       —Ха, — вдруг остановился Инь, когда охрана услужливо прикрыла за ними двери. — Ну и кто кого в кармане унесёт! Раз твой институт зажал что-то посерьёзнее люгера, прими к сведению: в полёте главный — капитан несущего корабля.       — Без проблем, — шутливо козырнул Хайнер. — Под командованием адмирала Снусмумрика — хоть на край исследованной вселенной.       Инь поджал губы:       — Тебя хоть что-нибудь способно вывести из себя?       — Можешь проверить — времени у тебя будет достаточно. Сколько там до Эребора? Восемьсот парсеков?       И больше ста условных часов полёта, если учитывать остановки: после нескольких минут в Изнанке даже самой прочной корабельной обшивке нужно время на остывание. «Хана тебе, адмирал Снусмумрик», — подсказывала развитая чуйка.       — Шкаф, — буркнул Инь.       — Что?       — Я всё думал, на кого похож ты. А потом вспомнил про свой любимый платяной шкаф дома. Из дубового, — он многозначительно постучал кулаком по лбу, — дерева. Белый такой и здоровый.       — О, люби-имый? — будто смакуя это слово, передразнил Хайнер.       — При чём здесь это? И вообще — забери своё барахло!       Выуженная из кармана игрушка полетела в мужчину — тот поймал её сложенными лодочкой ладонями, а потом вытянул руку и потрепал макушку Иня, осторожно и быстро, как делают с диковатыми животными, которых и хочется погладить, и колется огрести когтями по морде лица.       — Впервые вижу, чтобы кто-то даже от злости раздувался мило. Только смотри не перестарайся — места в тебе не много, ещё лопнешь.       Выкинуть бы этот шкаф в элеваторную шахту. А что, никого рядом нет, и бесценные нервные клетки останутся в целости. Мечты, мечты… Инь крутанулся на пятках и как можно быстрее зашагал по коридору в надежде, что германец прочитал на его лице последние мысли и пойдёт следом, выдержав безопасную дистанцию.       — Унесу в кармане я тебя домой, положу под бок в кроватку, — раздался позади тихий напев, — будешь спать рядом со мной, мягонький Снусмумрик, сладко. Ты задирист и колюч на вид под своей суровой маской. Стоит поддразнить — шипишь, а погладить — станешь ласков…       Казалось, каждый слог дурацкого мотивчика отдавался в его мозгу тиканьем часовой бомбы. На последнем тике Инь не выдержал и, развернувшись, чуть ли не подбежал обратно к мужчине.       — Дай сюда! — выдернул он из его ладоней игрушку. — Даже думать не хочу, что ты представлял, сочиняя эту пошлятину.       Сигнальную кнопку лифта он нажимал под безудержный хохот, раскатами летевший ему в спину. Откуда пришла мысль, что Хайнер вложил в свою невинную поэтическую импровизацию двусмысленный подтекст, было непонятно. А ещё он бы в жизни не признался, что со шкафом тот вызывал у него ассоциации не только из-за дубовости и цвета, но и из-за приятного древесного запаха, который спустя годы учёбы и путешествий до сих пор напоминал о доме. Будучи маленьким, Инь частенько прятался в его глубоком дощатом нутре, чтобы в тёплом полумраке читать книги о драконах.       Восемьсот парсеков, значит? Он подавил наползающую на лицо демоническую улыбку. Что ж, для проверки на прочность самой надёжной, по расхожему мнению, германской мебели времени ему хватит. ___________ * Чуть изменённая цитата из книги Х. Мураками «Радио Мураками».