Дракон, Снусмумрик и платяной шкаф

      — Адмирал, тут… тут… начальник инженерной бригады… запрашивает личную встречу…       Голос ординатора Михайловой подрагивал, а под конец она даже, кажется, шмыгнула носом. Того и гляди, разревётся.       Инь кивнул, мол, заводи, хотя ему больше хотелось спросить, что вывело из равновесия красавицу-умницу-спортсменку, а по совместительству лучшую сотрудницу его секретариата. Он бы и спросил, если бы не два веских «но». Во-первых, все его попытки проявить личное участие к женскому составу обычно вызывали нежелательную реакцию, суть которой сводилась к «ми-ми-ми, какой халёсый мальцик». Не напрямую, конечно, но контекст читался явно. А во-вторых, он, признаться, немного терялся перед Михайловой — ровно настолько, насколько может теряться полутораметровый юноша перед женщиной с формами королевы викингов.       Михайлова вышла, всхлипывая и оставляя за собой переменное высокочастотное напряжение. Проще говоря, все присутствующие — от малых до великих погон — как будто стержневую антенну проглотили. Джада всё мостилась на кресле, выжимая из него хриплые стоны, а дежурный штурман слишком ритмично тыкал стилусом по рабочей поверхности пульта навигации. Остальные лишь многозначительно зыркали.       Демиург, что опять произошло? Гамма-всплеск на ближайшем солнце? Ретроградная, мать-его-мачеха, планета в гороскопе? Или на завтрак к хлопьям мало молочка подали?       Возможно, Иню удалось бы свести векторы их недовольных взглядов в некий упорядоченный базис, но задачку неожиданно разрешил Тэтчер.       Создатель Акки прозябал в отделе сисадминов, пока его не нашла Джада. После долгой дискуссии на тему «Наказать или очень сильно наказать» было принято решение повысить его до разработчика систем. Зачем губить талант, если можно просто направить его в верное русло? И теперь этот новоиспечённый доктор Сьюз*, этот, можно сказать, Билл Гейтс нового времени, ни с того ни с сего хлопнувшись на колени, растянулся в земном поклоне, источая священную скорбь и сожаление.       — Простите! — прокричал он, не поднимая головы. — Это я! Я отправил госпоже Михайловой то сообщение! Но я ничего такого не имел в виду, это просто опечатка…       — Как же! — подскочила с кресла Джада. — Ты ещё скажи, что у тебя клавиши западают! Извращуга!       Штурман вместе с остальными членами команды укоризненно закивали, а кресло Джады, испуганно скрипнув, предпочло откатиться к стеночке. Было видно, что Тэтчер мечтает последовать его примеру, но, к сожалению, подобная роскошь была ему недоступна. Поэтому он просто залебезил что-то непонятное в пол.       — Молчать! — взрыкнула Джада. — А я ещё его промоушеном занималась, рекламировала адмиралу. Посмотрите, как он сдал тесты, какой у него ай-кью, и-кью, ИЧУ, Пикачу и ещё хрен знает чю! А ты… Да я тебя!..       Вот не был бы Инь адмиралом, взял бы сейчас о-о-огромную пачку попкорна, очки вирт-реальности и понаблюдал бы за потасовкой со стороны. На худой конец, покивал бы вместе со всеми, следуя стадному инстинкту. Но звание требовало вклиниться в гущу событий, встав между разъярённым молотом и насмерть перепуганной наковальней.       — А-атставить, капитан, — по-уставному отчеканил он, загораживая собой Тэтчера. — Сейчас же объясните ваше поведение.       В режиме фурии с Джадой можно было договориться только так — ничего личного, одни лишь чёткие приказы.       — Да нечего тут объяснять, — отмахнулась она, глядя поверх плеча Иня, словно ища лазейку для обхода неожиданной преграды. — Тут яйца отрывать надо.       — Ы-ы-ы! — раздался снизу испуганный вой Тэтчера.       — Капитан, соблюдайте правила приличия! — уже не на шутку начал сердиться Инь.       — Пардон за мой французский. — Джада, как бы извиняясь, приложила к груди руку. — Ампутировать яички — так достаточно формально?       — Проблема не в формальности, а в ваших манерах. Я всё ещё жду объяснений.       В последнюю фразу Инь вложил максимальный нажим, невольно копируя отца. Фудзивара-старший был известен своей способностью без крика и угроз, одним взглядом заставить подчинённого посыпать голову пеплом. Как бы Инь ни ненавидел подражать в чём-либо родителю, иногда приходилось переступать через этот свой пунктик.       — Вот, — буркнула поостывшая Джада, протягивая ему свой ком. — Михайлова мне скриншот их чата прислала.       На дисплее действительно красовался скриншот рабочей беседы, всё чинно-степенно. Приветственные любезности. Михайлова пишет о протоколе системных работ на текущее полугодие. Тэтчер вносит свои поправки. Михайлова соглашается. Тэтчер предлагает выложить в локальную сеть её сиськи, чтобы каждый желающий смог ознакомиться. Э-моджи с сиськами…       Что?       Инь прочёл ещё раз, но нет, он не ошибся. «А давайте выложим ваши сиськи в локальную сеть, чтобы каждый желающий смог ознакомиться» — именно так, чёрным по белому, предлагал Тэтчер, подкрепив сие безобразие соответствующим изображением.       Инь чуть склонил голову набок. Затем сильнее. Затем ещё сильнее.       — Если прочитать вверх ногами, смысл не поменяется, — на всякий случай уточнила Джада.       — Тэтчер, — тихо пророкотал Инь.       — Я не виноват! — пискнул тот, сообразив, что на его шею наметилось уже два палача. — Списки! Я хотел написать «списки»! Но в последний момент слово само исправилось на «сиськи»… — Осёкшись, Тэтчер побледнел. — Я имел в виду грудь, то есть бюст, нет, буфера… Меня они абсолютно не интересуют, я вообще не воспринимаю Михайлову как женщину… нет, я не то хотел сказать…       Вспомнив о правилах приличия, на которых настаивал адмирал, он хотел вырулить на верную тропу, но от волнения его явно повело не туда.       — Молочные железы! — отчаянно выдал он, ухватившись за руку помощи матери-науки. — У ординатора Михайловой прекрасные молочные железы, но я не о них говорил, а о списках!       Инь уронил краснеющее лицо в ладонь, в попытке прикрыть весь испанский стыд, который испытывал. Остальные пока переваривали «молочные железы».       — Фигасе у вас тут рабочий процесс.       Всем известно, что привычка — вторая натура. Когда шею Иня сграбастала крепкая лапища, тело отозвалось приёмом, отработанным до абсолюта стараниями Того-Кого-Не-Стоит-Называть-А-То-Ещё-Появится. Подножка, бросок через бедро — и вуаля: наглый комментатор аккуратно уложен почивать на лопатках.       — У-уй, Фудзивара, ты не изменяешь себе.       Осмотрев жертву своих рефлексов, Инь опешил. Снизу вверх на него взирала вдрызг знакомая мина.       — Цой?       — Не забыл, значит.       Растерянно улыбаясь, Инь протянул руку, помогая однокурснику подняться:       — Как можно забыть того, с кем построил водородную электростанцию в подвале общежития?       — И занял первое место на гонках, финишировав с одной трансмиссией под задницей и рулём в руках, — поддержал тот, попутно ощупывая рёбра.       — И раскрыл тайну странного вкуса говядины из столовой.       — Хех, я до сих пор говядину есть не могу. А помнишь, как преподаватель этикета придумал специально для нас ругательство из двадцати девяти букв? Как там оно звучало?..       — Эм, давай об этом потом, — остановил его Инь, вспомнив, что они, вообще-то, не одни.       Цой почти не изменился со времён их учёбы: тот же дерзкий взгляд, запрещённые проколы в брови и осанка чиллящего сёрфингиста. Разве что мышцы подкачал и, кажется, подрос немного. И кто там говорил о невысоких земных азиатах? Цой Дэ Хюн, кореец в Локи известно каком поколении, на построении по росту неизменно входил в первую десятку.       — Каким космическим ветром тебя сюда занесло? — справившись с нахлынувшими воспоминаниями, наконец спросил Инь.       — А сам как думаешь?       Цой многозначительно ткнул пальцем в нашивку, красовавшуюся на рукаве его рабочего костюма. Малый ракетный корабль в разрезе на фоне огромной ладони — эмблема инженерных войск.       — Буду переодевать твоего ящера.       — Да ну! А я ещё думал, с чего бы начальник инженерной бригады запрашивал личную встречу.       Обычно происходило наоборот: Инь сам организовывал предварительное собрание, с пристрастием допрашивая бригадиров на предмет их опыта и уровня квалификации. Хотя Цою можно было довериться и без дополнительных проверок: в работе этот закостенелый раздолбай превращался в гения, а его внутренний бунтарь метаморфировал в строгого цензора.       — У вас тут по расписанию, кажется, обед, и я решил составить тебе компанию. — Обведя праздным взглядом рубку, Цой остановился на притихшей Джаде. — Машаль, ты тоже здесь!       — Я уж думала, не заметишь, — подбоченилась та, оскорблённо вздёргивая подбородок.       — Мою вечную страсть и богиню старших курсов? Как можно?!       — Наглая, льстивая ложь, но принимается.       Приблизившись строевым шагом друг к другу, они схлестнули ладони в крепком, панибратском рукопожатии.       — Всё здороваешься, как мужик, — хмыкнул Цой. — Богиня-воительница.       — Я бы с радостью отрастила себе немного женственности, если бы не сплошные самцы-извращуги вокруг. К слову, а где извращуга?       Вспомнив о Тэчере, Инь тоже заозирался. И правда — куда он подевался?       — Я здесь, — послышалось жалобное блеяние из-под стола в самом дальнем углу рубки.       Следом показалась рука, размахивающая зелёным носовым платком, словно флагом перемирия.       — Ого, — присвистнул Цой. — Смотрю, ты держишь состав в армированных рукавицах. Чем провинился этот несчастный?       — Да так, мелочь, — поспешно замял тему Инь. — Идём, у нас же обед по расписанию.       Корчиться от испанского стыда ещё и перед однокурсником, которого не видел два с лишним года, не хотелось от слова вообще.       — Придумай ему наказание сама, — обратился он тихо к Джаде. — Только без ампутаций!       Судя по кровожадному огоньку, горевшему в глазах той, поправка Тэтчеру была жизненно необходима.       По дороге Инь слушал Цоя вчетвертьуха. Нет, сами по себе рассказы друга были интересными, несмотря на то, что они минимум раз в месяц выходили на связь, а когда с рабочей загрузкой становилось совсем туго, перебрасывались сообщениями. Просто его постоянно что-то отвлекало.       Странно, но, казалось, переменное высокочастотное напряжение, установившееся в рубке, потихоньку растекалось по всем помещениям корабля. Сталкиваясь в коридорах, члены экипажа намеренно задевали друг друга плечом или обменивались колкими фразами. За пятнадцать минут пути Инь насчитал четыре хлёсткие пощёчины, а один раз ему даже пришлось останавливать драку.       — Как-то недружелюбно у вас здесь, — подытожил Цой, глядя, как один из пилотов вылил своему товарищу на голову полный стакан воды вперемешку со льдом.       — Сам не пойму, — озадаченно почесал ухо Инь. — Ещё вчера всё было нормально.       — Может, твоим бойцам нужно больше расслабляться? Как ни крути, с развлечениями в дальних полётах негусто.       — Нормально они расслабляются, иногда даже слишком. И цирк шапито я здесь устраивать не намерен: мы не в отпуске.       — Слова не юнги, но адмирала, — хмыкнул Цой. — Знали бы твои солдаты, за что их идеальный командир двое суток выдраивал зубной щёткой торпедоносец…       — Тс-с-с, — шикнул Инь, — всего-то раз было. И не вздумай проболтаться об этом кому-то. У меня на тебя компромата раз в двадцать больше.       — Хочешь померяться списками компромата?       — Ну-ну… Твою ж!       Инь стремительно схватил Цоя за локти и, развернув к себе, рванул молнию на его груди, раскрывая освободившиеся борта куртки на манер плащ-палатки.       — Ты чего? — опешил тот.       — Ничего. Просто давай так постоим немного, — пробормотал Инь, зарываясь глубже в своё временное убежище.       — А-а-а… ну ладно.       Через край куртки он, словно артиллерист через бойницу, напряжённо следил, как удаляется широкая спина в белом халате. Критическую массу ему в ядерный реактор, Хайнер! Встреча со старым другом заставила позабыть о бдительности. А ведь ему всю неделю так искусно удавалось избегать с ним встреч.       В голове до сих пор не укладывалось, как он настолько спокойно воспринял продолжение их ужина. Наверное, всему виной отупляющий эффект похмелья. «Всего лишь поцеловал»? Да эта шведская стенка «мадэ ин чина» присосалась, как кот к валерьянке! Как d-кварк к u-кваркам! Как геймер-задрот к новой версии «Фул-Спид»! Как, как… А Инь, ужас какой, даже не сопротивлялся. Лежал и медленно растекался лужицей, точно снежок на скамейке в полдень.       От всех этих мыслей он физически не смог найти в себе силы ни ответить на последнее сообщение Хайнера, ни, упаси Демиург, заговорить с ним. Да что там — даже пересечься взглядом. Уж лучше в открытый космос без скафандра.       Впрочем, Хайнер тоже не особенно искал встреч. Поток меседжей от него оборвался в то же утро, когда Иня захлестнула волна саморефлексии. И это тоже напрягало. С первых дней знакомства шкаф ему проходу не давал, и тут вдруг — абсолютный игнор. Видать, наигрался, довёл до белого каления и заскучал.       То ли дело Эймс, его юный, интеллигентный, длинноногий ассистент. Ходит за шкафом, как тень, над шутками его дебильными ржёт, только что в рот не заглядывает. Вот и сейчас — обвил руку Хайнера, как изолирующая оболочка — жилы кабеля. Конечно, это приятнее, чем удар по коленной чашечке носком сапога или красящий реагент в баночке с ополаскивателем для рта.       В какой-то момент показалось, что его засекли: шкаф остановился и обернулся, словно выискивая что-то, но, когда Эймс потянул его за собой, не стал сопротивляться.       — Фудзивара, — постучал ему по макушке Цой, — если мы минут пять ещё так постоим, я подумаю, что ты со мной заигрываешь.       — Хм? — не понял Инь, хмурясь вслед мило воркующей парочке. — Да иди ты! — осознав смысл услышанного, отстранился он. — Лучше расскажи побольше о броне. А то между каталогом и наличным материалом вечные неувязки.       — Во-о-от, дотошный шизик, которого я так хорошо знаю, — облегчённо кивнул Цой, застёгивая куртку и засовывая руки в карманы. — А то я уж заподозрил, что моего Фудзивару подменили. Никогда тебя таким не видел.       — Каким — «таким»? — насторожился Инь.       — Ты сейчас был прямо как ребёнок, у которого хулиганы отжали любимый игрушечный кораблик.       — …помимо этого, нужен усилитель звукового оповещения. Факсимильная карта, это, конечно, здорово, но ты же видел, как быстро проходит углубление тета-циклонов. И я настаиваю на дополнительных баллонах с кислородом — хотя бы на восемьсот грамм. Ты меня слушаешь?       — Это не адмирал, случайно, с каким-то огромным корейцем в обнимку стоял? — пробормотал Хайнер, выворачивая шею, насколько позволяла человеческая анатомия.       — Не знаю, — махнул рукой Эймс. — Если ты спросишь моё мнение относительно антидотов, то я на стороне Скофилда: лучше антагонистов ядов пока ничего не придумали. Альварес совсем свихнулся на своих аттоботах, они ещё даже не протестированы толком.       — Интересно, что это за кореец и откуда он взялся. Я его раньше не видел, а ты?       — Нет, я не видел этого корейца, — терпеливо вздохнул Эймс. — Но мне кажется довольно естественным не знать в лицо кого-то из членов экипажа численностью в десять тысяч человек.       — Я имел в виду, что никогда не видел его рядом с адмиралом. И форма у него незнакомая, вроде бы это инженерные войска. Чего он здесь забыл?..       Хайнер притормозил с твёрдым намерением вернуться и выяснить, что за детина оккупировала его любимое место — личное пространство Снусмумрика то есть. Отошёл, называется, ненадолго. И то не по своему желанию. Высадка на SR-345 теперь была вопросом нескольких дней, и сотрудники НИИ работали на износ, едва выделяя время на сон и еду. Вдобавок он с Альваресом и Бьёрном оказались в самом центре этого кипучего, стахановского водоворота: именно они участвовали непосредственно в спуске — остальные контролировали процесс сверху.       Эймс и раньше тянулся к Хайнеру, а сейчас не отходил буквально ни на шаг. Повышенное внимание младшего коллеги можно было бы списать на банальное беспокойство, он ведь отвечал за здоровье членов экспедиции. Но Хайнер слишком хорошо разбирался в людях, да и не нужно быть экстрасенсом, чтобы разгадать смысл его «случайных» касаний или взглядов из-под ресниц. Минут десять назад он сделал вид, что споткнулся и, схватившись за Хайнера, как за ближайшую опору, так и остался висеть на нём.       Вот Снусмумрик — совсем другое дело. Вроде весь как на ладони, а попробуй-ка разбери, что порой творится в его замороченной, умной, хорошенькой голове. Из-за этого сам Хайнер тоже не мог определиться, чего хочет добиться своим, прямо сказать, нетактичным поведением. Не утруждаясь соблюдением высокого этикета, он, вообще-то, всегда уважал чужие интимные границы. Но со Снусмуриком всё вышло иначе. Он был как инопланетная диковинка, которую хотелось положить в уютное гнездо-позиционер и под лампой обогрева неспешно исследовать. Коснуться, ткнуть пальцем, подуть — всё, чтобы вызвать ответную реакцию.       Ещё будучи подростком, Хайнер осознал в себе эту черту, чуточку отдававшую садизмом: раздражать тех, кто ему интересен. Конечно, с таким заскоком во взрослой жизни пришлось бы трудно, поэтому — отчасти поэтому — он и выбрал стезю учёного-практика. Исследование живых организмом — это во многом вызов реакций, и здесь его порок, пройдя тернистый путь сублимации, оказался кстати.       Возможно, всё так бы и продолжалось, если бы однажды в одной далёкой галактике он не повстречал одного маленького, до невозможности любопытного адмирала. Возможно, его любопытство угасло бы со временем — если бы этот маленький адмирал не пришёл к нему в каюту со своей розой, неожиданной откровенностью и детским поцелуем.       Что мне делать с тобой, диковинка? — только и оставалось думать Хайнеру, пробегая, как ниндзя-синоби, по тёмным коридорам спящего корабля с пьяной тушкой Иня наперевес.       И не менее важно — что сама диковинка будет делать? Ответ на его последнее сообщение, которого так и не последовало, мог бы подсказать. Хайнер отлично понимал людей, но, йодид твою медь, Снусмумрик — это не человек, это целая планета. Маленькая такая, симпатичная, живописная планета, окутанная защитным слоем грозовых облаков и… курткой какого-то корейца-переростка.       Да что ж они не разойдутся никак? У этого инженера что, работы никакой нет?       Хайнер озвучил свою мысль, буравя незнакомца недовольным взглядом.       — Кто знает, — пожал плечами Эймс, одновременно пытаясь сдвинуть его с места. — Но, смею напомнить, она есть у на́с.       — Да-да, ты прав, — сдался Хайнер.       Как бы его ни бесил оккупант-кореец, а к Снусмумрику, пожалуй, сейчас приближаться не стоит. С неизведанной, сложной экосистемой тоже так: чтобы не разрушить контакт, иногда нужно отложить раздражители в сторону и просто наблюдать, ожидая инициативы с её стороны.       — Вообще, я не удивлён, что экипаж шатается без дела, — фыркнул Эймс. — У них здесь какой-то дурдом творится: адмирал прячется от своих же солдат под столом, а его второй помощник лазерной сетью отлавливает правонарушителей. Про свадебную церемонию крогов из зимнего сада я вообще молчу. И этот флот нас защищает?       Хайнер нахмурился:       — Не преувеличивай. Адмирал просто мелкий и команда у него по большей части юная. Успеют ещё набраться опыта. Мы же не в зоне боевых действий.       — Ты меню на сегодня видел? — изогнул бровь Эймс. — «Запечённая курва», «грех с морковно-луковой зажаркой», «яблочный компост» и, моё любимое, — «пидорки с глистами».       Хайнер, не выдержав, прыснул. Было дело. Он подумал, что это шутка, но повара так извинялись, подавая запечённую курицу, гречку с зажаркой, яблочный компот и пирожки с грибами, что стало ясно — дело в автозамене. Хотя главный кок и клялся, мол, дважды проверил текст, прежде чем публиковать его на табло окошек выдачи.       — У тебя сейчас пальцы задымятся, — хлопнул его по спине Цой. — Если это что-то важное, оставайся, пойдёшь в следующий раз. Такую махину, как «Акхор», не одну неделю упаковывать, ещё насмотришься.       — Сейчас, сейчас, — невпопад пробубнил Инь, одной рукой торопливо набирая текст, а другой проверяя застёжки скафандра. — Тут Галахер наседает, не успокою — пожалует с проверкой.       — О, старина Галахер по-прежнему играет в шпиона?       — Не лей мне спирт на рану.       Замечание Цоя было до противного точным: Инь прекрасно знал, что советник Галахер следит за ним по просьбе отца. Изначально эту почётную миссию должен был выполнять капитан Фостер, но после того как тот умолчал о нескольких… нештатных ситуациях, Фудзивара-старший почуял неладное и завербовал нового «агента».       С виду Галахер казался предельно ненавязчивым, на ура отыгрывая праздный интерес к обстановке на корабле. Но стоило единожды промахнуться с ответом, и пиши пропало: мигом выведет на чистую воду, ещё и от себя красок добавит. А отец разбираться не станет — просто раздаст всем звездюлей, отвесив, разумеется, самую щедрую порцию любимому сыну.       — Вроде бы всё, — сообщил Инь, нажимая кнопку «отправить».       Нехорошо задерживать монтажную бригаду: те уже полностью облачились для выхода наружу и теперь скучающе мерили шагами шлюзовую камеру.       — М-м-м, — заглянул ему через плечо Цой, — не думал, что у вас такие доверительные отношения.       — И правильно не думал. С чего ты вообще взял, что они доверительные? Просто если написать, что всё хорошо, будет подозрительно, вот я и упомянул о нехватке транспортных шлюпов с манипуляторами. Их и правда мало, рабочие жалуются, что скорее руками начнут работать, чем отстроят на них всю базу.       — С этим ясно, ну а ты-то что написал?       — А что? — не понял Инь, переводя взгляд с Цоя обратно на дисплей кома и округляя глаза. — Что я написал?!       «Есть одна проблема: нам не хватает шлюх. Я думал обратиться с официальным заявлением, но боюсь, пока оно пройдёт все бюрократические проволочки, строители возьмутся за дело голыми руками. Конечно, есть ещё дроиды, но со шлюхами было бы лучше».       Вот, что он написал.       — И совсем не смешно, — закусывая костяшки пальцев и нервно покачиваясь из в стороны в сторону, осадил Инь гогочущего Цоя.       — Как ты умудрился два раза с одним и тем же словом ошибиться? — утирая слёзы, спросил тот.       — Не знаю, от спешки, наверное!       Спешка, не спешка, а ситуацию как она есть оставлять нельзя.       «Простите, я имел в виду "шлюпы". Самые обычные, рабочие шлюпы, можно недорогие», — набрал Инь в надежде, что Галахер ещё не успел ничего навоображать. Ответ пришёл спустя мучительные три с половиной минуты.       «Инь, я понимаю, у всех людей есть потребности и дальние полёты — это немалая психологическая нагрузка, но мне кажется, не стоит оформлять подобный запрос официально», — осторожно начал Галахер.       Он что, не увидел последнее сообщение? Инь вернулся на несколько строк вверх: да нет, галочки о получении горят. Только вот… логарифм недодифференцированный, вместо шлюпов там снова оказались шлюхи! Самые обычные, рабочие. Можно недорогие.       «В юности мне доводилось отправляться в дальние полёты, — продолжал Галахер. — И, не буду скрывать, проблемы подобного рода мне тоже были не чужды. Есть несколько оригинальных способов справиться с ними. Например, я брал лабораторный шланг…»       — А! — вскрикнул Инь, едва не швырнув ком в стену.       — Погоди, — попытался перехватить его руку Цой. — Я хочу знать, что он делал дальше.       — А я нет!       Представлять, как чопорный и интеллигентный до мозга костей Галахер оригинальничает со шлангом не хотелось даже из спортивного интереса. Конечно, было бы здорово завладеть козырем против своего надзирателя, но душевное здоровье дороже. После недолгой борьбы за ком Инь спрятал его в самый надёжный, глубокий карман, под скафандром.       — Слушай, может, твои «шлюхи» — это опечатка по Фрейду? — выдвинул теорию Цой, предпринимая вялые попытки пробраться и туда.       — Нет никакой опечатки по Фрейду, — отпихивая его руки, принялся застёгиваться обратно Инь. — Есть только оговорка.       — Да какая разница, суть та же: ошибка под влиянием неосознанных мотивов. У тебя девушка-то есть?       — Не твоего ума дело.       — Значит, нет. Может, тогда парень? — Цой, склонившись, мягко обвил его рукой за талию. — Если и парня нет, я могу помочь. Как в старые добрые времена.       — Ты оксида азота надышался? — зашипел Инь, косясь на иллюминатор шлюзовой камеры и проверяя, не видно ли их оттуда бригадирам.       Увлёкшись, он пропустил тот момент, когда Цой обхватил его подбородок пальцами. Дальше — сцена в лучших традициях лямурного кино. Замедленная съёмка, глаза — в глаза, крепкие объятья. В общий романтик не вписывались только, пожалуй, губы: одни, сложенные пухлой «уточкой», тянулись к другим, искривлённым и готовым извергнуть поток сквернословия. Зрители бы вряд ли поверили.       Инь уже заносил кулак, метя в нос Цоя, когда раздался противный скрежет, а за ним — короткий треск, словно от разбитого стекла. Ни один человек, хоть раз побывавший в космосе, не отреагировал бы на подобный звук спокойно, находясь в предельной близости от шлюза. Заигравшийся Цой тут же посерьёзнел, а с другого конца отсека в их сторону уже спешил дневальный. Правда, до шлюза он так не добежал, остановившись рядом с какой-то парочкой у стоек со скафандрами…       Инь закусил губу. Да Ким Чен Ына же вам в правительство, Хайнер точно его преследует! Хотя учитывая, что с их последней недовстречи прошло два дня — может, и нет. Но всё же — надо было ему припереться подбирать скафандр именно сюда, именно сейчас и именно под ручку с Эймсом.       — Что случилось? — долетел до Иня голос дневального.       Хайнер помахал в воздухе шлемом и извинился. Присмотревшись, Инь понял, за что: тёмная гладь смотрового щитка посветлела, потеряв зеркальный эффект. Проще говоря, треснула.       — Я немного силу не рассчитал, — пояснил Хайнер, отдавая обескураженному дневальному испорченный головной убор.       — Ого-го, — тихонько присвистнул Цой.       Не согласиться с ним значило бы покривить душой. Прозрачная часть шлема изготавливалась из карбонатного нанополимера, её и промышленный пресс-то повредит с трудом, а шкафу удалось сделать это голыми руками. Неужели он действительно мутант? Или результат какого-то засекреченного эксперимента по созданию суперчеловека?       — Он шутит, — вмешался Эймс, успокаивая дневального, у которого едва заметно затряслись поджилки. — В щитке уже была трещина, а доктор Розенберг по неосторожности надавил на неё. Кстати, у тебя на руке царапина, — обратился он к Хайнеру. — Давай пойдём и обработаем её. Здесь же есть аптечка?       Дневальный как-то робко кивнул, пригласив следовать за ним.       — Фе-е, всё оказалось прозаично, — разочарованно протянул Цой, явно привирая: взгляд, которым он провожал уходящих, излучал заинтересованность.       А вот Иню было совершенно неинтересно. Ни на микро-, ни даже на пикометр. Ну, доломал шкаф поломанный шлем, ну, поранил свою дурацкую медвежью лапу. Ну, ушёл, даже не глянув в его, Иня, сторону, вложив эту самую лапу в изящную, услужливую ладонь красавчика-ассистента. Да пусть хоть прямо здесь лобызаться начнут!       — Так на чём мы остановились? — спохватился Цой. — Ах да, на наших былых деньках и возможности их повторения.       — Которой не бывать, — категорично заявил Инь, надевая шлем и прикрывая им сконфуженное лицо. — И давай не будем об этом больше.       Тактичное молчание в ответ, по всей видимости, означало, что их с Цоем планы расходились.       Хайнер несколько раз сжал кулак, проверяя, не снизила ли повязка подвижность руки: Эймс опять немного перестарался со слоями эластика.       С рукой всё было нормально, чего нельзя сказать о настроении. За испорченный казённый шлем подгладывала совесть, но куда ощутимее нутро ело другое. Стоило вызвать в памяти сцену с инженером, нависшим над Снусмумриком, как Третий Рейх над Польшей, и…       — Эй-эй-эй, ты что творишь? — Альварес еле успел вырвать из его рук упаковку пробирок, прежде чем та превратилась в силикатно-стеклянное месиво. — Дьябло, что с тобой происходит?       Хайнер потёр лицо в попытке отогнать навязчивый образ — помогло не ахти.       — Прости, наверное, волнение перед спуском сказывается.       — Все волнуются, но это не повод крушить оборудование, — пожурил его Альварес, незаметно отодвигая на свою половину стола хрупкие аллонжи и воронки. — Я тебя не узнаю. Иди сгони пар на тренажёрах, отвлекись, что ли.       Хайнер только качнул головой. Резонно. На носу ответственный день, а в голове — мешанина из агрессивных фантазий в адрес похабного корейца и исторических метафор времён Второй мировой. К слову, о последних — похоже, метафорическая Польша, в отличие от реальной, была совсем не против гегемонии Третьего Рейха. Вместо того чтобы послать — или ещё лучше, огреть, — стояла, удивлённо приоткрыв рот, словно ждала, чтобы её завоевали. Хайнеру в подобном случае прилетело бы ракетным ударом по стратегическим точкам как минимум. И за что у корейца такие привилегии?       Из косвенных источников выяснилось только его имя и то, что они со Снусмумриком вместе учились. Но простые однокурсники не общаются так фамильярно. Если только у них не было отношений…       «Больше ни магу!!!» — загорелось на дисплее орбитрека, а из-под его днища потянуло палёным дымком. Оповещение о перегрузке в своё время подправил Бьёрн, любивший похвастаться своей выносливостью и уверенный, что больше никто из коллег не сможет довести тренажёр до полного изнеможения.       Хайнер спрыгнул на пол, вытирая лицо и шею полотенцем. Что-то он и правда перестарался: надпись на дисплее сменилась на «адыхаю», а дымок ощутимо погустел. Придётся раскошелиться на новую технику из своего кармана, но и этилен с ним. Зато он вспомнил об ещё одном источнике, которым до сих пор не воспользовался. Стоит попытаться.       «Вечер добрый, есть пара минут?» — найдя среди контактов Серую Кардинальшу, забегал он пальцами по клавиатуре кома.       «Для тебя найдётся», — ответила Джада.       Со вторым помощником адмирала они обменялись контактами сразу по завершении спартакиады. Хайнер не особенно удивился, увидев её запрос на приватный чат: капитан Машаль олицетворяла персонажа, которому необходимо быть в курсе всех событий, заводя как можно больше близких знакомств.       «Что ты знаешь о Цое Де Хюне?» — в лоб спросил Хайнер. Джада была человеком деловым, к которому не нужно подъезжать десятой дорогой.       «Тебя интересует общая или конкретная информация?»       «Общую можно и на КПП узнать. Давай конкретную».       «Цена вопроса».       Хайнер усмехнулся.       «В эквиваленте юнитов или услуг?»       Джада взяла паузу на раздумья и наконец выдала:       «В эквиваленте одного желания».       М-да, губа не дура. Женская коварность не знает границ, но и Хайнер тоже не вчера аттестат получил.       «С правом двух вето».       «Договорились. — Прямо слышно было, как Джада похрустела суставами пальцев на манер пианиста, готового сыграть шедевр. — Хюн-Хюн учился с адмиралом в одной академии, но на другом факультете. Делил с ним комнату в общежитии. Семья у него состоятельная, занимается бизнесом и не особенно одобряет профессию, которую он выбрал. Думаю, именно поэтому он её и выбрал: Хюн-Хюн по природе антагонист и бунтарь. С виду — полная противоположность адмирала».       «Разве что с виду. Снусму… — Хайнер стёр начало слова, — адмирал не настолько слепо следует правилам, как хочет показать».       «А ты молодец, — похвалила Джада. — В общем, они почти сразу спелись. Конечно же, по инициативе Хюн-Хюна, наш адмирал в налаживании отношений, сам знаешь, не мастер. За пять лет этот дуэт стал легендой: лучшие итоговые баллы по курсу, несколько изобретений в рамках научных проектов, запущенных в серийное производство, первые места на спортивных соревнованиях. Ну и больше всего выговоров за историю заведения. Хотя по этой части Хюн-Хюн, пожалуй, вырвался вперёд: не всегда ему удавалось втянуть адмирала в свою авантюру или шалость».       «То есть они были лучшими друзьями?» — ввернул в нужное ему русло Хайнер.       «Ну-у-у… Я была на два курса старше и только за год до выпуска стала общаться с ними близко, но по своим ощущениям могу сказать, что их отношения были больше чем дружескими. Я почти уверена, что у них был роман…»       «…»       «Розенберг?» — не получив никакой реакции, набрала она через какое-то время.       «Розенбе-е-ерг…»       «Ау-у!..»       «Ты ещё здесь?..»       Сообщения сыпались одно за другим, но Хайнер не мог ответить даже при желании: дисплей кома покрылся трещинами, цветшими радугой, и сколько он ни пытался натыкать хоть что-то пальцем, тачпад, похоже, окончательно умер.       — Капитан Машаль, можно я пойду к себе?       Джада посверлила взглядом переминавшегося с ноги на ногу Тэтчера: видок у того был помятый. Может, простить уже? Санкции он вынес стойко: разгрёб свалку документов, год копившуюся во вспомогательных облаках её ПК, ответил на текущую корреспонденцию секретариата, маникюр с педикюром ей сделал и сейчас вот закончил уборку рабочей зоны её каюты.       А что? Адмирал ведь сказал: «Сама придумай наказание, только без ампутаций». Наказание — есть, ампутаций — нет. Алмазное сверло кромки не подточит.       — Ладно, так и быть, — поразмыслив, великодушно решила она. — Только чтобы со следующим трансфером грузов пришёл самый дорогой букет роз «бэби романтика», они у Михайловой любимые.       — Да, конечно, — не веря своему счастью, покорно согласился Тэтчер.       — И напишешь ей письмо с извинениями.       — Хорошо.       — Большое напишешь.       — Само собой.       — В стихах.       — Да… Простите, что?       — В стихах, говорю. Четырёхстопным ямбом. Не надо нам вашего мужланского хорея.       — Капитан Машаль, — смешался Тэтчер, — я не силён в стихах, но мне казалось, стопы не делятся на женские и мужские.       — Поумничай мне ещё тут, — фыркнула Джада, доставая из ящика пищевой контейнер. — Пидорков с глистами будешь?       — Спасибо, не откажусь.       Тэтчер раскрыл брошенный ему контейнер, с жадностью принимаясь за пирожки с грибами, а Джада снова воззрилась на оборвавшийся чат с Розенбергом.       Почему он до сих пор ничего не ответил? Связь барахлит? Нет, иконка уровня передачи сигнала показывает максимум. Не то чтобы ей был необходим ответ: сделка состоялась, а там хоть бактерии не размножайтесь. Но всё же она ожидала от Розенберга какой-то минимальной реакции.       — Ух ты! — вырвалось у неё. — Как это у меня получилось?       Ненароком перечитав концовку одного из своих сообщений, она обнаружила маленькую ошибочку.       Ещё до личного знакомства с адмиралом и Цоем Джада была наслышана о неразлучном дуэте гениев своей альма-матер. Среди прочего говорили и об их очень, даже слишком близких отношениях. Это были единичные, но не безосновательные сплетни: завязав тесное общение с обоими, Джада могла с уверенностью сказать, что между ними был броманс. Ну, или что-то на грани. Именно это она и хотела поведать Розенбергу, но вместо «броманса» вышел просто «роман».       — Ой, вот ведь незадача, — процитировала она любимую отмазку браузеров, потерявших открытые вкладки.       Если зреть в корень, то грань между «бромансом» и «романом» не такая ведь и большая? Светлая сторона подсказывала, что, вообще-то, разница немаленькая и в реальности последствия такой опечатки будут более заметными, чем две лишние буквы в слове. А тёмная предлагала подождать и увидеть, что из всего этого получится.       — Слушай, — обратилась Джада к уплетающему за обе щеки Тэтчеру, — а проверишь для меня одну штуку в системе внутренней связи?       — Фто именно?       — Позже расскажу. Справишься с этим заданием — и можешь не писать письмо Михайловой…       — Правда? — оживился Тэтчер.       — …ямбом, — зловредно довершила Джада. — Хореем валяй.       При выборе «сделать так, чтобы было правильно» или «сделать так, чтобы было весело» светлая сторона у неё обычно ходила в опале.       — Так что там с твоим раритетом, уже починил? — Цой сделал смачный глоток из початой бутылки газировки.       — Пока нет, — качнул головой Инь, застёгивая рубашку. — Не до того было.       — И сдались тебе эти древние развалины.       — Сдались. Я твои хобби не критикую. Ай!       Инь, морщась, потёр ягодицу, на которую Цой без предупреждений обрушил влажное полотенце.       — Странная у тебя привычка одеваться сверху вниз. Белая рубашка поверх белья — это же классический ансамбль для соблазнения.       — Пф-ф, просто она лежала сверху, вот я и надел её первой.       — Ну да, ну да, — протянул Цой, исподтишка примеряясь для повторной атаки.       Раскусив его план и предусмотрительно отойдя подальше, Инь быстренько натянул брюки.       Сегодня он снова мотался с монтажной бригадой наружу, хотя команда Цоя работала безукоризненно, и никакого надзора за ними не требовалось. Полностью непокрытым корабль мог оставаться только при рождении, в судостроительных верфях, поэтому демонтированные фрагменты «чешуи» сразу же заменялись новыми, вот и всё. Процесс однообразный, даже скучный, но Инь искал любую возможность ускользнуть с борта, чтобы развеяться.       Мало того что напряжение между членами экипажа не стихало, так ещё куда ни плюнь, везде окажутся Хайнер с Эймсом. А где окажутся Хайнер с Эймсом, обязательно что-то сломается. Инь уже грешным делом подумал, что их квадрат — с учётом Цоя, который обычно тоже находился рядом, — формирует некие аномальные возмущения в поле Хиггса.       — Слушай, у тебя же сегодня свободный вечер, — неожиданно вспомнил Цой, откладывая полотенце. — Хочешь, я зайду посмотреть твоего зверя?       — Хм-м… Только если пообещаешь выключить брутального механика и быть с ним нежным.       — Договорились, обещаю быть нежным. — Цой лукаво улыбнулся. — А потом и зверя твоего починим.       — Так, либо ты сейчас же соберёшься, либо вместо тебя спускается Виссер, — без права на возражения заявил Эймс.       — Да что не так-то? Твои датчики не дадут соврать: у меня все показатели идеальные. — Хайнер ткнул пальцем в медконсоль. — А с Виссера только что пепел не осыпается, пожалей ветерана.       Эймс передвинул его руку на добрые полметра вправо:       — Медконсоль здесь. А ты показываешь на монитор с мультиками про живую губку в штанах, которые смотрел всё утро.       — И я всё слышал, — уязвлённо сообщил Виссер со своего кресла.       Хайнер промолчал, забарабанив пальцами по столу. Что тут скажешь, несмотря на отменные физические показатели, он действительно совершенно не собран. И всё из-за одного-единственного, простого, как теория генетических алгоритмов, слова. Впрочем, учитывая многократное эхо, с которым оно денно и нощно повторялось в мозгу Хайнера, не такое уж и единственное.       Роман. Роман, роман, роман, роман… Из какой плоскости ни анализируй это понятие, суть особенно не поменяется: роман предполагает свидания, поцелуи и секс. Как вариант — духовную близость. И всё это было у Снусмумрика с наглым, башковитым, слащавым на рожу бунтарём-корейцем. Нет, даже так: всё это было у Снусмумрика.       — Два часа осталось, — вздохнул Эймс, принимаясь один за другим снимать с его груди кардиодатчики. — Сейчас проверю твоё давление, и можешь отправляться на челнок.       Хайнер, словно опомнившись, со всей силы хлопнул себя по щекам. Всё верно, сейчас главное — работа. В конце концов, он не шестнадцатилетний мальчишка, чтобы постоянно идти на поводу у эмоций.       Новый ком пиликнул сообщением, и Хайнер после некоторых колебаний открыл входящие. Вдруг что-то срочное?       «Розенберг, — в режиме экстренного чата строчила Джада, — у меня новости по твоей теме».       «Давай потом, у меня спуск через два часа».       Да, у него работа. Работа, работа, работа, роман… чёрт, работа!       «То есть тебе неинтересно, чем Хюн-Хюн в ближайшее время собирается заниматься с адмиралом в его каюте?»       «Нет…»       «…»       «Ладно, выкладывай».       Он просто прочитает — из общего интереса. К тому же чем таким можно заниматься приятным вечером в уютной каюте адмирала? Разве что пособирать паззлы или пропустить по стаканчику сока.       «В общем, я позвала Хюн-Хюна посмотреть сегодня трансляцию страйд-эстафеты, — зачастила Джада. — И вот что он мне ответил».       На ленте выскочило переадресованное сообщение.       «Прости, не могу: Фудзивара позвал к себе. Кажется, у него задница конкретно свербит, так что будем трахаться. Прямо не верится, что он согласился. Я пообещал быть нежным, но, ты же знаешь: я всё делаю по-своему. Так что никаких гарантий. Муа-ха-ха».       «Я даже переспросила, не ошибся ли он, — добавила Джада. — Конечно, это личное, но меня как-то напряг… его настрой. Вот».       «Розенберг?..»       «?..»       «Эй, Хьюстон!..»       «Станция "Восток", приём!»       «Опять молчишь!»       «И зачем я только тебе написала?..»       «Зачем я пишу в чате, где никого, кроме меня, нет?!..»       Мутная пелена начала застилать Хайнеру глаза ещё на слове «трахаться», а на «никаких гарантий» он уже шёл по коридору анклава для залётных, краем уха слыша, как за ним дребезжит портативная медконсоль, срывая с его груди оставшиеся кардиодатчики. Где-то там же, на фоне, слышалось тарахтение Эймса, но и оно, и медаппарат со временем отстали. Не отвязались, а именно отстали: за широким шагом Хайнера поспеть было непросто.       Вокруг мелькали знакомые лица, знакомые голоса обращались к нему, но как-то быстро, опасливо сливались. Странно, с чего это? Он ведь просто прогуливается в направлении офицерских кают, просто идёт летящей походкой, с беззаботной улыбкой на лице, само олицетворение Благодати.       Вот где он напрягся, так это у дверей каюты Снусмумрика: те были закрыты, а по другую сторону — тишина. Которая, впрочем, не означала, что внутри никого нет. Не проверишь — не узнаешь. Только надо прежде хоть до десяти посчитать, чтобы вернуть ускользающую Благодать.       — Один… — тихо начал Хайнер. — Два, три…       — Перестань! — послышался отчаянный вопль из каюты.       — Не-а, раз позвал, терпи, — жёстко оборвали его.       — Но ты же обещал аккуратно…       — Я и родителям обещал максимум до земной орбиты смотаться.       У Хайнера дёрнулась скула. Поправка: досчитать до пяти, чтобы избежать смертоубийств.       — Куда ты руки суёшь?!       — Куда надо, туда и сую!       — Тут всего-то смазать надо!       — Щас, буду я ещё смазку непонятно зачем лить. Вот возьму и свяжу тебя, если будешь выпендриваться.       — А-а, ты изверг! Убери свой агрегат, он слишком большой, слишком!       — Да что ты неженка такая? Впихнём как-нибудь!       — Зачем я только согласился? Я не могу, не могу больше!..       Дверь Хайнер просто убрал. От лёгкого нажатия та прошла изящную, прямую траекторию до противоположной стены каюты и тихонько прилегла отдохнуть.       Когда махина шлюзовой двери со свистом пролетела через его каюту, с грохотом врезавшись в противоположную стену, Инь подумал, что звездолёт атаковал вражеский флот. В образовавшемся проёме выросла исполинская фигура, окутанная искрами, дымом и коридорным светом, отчего-то очень походившим сейчас на пламя преисподней.       И как некстати Инь оказался в совершенно неудачной позиции — свесившись, как боковой кофр, с мотоцикла, вдобавок придавленный сверху Цоем. Ни до кома не дотянуться, ни бластер выхватить.       А всё почему?       Полноприводную «Хонду» двадцатого века Инь урвал за бесценок на аукционе как раз перед вылетом. Он любил брать какие-то старые, разломанные механизмы в дальние рейсы, чтобы в свободные часы бережно и кропотливо приводить их в порядок. Ключевой момент — бережно и кропотливо. А Цой, этот техно-варвар в шкуре дипломированного инженера, набросился на его дитятко с коробкой передач шесть ступеней, разламывая на части совершенно не по инструкции. На что он рассчитывал, пытаясь раскрутить контактные гайки свечей зажигания с шестью гранями двенадцатигранным торцевым ключом? Не выдержав, Инь чуть ли не со слезами кинулся защищать ребёнка собственным телом, но Цой был неумолим, навалившись сверху в попытке отодрать досадную преграду от мотоцикла.       Исполин, прервавший их битву, видимо, расценил позу противников как жест покорности, поэтому не стал доставать оружия. Хотя он и без того был страшен — даже когда приблизился достаточно, чтобы в нём можно было распознать Хайнера.       — Ш-шкаф? — выдавил Инь, попутно вытирая краешек глаза от просочившейся-таки влаги. — Ты… ты чего здесь делаешь?       На большее у него просто духу не хватило. Лицо германца не читалось, как ранние формы критской письменности, а растрёпанная шевелюра и то разжимающие, то сжимающиеся кулаки придавали ему сходства с буйным маньяком в стадии мнимого спокойствия. Поглядев с пару секунд на Иня, он переключился на тело, прессовавшее его сверху.       — Драсьте, — осторожно начал Цой, помахав в воздухе стальной трубкой ключа. — А мы тут агрегатом балуемся. Если хотите…       Его предложение так и осталось неозвученным. Сверкнув глазами, Хайнер сгрёб его за шкварник и лихим броском запустил в том же направлении, что и дверь. Ну, примерно в том же — получилось немного выше. Прежде чем жёстко вписаться в багажную нишу под потолком, Цой успел наглядно проиллюстрировать расхожую сетевую фразу «Полёт мужчины — грация бронемашины».       — Слезай, — процедил Хайнер, явно неудовлетворённый полученным результатом.       — Не, здесь довольно удобно, — прокряхтел Цой из завалов сбитых им ящиков.       — Слезай.       На этих словах негодование в Ине достигло точки кипения, сбрасывая остатки шока.       — Ты совсем охренел, шифоньер стоеросовый?! — выбегая перед Хайнером и становясь на дыбы, гаркунул он. — Какого пергидроля ты вламываешься… ломаешь мою дверь и нападаешь на моего гостя?!       — А какого хрена ты приглашаешь к себе похотливых извращенцев?! — не остался в долгу тот. — Так хотелось приключений на пятую точку?! Что, хорошо развлёкся?!       Инь даже рот приоткрыл. Хайнер ни разу не орал на него в ответ, да и вообще — видеть его в крайней степени бешенства казалось противоестественным. Верните приветливого, дебильно шутящего шкафа, которому всё как с нержавейки вода. Этот пугающий, ругается и говорит о похотливых извращенцах.       Погодите-ка…       У Иня вытянулось лицо.       — Ты на что намекаешь?       — Э-эм, осмелюсь предположить, что на меня, — подал голос из багажной ниши Цой. — Дело же в сообщении, которое я отправил Машаль, да?       — А ты, — нацелил на него карающий перст Хайнер. — Сиди и молчи. Твои предположения никому неинтересны       — Мне интересны, — возразил Инь. — Я вообще ни черта не понимаю. Что ты там написал Машаль?       — Что у тебя задний привод конкретно барахлит. И мы будем с ним копаться. Она же знает про твою «Хонду». Только тут с автозаменой несостыковочка вышла. Можешь сам посмотреть.       Он швырнул ком вниз, и Инь, поймав его, вчитался в сообщение.       Существует ли продвинутая версия испанского стыда? Если нет, то он благополучно открыл её, наряду с цветовой палитрой, до которой способен покраснеть человек.       — Почему, когда она спрашивала, ты не сказал ей, что ошибся?       — Да я как-то не привык перечитывать свои же сообщения, — пожал плечами Цой.       Инь поднял испепеляющий взор на Хайнера — теперь настал черёд мебели, скорой на выводы и расправу.       — Так вот чем, ты думал, мы здесь занимаемся?!       Для сложившейся обстановки шкаф размышлял долго — то ли усваивал поступившую информацию, то ли пытался выйти из режима «ща всех зарублю». Внезапно, как по переключению свитчера, его лицо преобразилось: вместо маски робокопа на нём расцвело так хорошо знакомое невинно-идиотское выражение.       — А что… нет?       Инь воздел руки к потолку:       — Не-е-ет! Как вообще можно было поверить этому? Да ты сам извращенец. Ещё и двери мне поломал. Ты... дверелом извращённый! С извращённой фантазией! Которой хватает только на извращения и ломание дверей!       От перевозбуждения фантазия самого Иня ощутимо притупилась. Зато каждое слово он подкреплял увесистым, хлёстким ударом ладонью по близлежащим частям тела шкафа. По виду те ему и были, что выстрел из водяного пистолета ядерному саркофагу, но хоть душу отвести можно.       — Да любой подумает, что у вас что-то есть, когда вы обнимаетесь у всех на виду, — в тоне атакующей защиты возразил Хайнер.       — Кто бы говорил! На помолвку с Эймсом пригласишь или как?       — И что ты зациклился на Эймсе? Он просто коллега.       — А Цой — старый товарищ по учёбе.       — Ребят, — среагировал на своё имя Цой. — У вас тут, вижу, семейная ссора надолго растянется. Может, я уже спущусь и пойду… страйд-эстафету посмотрю.       — Сиди! — рыкнули на него.       Схватив Хайнера за рукав, Инь потащил его в коридор. Чужие уши сейчас были действительно некстати. К тому же, если Цой окажется в предельной досягаемости шкафа, нет гарантии, что тот снова на него не кинется. Свитчер свитчером, а сегодня Иню открылась совершенно новая грань мистера рекламные зубы, и техруководства к ней, увы, не прилагалось.       — Джада сказала, что у вас был роман, — как бы между прочим бросил Хайнер. — Что ты на это скажешь?       — Ты ещё с бабушками в парке семечки пощёлкай, они тебе много чего поведают, — закатил глаза Инь. — Джада по домыслам любому фору даст. А вот насчёт твоего Эймса ничего и додумывать не надо.       Он хотел, чтобы его замечание прозвучало непринуждённо, но вышло сердито и даже с наездом. Примерно так же, как и у Хайнера.       — Хорошо, в своё время я оказал Эймсу помощь, поэтому он питает ко мне благодарность. А благодарность очень легко спутать с влюблённостью. Сам я к нему ничего подобного не испытываю.       — А зачем тогда сюсюкаешь и ручки подаёшь? Из вежливости? — склонив голову, обиженно пробурчал Инь исподлобья. — Хоть бы раз мне что-то приятное сказал, без своих шуточек и поддёвок.       — Может, у меня синдром десятилетнего мальчика, и я не умею по-другому симпатию выражать, — наклонившись к нему, с вызовом прищурился Хайнер. — Твой корейский товарищ тебя чуть ли не лапает, и хоть бы что. А я даже дотронуться не могу, чтобы не огрести.       Инь вскинув голову, отвечая ему не менее вызывающим прищуром.       — А может, у меня синдром колючки, и я тоже не умею по-другому выражать симпатию.       — Отлично, — резюмировал Хайнер, не отводя от него своих глаз цвета земной атмосферы. — Мы признали собственные диагнозы, а это первый шаг к выздоровлению. Я не шучу, как видишь.       — А я, как видишь, не даю тебе по морде.       — Всё ещё не шучу.       Хайнер взял его за предплечья, потянув на себя, и Инь, поддавшись, привстал на носки, выше запрокидывая голову.       — Всё ещё не даю.       Ощущение были странным: казалось, что они очутились в некой нестандартной фазе гравитационного коллапса — вроде бы уровень напряжения и раздражённости такие же, но схлопывался он явно не в той точке. В горле тутумкало ускоренным сердцебиением, а руки Хайнера держали так крепко и даже чуточку больно, что сомнений не оставалось: сейчас не отпустит, даже если попросить.       Как назвать состояние, когда вроде бы и поцеловать хочется, а вроде бы и врезать? Притом либо так, либо вообще ничего. На ум приходила только шизофрения.       — Уо-оу, поцелуй с кулаком лучше, чем ничего!!!** — взвыл ком Хайнера, заставляя обоих вздрогнуть. — Я сломала тебе челюсть в хлам! Чтоб и чудо-хирург не собрал! Ты поджог нашу кровать! Чтоб мне не было где спать!       — Чёрт, — с досадой цокнул языком шкаф, коротко чмокнув Иня в губы. — Надо ответить.       — А? Ага, — только и сподобился выдать он.       — Розенберг, у тебя предохранители, на хрен, посгорали?! — взорвался динамик кома голосом Альвареса. — До высадки сорок пять минут! Объясню понятнее: это когда твои часики покажут единичку, девяточку, двоечку и нолик. Если тебя не будет, когда часики покажут единичку и девяточку, то можешь распрощаться со своей колонией сваросских муравьёв!       — Я приду, когда часики будут показывать единичку, восьмёрочку и две пятёрочки, — затыкая ухо свободной рукой, заверил его Хайнер и быстренько отрубил связь. — Разумеется, он не про живых муравьёв, это фигура речи такая, ну знаешь, профессиональные жаргонизмы, все дела…       — А? Ага, — без особой оригинальности ответил Инь       Это чёй-то такое было?       У Хайнера зазвонил ком — весьма странной песней, но о вкусах не спорят. Пассажи Альвареса с уменьшительно-ласкательными цифрами вообще прошли мимо: у людей науки свои приколы, бывает. Даже муравьи, которым на звездолёте было как бы не место, сторонкой промаршировали. Когда в твоём зимнем саду венчаются гигантские осьминоги, на муравьёв смотришь с некоторым снисхождением.       Чёй-то за чмок такой был — повседневно-бытовой, как зубы почистить? И что за взаимное признание в стиле групповой терапии анонимных нарко- и селфиманов?       — Не хмурься — морщины будут, — ткнул ему пальцем в лоб Хайнер. — Придётся покупать масочки для лица. Корейские.       — Подкалываешь?       — Подкалываю. И теперь ты знаешь почему.       — Да? — хмыкнул Инь, стискивая указательный палец Хайнера. — Ну тогда получай.       Пальцевой захват — не самый частый приём, который приходится применять, но, похоже, навыки он не растерял: несмотря на счастливый вид гориллы, нашедшей в заначке банан, шипел и айкал шкаф вполне убедительно.       — Вы оказались правы: во всём виноват вирус, — сообщил Тэтчер.       — Так, давай поподробнее.       Джада развернула окно видеосвязи, придвигаясь ближе к монитору.       — Вирус оказался очень старый, практически ни в одной базе его уже нет. Если бы не Акки, вряд ли я вообще о нём что-то нашёл. Его код написан на основе «Т9».       — Чего-чего?       — «Т9» — предикативная система набора текстов для мобильных устройств, разработана в 1999 году. Неплохая вещица: на основе встроенного словаря, по первым буквам пыталась угадать, какое слово хочет набрать пользователь.       — Только по первым буквам?       — Ну да.       — То есть если ты случайно набрал не ту букву или перепутал буквы местами, то у тебя выбивалось совершенно постороннее слово? Она что, даже контекст переписки не анализировала? — ужаснулась Джада.       — Ни переписки, ни отдельных фраз, — подтвердил Тэтчер. — Она вообще не знала, что такое контекст. Не забывайте, в двадцать первом веке искусственного интеллекта еще не было.       Джада покачала головой. Жесть какая. У прародителей была железная выдержка, если они пользовались подобным.       — Но большинство членов экипажа уверяют, что перед отправкой просматривали текст, и там всё было нормально, — вспомнила она.       — Ну, создатели вируса взяли «Т9» скорее как идею, чем ядро. В нашем случае автозамена происходит в момент отправки. Выбор слов произвольный, а вот характер исправлений… Думаю, вам о многом скажет название вируса — Freudscher Versprecher, «Оговорка по Фрейду».       — Это тот мужик, у которого всё на сексе было завязано?       — Капитан Машаль, ваши познания в психологии столь же блестящи, как и в стихосложении.       — Не борзей.       — Что вы, я не посмел бы.       — Да ладно, я знаю, что теперь должна как-то реабилитироваться за несправедливое наказание, — махнула рукой Джада. — Выкладывай, чего ты хочешь? Могу сделать тебе маникюр с педикюром.       — Хм-м, — смущённо почесав скулу, замялся Тэтчер. — На самом деле я хотел спросить, что ещё, помимо роз «бэби романтика», нравится госпоже Михайловой.       — Ах ты котяра мартовский, — хитро погрозила пальцем Джада. — Ладно, вышлю тебе список. Только смотри, чтобы всё было по высшему разряду. Если я опять увижу её в слезах, ампутации тебе не избежать…       После публикации информации о Freudscher Versprecher, атмосфера на «Акхоре» в считаные часы вернулась к нормальным показателям. Антивирус счастливо заглатывал остатки вредоносной программы, а некоторые примеры вирусных автозамен уже стали мемами. В досужих чатах то и дело мелькали скриншоты, где «рейс» превращался в «секс», «отжался» — в «отдался», «интернет» — в «минет», а «полковник» — в «любовника».       На волне царящего вокруг позитива Инь решился-таки дочитать сообщение от Галахера.       «…я брал лабораторный шланг, пару бутылок, пару крышек, фольгу, уголь и хороший табак. Самодельный кальян ничуть не хуже покупного и очень расслабляет. Можешь посмотреть инструкцию в сети», — всего-навсего написал он.       Тьфу-ты. Конечно, образ кэрроловской гусеницы, пыхающей кальяном, тоже не очень-то накладывался на идеального Галахера, но уж всяко лучше, чем то, о чём подумалось вначале.       Может, стоит заодно и голову свою антивирусом проверить: вдруг Цой был прав, и туда тоже пробрался Фрейд?       Инь повозил комом по столу, разблокировал и вновь заблокировал дисплей. Не хотелось откладывать его далеко, да и вообще выпускать из рук. Равно как и признавать причину этого нежелания: пусть повисит в зоне подсознательного. А Инь просто подождёт, пока один стоеросовый болван не выйдет на связь, сообщая об успешном окончании вылазки на SR-345. На огромный, в пятьдесят семь раз больше Земли, шар, кишащий неизвестной и, возможно, ядовитой флорой и фауной. А ещё может случиться литосферный сдвиг или магнитное возмущение или тета-циклон налетит, хоть последние две недели он каждый день скрупулёзно проверял погодные сводки. Связь тоже может полететь в самый неподходящий момент — несмотря на его негласное распоряжение дважды проверить технику головастиков и выделить им лучший орбитальный модуль.       А вдруг на SR-345 обитает скрытая агрессивная цивилизация? Не факт что развитая, и у членов экспедиции имеется минимальный набор оружия, но аборигены могут взять количеством. Следом за этим допущением пришла совершенно нелепая визуализация: трое откормленных на убой ученых бултыхаются в огромном котле, а вокруг них водят хоровод антропоморфы с бубнами и в пальмовых юбках. Голод не тётка, с приправами и инопланетники сойдут…       Ближе к полудню от Хайнера поступил короткий видеомеседж, который, вопреки ожиданиям, окончательно выбил из колеи.       На нечёткой от тряски картинке мелькали какие-то фиолетово-бирюзовые тени, всё кругом шуршало, словно снимающий продирался сквозь густую чащу. Дальше — крик с вкраплениями матерной лексики и падение оператора. По закону подлости, как только ролик прогрузился, значок статуса абонента загорелся зловещим «офф».       И что прикажете после такого думать?!       На рубку связистов Инь налетел, как тета-циклон — неожиданно, бурно и устрашающе. Бедные дежурные не знали даже, за что схватиться: то ли вызванивать орбитальный модуль, то ли спускать пеленгаторы, то ли снаряжать спасательный отряд — все команды были озвучены одновременно. Сообразив, что так толку будет мало, Инь всё же отдал приоритет установлению контакта с модулем.       — Спокойно, спокойно, — повторял он под нос, отсчитывая глухие щелчки сигнала вызова.       Как же долго-то. За это время можно пробежать от одного конца модуля до другого, упасть-отжаться сто двадцать раз, собрать пятиуровневый карточный домик… и приготовить на обед трех упитанных инопланетников.       — «Магеллан» на связи, — прервал поток его беспорядочных мыслей бодрый голос. — Говорит Виссер.       Дежурный связист открыл было рот, но Инь оказался быстрее.       — Доложите обстановку, «Магеллан», — едва не зажёвывая микрофон выпалил он.       — Докладываю, — удивлённо отозвался Виссер, — обстановка нормальная. Члены экспедиции только что взошли на борт. Все целы и невредимы. Я как раз собирался сообщить вам об этом. Через пятнадцать минуть отправляемся обратно… У вас всё в порядке? — уже настороженно добавил он. — Тут какие-то помехи.       Иню хотелось сказать, что это вовсе не помехи, а пар из его ноздрей, но он тактично промолчал. Виссер человек в возрасте, лишние переживания ему ни к чему, да и работу он свою выполняет как следует. Лучше приберечь эмоции для того, кто их действительно заслуживает. Тем более что он — какая удача — снова «онлайн».       «Шка-а-а-аф», — неторопливо начал набирать Инь по дороге на капитанский мостик.       «Да-а-а», — спустя время ответил Хайнер, видимо решив, что это какая-то игра. Бедняга.       «Скажи, а что за сообщение ты прислал мне намедни?»       «А, да, это я хотел заснять тебе местный лес. Видимость там так себе, да и проходимость тоже, поэтому не особенно хорошо вышло. Я потом лучше снимки покажу».       «Шка-а-а-аф, — не дождавшись никаких дополнительных ремарок, вновь написал Инь. — А ты никогда не комментируешь подобные видео, отправляя их с неизученной, потенциально опасной планеты?»       «Обычно я их не посылаю, — простодушно признался Хайнер. — В экспедиции не до того. Но тебя вот захотелось порадовать. Только сигнал был ни к чёрту, видимо, какая-то местная порода здорово его глушит. Видео прогрузилось, только когда мы уже к модулю подлетали. А ты что, переживал немного?»       Инь выдержал паузу, а затем побуквенно, со всей накопившейся «нежностью», припечатал:       «Я убью тебя!»       Нет, сначала он устроит публичную экзекуцию, потом убьёт, потом воскресит в медкапсуле, а потом снова убьёт — уже приватно. Только пусть до «Акхора» доберётся.       Инь собрался подробно изложить свои планы будущей жертве, но вместо этого чуть не выронил ком. Что же это такое? Антивирус ведь должен был сожрать остатки вируса! Тогда откуда вылезла эта тупая, неуместная, непоправимая автозамена?       «Я люблю тебя!» — признавалась вместо него предательница-клавиатура, подтянув за текстом смайлик с розовощёким Амуром.       Ля-ля-ля, какая милота…       Да чтоб ей следующее обновление писали гастарбайтеры с пухлыми пальцами и гуманитарным складом ума! Да чтоб у них сроки горели и платили им едой! Невкусной! Ладно, ладно, не психовать. Нет той ошибки, которую не исправит волшебный знак «звёздочка».       «*убью», — отправил вдогонку Инь, уверенный, что положение спасено.       «*люблю», — не согласилась с ним клавиатура.       «**убью», — стиснув зубы, настоял Инь.       «**люблю», — снова не согласились с ним.       «****люблю».       «*****люблю».       «******люблю»…       Он не помнил, на какой звёздочке остановился, прежде чем запустить ком в полёт, достойный пилотажной фигуры, выполненной Цоем в его каюте.       Он совершенно не хотел представлять лицо Хайнера, когда тот прочитает его любовную оду одного слова.       И уж тем более он не хотел знать, дожрал ли таки антивирус этот треклятый Freudscher Versprecher.       Потому что если да, оставалась только опечатка по Фрейду.       Это же не она? Не она, правда? ___________ *Доктор Сьюз — американский детский писатель и мультипликатор. Как и Билл Гейтс, преодолел долгий путь, прежде чем добиться успеха. Отсюда – аналогия с Тэтчером. **«Уо-оу, поцелуй с кулаком лучше, чем ничего!!!» и далее — крайне вольный авторский перевод песни Kiss With A Fist группы Florence and the Machine.