Легенда снежной пустыни

      Метелицу ожидали через месяц. Король надеялся на то, что к тому моменту его родители уже вернутся из королевства Ветров и будут дома, в полной безопасности. Самые безжалостные зимы приходились именно на королевство Льда, к ним всегда готовились заранее, запасаясь продовольствием и утепляя свои дома.       Во дворце было тепло. Господин Яо носился по нему, постоянно проверяя, все ли камины работают, как надо, все ли трубы прочищены и нет ли ненужной опасности возгорания. Самой популярной едой в такие дни становилась рыба. Ее запасов всегда было много, в хранении она была весьма удобна, а еще предпочтение блюдам из рыбы всегда отдавал Тим де Вард, а потому и во дворце их было много.       — Красивый вид…       За окном падали снежинки. Крупные и белые, они ложились на и без того заснеженные просторы снежной пустоши, и это действительно выглядело весьма красиво. Впрочем, Альфред имел в виду не совсем это. Они с Иваном стояли прямо у окна. Король упирался ладонями в подоконник и чуть подрагивал, практически беспомощно. Немного отросшие белые волосы падали на лоб и чуть прикрывали глаза. Он был разгорячен, такой теплый и податливый, а Альфред, пристроившийся к нему со спины, просто дурел от происходящего. Должно быть, к таким вещам все же нельзя привыкнуть. Нельзя привыкнуть к такому вот королю Льда, который холоден для всего внешнего мира, но немыслимо горяч и хрупок для своего супруга в их спальне.       Левой рукой Альфред мягко касался плеча Ивана, а правой скользил по его талии, лаская бледную, такую чувствительную сейчас кожу. Его возбужденный член плавно входил в растянутое отверстие, мучительно неспешно, крайне осторожно. Чем сильнее отрастал живот короля, тем сильнее ему хотелось ласки и секса. Бушующие в организме гормоны требовали своего, а Джонс был хорошим и чутким супругом, он знал, как дать любимому то, чего тот отчаянно желает, и при этом не сделать ничего из того, что могло бы повредить любимому. Это самое беспомощное состояние, носящий мужчина крайне плохо отдает себе отчет в том, что происходит, так что на плечах его супруга лежит двойная ответственность — за любимого и за их будущего ребенка.       Должно быть, именно поэтому отец-осеменитель всегда сильнее привязан к рожденному супругом ребенку. В этом определенно была логика. Альфред уже сейчас прост разрывался от немыслимой нежности по отношению к ребенку, который еще даже не родился.       Он двинулся под немного другим углом. Иван тут же сжался и восторженно выдохнул. Поняв, что получилось пройти по простате, Джонс повторил свое движение и снова был награжден потрясающе трогательным стоном.       — Тебе нравится, милый?       Он уже спрашивал, все ли хорошо, и Ивана этот вопрос уже начал откровенно раздражать.       — Да… еще…       Он совершенно не боялся быть вот таким в руках своего супруга, и Альфреду это льстило.       — Я люблю тебя, — шепнул он на ухо королю, войдя особенно глубоко, так что яички плотно соприкоснулись с чужой промежностью.       Иван выдохнул. Он запрокинул голову назад, как раз на плечо Джонсу, а тот поспешил уткнуться губами ему в шею. Рука скользнула ниже, к груди, настолько откровенно набухшей на текущей стадии беременности, что теперь она выпирала и ложилась в ладонь. Почти как женская. Совсем скоро этой грудью он будет кормить их ребенка, уже очень скоро.       Роды должны были произойти к концу метелицы, в благословенное время, когда природа снежной пустоши приходит в себя после самых жестоких морозов.       Альфред заскользил рукой еще ниже, к выпуклому животу. От него действительно веяло теплом, даже сам Иван об этом часто говорил. Нежные изгибы сводили с ума, но Джонс старался не терять голову. Он был максимально осторожен во всем. Наконец, ладонь добралась до паха. Заскользив пальцами по лобковым волосам, Альфред коснулся члена у самого основания. Тот был откровенно влажный и жаждущий внимания. Едва ладонь, обхватив его у основания, прошлась по стволу вверх к самой головке, Иван снова сжался, плотно обхватывая мышцами плоть супруга в себе.       — Я… сейчас…       Альфред знал, что он уже близок к разрядке, с такими бушующими гормонами многого и не надо. Так что он лишь довольно улыбнулся. Уже измотанному королю нужен покой, и Джонс совершенно точно ему этот покой предоставит.       — Сладкий мой, — восторженно шепнул он. — Не сдерживай себя ни в чем. Давай, кончи для меня.       Он сам задвигался чуть быстрее, стимулируя простату, не прекращая при этом трогать член Ивана, надрачивая его в унисон своим движениями. И даже это было слишком для короля, который и без того на взводе. Он невольно опустил голову, пряча взгляд за волосами, а после вновь ее вскинул, теперь еще более беспомощный в чужих руках.       — Альфред… — потрясающе томно выдохнул он, сводя с ума этим сладким шепотом своего супруга. — Мне так хорошо, Альфред…       Он чуть вскрикнул. По сокращающимся мышцам Джонс ясно понял, что осталось совсем немного, а потом задвигался еще быстрее. Наконец, король со стоном кончил, изливаясь в ладонь Альфреда. Капли спермы попали на подоконник, но разве это вообще кого-то волновало. Едва плотные мышцы обхватили его член еще сильнее, Джонс прикрыл глаза. Он не прекращал двигаться еще несколько потрясающе долгих секунд, а после восторженно вскрикнул сам, изливаясь семенем в нутро Ивана.       Это все было так правильно, так необходимо им обоим. Альфред мягко сомкнул руки на животе супруга, снова ощущая тепло, но теперь куда более отчетливое. Кажется, Иван, бросивший вниз сперва весьма туманный после оргазма, а после вполне уже осмысленный взгляд, первым понял нечто важное.       — Альфред?       Тот не сразу осознал, что король пытается привлечь его внимание.       — А?       — Любимый, ты столь увлекся, что…       Он так и не закончил мысль. Джонс сперва отдышался, а после попытался найти взгляд супруга.       — Что такое?       Иван прикусил губу. Он не сразу посмотрел на него. Альфред невольно растерялся, а потом уставился на собственные руки, касавшиеся живота короля. Он замер, сперва просто не веря в то, что видит.       — Э-эм…       Член с пошлым звуком вышел, за ним потянулась ниточка жемчужного семени. Альфред немного отошел от супруга и снова уставился на собственные руки. Он искренне испугался, но вот король Льда сохранил потрясающее спокойствие. То ли он после оргазма был так расслаблен, то ли его совсем не смутило то, что обнаженные руки его супруга источали огненные искорки.       — Красиво… — выдохнул Иван.       Джонс был совершенно растерян.       — Это… Что это вообще такое?       Он ясно чувствовал тепло, и это неспроста, его руки в самом деле искрились от настоящего огня.       — Это магия, — умиротворенным тоном отозвался король Льда. — Могла ли быть в мире более подходящая твоей страстной натуре магия, нежели именно такая.       Когда он улыбнулся, Джонс растерялся окончательно. Он сам готов был паниковать. Совсем недавно нечто подобное произошло и с Мэттью, когда он вдруг осознал, что может на расстоянии контролировать воду, а теперь его собственные ладони стали гореть. Да, пламя совсем небольшое, но сам факт того, что это происходит, отчаянно пугал парня.       Он вновь уставился на супруга.       — Я тебе не навредил?       Тот мотнул головой. Он уверенно протянул руку. Его кожа на ладони переливалась серебром, странно, что Джонс прежде этого толком не замечал. Не сомневаясь ни секунды, Иван взял его за руку, и это соприкосновение ощутилось Альфредом как нечто немыслимо правильное.       — Ты не вредишь мне, — сказал король Льда, — как и я тебе. Пламя и лед, две противоположности, что всегда тянутся друг к другу и одинаково яростно обжигают. Возможно, мы в самом деле изначально были созданы друг для друга.       Магия действительно происходила. Джонс все никак не мог взять в толк, что к чему.       — Почему ты так спокоен? — спросил он.       Иван улыбнулся.       — А с чего бы мне беспокоится или удивляться? Я с самого начала понимал, что ты особенный. И судя по тому жару, которым обдает меня наш сын, он пойдет в тебя и будет истинным представителем народа Огня.       Альфред выдохнул.       — Чертовщина какая-то, — заметил он. — Но мне нравится, пожалуй.       Он ни в коем случае не обманывался на сей счет. Тим де Вард слишком многое успел ему поведать, чтобы можно было неправильно все рассудить на текущий момент. Магия не бывает просто так, далеко не каждый человек ею владеет, невзирая на то, какой это народ или какой это материк. Магия огня — прерогатива исключительно детей Огня, об этом Джонс знал. А еще он понимал, что если его руки вдруг начали искриться огнем, то это, как минимум, не может быть случайностью. Тот же Мэттью был родом из королевства Воды.       Если просто все сопоставить, то выходит, что Альфред, вполне возможно, совсем не из того мира, в котором он вырос. Как минимум он точно имеет непосредственное отношение к королевству Огня. Об этом говорил тот же Тим, об этом так же свидетельствовали реалистичные сны с дядей Артуром. Если он в самом деле маг, который и сам из детей Огня, то выходит, что перемещение Альфреда из одного мира в другой организовал именно он. Не важно как, но важно зачем. Сам Артур об этом не сказал и слова, хоть и дал понять, что в его планах было переместить парня именно в королевство Огня. И это тоже никак не может быть совпадением.       Иван давно дал понять, что ему все равно. Он любит Альфреда и его не волнует его происхождение, но сам Джонс хотел узнать уже правду. Если догадки Тима верны и Артур в самом деле имеет отношение к секретным магическим культам королевства Огня, то значит ли это, что сам Альфред, будучи его племянником, мог унаследовать эту самую магию? Да уж, дядя Артур оказался совсем не так прост. Что же еще он скрывал? И что знала Эмили? Как она вообще причастна ко всему этому? Джонс просто обязан все выяснить.       — Главное, что у нас это взаимно, — сказал король Льда. — Магии виднее, в чьих руках пробудиться, любовь моя.       Альфред лишь кивнул.       — Как скажешь.       Он просто обнял супруга, снова ощущая себя самым счастливым мужчиной в мире. Словно Иван прогонял от него все тревожные мысли и дарил спокойствие. Едва соприкоснувшись с выпирающим животом любимого, Джонс внезапно ощутил исходящий от него холод вместо привычного тепла. Интересно, что бы это могло значить?

***

      В большом зале царила торжественная тишина. Гилберт уже стоял перед верховным жрецом, сверкая в своих парадных одеждах. Он чувствовал множество внимательных взглядов в спину, но не реагировал на них. Все приглашенные — родовитые гости, вельможи, лидеры других государств, — уже успели пообщаться между собой какое-то время. Вот что самое главное на подобных сборищах. Сама свадьба — дело второе. А жениха своего кронпринц не видел все утро, как впрочем и все то время, что они были официально помолвлены. Возможно, оно и к лучшему, но уже оказавшись у алтаря, Гилберт запоздало подумал о том, что стоило поговорить с Родерихом. В конце концов, все, что ему нужно — это наследник. Если Эдельштайн понесет от него дитя, они будут избавлены от общества друг друга. А чтобы Родерих чего доброго не сотворил что-то ненужное, Гилберт лично вернет из ссылки Хедервари. Пусть второй король спит с кем хочет, лишь бы только родил наследника от кронпринца.       Идея этой свадьбы нравилась Гилберту еще меньше, чем до того момента, пока он сам не согласился на этот фарс. И ведь решающим моментом стал разговор с Людвигом, это именно принц на него повлиял.       Невольно выругавшись и поймав на себе осуждающий взгляд верховного жреца, Гилберт постарался успокоиться. Все пройдет хорошо. После свадьбы он просто трахнет Родериха, несколько раз, если это потребуется, и едва тот забеременеет, навсегда оставит его в покое. Гилберт не создан для семейной жизни, он посвятит себя политике и войне, заставит отца гордиться собой, станет его верным наперсником во всех общих начинаниях. Эти мысли успокоили. Как только за спиной послышались шаги, кронпринц кивнул сам себе, готовый к предстоящему.       По давней традиции, второго жениха к алтарю вел его отец. Суровый и повидавший многие воины генерал Эдельштайн был весьма именитым человеком. Кто-то говорил, что это вообще единственный человек в мире, которого побаивается сам герцог Урмас. Но своих сыновей он определенно любил. И Родерих был для него «особым сыном». Иначе говоря, он приходился ему отцом-осеменителем, а это всегда говорило об особой привязанности.       Гилберт обернулся. Он старательно держал спину прямо, а голову гордо поднятой, дабы все иностранные гости видели в нем достойного кронпринца. Рядом с суровым отцом, лицо которого венчали многие старые шрамы, Родерих показался особенно прекрасным. Он и так всегда был красив, но в парадном наряде из присущих роду Эдельштайн сиреневых и серебристых оттенков он был просто божественно хорош. Гилберт, безусловно, сказал бы, что это самый прекрасный человек в мире, не знай он его мерзкопакостного характера и отвратительной привычки смотреть на всех горделиво свысока, поджав свои на самом деле весьма красивые чувственные губы. Кронпринц слишком хорошо знал этого человека, чтобы вестись на его обворожительную внешность.       Через левое плечо Родериха была перекинута парадная мантия без присущего меха, державшаяся за скрепляющую брошь в виде серебряного эдельвейса — символа рода Эдельштайн. У них вообще было много символики, благо это один из древнейших родов королевства Ветров и единственный, хоть как-то связанный с магическим культом.       Когда генерал Эдельштайн отошел в сторону, Гилберт протянул руку своему жениху. Он ожидал увидеть уничижительный взгляд от Родериха, но тот просто позволил взять свою ладонь, упорно делая вид, будто здесь вовсе нет никакого кронпринца. Интересно, подумал Гилберт, он просто смирился с неизбежным?       Хорошо бы, если так.       Верховный жрец тут же начал свадебный обряд. Ничего особенного, от женихов требовалось лишь стоять, внимая словам священнослужителя. И лишь под конец произнести клятвы и отвесить традиционный поцелуй в висок. Как правило, клятва предназначалась только жениху, а потому и произносить ее нужно шепотом, не нарушая брачного таинства. Все это знал каждый житель королевства Ветров. Традиции, которые не сохранили для себя жители королевства Гроз и вовсе не существовали в иных королевствах.       Гилберт начал ощущать, как мундир его буквально сдавливает в своей хватке. Хотелось, чтобы все скорее закончилось уже, чтобы можно было просто уйти прочь, оставив гостей заниматься тем, ради чего они вообще приехали на самом деле. Но церемония тянулась немыслимо долго, это откровенно угнетало.       — А теперь, — сказал, наконец, верховный жрец, — обменяйтесь священными клятвами любить и оберегать друг друга, и скрепите брачные узы.       Он выразительно посмотрел на кронпринца. Тот кивнул. Да, Гилберт должен сказать это первым. Ровно в тот момент, когда он перевел взгляд на жениха, Родерих впервые посмотрел на него. В его колдовских сиреневых глазах застыл холод. Кронпринц невольно сглотнул, но тут же приблизился к нему. Самая малость — произнести несколько слов на ухо и поцеловать в висок. Он с этим точно справится.       От Родериха ощутимо пахло лавандой, слишком привычно, чтобы удивляться, но слишком навязчиво, чтобы не заметить. Гилберт сократил расстояние между ними, стараясь не смотреть на черные волосы своего невольного жениха.       — Клянусь любить и оберегать.       Он тут же отвесил максимально короткий поцелуй в чужой висок и отстранился, довольный тем, что эта процедура осталась позади. Теперь такой же жест со стороны Эдельштайна, и пытка закончена. Получив взгляд дозволения от жреца, Родерих так же приблизился к кронпринцу. Кажется, Гилберт даже поверил в то, что все в самом деле пройдет хорошо. Зря он, разумеется, поспешил.       — Клянусь превратить твою жизнь в ад.       Эти слова буквально прошибли кронпринца. Эдельштайн поцеловал его в висок и отстранился, настолько непоколебимо спокойный, что Гилберт на самом деле испугался на короткий миг. В конце концов, брачные клятвы — дело серьезное и ответственное. Верховный жрец, разумеется, этих слов не слышал, а потому и не понял, отчего кронпринц побледнел сильнее, чем обычно.       — Союз скреплен.       Огромный зал тут же взорвался аплодисментами. Теперь женихи, уже ставшие супругами, должны были пройти через расступившуюся толпу в сторону бального зала, в котором и должно продолжиться торжество, но Гилберт так и застыл на месте. Он уставился на Родериха, а тот сохранил свое незаинтересованное выражение лица. Когда он вопросительно задрал бровь, кронпринц словно очнулся от транса.       — Выше высочество, — сказал верховный жрец. — Ведите своего супруга в бальный зал.       Гилберту пришлось подчиниться, пока никто из гостей не обратил внимания на заминку.       — Супруг…       Родерих хмыкнул и взял его под руку. Кронпринц ясно ощутил, что хотел бы быть как можно дальше от этого человека, вообще никогда с ним не пересекаться, но он сам, по собственной глупости, связал себя с ним на всю жизнь.