Сердце — сокровище моего горя. Долго ль нам биться на теле земли? Ночью мне снится бескрайнее море, Днём на ресницах — влажной соли следы. Сердце — хранилище трепетной крови, Бьёшься о прутья клетки грудной, Дикая птица, рвёшься на волю... Будь терпеливой со мной. Я покажу тебе дальние страны, Мира сказ чудный тебе расскажу, Все залечу твои горькие раны, Дивная птица, я тебя приручу. И запоём мы в своём заточеньи, Словно бы не было каменных стен, А разгадав этой песни значенье, Мы обратимся в невидимый тлен.
Она отправилась на пляж и провела там всю ночь, до самого рассвета. Бродя среди обнажённых скал, обдуваемая холодными ветрами, Санса куталась в подбитый мехом плащ и не могла согреться. Она плакала. По-настоящему. Так, как давно не плакала. Горько и безутешно. Оттого, что поняла: прошлое не воротить, а то, что они сделали друг с другом, не переменить. То была простая мысль, стоило дойти до неё раньше, прежде, чем приезжать сюда и рвать своё и его сердце жестокими играми. Теперь Санса поняла, каково ему было всё то время, что она кричала о том, что не верит ни единому его слову. Вот, чем она стала теперь для него — лживой опасной тварью, за ласками которой — только холодный расчёт и клыки, готовые вонзиться в шею. «Но ведь я люблю его!» — стонало и выло сердце. «Ведь это правда!» «Боги, я всё ещё люблю его! Так сильно люблю!» Петир в это никогда не поверит. Ты же не верила? Санса ощутила себя не просто проигравшей, но жестоко обманутой. Всё это время она так старательно подражала ему, стремясь к контролю и власти. Она научилась думать, как он, управлять собой и людьми, как он. Носила похожую одежду и пользовалась его приёмами. И вот, кажется, вместе с повадками, она переняла эту горькую одинокую судьбу, где любовь сменилась похотью, а нежность — недоверием. На самом деле ты всегда знала, что чувства — не большая цена за власть, ведь так, Санса? За силу и неуязвимость. Она попыталась сдержаться, но вновь разразилась рыданиями. Опустившись на камень, она прижала ноги к груди, а спину к одной из скал. Никто не получает всего, моя милая. Он не смог, и ты тоже не получишь. Плачь, Санса. Плачь. Выплачь все слёзы, а потом возвращайся домой, к дочери. Забудь его, если не можешь убить. Живи так, как все живут. Работай и ешь, чтобы не умереть. Сражайся и побеждай. Предавай и проклинай. Надень свою корону и правь. Всё, как ты сказала: некоторые рождены для большего. Вечное величие власти не сравнится с ускользающей красотой любви. К чему тебе это хрупкое наслаждение? Сегодня она есть, а завтра растает без следа. Что ты будешь делать тогда? Когда твоё сердце разобьётся о скалы, а крик утонет в вое северного ветра. В тот день, когда он перестанет тебя любить. Ведь говорят, такое свойственно мужчинам: сегодня ты, а завтра та, что красивее и моложе на десять лет. Благодари богов, Санса, что избавили тебя от этой боли. Благодари богов и беги с острова без оглядки. Беги и не оглядывайся. Никогда никого не люби.***
Он даже не проснулся, а скорее очнулся от неглубокого беспокойного сна. Вчерашний вечер пульсировал в висках тонким изводящим беспокойством. Едва оставшись один, он выпил слишком много вина. На то не было причин, и всё же ему хотелось напиться, словно в юности, до блаженного беспамятства. Он всё ещё чувствовал на себе её аромат. Чувствовал и не хотел смывать. Он понимал, почему Санса зашла так далеко, скрывая свою ложь: ей нужны были деньги, несмотря ни на что. Он винил себя в том, что позволил ей думать, будто ради его расположения придётся раздвинуть ноги. Это из-за него их отношения напоминали развращённую дешёвую уличную пьесу. С трудом поднявшись и без аппетита позавтракав в одиночестве в своих покоях, он оделся в будничный тёмно-серый камзол и, захватив книги и документы, отправился в чертог, в котором они с Сансой вчера разбирали счета. Он пришел первым — стратегическое преимущество. Потому у него было время осмотреться, спокойно разложить бумаги и привести в порядок мысли. Он почти научился не вздрагивать, услышав за дверью шум или шаги. Тянулись минуты, а Сансы всё не было, хотя он был почти уверен, что они условились на это самое время. Что же, вполне возможно, это было очередным спектаклем, призванным взволновать его или растрогать. Должно быть, сейчас войдёт служанка и объявит о том, что миледи больна. Он машинально вздрогнул, когда в дверь и правда постучали. Но не повёл и бровью, едва на пороге появилась Оливия — доверенное лицо его жены. — Должно быть, миледи нездоровится, раз она так опаздывает, — проговорил он, опуская взгляд на бумаги. Прозвучала странная пауза, заставившая его почувствовать, будто что-то не так. Вскинув взгляд вверх, он вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на гостью. — Я предполагала, что леди Санса с вами, милорд, — ответила Оливия. Ему не понравилась обеспокоенность, прозвучавшая в её голосе, но он не подал вида. — Что же, теперь ты видишь, что это не так, — сказал он. — Когда увидишь её, передай, что у меня есть свободное время до полудня, затем у меня встреча, так что ей лучше поторопиться. Вновь обратив своё внимание на бумаги, он взял в руки перо и приготовился вернуться к работе, но служанка всё не уходила. — Что-то ещё? — не скрывая недовольства, спросил он. — Да, — ответила Оливия, — позвольте узнать, как давно леди Санса… не с вами. — Я не видел её со вчерашнего вечера. — О. — О? — Дело в том, что я думала, будто она с вами, точнее, я была уверена, потому что… Простите за беспокойство, лорд Петир. Дело принимало весьма странный оборот. — Стой, — поднявшись, воскликнул он, прежде чем служанка взялась за ручку. — Что это ещё значит? Хочешь сказать, что моя жена не ночевала в своих покоях? — Да, милорд, — ответила Оливия. — Почему же ты не пошла искать вчера вечером? Когда леди Санса не вернулась в свои покои. — Потому что знала, что у неё встреча с вами… — И что с того? — Вы ведь её муж. — Не будем притворяться. Тебе прекрасно известно о наших отношениях. — Да, это так. — Но раз ты спрашиваешь меня, значит, посвящена в планы леди Сансы и уверена, что она провела эту ночь со мной… или делаешь вид, что уверена. Должен тебя огорчить: это не так. — Этот факт должен огорчать скорее вас, милорд, — пожав плечами, ответила служанка. Он усмехнулся. — Так что это за игра? Я должен поверить в то, что Санса пропала без вести и броситься её искать, чтобы предоставить тебе возможность без труда обыскать сундуки? — Зачем мне обыскивать ваши сундуки? — Это ты мне скажи. Помолчав, Оливия спросила: — Вы говорили вчера с миледи? — Да, а что? — уточнил он, скрещивая руки на груди. — Ничего… — медленно проговорила служанка. — Ещё раз простите за беспокойство, лорд Петир, но мне нужно идти, найти леди Сансу. — Уверен, она скоро объявится сама. — Может быть, но мой долг удостовериться, что с ней всё в порядке. — Хватит, — отрезал он и, подойдя к служанке ближе, отчеканил: — Если это игра, а я знаю, что это так, ты поплатишься за это жизнью. Оливия дёрнула головой и усмехнулась. — На вашем месте я бы не бросалась подобными угрозами, лорд Бейлиш, особенно учитывая то, что я одна из немногих была на вашей стороне. В ответ он лишь недоверчиво вздёрнул бровь. Он хотел было ответить более развёрнуто, но прикусил язык, рассудив, что и так потратил слишком много времени на шлюху. Если то была игра, что же, он сыграет. Собрав бумаги и книги, он отнёс их в покои и, заперев дверь, поставил двоих стражников охранять их. — Как предусмотрительно, — подала голос Оливия, — теперь и мышь не проскочит. Он не удостоил её ответом, накидывая обитый соболем плащ. — Боги, как же я теперь справлюсь с этим секретным заданием? — не унималась девушка. — Милая, — угрожающе понизил он голос, — не испытывай судьбу. — Со всем уважением, лорд Петир, но ваше терпение — ещё не моя судьба. — Пойдёшь против меня, так оно и будет, — пообещал он. — Значит, мне ничего не грозит, — отшутилась служанка. Он вздохнул, утомлённый её присутствием, голова всё ещё гудела после выпитого вчера вина. Поравнявшись с караулом, стоявшим возле входа, он оправил плащ и обратился к страже: — Моя жена выходила из замка? — Да, милорд, вчера вечером. — Вчера? И не возвращалась? — Да, милорд. Мы как раз только заступили в караул, как она покинула замок. — И это вас нисколько не смутило? — Нет, милорд. Леди Санса пошла в сторону пляжа. Должно быть, на корабль. — Ночью и одна? — То было ещё до полуночи, и с ней была охрана. — Слава богам и на том. Натянув перчатки, он смерил караульных пронизывающим взглядом и направился к лестнице, ведущей на пляж. Служанка догнала его на полпути. — Один из караульных одолжил мне плащ, — то ли похвасталась, то ли оправдалась Оливия. Он решил, что будет просто игнорировать её присутствие. Им пришлось пройти около двух миль, обогнуть остров и миновать корабль, который оказался пустым, прежде чем они нашли стражу Сансы. Замёрзшие солдаты едва не прыгали на месте в попытках согреться. Сброшенное оружие лежало на камнях. — Что происходит, где леди Санса? — спросил он, едва они приблизились. — Вон там, — указал один из солдат на чёрную точку. — А что вы здесь делаете? — спросил он угрожающе строго. — Леди Санса приказала не подходить ближе, чем на сто шагов. — Прекрасно, — прицокнул он, — и как же вы планируете её защищать? — Так… от кого защищать, милорд? — спросил солдат, дуя на свои руки. — От чаек? — Ты мне дерзишь? — уточнил он, смерив солдата взглядом. — Нет, что вы, милорд… — И давно она там стоит? — Много часов. — Почему вы ничего не сделали? — Мы несколько раз подходили к миледи и просили вернуться, но она сказала, что следующий, кто подойдёт ближе, чем на сто шагов, лишится головы. — А то, что она может заболеть, вас не волнует? — взвилась Оливия. — Волноваться об этом — твоя работа, красотка! Только где ты была всё это время? Небось, спала на мягких перинах в обнимку с… — Хватит, — прервал Петир, — стойте здесь. Я подойду один, а позже мы разберёмся с тем, как вы исполняете свой долг. Все вы. На этих словах он двинулся вперёд, проигнорировав недовольный шепоток караульного: «Ну вот, ещё и Мизинец не в духе». С солдатами он разберётся позже.***
Санса не заметила его приближения. Она стояла, не двигаясь, напряжённая, словно струна. Её взгляд, сверкающий от слёз, устремлённый вдаль, был пуст. Он, словно зеркало, отражал белый свет, небо и волны, источая лишь гнетущее безмолвие. Во всей её фигуре была какая-то страшная, приводящая в ужас тишина. Надлом, причину которого он не мог найти. Покрасневшие и распухшие от плача губы были плотно сжаты, так же, как и обнажённые ладони, кутающиеся в плащ. Растрёпанные волосы, убранные под капюшон, выбивались и хлестали Сансу по раскрасневшимся от холода щекам. Он был в замешательстве, с беспокойством осматривая жену. Так много усилий, чтобы привлечь его внимание? К чему эта игра? — Санса… — осторожно позвал он. Она отпрянула, словно действительно испугавшись, и отвернулась, судорожно приводя в порядок лицо. Его сердце сжалось, и пусть это могло быть искусным представлением, он подошёл ближе и, развернув жену к себе, осторожно приобнял. В конце концов, ему было всё равно, даже если Санса манипулировала его чувствами. Он просто хотел, чтобы она не плакала. — Что такое, птичка, — спросил он, — что случилось? Она мотнула головой, не желая отвечать, но не отвергла его объятий. Ветер неистово хлестал по ним порывистыми, остервенелыми ударами, бил, словно плеть, по рукам и взметающимся полам плащей. Он аккуратно поцеловал Сансу в висок, и не в силах отказать себе, с упоением вдохнул аромат волос. Холодных, пахнущих морем и ночью. — Может быть, тебя кто-то обидел? — Думаешь, кто-то может меня обидеть? — бесцветным голосом ответила она. — А если и так… что бы ты сделал? Осторожно, почти нежно повернув к себе её лицо, он заглянул в него и окунулся в ярко-синие глаза, отчего-то широко распахнутые, словно обнажавшие нутро. Не отнимая ладоней от её лица, он чуть нахмурился и тихо произнёс: — Что бы я сделал? Птичка… ради тебя и Эйлин, я сделаю, что угодно. — Правда? — уточнила она, заинтересовавшись. И, дрожа, продолжила: — Потому что мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Так он и думал. Горько усмехнувшись, он поцеловал Сансу в лоб и крепко прижал к себе в попытках согреть. — Не волнуйся милая, с деньгами мы что-нибудь придумаем, не стоит… Я всегда буду на твоей стороне. Что бы ни случилось. — И сделаешь то, что я попрошу? — тихо, даже как-то надломлено произнесла она. Он вспомнил, как Санса спросила, умрёт ли он, если она попросит. — Да… сделаю. В конце концов, ему больше нечего было терять. — Тогда вернись, — сказала она тихо. Очень тихо, словно желая, чтобы он не услышал. Но, конечно же, он услышал. Услышал и отстранился, стремясь заглянуть Сансе в лицо, желая объяснений. — Вернись, — повторила она, едва он нашёл её взгляд, внимательный и трепетный, — мне нужно, чтобы ты вернулся. Ты мне нужен…, — добавила она, изучая его лицо так пристально, как будто ответ был вопросом жизни и смерти. — …Не из-за денег. Мне вообще не нужны деньги. — Не нужны? — переспросил он, вглядываясь в синие глаза, хотя то было последнее, что его сейчас интересовало. — Нет, — подтвердила она, приблизившись губами к его губам. — Я… просто хотела увидеть тебя. Мне нужно было тебя увидеть. Чайки, крича, пронеслись очень низко. Прямо над их головами. Он вслушивался в то, что она говорит, и не мог поверить услышанному, всматривался в Сансу и не верил в то, что это происходит на самом деле. Она поцеловала его, так нежно и трепетно, что сердце замерло и боги знают, сколько не билось. Ему хотелось плакать от счастья и горечи момента. Он ощущал себя, как те люди, что говорят: «Да, сейчас я мог бы умереть». — Так… ты вернешься? — вновь спросила она, едва оторвавшись от его губ. — Поедешь вместе со мной в Долину? — Ты сомневаешься в этом, птичка? — спросил он, ласково проводя рукой по рыжим волосам, не веря в то, что Санса задается этим вопросом. — И ты… веришь мне? — произнесла она, прищуриваясь. — Конечно, я верю тебе, — не задумываясь, ответил он. — Даже после того, что я сделала? — Я понимаю, почему ты это сделала. Санса замолчала и опустила глаза, размышляя. Он поднял белую ладонь и прижал к своим губам. — Птичка, ты и Эйлин — самое важное для меня, — заверил он. — Вы по одну сторону, а весь мир по другую. Я знаю, что много раз предавал твоё доверие, но знай, что я никогда не желал твоих слёз. Она бросила на него недоверчивый взгляд. — Должно быть, в это сложно поверить, но… — Я тебе верю, — прервала Санса, — и отныне, что ни скажешь — поверю. Но не оттого, что не увижу ложь, а потому что хочу, чтобы между нами всё было так. Он осёкся, внимательно всматриваясь в жену. То были условия, которые он вполне был готов принять. — Никаких игр друг с другом? — предложил он, подавая Сансе руку. — Никаких игр, — подтвердила она, пожимая её. — Только вместе, — уточнил он, улыбаясь. Санса посмотрела ему прямо в глаза и усмехнулась, едва сдерживая улыбку. — Только вместе, — повторила она.