Лучше бы я умер

      Последнее, что я помню перед тем, как закрыл глаза, — это холодную комнату больницы. Знаете, той самой городской больницы, где стены уже слегка обшарпаны и краска начинает слезать, обнажая под собой ещё несколько других слоёв, намазанных под разными углами. Потолок там высоко и в трещинах, такие неприятные коричневые извилины, словно ты под землёй и можешь видеть корни деревьев, ну или червей, зависит от твоего воображения. И двери там обязательно скрипят, стучат или дребезжат стеклом, а если не они, то пол выдаёт целую симфонию, при переступании с тихой на неправильную его часть, выглядящую, кстати, ровно также.       Я лежал близко к окну, из щелей которого нещадно дуло, наверное, я простыл от этого, но не могу припомнить точно. Вот, помню, засыпал плохо, меня жутко морозило. Конечности прижимал к себе, сворачиваясь в клубок, укутывался в одеяло, но ничего из этого не помогало, грелок мне предоставить в бесплатной больничке не могли, потому приходилось терпеть, хотя холод пробирал до дрожи. Кажется, я всё же забылся сном, ибо помню, что распахнул глаза с легким ощущением отдохнувшего тела, стандартная ложь моего мозга. Я не мог отдохнуть уже больше года или полутора, мне временами что-то кололи, из-за чего я забывал считать дни, а всё из-за аварии перед универом.       Ожидание увидеть снова надоевшие белые стены не оправдалось, стены были мрачно серыми, облезлыми (хотя это, пожалуй, их делало похожими на больничные), пыльными и кое-где даже покрытыми мхом, выцветшим из-за отсутствия солнца. Я лежал на странном и весьма жалком подобии кровати — каменной скамье у стены, кутался в плащ, было холодно и жутко. Казалось, словно холод, царящий здесь, касается не только моего тела, но и души (никогда ранее ничто не заставляло меня задуматься о наличии оной и уж тем более о её состоянии, но сейчас и ей явно было далеко не тепло). Сковывающий холод окружал со всех сторон и давил своей пустотой. Я выдохнул, облачко недолго меня радовало и вскоре, кажется, растворилось в воздухе комнаты. Эмоции не появлялись некоторое время, словно также сильно замёрзли, чтобы вылезать наружу из глубин головы.       Но вот всё же первая пробралась куда надо, и меня начало накрывать страхом, затем подоспели паника и ужас. Неверие пришло следом.       «Где я?» — я задался вопросом, ощупывая стену рукой.       Рукой. Моей ли рукой? Рука была худая, бледная и хрупкая, словно я исхудал за время болезни, пожалуй, да, так и произошло. Столько лежать, поглощать лишь питательные растворы. Нет, нас кормили, но эти блюда не выглядели сильно вкусными, единственное, что они вызывали, так это желание отвернуться от них, а иногда ещё и прополоскать желудок. Только вот ногти были необычно длинными и твёрдыми, я тронул пальцем другой не моей руки этот ноготь: и вправду твердые, не гнутся, наверное, я просто раньше о них не задумывался.       Первое, что я подумал: «Это сон, глупый кошмар».       Но это было не так, реальность врезалась в мозг вместе с завыванием ветра, завыванием кого-то за стеной и болью, что заставила меня согнуться после того, как я со злости пнул стену. Я скатился от этого с кровати, упал на колени. Больно. Пол оказался каменным, а мои колени не спружинили удар. Холодно. Изо рта снова вылетает пар. Я задыхаюсь от того, что дышу слишком часто. Я напуган? Нет… нет… Я в ужасе, в ужасе.       «Что за издевательства моего мозга? Ну, не бывает так… Это просто очень реальный сон… Сон…»       Уговоры самого себя ушли словно вникуда, раньше бы и не подумал, что самолечение так бессмысленно; по крайней мере, психолог из меня, видно, далеко не лучший.       Пока я охлаждал гудящую от непонимания голову о ледяной пол пещерного типа камеры, я слышал, что распахнулась дверь, затем, что рядом со мной поставили нечто, и что дверь закрылась обратно. Ну как дверь, я бы скорее назвал это решёткой. Стальные прутья от потолка до пола, словно врощены в камень, такие даже если и захочешь, не выбьешь, не согнёшь. И что самое неадекватное, я не услышал ни одного шага, ни одного шороха, только глубокое дыхание. И холод. Без всякого сомнения, из-за появления этого кого-то стало прохладнее на несколько градусов, по крайней мере, облачка от дыхания стали более явственно видны, а ещё потемнело.       Подняв глаза, я замер. Это было очень странное существо: оно напоминало мёртвое парящее тело, балахон, правда, был не белым, в каких обычно погребают, а чёрным. Хотя я не могу ручаться, что это он не был раньше белым, до того, как это нечто повалялось в земле. Под капюшоном лица не было видно, интуитивно я понял, что так даже лучше: узнавать, что у этого на месте лица не хотелось, я лишь уловил, когда это нечто втягивало воздух, что на месте, где у человека находится рот, зияла щель. От него веяло чем-то плесневелым, трупным, кожа этого существа была словно лоснящаяся, сероватая, вся в слизи и струпьях, как у долго находившегося в воде утопленника. И это от мельком брошенного взгляда, нет, больше на них не смотрю, хватает и того, что от него холод усилился, особенно после его вдоха. Он словно втянул в себя часть моего душевного тепла, это жутко. Где всё-таки я нахожусь? Если это ад… то уж лучше пусть будет невыносимо жарко.       Он ушел или улетел, или как оно вообще так передвигается, быстро. Но отходил от него я куда дольше, согреться не получалось, потому я, немного вздрагивая, стянул с кровати плащ и завернулся в него. Плащ? Только сейчас я понял, что этот атрибут в моей жизни не присутствовал, хотя, конечно, я о них читал. Интересно… Перетекая за мыслями, взгляд наткнулся на тарелку, оставленную тем гостем. В ней обнаружилась похлебка, ну, другим словом я назвать это не мог, с чем-то плавающим в ней: то ли дохлой мышью, то ли комком тины, непонятно, почему это вызвало у меня не приступ рвоты, а лишь вздох сетования на жизнь.       На ногу пока было больно наступать, зря я так сильно пнул стену, думая, что это сон. Пришлось подползти к тарелке. Не есть здесь было глупо, силы всегда пригодятся. В больнице в тебя могли воткнуть иголочку и насильно покормить организм, а здесь…       Склонившись над тарелкой, я заметил, что мои волосы свесились рядом с лицом, они были тёмные, слегка волнистые и жутко растрёпанные, ну да, откуда мне здесь было взять расчёску. Кажется, я уже смирился с этим вариантом «я». Я вгляделся в тёмные глаза отражения в воде, единственные живые точки на исхудалом лице. Сейчас тот из отражения походил больше всего на типичного представителя нежити — вампира, мертвенно-восковая кожа была весьма хорошим показателем. Я задумался, прежде чем исчезнуть из своего мира (мне кажется, что для реального мира я умер), у меня были короткие светлые волосы и зелёные глаза, значит, я — не я. Тело не моё. А чьё тогда?       Поставив сам себя в ступор, я начал хлебать подобие супа, заедая чёрствым хлебом, да, на роскошную еду и в больнице не приходилось рассчитывать, а здесь (я уже догадался, что я в тюрьме) условия ещё хуже. Не умру и ладно. А, может, лучше умереть, а что, если это адекватный выход, не всю же жизнь торчать здесь?! А если учитывать, что это просто сон, то я проснусь, однозначно! Я вроде даже улыбнулся, хотя этот я вряд ли передал всю гамму моих эмоций, по крайней мере, мышцы щек по ощущениям отвыкли от такого напряжения.       Я поднялся на ноги. Так, стены тут достаточно твёрдые, чего не скажешь о моей силе воли, так что на самоубийство головой о стену рассчитывать не приходится, далее, переводим взгляд на руку. Ну нет, ложкой не убьёшься, долго и почти бессмысленно. Что ещё? Ногти, эдакие когти, можно порезать вены или лучше сонную артерию, я смогу её нащупать, да! Нет, это, конечно, жутко и страшно, а ещё наверняка больно. Но тут тоже страшно, а когда заходит то нечто, то вообще невыносимо жутко, да уж, ужина с ним я не выдержу. Жить тут или умереть? Выбор очевиден. Холодно вот только.       Нащупать замёрзшей рукой стучащую под тонкой кожей артерию было не так уж и трудно, я приставил ноготь туда и…

***

— Эй-эй-эй, так, мне тоже жутко странно, но давай ты не будешь убивать… себя, точнее меня…       Парень замер с рукой, поднесённой к шее, другую он держал на нужной точке, он смотрел неотрывно на то, что издавало звуки, говорило с ним. — Ты… ты кто или что? — ужас отчётливо читался на его лице.       А как он мог иначе себя чувствовать? Перед собой он видел слегка прозрачный, беловатый силуэт того, кого он видел в отражении. — Я… ну, получается, что я привидение… застрявший между мирами, потому как имею незавершённое дело, глупую мысль о том, что я не виновен!