Нервозность Элизы простирается и на следующий день, когда разлука с Ханой и возвращение в дом Йо становятся необходимостью. Они сидят вместе с Ниной в гостиной Асакуры за чайным столиком, как если бы могли распивать чай под сериалы. Но оставленная Госпожой чашка давно остыла, а они обе бесплотны.
Элиза смотрит перед собой, не замечая ничего вокруг.
— И все же странно, — как голос Нины все же заставляет отвлечься. Элиза поднимает брови с задержкой, а Нина скучающе подпирает кулаком подбородок.
— Что?
— Твое поведение, — отвечает она и тем больше заставляет напрячься.
Неужели Нина заметила, что Элизу что-то беспокоит? Как это ей объяснить? И стоит ли вообще? Она пообещала Хане сохранить все вчерашние секреты в тайне, но если Эна и Госпожа обычно не присматриваются к различного рода волнениям, оставляя рассказ на ее усмотрение, то Нина видела многое и из многого делала выводы. Вот и сейчас — что именно Нина нашла странным?
— Прошло больше месяца, а ты так и не рассказала Анне про историю спасения Йо. Не похоже на твою привычную приверженность, — продолжает она спокойно, и не похоже, что в словах есть второй смысл или подводка к определенной теме. Элиза вновь находит наблюдательность Нины пристальной и неуловимой, но ничего не говорит.
Тем более, что молчаливость относительно Йо и Госпожи действительно имела под собой основание.
— Я… — она ищет, подбирает слова, — у меня было предположение.
— Что Асакура с этим как-то связан? — спрашивает Нина, и в том, как она жадно впивается взглядом в сконфуженность Элизы, отражается и интерес самого Йо. — Несмотря на то, что я сказала, что он не может быть отцом?
— Он тут не один, — напоминает Элиза, все еще думая, что ничего нельзя сказать точно.
Ни по детским фотографиям, ни по женской интуиции, которой, к слову, Нина отличалась от них всех. Но и ее природа ставится под вопрос — уж очень она проницательная, почти что пророческая, эта интуиция.
— И даже если отец Ханы — не он и никто другой из этого дома, разве это не создаст лишнюю панику? Вопросы? Быть может, сейчас Госпожа не спрашивает, почему Йо не отреагировал на внезапное появление невесты, почему поверил в эту историю, когда от нее буквально разит неправдоподобностью и нелогичностью, но вряд ли это продлится долго. Вполне возможно, Госпожа уже задается предположениями, почему все так, просто не делает этого вслух.
И вправду. Йо задумывается: если с его стороны тогда это казалось нормальным и очевидным (по словам бабушки, многие крупные семьи женили своих отпрысков по договоренности, несмотря на некоторую дикость и абсолютное наплевательство на чувства подростков), то для Анны, пришедшей из ниоткуда с целью защитить, такая предыстория вообще выходила за рамки разумного. А невозмутимость Йо должна была только усиливать ощущение неправильности. Из чего следует хотя бы одно «Почему?».
Игнорировала ли это Анна, пустила все на самотек или искала ото всех в секрете, как Йо связан с Королем и почему из миллиона других для защиты Хана выбрал именно его? А главное — что делала с выводами дальше? Очередной вопрос остается без ответа.
— Я просто не хочу наводить преждевременную панику, — повторяет Элиза, и голос ее подрагивает. Ладони сжимаются в кулаки на коленках. — Мы все равно не сможем это узнать раньше положенного срока, если Хана не решит сказать сам.
А под ресницами Йо так и читает «Но мы должны». С дополнительной тайной о приблизительной дате рождения Ханы и сроком его зачатия, Элизе становится заметно трудно существовать. Она знает, что, если Хана появился в этой вселенной, то он обязательно родится. Но в отсрочке есть и свои минусы: та же встреча с Лилиан. Он не сможет поступить в Йель, не сможет ее спасти, и тогда в мире на одну покалеченную душу станет больше.
— И все же тебя что-то беспокоит, — замечает Нина, хоть Элиза и не уверена, не написано ли это у нее на лбу ярким маркером. Въедливая наблюдательность сейчас нужна меньше всего.
Элиза поджимает губы, не зная, на что переключиться.
— Звезда Судьбы пронеслась вчера, а значит Турнир Шаманов скоро начнется. И вместе с ним — второй раунд, — начинает Элиза. «День рождения Ханы, Госпожа должна быть знакома с Королем». — Хао ведь сказал, что их союз будет длиться до второго раунда, а после — он попытается уничтожить ее и всех бесящих его Киоям. Заодно прихватит и душу Йо, чтобы получить оставшуюся половину своих сил.
— И что конкретно из этого тебя волнует? — спрашивает Нина, удивляя спокойствием и будничным тоном. Ее что-нибудь вообще способно удивить, напугать? Или она не понимает, что под словом «уничтожить» Хао подразумевает тотальное истребление, в том числе и души? Они не увидятся в Мире Духов, и какой бы ни была сильной Эна, при полной мощи Хао и недостаточном физическом развитии Госпожи, они вряд ли смогут противостоять ему.
— Нехватка времени… и сил. Я боюсь, что Госпожа неправильно расставит приоритеты, будет слабее, и в итоге погибнет.
— Отличная вера, — цыкает Нина с мрачной усмешкой, и Элиза берется за косички, чтобы не взвыть. — Частично твое волнение обосновано, но ты забываешь, что и Анна с Эной потихоньку изучают новые техники. Да, иметь большее количество фуреку Анна не может ввиду несформированного организма, но они тренируют в ней контроль над тьмой, чего при первом столкновении с Хао в ней не водилось.
— Но ведь это…
— К тому же Мэй с Линдси вряд ли будут сидеть и ждать, пока их убьют, — перебивает Нина Элизу, и заставляет задуматься. — Хао хочет уничтожить семейство Киоям, ему противен наш Кодекс, он не раз говорил, что хочет «начать все заново», однако для этого мало убить действующую главу и женщину, предавшую его. Для этого нужно убить абсолютно всех Киоям, в том числе и побочную ветку, оставив в живых лишь Милли — и то, если она ему
нужна, а не выступает легким способом побесить Мэй и Анну. И каким бы гадюшником ни была побочная ветка и часть основной, поверь, для противостояния массовому геноциду поднимутся все. Пусть Киоям не волнует мир, но семья и законы для них важны.
Она замолкает, незримо поджимая губы и отводя взгляд. По крайней мере это то, с чем Мэй обращалась к Аннет и Суэй на прошлой неделе — что может появиться общий враг, и им нужно будет объединиться. Суэй сказала не волноваться раньше времени, но если Мэй что-то понадобится, она может рассчитывать на получение помощи. Аннет поддержала позицию главы побочной ветки, оставив Мэй вроде бы с обещанием, а вроде бы и один на один с угрозой.
И даже если они не помогут, думает Нина, заметно успокаиваясь, расправляя плечи, у нее остается козырь, который можно будет успешно использовать против Хао.
— Ты думаешь, мы успеем? — спрашивает Элиза с остатками волнения в голосе. — Подготовиться, достаточно натренироваться? Сколько вообще длится Турнир Шаманов?
Наконец она задает вопрос, который ее интересовал со вчерашнего вечера, но на который из-за разницы в событиях настоящего и параллельного будущего, Бьянка с Ханой не смогли ей ответить.
— Сколько? Думаю, это лучше спросить у знающих. Эна? — Нина поднимает подбородок, взывая в никуда, и Элизу обжигает холодом.
Эна появляется не как обычно — не во всплеске тьмы или из густого тумана — она словно перестает быть прозрачной. Будто все это время то и делала, что наблюдала за ними. Элиза впивается в нее глазами, стараясь прочитать на лице, потому что боится открыто лезть в мысли: слышала ли Эна про правдивость истории спасения и что об этом думает — но та невозмутима. Впрочем, как и всегда.
— А вы все что-то мусолите, — она не присаживается рядом, остается в стороне, обособившись. Черные пятна на теле, заменяющие одежду и не пропускающие свет, расползаются широкими и тонкими нитями повсюду, пульсируя. Эна поистине пугает Элизу одним своим существованием.
— Сколько длился прошлый Турнир Шаманов? — игнорирует едкий комментарий и повторяет Нина. Элиза смотрит на нее — холодную, невозмутимую — и в очередной раз убеждается, что старшую сестру Госпожи ничем невозможно пронять.
Эна барабанит темным ногтем по нижней губе, задумываясь не без краткой заминки:
— С учетом модернизации всего и вся, я думаю, что этот Турнир будет короче по срокам. Отборочный раунд — он же нулевой — длился около двух недель, с тем учетом, что шаманов пятьсот лет назад было намного меньше, чем сейчас. Патчам выдавались древние камни, которые могли телепортировать их в любую точку на планете — это помогало охватывать страны, несмотря на расстояния, а также перемещать утвержденных участников в крупные города для проведения первого раунда, — Эна вспоминает взбудораженную Эллейн, которой после победы один из Патчей протянул руку. — Выигравшим отборочный раунд выдавались небольшие колокольчики на веревочке. Они реагировали на ветряных духов и молчали в моменты сильного природного ветра. Это было своего рода сигналом к тому, что Патч вызывает тебя на поединок, и ты должен явиться в ранее обозначенное место.
Йо внимательно впитывает информацию. Это так необычно — слушать о событии, в котором ты сам принимал участие и в котором все видел в одном свете, а кто-то другой рассказывает совершенно о другом, похожем и непохожем одновременно. Ему бы хотелось о многом спросить Эну на этот счет, позвать Амидамару, чтобы тоже послушал, но не знает, будет ли у них вообще такая возможность.
Потому что единственными хранителями, которые были у Анны на Турнире, были Зенки и Коки — Шакигами Хао.
— Из трех возможных необходимо было сделать две победы, чтобы Патч сообщил условие следующего раунда: найти их деревню, которую после предыдущего Турнира зачем-то окрестили «деревней Добби». Из ориентиров: название страны и примерное описание местности. Потеряешься, умрешь, не успеешь в срок — твои проблемы, — Эна садистически скалится, и в Йо поселяется сомнение относительно расспросов. — У нас бывали случаи, когда обезвоженные и изнеможенные шаманы попадали в деревню, но лекари не успевали их откачать. Так и погибали — едва достигнув цели. Второй раунд делится на два: поиск деревни, на который отводится три месяца, а также формирование команды для участия в битве «три на три».
— Они будут биться в командах? — удивляется Элиза. — Но разве Королем не может стать только один?
Очередная усмешка Эны:
— В том и смысл. Под поощрением совместной работы, Патчи давали понять, что лишь одна мечта исполнится, и друзья становились врагами. Команда могла разваливаться, не быть единой в ударах и блоках, отчего легко проигрывала. Никто не хотел делиться своей мечтой с другими, все жадно хотели стать Королями.
Она моргает, и под закрытыми веками рождается статичная картинка, где Эллейн в окружении самых близких людей, сидя на коленях, поведала о своем желании и том, что во что бы то ни стало исполнит их желания тоже. Они поклялись не ненавидеть друг друга, не мстить и верить в то, что кто-то из них сможет изменить этот мир к лучшему.
Один оказался предателем.
— После того, как команды отыграли свои бои, они расформировывались — каждый бился теперь сам за себя. Патчи создавали из магии огромные лодки, которые должны были довезти участников по двое до острова Мю — финальной арены.
— Прям таки огромные лодки и всего два пассажира? — с сомнением произносит Нина, а Эна кивает.
— Очередное испытание Патчей. Лодка плыла до острова несколько часов сквозь густой туман, по кипящей воде, которая могла сварить заживо. Ей никто не управлял, что делало условия идеальными для поединка. Перед отправлением Патчи в открытую, но якобы по секрету, говорили участникам, что тот, с кем ты поплывешь, будет твоим первым противником, и участники вправе делать с этой информацией что угодно.
— Какой ужас, — выдыхает Элиза.
— Кто-то убивал своего попутчика, кто-то погибал сам и тащил второго на дно за собой.
Эллейн же, на памяти Эны, связала бывшего лучшего друга путами тьмы и запретила ей как-либо ему вредить. На все крики о том, что предателя нужно уничтожить, что такие друзья не нужны, Эллейн лишь крепко-крепко обняла связанного и заплакала. Он отказался от поединка, но впоследствии стал одним из приближенных советников новоиспеченной Королевы.
— В итоге до острова добирались единицы, которые бились на смерть.
Но Эллейн все равно оставляла противников в живых, отчего ее ненавидели сильнее: думали, что таким образом она хочет над ними посмеяться.
— Пока не осталась одна, — ее голос иссушается, становится тише. А Йо вспоминает реакцию Эны на будущую Королеву в лице Анны.
«Эллейн погибла при исполнении обязанностей!», — язвительно, болезненно. Тогда, в завершении Турнира Шаманов, они явно не предполагали, что все обернется именно так.
— А что же Хао? Он не пытался помешать коронации? — спрашивает Элиза. Он перерождался дважды, а значит, должен был как-то мелькнуть в деревне Добби.
— Мы победили его немногим раньше, когда команды еще не разбили.
— Вот как? — тихо удивляется Йо. Ему казалось, что, переродившись среди Патчей, у него будет больше возможностей и сил захватить Корону.
— Общими усилиями участников и наблюдателей, Патчи так же не остались в стороне.
Ярость и агония, обуревающие душу и рассудок, и Эллейн, сдерживающая ненависть Эны к Хао. Если бы не природная способность Эллейн к исцелению ран, то Эна бы наверняка убила ее переизбытком сил.
— Так что, отвечая на твой вопрос, Элиза, скажу, что предыдущий Турнир длился около девяти месяцев с учетом задержки в виде Хао. Скорее всего, этот будет идти меньше из-за сокращения срока для поисков деревни — нет смысла давать людям вагон времени, если им не надо ждать оттепели и попутного ветра для снаряжения кораблей.
Она запускает руки в сгустки тьмы на манер карманов, как бы подытоживая, а Элиза боится высчитывать. И все же подсознание подкидывает: две недели, плюс три месяца, минус…
— Если сроки отборочного и первого раундов не изменят, то у нас около двух месяцев до второго раунда, — но Эна завершает расчет за нее, и внутри все потухает. — Мы обсуждали это с Мэй, и она сказала…
Остального Элиза не слышит. Перед ней пустой стол, сложенные пальцы обозначенной цифрой и сотни воспоминаний о Хане, Бьянке и вчерашнем разговоре. Пусть Бьянка, воспользовавшись записями Милли, заверила, что ничего серьезного не случится, но Элиза-то понимает, что это было лишь для усмирения паники.
И на деле эта задержка может серьезно сказаться на событиях будущего. Да, их вселенные параллельны, независимы друг от друга, но Элиза все равно хочет, чтобы между ними было как можно больше совпадений, одинаковых происшествий и счастливых моментов…
— Элиза?
И она совершенно не представляет, как теперь сможет спокойно…
— Элиза!
Окрик заставляет крупно вздрогнуть. Элиза оборачивается к Нине, и выражение лица той ее не особо радует:
— Для тлена есть Мир Духов, — или коротко о том, что позависать и поплакать она может в другом месте. — Серьезно, какого черта происходит?
— Ты о чем? — Элиза старается сделаться невозмутимой. Оборачивается — Эна растворилась, как и не было; они вновь остались вдвоем.
— Да о том, что все словно с ума посходили, — начинает она с отвращением и какой-то брезгливостью к излишним эмоциям. — И ладно бы Анна, проворонила появление Патча сегодня в школе, а теперь места себе не находит, но ты…
— Стоп, что? — останавливает ее Элиза, нахмурив брови. — Госпожи сегодня опять не было?
Она замечает перемену в Нине прежде, чем та успевает вспорхнуть над полом.
— Разве она не говорила, что после Потрошителя отложит свои дела?
— Не у той спрашиваешь, — обрубает Нина, возвращая себе амплуа Снежной Королевы. Но Элиза не сдается. — Да и Потрошитель, насколько мне известно, сбежал.
— А ты разве не говорила, что перестанешь так часто замещать ее? — уже тише интересуется она.
— У тебя определенно никогда не было брата или сестры. Иначе бы ты поняла, что перестать помогать младшим невозможно, — хмыкает Нина, настаивая на своем, и это немного сбивает спесь уверенности с Элизы.
— Просто ты раньше реагировала на это иначе: ворчала, делала вид или считала так взаправду, что тебя все это не касается. А сейчас — ни одного комментария. И это мое-то поведение странное? — но вместо ответа Нина фыркает, а Элиза с удивлением понимает, что не может прочитать ее мысли.
Либо их нет, чего не может быть в достаточно стрессовой ситуации (хотя бы ругательства!), либо она как-то научилась… нет. Нина — человек, она не владеет техниками, которым не может обучиться и среднего уровня шаман.
С ней что-то не так, с ними всеми что-то не так.
«Никогда здесь не была», — всплывает в подсознании ложь Госпожи относительного медицинского этажа «Ревила».
«И помни», — прерывается Эной, — «мы никого не видели, ни с кем не общались и ни с кем не договаривались о встрече».
— Я знаю, что Госпожа с кем-то встречается в «Ревиле», — Элиза готова поклясться, что Нина только что убила ее мысленно. — И если это серьезно, то тогда понятно, почему ты больше не злишься из-за ее исчезновений.
Нина молчит, и Элиза решает подобраться с другого края.
— Все дело в единении с Ханой, ведь так? Вы не хотите, чтобы он узнал обо всем от меня, но этого можно избежать, — она замолкает, стоит Нине громко и скептично фыркнуть. — Если не использовать стопроцентное единение и контролировать мысли.
— Контролировать мысли? Когда вы вступаете в бой или зачем-то используете твою силу? Может, я и человек, но даже я знаю, что в стрессовой обстановке невозможно контролировать рассудок.
— Но ты контролируешь, — вставляет Элиза. — Сейчас. Я не могу прочитать твои мысли.
— Потому что я не в стрессе, — обрубает Нина, заметно ощетиниваясь. — А ты наивно полагаешь, что твоих способностей хватит, что ты сверх-умная и сможешь всех провести, но ты ошибаешься. Или ты думала, что желание быть посвященной во все происходящее даст тебе дополнительную мотивацию и повысит навык?
Она давит, уничтожает аргументы, доводя до состояния апатии и бессилия.
— Похоже, не я одна изменилась в поведении, не так ли? — Нина ядовито щурится, замечая болезненно-испуганное вздрагивание. — И долгие вечера с Ханой сделали из кроткой, послушной,
преданной Госпоже Элизы его сообщницу, которая как бы между прочим может вытягивать секреты и тайны из остальных.
— Ты ошибаешься! — вспыхивает она, точно зная, что Нина права как никогда. Какой Элиза была до встречи с Ханой и какой стала после.
— Да? Так докажи это! — Нина пользуется тем, что вся асакуровская компашка убежала на пробежку, и повышает голос, подбирается к Элизе ближе. — Он же наверняка вчера сообщил тебе что-то, от чего тебя целый день сегодня трясет.
— Это не связано с Госпожой!
— Ложь! Ложь, Элиза, и это видно: по тому, как ты дергаешься, как защищаешь Хану, надеясь, что тем самым защищаешь и Анну, хотя это не так. Ты предала свою Госпожу, и между ней и сыном выбрала не ее! Но у тебя есть возможность исправиться, — заканчивает Нина мягче, замечая в глазах Элизы слезы. Беззвучные, не стираемые в попытке сделать вид, что все нормально.
Одним этим Элиза показывает, что в ситуации от нормальности нет ничего.
Но последнее предложение звучит обнадеживающе, и она не может на него не отреагировать: взглянуть с надеждой и желанием все-все исправить. Нина прислушивается к звукам — кажется, входная дверь хлопнула или ей показалось?
— Что за возможность? — тихо спрашивает Элиза. Одинокая слезинка с ресниц срывается вниз.
— Баш на баш, как говорят, — и от того, как хладнокровно произносит это Нина, ей становится не по себе. Нет только не это. Она же не попросит ее…? — Если оно действительно не связано с Госпожой, то тебе не составит труда рассказать мне. В ответ я скажу тебе, с кем встречается Анна.
Но именно это Нина и просит. Нависнув сверху, наблюдая, как крошится уверенность в себе и том, что «что ни делается, все к лучшему» и для блага остальных. Элиза морщится, чувствуя, как в груди зарождается тоскливая тяжесть, горечь, и еще две слезинки скатываются по щекам.
Она до последней секунды загробной жизни предана Госпоже, Элиза никогда не давала повода усомниться в своей вере. Кроме случая на фестивале — глупого желания побежать за всеми секретами Ханы, едва не обернувшегося страшной потерей. Тогда да, Элиза признается, она хотела выведать тайну личности отца Ханы, мужа Госпожи, чтобы поведать ее Нине, Эне, чтобы обсудить на общем совете и как-то утвердиться что ли среди них, непоколебимых и своенравных, периодически эгоистичных. Тогда ей казалось, что она сможет приблизиться к их уровню, обрадовать Госпожу новыми сведениями… до тех пор, пока не поняла, что все скрывается именно для ее же блага.
Возможно, не будь Кодекса, будь Киоямы свободнее в правах и возможности вести свою жизнь куда захочется, Госпожа бы действительно захотела увидеться раньше положенного с хорошим, умным, добрым и просто потрясающим человеком по словам сына, будущим Королем. Но Киоямы ограничены, большая часть их жизни проводится в запретах и правилах, и любое поползновение на остатки свободы они считают непростительным поступком. И если бы Элиза в действительности узнала, кто отец Ханы, пришла бы к ней с именем, то кроме злобы, отчаяния и страха она не получила бы ничего.
А все потому, что Госпожа боится: боится того, что он ей не понравится, боится появляющейся ответственности, что она обязана выйти конкретно за него и от него родить ребенка — двух, если рассказывать и про Бьянку, младшую дочь.
И то, что вчера Элиза узнала приблизительные сроки зачатия Ханы, месяц его рождения, увеличивает ответственность до непомерной ноши. Ведь одно дело ей — сторонней душе, другу семьи и защитнику — беспокоиться и утешаться через раз словами Бьянки, что ничего страшного не случится, если не успеть. А другое — быть той, кто должна вместиться в срок.
«Я хотела бы, чтобы ты сегодня проводила Хану домой», — всплывают слова Госпожи после фестиваля. После обнаружения своеволия, неповиновения приказу, Госпожа все же решила дать ей еще один шанс, а позже — обозначила свое доверие в назначении Элизы хранителем ее сына. Пусть они не перестали гулять по вечерам, но Элиза чаще начала настаивать на смс матери, где они и когда будут дома.
Не это ли признак доверия — того, что Госпожа не отказывается от Элизы, и того, что Элиза хранит секреты исключительно для сохранности Госпожи? Элиза думает, да.
— Нет, — и поэтому отказывается от предложения убедить в своем отношении кого-то еще. Она утирает прозрачные щеки тыльной стороной ладони и взлетает в воздух, обозначая между ними разницу в росте.
— Нет? — по интонации в голосе Нины нельзя определить, удивлена она или довольна. Кажется, Элиза слышит и то, и другое одновременно.
— Нет, — и повторяет уже легче. — Ты или Эна можете сколько угодно говорить мне, что я предала Госпожу, выбрала Хану вместо нее, но вы никогда не поймете, что это делается для ее же блага.
— Утаивать от нее секреты, когда она на тебя надеется? — губы Нины тянутся в ироничной усмешке. Масштаб наивности Элизы порой ее поражает.
— Вот именно, «надеется», — но она продолжает стоять на своем. — И пока Госпожа мне не скажет лично обратное, я в это не поверю. Более того, сама у нее спрошу про человека из «Ревила».
— Она не сказала тебе в прошлый раз, не скажет и сейчас, — пророчит Нина, начиная веселиться с феноменальной глупости, с которой может сравниться разве что Милли.
— Возможно. А возможно, разговор один на один ее переубедит, — Элиза ставит точку в диалоге и, вздернув косичками, растворяется, перемещаясь. Нина убеждена, что, не зная точного местоположения Анны, она вернется и тем самым только сильнее рассмешит ее, но нет, Элиза исчезла с концами.
Поразительная твердолобость — Нина действительно не ожидала от покладистой и робкой Элизы такого упрямства, но… нельзя сказать, что она расстроена данным открытием. Наоборот, разболтай она все секреты мальчишки, то показала бы себя как ненадежный хранитель, погнавшийся за одобрением. Но нет. Пусть Нина не выяснила, о чем они говорили вчера, отчего на Элизе не было лица, зато убедилась в правильности выбора Анны. Ведь сместив фокус с Госпожи на Хану, Элиза стала ценной единицей и могла влиять на мальчишку там, где не могла или боялась надавить Анна.
И все же…
— Она ей не скажет, — Нину чертовски бесит, когда люди упираются в споре с ней. Сестры достаточно, остальных не переваривает.
— Не скажет, — в подтверждение — знакомый ядовитый шелест за спиной. В остаточной раздражительности Нина поворачивается к Эне, но ту не тронули ни волнение Элизы, ни перепалка их с Ниной: на лице по-прежнему блуждает самодовольная ухмылка.
— И дело не в том, что Анна ей не доверяет, — продолжает Нина, скрещивая руки под грудью. — Она просто не хочет, чтобы Хана узнал. Впервые осторожничает с тем, что говорит и как делает. Даже удивительно.
— Тема обязывает, — Эна пожимает плечами, ловя и накручивая на палец витки серо-лилового густого тумана.
Ее глаза блуждают по комнате, словно плотоядно рыщут что-то — отчего Йо задумывается, что их с Милли все же можно увидеть из прошлого — но в итоге останавливаются на Нине.
— Одно мне неясно: если ты так уверена в Анне и ее молчании, то почему нервничаешь?
Пытливое любопытство и проницательность, с которой могла бы побороться сама Ванга. Когда Эне становится интересно, другим стоит опасаться за сохранность своих секретов и мотивов — это Нина усвоила почти сразу, как с ней встретилась.
— Я не нервничаю, — сухо обрывает она. По прищуру можно определить, что Эна ей не поверила, но Нине плевать — она не собирается кому-то что-то доказывать.
— Дело твое, — и, к счастью, Эна так же не собирается на чем-то настаивать. Интерес был лживым, а поэтому Нина может немного расслабиться, перестать вдавливать ногти в ладони.
Эна должна исчезнуть — Анна в привычном переизбытке чувств решила переждать ураган дома, а поэтому хранительнице бы лучше витать рядом или где-то еще — где угодно, только не здесь — но она продолжает насаждать тяжестью тьмы и горьким чувством неизбежности.
— Ты хотела что-то еще? — надменно интересуется Нина, вздергивая бровь. Обычно, после такого взгляда и пренебрежения, собеседник сдувается и решает, что себе дороже — разговаривать с хамкой. Но и тут Эна идет не по плану, напрягая приближением, копированием закрытой позы.
— Пожалуй, да, — она обнажает белые зубы, ярко выделяющиеся на фоне серой, матовой и вполне осязаемой кожи, темных волос и слизи. Нина замечает, как тьма постепенно распространяется вокруг них, образуя тиски — больше моральные, нежели физические — и холод пробирается по душе, казалось бы, не способной ощущать температуру. — Что за история со спасением Асакуры?
Ожидаемый вопрос — Нина была готова к нему позже, и виток тьмы у запястья заставляет дернуться. Она не испугается, не дрогнет, как Элиза, пусть Эна смотрит и скалится сколько хочет. Нина устойчивее Анны, Элизы и мальчишки Ханы вместе взятых.
И все же, когда тьма касается ее руки, горло неконтролируемо дергается.
Теперь интерес Эны настоящий, ей не отвертеться.
***
Когда Элиза появляется в доме Киоям, ее обдает атмосферой какого-то невысказанного угнетения. Сначала она думает, что Госпожа пересеклась в коридоре с Милли и они повздорили, но нет — рыжей гривы поблизости не замечено. Зато есть Госпожа, сидящая на диване в гостиной, и Хана, раздумывающий над тем, что еще сказать в качестве аргумента.
Смотря на последнего, Элизе становится не по себе: и от того, что с нее требовали выдать его тайны, и от того, что Госпожа все-таки что-то скрывает от сына. Но когда Хана обращает на нее внимание, Элиза чудом не прикидывается дурочкой и не отводит глаза.
— Что у вас происходит? — она подлетает ближе.
— Ну мам, — но Хана не отвечает, запрокидывая голову от двадцатиминутного диалога, вылетевшего впустую. Кто вообще знал, что ее это так заденет? — Ну, подумаешь, не увидела судью Турнира. Чего вообще на них смотреть? Одни маски да пончо, давно уже не модные, между прочим.
Анна сидит, закинув ногу на ногу, у самого края дивана и нервно водит подушечкой пальца по нижней губе. Видимой реакции на слова сына нет, но Элиза улавливает в ней тревогу. В Госпоже бурлит все: то, что ее не было в ответственный момент, то, что она не могла там присутствовать из-за… Элиза, соберись! Сейчас не время рыскать по чужим мотивациям!
Также она слышит волнение относительно оставшегося времени до прекращения союза с Хао — то, отчего Элиза чуть не сошла с ума рядом с Ниной. Госпожа понимает, что как только она отпустит Йо Асакуру в свободное плавание и второй раунд Турнира, Хао не упустит возможность устранить их обоих разом. Можно, конечно, было бы рассказать Йо, как и почему на него охотятся, что неплохо бы объединиться для победы над общим врагом, но Госпожа не была бы Госпожой, если бы не старалась оградить других от своих проблем. Тем более, что уровня Йо может не хватать для серьезной схватки.
И именно последнее на повторе крутится в уставшей голове.
— Госпожа? — аккуратно зовет Элиза, но ответа нет. Она кивком головы просит Хану отойти, а сама опускается в ноги Госпожи, ощущая приступ дежа вю. Все происходит почти точь-в-точь, как после фестиваля, с разницей в участниках ссоры.
Тогда Госпожа так же размышляла над поведением Йо, над его ощущениями, внутренней и внешней силой. Тогда Госпожа так же боялась, что этой силы не хватит, чтобы нормально жить, биться за Корону Короля, без вероятности умереть.
— Госпожа, посмотрите на меня? — повторяет просьбу — на этот раз, успешно. Анна перестает буравить точку в пространстве и переключается на Элизу.
— Если ты думаешь, что я вне себя или пребываю во внутренней истерике, то ты ошибаешься. Вы оба ошибаетесь, — добавляет она, бросая на сына говорящий взгляд.
— Мы и не думаем так, — заверяет ее Элиза. — Вы, наверное, не замечаете, но в периоды «внутренних истерик» вы обычно более… неусидчивы, — все же подбирает слово, не желая обидеть и не намекая на привычную эмоциональность, крикливость и неуправляемость, которые свойственны Госпоже. — Да и к тому же, сейчас вы не «вне себя», вы волнуетесь. И волнуетесь не потому, что не застали появление судьи, а потому что не можете понять, хватит ли у Йо сил дойти до конца.
— Ну мам, — возобновляет Хана, но Элиза быстро обрывает его щипком ветра под футболкой.
— Проблема в том, что этого вам никто не сможет сказать наверняка, — она выразительно оборачивается именно тогда, когда Хана по привычке хочет возразить. Поднятый им палец медленно сгибается обратно, какой понятливый мальчишка. — Потому что жизнь непредсказуема, и нам неизвестно, что случится завтра или на отборочном поединке. Единственное, что известно лично мне, да и не раз уже подтверждалось Эной, это что вы натренировали Йо максимально эффективно для таких сжатых сроков.
— Это я знаю, — хрипло произносит Анна после долгого молчания. Взгляд все еще блуждает позади Элизы, сквозь нее, не останавливаясь ни на чем конкретном. — Но многих готовили к Турниру годами, для них он — цель всей жизни, за которую они будут биться насмерть. Я не хочу, чтобы Йо погиб. Да и в целом, чтобы кто-то погибал.
Добавляет она, поведя плечами и стряхивая тягостно-зябкое ощущение между лопаток.
— Да, но ведь этого можно избежать? У нас еще есть время, чтобы подготовить его к поединкам: Эна сказала, что второй раунд Турнира начнется приблизительно через пару месяцев и… — она останавливается, замечая едва уловимое напряжение в Госпоже.
Анна поджимает губы, невесело отмечая, как быстро пролетели месяцы, год с небольшим. И вот, уже совсем скоро их союз с Хао подойдет к концу. Проблемы с Йо не кажутся такими масштабными, в сравнении с его братом.
— Госпожа? — Элиза отвлекает, ловит потерянное внимание. Анна смаргивает угнетенные ноты, прячет глубже в подсознание и меняет позу на более открытую. — Так или иначе, с вами всегда будем мы. И вы можете на нас рассчитывать.
— Я знаю, — Анна кивает, смотря уже не сквозь Элизу, а на нее. Висок побаливает от долгих размышлений, но скоро пройдет. — Но, думаю, чтобы действительно подготовить Йо к последующим сражениям, мало будет простых пробежек и тягания гантелей — ему нужен противник, противостояние магии. На постоянной основе, а не тогда, когда членам одной из чокнутых семеек вдруг захочется отобрать у него хранителя.
— Ты хочешь заняться его тренировками? — спрашивает Хана. — А как же ваша история? Как ты объяснишь наличие Эны и все эти магические штуки из тьмы?
— Йо ведь известно, что Госпожа обучается у верховного хранителя или как вы там Эну назвали? — обернувшись на Хану, Элиза прерывается. Не хотелось бы упоминать страшное имя всуе. — Она может сказать, что вооружилась одним из выученных приемов, но при этом не знакомить их лично. Верно, Госпожа?
— Насчет этого мы решим уже в процессе, а пока нужно работать с тем, что есть… наверное, — под конец фразы сомнение увеличивается.
Анна не знает, нужно ли продолжать тренировки в стандартном режиме, если Йо могут вытащить на отборочный поединок в любое время суток, и он не должен быть уставшим или голодным. Но и, если облегчить цифры, не продлится ли это ожидание слишком долго, чтобы он успел разлениться? Нужно спросить Эну, она должна знать, подсказать.
— Он не должен проиграть.
— Я — прямое доказательство того, что Йо стал участником Турнира, — вновь подает голос Хана, раздраженно запрокидывая голову, из-за чего Элиза сурово при всей мягкости характера на него зыркает. Как он не понимает? Госпоже нужно сейчас не это!
— И мы уверены, что в обозримом будущем Хана станет таким же доказательством для
нашей вселенной, — заверяет ее тут же Элиза, обдавая легким ветерком сложенные на коленках ладони. — Госпожа, не волнуйтесь. Он со всем справится.
Анна смотрит на нее прямо с несколько секунд, после чего тихо и коротко выдыхает:
— Ладно, за сутки я все равно не успею вложить в него все, что знаю и не знаю сама. Зачем ты пришла? — переключается настолько резко, что Элиза от неожиданности открывает рот. — Что-то случилось?
— Я… — она мельком глядит на Хану: не говорить же обо всем здесь и сейчас? Она планировала это сделать наедине. — Я…
«…пришла узнать, почему вы мне не доверяете».
«…думаю, что Нина что-то скрывает и это взаимно».
«…знаю, что у вас есть дочь, и времени, чтобы зачать Хану, абсолютно нет».
— Хотела сказать, что вы забыли призвать Нину, — находит она с нервной улыбкой. — Йо скоро вернется с тренировки, а она там летает бесплотным духом.
— Черт, — Анна от досады жмурится, поднимаясь с дивана. — Эна?
Вопрошает она, и холодная на вид и ощущение рука хватает за предплечье.
— Все равно ничего интересного рассказать не может, — ехидничает Эна, бросая выразительный взгляд на Элизу, и растворяется вместе с Анной в густом тумане.
Элиза едва удерживается от того, чтобы взметнуться и отлететь как можно дальше, сделать вид, что она прозрачная…
— Все в порядке? — однако Хана все равно замечает ее волнение. Элиза оборачивается медленно, мысленно надеясь, что как только она посмотрит на него прямо, интерес мальчишки погаснет, но нет. Хана не выпытывает — спокойно ждет, мысленно прикидывая, что может ее беспокоить.
— Да, конечно, — и поэтому, чтобы не посеять панику, она врет, мгновенно скрываясь с места преступления.
***
— И все же тебя волнует это дольше и сильнее положенного, — комментирует Эна, когда после ужина в доме Асакуры, они поднимаются в спальню. Анна хочет сесть на стул, но передумывает и остается на ногах.
На лице — смесь из невеселых размышлений и нервозности. Она закусывает губу и прокручивает дружескую перепалку с Хоро-Хоро в памяти еще раз.
— У меня просто в голове не укладывается: как он может относиться ко всему с таким спокойствием? И ладно бы только он, — добавляет она, когда Эна бормочет, что легкость и инфантильность — типичные состояния для Асакуры, — но вся его семья? Весь такой из себя великий клан, который помог на предыдущем Турнире с уничтожением Хао и ждал следующего, чтобы отправить своего отпрыска побеждать. Я все думаю: что было бы, если бы Хана не рассказал мне о Йо? Если бы Нина не назначила ему тренировки, а я не откорректировала и продолжила на постоянной основе — что бы он делал тогда?
Она наконец прекращает мерить комнату шагами и переключается всецело на Эну, практически уставляется на нее. Та прикидывает про себя вероятное развитие событий и с привычной усмешкой пожимает плечами:
— Скорее всего, слился бы на первом-втором раунде.
— Вот и вся мощь Асакур, — презрительно фыркает Анна, пускаясь во второй заход по спальне.
— Но тебе какое дело? Ну, опозорились бы на годик-другой, на следующем Турнире о них вряд ли бы кто вспомнил. Это попытки Хао захватить власть передаются историями из поколения в поколение, а тут — очередная пафосная семейка сродни тем же Киоямам, — Эна остается невозмутимой и откровенно не понимает, почему Анна продолжает переживать.
— А такое, что они фактически отправили Йо на растерзание другим участникам Турнира и собственному брату, о котором не сказали ему ни слова, — отвечает Анна, упирая кулак в бок. Выражение лица Эны на мгновение меняется, после чего складка между бровями разглаживается.
— Я надеюсь, — начинает она опасно медленно и спокойно, — ты не собираешься исправлять эту оплошность?
— Нет, — но Анна качает головой, и Йо из будущего поджимает губы.
Очень многое изменилось бы — в его поведении, видении мира, в его поступках — узнай он раньше, что у него есть брат-близнец, жаждущий уничтожить мир.
— Как бы это ни было подло и эгоистично по отношению к Йо, я не могу рассказывать ему то, что наверняка скрыли специально.
— Потому что это тебя не касается, — соглашается Эна.
— Потому что у меня другая задача, Эна, — поправляет ее Анна. — И она состоит в том, чтобы защитить и подготовить его к Турниру Шаманов. Раз уж я не могу вмешиваться в поединки, то необходимо постараться дать ему все, что мы можем.
С одной стороны, Эну удовлетворяло то, что Анна больше не стремилась быть везде и всюду занозой в заднице и решила отпустить Асакуру в относительно вольное плавание, с другой стороны…
— Удивительная смена позиции для той, которая вообще не хотела заниматься чьими-то тренировками и быть хоть как-то связанной с Хао, — замечает она едко, и Анна неслышно цыкает. Все-то Эна видит, все-то она знает, пусть и не говорит этого прямо. — Скажи честно: ты привязалась к Асакуре после того, как он спас Хану, или после того, как я сказала, что Хао обязательно убьет его, чтобы получить душу?
— Я не привязалась! — отрезает она, и ни грамма стеснения или неуверенности в собственных словах. Йо смотрит на нее и не видит ничего из того, что едва уловимо витало вокруг них, стоило остаться наедине без тревог и непосильных задач.
В Анне есть желание переспорить Эну и никаких заминок, что ее поймали на горячем или хотя бы мало-мальски теплом чувстве к нему.
— И я уже говорила Элизе, но скажу еще раз тебе, — подходит ближе, скрещивая руки под грудью и морща носик в горделивости, — я не хочу, чтобы кто-то пострадал. В том числе и Йо.
— Всех не защитишь, — философски замечает Эна, цокая языком. Как бы хотелось Анне возразить, попытаться и сделать хоть что-то, чтобы опровергнуть ее слова, однако увы, она знает, что та права.
— Но мы можем защитить одного, а это уже что-то, — Анна хлопает себя по бедрам, чтобы скрыть дрожь в руках. Эна смотрит на нее протяжно долго, после чего хмыкает в привычной манере.
— И все же ты привязалась, — вызывает в ней раздражение.
— Как угодно, — бросает Анна и отходит к окну, прислоняясь лбом к деревянной раме. Между ними повисает тишина, отчетливо сбрызганная прохладой ночи, и никто не спешит ее нарушить, оставаясь при своем.
— Госпожа! — пока Элиза не врывается ураганом, вызывая в душе Анны незримо точно такой же эмоциональный водоворот. Эна замечает поджимающиеся губы, подавление лишнего вздоха в горле. — Йо с Амидамару увидели сигнал к отборочному поединку. Хоро-Хоро тоже ушел.
— Проследить? — коротко спрашивает Эна, и Анна через силу заставляет себя оторваться от окна.
— Нет, — и глубоким выдохом призывает себя к спокойствию. Ладони проходятся по махровому халату, ощущая каждую ворсинку. — Мы не сможем страховать его на всех битвах, а поэтому должны остаться и верить, что он справится.
— Госпожа… — тихо начинает Элиза с сожалением, когда как Анну захлестывает раздражение из-за бессилия и невозможности повернуть ситуацию иначе.
— Как ты сказала ранее: я натренировала его максимально эффективно для того количества времени, которое у нас было, — перебивает она жестче обычного: осаживая больше себя, чем ее. Во взгляде проскакивает сталь, а пальцы перестают наглаживать шероховатый ворс. — Что ж, теперь его очередь доказать это на деле.
***
Когда Йо приносит домой мобильный оракул, в комнату словно проникает солнце. Широкая белозубая улыбка, неподдельная радость самого Асакуры, нечленораздельные выкрики Манты и скромная гордость Амидамару за последние минуты боя с судьей, которые стали решающими. Наверняка уже проклацав все возможные кнопки и функции, Йо спокойнее, но все так же, источая облегчение и эмоциональный подъем, показывает их другу.
Но стоит Анне скрестить руки под грудью и намекнуть, что им неплохо было бы поспать час-другой, а для Манты постель сама себя не разложит, Йо поднимает подбородок и встречается с ней взглядом.
— Мы можем поговорить? — резкая перемена тона, и Манта поглядывает на них обоих.
Не представляя, о чем конкретном, Анна кивает с задержкой.
— Манта, ты или сейчас же расстилаешь себе постель, или спишь на полу, — напоследок она дарит мотивацию к действию и выходит из комнаты. Йо дожидается ее в кухне и закрывает дверь, начиная почти сразу.
— Я не хотел беспокоить Манту раньше времени, да и Амидамару настроение портить не хотелось, — в его словах она слышит волнение, и морально готовится к худшему.
— Что-то случилось? — он моргает, вертит мобильный оракул.
— Что? Нет. Не совсем, — добавляет уже совсем тихо. Анна дает ему время выдохнуть, посмотреть по сторонам, как если бы кто-то из здешних духов мог рискнуть и вторгнуться в разговор хозяев.
В конце концов Йо делает глубокий вдох и наконец смотрит на нее прямо, пальцы перестают ощупывать электронное устройство — материальный знак того, что он стал-таки участником Турнира.
— Мне назначили первого противника.
— Уже? — светлые брови приподнимаются в удивлении. Анна выразила бы изумление сильнее, не сдерживай себя в рамках образа.
— Да, — он повторно кивает, кажется, витая где-то далеко отсюда. — И им станет Хоро. Бой назначен через пару дней и…
— Оу.
— …и у меня была такая же реакция, хоть и виду я не подал, — его губы растягиваются в улыбке, но не привычно-радушной, а какой-то горькой. Как понимает Анна, в момент прочтения сообщения Йо вспомнил ночь после фестиваля, ее слова о том, что и друг может стать врагом, а мечта и возможность ее осуществить для кого-то будут выше, чем дружба и чья-то жизнь. — Он сильный шаман.
— Ты думаешь, что проиграешь ему? — хмуро спрашивает Анна, плотнее скрещивая руки под грудью. Что-что, а подобные разговоры задолго до события ее не радуют. Да и не в характере Йо заводить пессимистичные шарманки.
— Кто-то из нас точно победит, — он уходит от ответа, в который раз нащупывая небольшой экран на оракуле. — Но его мечта намного больше и полезнее моей. Он хочет восстановить популяцию магических существ, от него буквально зависят чужие жизни — пусть и загробные. А это, как мне кажется, сильнее подталкивает к цели.
— И сильнее давит, — замечает Анна, после чего опускает запястья вдоль тела, снисходительно продолжая. — Йо, в битве за Корону, как бы это ни звучало, чья-то мечта не имеет значения. Какой бы альтруистичной, эгоистичной, большой или маленькой она ни была, победит не тот, кто похвастается лучшими стремлениями, а тот, кто будет сильнее, проворнее, умнее.
Она ненадолго затихает, вспоминая, что Хао не чужды все перечисленные качества.
— И если ты собираешься вплоть до поединка сокрушаться, что мечтаешь не о том, о чем мечтают другие, то об этих качествах тебе останется только читать в словарях.
Йо сначала не понимает перемены в ней, но проходит секунда, и он расплывается в уже привычной улыбке и заливается мягким смехом.
— Ты права, — теплый, карий взор, что заставляет ее надменно повести плечом. Где-то в горле таится смешок и небольшая шутка, которую она бы рассказала, будь они близки и не прикидывайся она холодной льдиной, но ограничивается простым «Я всегда права».
— В любом случае, знай, что ты всегда можешь исполнить мечты и других людей, — произносит Анна, невидимым ластиком стирая следы веселья и давая повод задуматься. — Хотя, скорее всего, тебе именно это и придется делать. Корона — это огромная ответственность, связь с миром живых и мертвых, и было бы глупо не прислушиваться к тому, чего хотят и те, и другие.
Она скептично наблюдает, как на словах об ответственности он беспечно потягивается — как будто триггер — и упирает свободный кулак в бок.
— Да, но я надеюсь, что другие захотят поваляться на пляже под песни Боба, а когда проголодаются — будут перекусывать исключительно чизбургерами с двойным сыром и глазированным луком! — вместо реакции Анна раскрывает рот и не знает, что сказать.
Вернее — с чего начать: с того, что это невероятно калорийно и ни разу не соответствует нормальному питанию по витаминам и полезным жирам, или с того, что не все такие ленивые, как он, и вообще… вообще…
— Йо!
— Я знаю, — но он внезапно распахивает глаза, и Анна находит в них куда больше заботы и волнения о будущем, его и всего человечества, чем было в легкомысленно брошенной фразе. Йо стоит перед ней с расправленными плечами, несмотря на бессонную ночь и определенно нелегкий бой с судьей, продолжает барабанить пальцами по экранчику. И тем не менее выражает парадоксальную уверенность в своих мыслях и дальнейших действиях. — Именно поэтому я бы хотел, чтобы ты увеличила нагрузку.
Что? Она ослышалась?
— Да, я до сих пор в кошмарах вижу те двадцать километров и наверняка в гробу буду видеть оставшийся миллион, — однако Йо словно и не замечает ее шока, — но, в сравнении с тем, как было «до» твоего появления, «после» — определенно лучше.
Заканчивает он, и теплая волна касается сердца. Анна едва различимо вздрагивает, больше от неожиданности своей реакции, чем от комплимента, и тут же одергивает себя. Прокручивает слова заново и понимает, что вот оно: ее путь к усовершенствованию тренировок, применении магии без необходимости придумывать аргументы и предысторию.
Йо сам попросил ее, а ей остается согласиться, пообещав, что это будет незабываемое путешествие, — и никакой лжи, с которой у нее все никак не сложится.
— Ты подписываешь контракт с дьяволом, Асакура, — она позволяет себе усмехнуться, и Йо из будущего помнит, как сравнил эту усмешку с плотоядной. Но сразу же подавил это, так как Анна умеет читать мысли, а он буквально только что попросил ее о своей физической расправе путем истощения и перенапряжения.
— Иначе это вряд ли будет интересно, — он старается хранить улыбку, пусть Анна и видит, как краешки рта подергиваются. Йо не знает, что его ждет, в шутливой манере надеется, что не умрет во время двухтысячного отжимания, но и Анне нужно не это.
Пусть Эна считает себя правой, и она действительно этим компенсирует спасение Ханы. Однако сейчас, смотря на Йо, на его лицо и телосложение, заметно изменившееся с их первой встречи, Анна четко представляет, что ему и ей нужно сделать, чтобы он смог защитить во время Турнира себя и всех, кто будет в том нуждаться.
Он будет героем, она обещает.
