***
Здание «Саншайн 60» — место поединка Хоро и Йо — навевает на Элизу страх. Нину, как обычного человека, не беспокоят ни колебания воздуха, ни странные шепотки в ушах, а хранителя позади буквально облепляют прогнившие и скончавшиеся — бывшие заключенные бывшей тюрьмы, наводшнившие здание и все вокруг в радиусе пятнадцати метров. — Нина-а-а, — жалобно воет Элиза, когда один из призраков — вальяжный пьянчуга, и бесплотным оставшийся таким же развязным и слюняво гыгыкающим — прислоняется к ее щеке. — Поздоровайся, — но вместо банального сочувствия, Нина садистически предлагает Манте завязать тесные знакомства с теми, кто умер в агонии за убийства, насилия и каннибализм. Да, она навела справки про место действия и нашла парочку интересных фактов, которыми можно пощекотать нервы живых. И теперь довольно наблюдает за встревоженным и на иголки посаженным Оямадой. Однако стоит Йо в ажиотаже закинуть Харусамэ на плечо, как она обращается к нему с категоричным заявлением: — Будешь сражаться в этом старье? — настолько констатирующе, что даже Элиза отвлекается от «слюнявчика Ли», рассказывающего про жертв, которых он слюнявил с ног до головы, слизывая предсмертный пот и прочие жидкости мерзотного характера. Нина протягивает Йо пакет. — Стой-стой-стой, ты же не думаешь ему давать это? — но не успевает переубедить. Черная ткань оказывается у Йо в руках. — Нина, Госпожа сказала, что он не закончен! Духи, да ты хоть кого-нибудь можешь послушаться?! И все восклицания бестолку. Элиза отпихивает бывшего заключенного, чтобы наткнуться на безразличие одной и смешки других. — Похож на костюмчик, который мама заставляла меня носить в детстве, — пусть Йо надел его беспрекословно, но то, с каким видом он оттягивает «собачку» молнии на груди, вспоминая не самые лучшие моменты с пятилетней версией себя, окрашивает настроение Элизы в холодные тона. Теперь, зная предысторию костюма и то, как Анна его делала, как пыталась сжечь и как связывала со своим прошлым, искренне поверив, что он сможет стать отличным подарком ему, если доставляет ей боль, Йо из будущего хочется дать самому себе подзатыльник. — Говорите что хотите, но я сделала его своими руками, — и комментарий Нины — как та самая необходимая пощечина, осаживающая обоих. Манта скатывается в бесполезную и раздражающую лесть, а Йо, поддакивая другу, внутренне сгорает со стыда. — Какими же мальчишки бывают иногда неблагодарными! — в сердцах выпаливает Элиза, надув губы. — Я даже рада, что Госпожа этого не слышит. — Знать бы, где ее вообще носит, — тихо произносит Нина, делая вид, что неодобрительно зыркает на чересчур высокого и тонкого духа, закованного в кандалы. Но вместо этого слышит печальный вздох Элизы. «Я намного ближе, чем вы думаете», — как мимолетный отголосок мыслей заставляет воспрянуть духом. — Госпожа! — если бы звук не распространялся по воздуху или если бы Элиза не была бы воздушным элементалем, то ее возглас наверняка бы все услышали. Но так как своеобразная власть в ее руках, фразу слышит лишь Нина, и та — со своего рода облегчением. — Явилась наконец. Йо оглядывается — ни Анны, тайно выглядывающей из несуществующих кустов, ни Эны, абстрагировано наблюдающей за плодами тренировок первой. Милли усмехается и поворачивается на сто восемьдесят градусов. — Бери выше, — палец взмывает вверх и указывает на тонкую фигурку, стоящую на противоположной высотке. — Оу, — только и выдает он, когда Анна, держась за прутьевидный забор со стороны многоэтажной бездны, высматривает их через небольшой бинокль, улыбается. Едва успела. Немного взмыленная и запыхавшаяся, она не спрятала кобуру с пистолетом, закрепленную на бедре, а джинсовая курточка — определенно прохладная для вечера — расстегнута нараспашку. Тут она берет в фокус Йо, и светлые брови хмурятся. — Это что, мой костюм? — ожидаемый вопрос, и Элиза — само олицетворение бесящего «я же говорила!». — Нина, черт возьми, я не доделала штаны! Зачем ты заставила его напялить эти дурацкие шорты?! Это же стыд! И еще кучка восклицаний, оканчивающихся «твою мать» и «черт». Йо осознает две вещи: первое — его щеголяние в шортах весь первый раунд связано с тем, что Нина любит издеваться, это не идея Анны; второе — было что-то серьезное, отчего она не успела сшить новый комплект, и Нине пришлось взять старый. Пусть его не особо радует второй факт, зато первый явно говорит, что Анна старалась и не хотела выставить его на посмешище, которое устроит Хоро-Хоро примерно через сейчас секунд. — Врежь ему! — не выдерживает Анна, и смешок Эны отдает вибрацией по спине Йо. Элиза передает команду Нине, а та с удовольствием отвешивает знатный апперкот, едва не вырубая Хоро. Ведь одно дело — хохот сестры или хранителей со всеми их замашками, а другое — невоспитанный, вечно голодный иждивенец, едва не спаливший ее на пробежке у дома Асакур. — Поединок скоро начнется, — со своим извращенным интересом Эна наблюдает за пререкающимися Ниной и Пирикой, пожаловавшейся на избиение брата, как Хоро взмывает в воздух. Хранитель вселяется в сноуборд, знаменуя готовность к бою. Часы бьют два ночи, и мобильные оракулы взрываются призывом. Не без пререканий Хоро нападает первым, из сноуборда вырывается снежный кол, и Йо совершает прыжок. Уворот, ледяная атака и снова мимо — Йо лавирует на поле под пристальным наблюдением бинокля и подначивает друга и соратника быть быстрее, чем копуша. Выставляет блок, приземляется на пятки, Йо едва ли не гордо закидывает активированный, сверкающий Харусамэ на плечо, чтобы усмехнуться, посмеяться. И Анна ловит этот смех: как раскрываются губы, как «собачка» молнии на костюме блестит в свете фонаря, и… «Ан-на», — виски простреливает боль. — Анна! — Эна ловит ее в полете с крыши, заставляет тормознуть на козырьке и вцепиться крепче в прутья. Анна жмурится, шипит и не разбирается во вспышках, что слепят, давят на веки с обратной стороны. — Голова, — цедит она сквозь зубы. Бинокль мгновением раньше улетел с двадцать восьмого этажа, и вряд ли уже сможет ей чем-нибудь помочь. Блики, черно-белые цветы и просто неприятная рябь продолжаются с минуту, пока Эна, прижав ее спиной к забору, выжидает спада. Мальчишка испаряется со вздохом, Анна больше не сжимается в комок и расслабляется. Глаза приоткрываются — слишком влажные для обыденности, слишком сухие для болезненных слез — и медленно, словно боясь быть ошпаренными, обращаются к Йо. — Это из-за костюма? — они обе понимают, что это не вопрос, а больше утверждение, но Анна молчит. Черная ткань с оранжевыми вставками натягивается и опускается при прыжках и уворотах — Анна не знает, что это за мальчишка из ее прошлого и почему память так остро реагирует на костюм, однако уверенности в правильности своего поступка — отдать его Йо — убавляется. Сколько еще эти вспышки будут ее мучить? И до чего она дойдет, чтобы от них избавиться? — У нас гости, — произносит Эна, замечая, как две тени возникают на лифтовом возвышении. Анна вытягивает шею, чтобы рассмотреть получше, но, не выдав при этом себя, ничего не получается. Орлиные перья, телесные туники и множество языческих орнаментов — если Анне это вряд ли о чем-то говорит, то Эна тихо цыкает. — Патчи… — Это и есть Йо Асакура? — согнув одно колено для большего удобства, спрашивает мужчина, которого позже они узнают как Калим. Силва же предпочитает остаться на ногах. — Да, это он. — Я понимаю, почему ты высоко оцениваешь его шансы на продвижение в Турнире Шаманов, — Эна чувствует, как все в Анне напрягается. Заинтересованность судьи в определенном участнике может значить как ярко выраженные сильные качества шамана, которые трудно не заметить и не похвалить, так и эгоистичные причины для его продвижения к трону Короля. — Я вот думаю, — тянет Элиза, когда в очередной раз атака Хоро проходит мимо Йо. — Ты хоть что-то видишь из того, что происходит? В смысле, ты человек и… — Я поняла, — прерывает Нина, раздражаясь от дополнительных пояснений и оправданий, которыми Элиза обычно любит сыпать. Взгляд возвращается к подросткам, для простых смертных кажущимся зависшими в воздухе. И лишь оружие в сплетении рук слабо подсвечивается энергией фуреку. — Что-то вижу. — Хочешь, буду тебе озвучивать? — одна потрясающая идея за другим потрясающим вопросом. Нина иронично умиляется этой наивности и тихо, чтобы Манта не услышал, отвечает. — Ну, попробуй, — пусть она и не уверена (читай — знает, не получится), что получится нечто вразумительное, порой Нина любила наблюдать, как упертые и не особо умные люди или духи впустую бьются о стену. Но Элиза, кажется, ее согласие воспринимает серьезно — подбирается вся, облизывает губы и всматривается в бой. — Йо блокирует атаку Хоро щитом, выпендривается насчет царя горы и готовится нападать. Щит становится оружием, замах! — с возрастающим воодушевлением и накалом, Элиза сжимает кулачки с косами перед грудью, повышает голос для пущего эффекта и впечатления Нины, а та… Йо из будущего буквально сквозь время и пространство чувствует, как она веселится и смеется над ними всеми. Насмехается — это отчетливо видно в ее глазах и том, как она смотрит на их поединок с Хоро, на заведенного Манту, Элизу, советующую, что вот здесь она должна посмотреть чуть выше, и мир в целом. Со стороны казалось, что Анна-Нина всегда все видела и знала, ее невозможно было удивить даже чем-то из ряда вон, а на деле… Йо интересно, как Нина смогла продержаться так долго, и ни разу не выдать себя едким «Ну вы и идиоты», что было бы вполне в ее стиле? — Удивись! — и выдать подходящую эмоцию — неподдельное изумление, когда он сам из прошлого раскалывает напополам шипы изо льда и срезает кол Хоро. — Потрясающе, — но в этот раз подсказки Элизы и не требуются — вспышка фуреку Йо была настолько сильной, что и Нина смогла отчетливо распознать эти волны, почувствовать мертвой кожей исходящее от нее тепло. А вот Хоро не особо понравилось. И напоминание Пирики об ответственности за маленький северный народец отдает по сердцу. Хоро ставит мечту — необходимость, обязанность — превыше дружбы и всего того светлого, что было между ним и Йо, вкладывает все силы в последний удар. — Снег? — снежинки маленькие и быстро тающие, Анна вскидывает подбородок от ладони, стоит услышать гул. Йо вздрагивает и сильнее упирается пятками в землю, чтобы не упасть, — все начинает трястись. Ветки редких деревьев, пустая банка из-под газировки, оставленная у скамейки, — все звенит, шелестит, наполняется энергией фуреку и холодом Богов, сошедших с неба. Наконец Хоро взмывает в воздух, и смертоносная лавина выливается с крыш высотных зданий. — Что за?! — вскрикивает Анна. — Йо, беги! — призывает Манта, но Асакура остается стоять, готовится отразить атаку или быть погребенным заживо. — Йо! — выпаливает она, и Йо из будущего замирает: значит, ему не показалось, что он слышал ее голос и страх? Стоя в десятках метрах от него и выше, Анна изнутри вся сжималась, пока он практически смотрел в лицо смерти, вдохновлял Амидамару, чтобы замахнуться Харусамэ и… Анна рвано выдыхает. Железная хватка на пруте не дает сорваться с крыши, а ресницы широко распахнуты. Она ищет, жадно рыщет по сугробам, но не видит ничего. Пальцы подрагивают, Анна порывается вперед если не физически, то хотя бы морально, и не может прикоснуться рассудком к мыслям, что это ее вина, она допустила это, не достаточно натренировала, она… Йо разрывает толщу снега! — Что?! — Хоро с Пирикой впадают в шок. — Да! — кричит Манта. — Небесный удар! — Хоро прикрывает глаза, и полоса света проносится над головой. Всполохи снега вместе с дымом рассекают небо, и на долгое мгновение повисает тишина. Хоро замирает с выставленными вперед руками, но быстро понимает: защищаться не от чего — удар прошелся не по нему или его хранителю. — Он… промахнулся? — спрашивает он, и Йо подходит ближе. Харусамэ покоится на плече. — Не было нужды наносить последний удар: Короро вышла из сноуборда, и у тебя больше не осталось фуреку, — указывает на поверженного духа, заставляя Хоро взвыть. Каждый понимает, что произошло. — Йо победил! — и Манта победоносным кличем озвучивает мысль вслух. — Иначе и быть не могло, — скептично хмыкает Нина, когда как в отдалении Анна облегченно выдыхает и, примкнув плечом к ограждению, слабо и коротко хлопает в ладоши, поздравляя. Он смог. Победил. Йо — молодец. — Что ж, первый из трех, — констатирует Эна, упирая кулак в бок. — Неплохое начало. Анна кивает и останавливается от того, чтобы исчезнуть в густом тумане вновь. Йо делает еще шаг к поникшему Хоро, протягивает ему ладонь. Она не видит, но на его лице гуляет легкая, ободряющая улыбка, которой он пытается заразить друга. Хоро смотрит молча, после чего линия его рта так же растягивается. — Мы спасем их, — говорит Йо, и дружба возвращается на первое место. — Обещаю.***
Анна не смогла присутствовать на поздравлении Йо из-за очередного поручения Мэй, но когда вернулась домой, задала Хане вопрос и задумалась о смене тактики на грядущий Турнир. Как ей неоднократно говорил Хао и вспоминала она сама, вероятность, что она выживет после окончания союза, крайне мала. Для старшего Асакуры стало практически принципом сделать что-то ужасное и жестокое с ней, Мэй и Линдси в различных вариациях и зависимости от того, кто как сильно провинился и взбесил его на протяжении этих лет. Поэтому вопросов о том, сможет ли она защитить Йо, когда после Хао примется за него, не встает. Как бы ни была сильна Эна, как бы ни фыркала и ни говорила, что у Хао тоже сейчас в наличии не все силы, и было бы логичнее ему приняться сперва за Йо, Анна знает про ограничения своего тела и сил — до достижения определенного возраста, она уперлась в потолок. Но как быть, если прыгнуть выше головы не получается, время кончается, а делать что-то нужно? Найти союзников, заинтересованных в общей победе. И, к счастью, после положительного ответа, что у Йо будут друзья — настоящие друзья, которые будут рядом и после Турнира, — Анна задумывается о судье, присутствовавшем на поединке с Хоро-Хоро. Не конкретно о нем или его предрасположенности к Йо, а в целом, о судейском составе, который точно так же, как и пятьсот лет назад вряд ли обрадуется присутствию Хао на турнире. А значит, будет всячески мешать ему заполучить корону и, скорее всего, поспособствует победе любого из его противников. В том числе и Йо. Это плохо и неправильно — надеяться, что какие-то посторонние люди вновь будут выполнять ее работу. Но Анна никому не признается, пусть и думает так: вряд ли она проживет хотя бы месяц после объявления второго раунда. Она будет пытаться выжить, постарается утянуть Хао в Ад следом за собой, но морально готова к самому худшему из исходов. Она не хочет думать, что произойдет с Милли, если вдруг отношение Хао к ней — всего лишь игра, и сестра является частью какого-то бесчеловечного плана. Не представляет и боится представить, каково будет Хане и будет ли вообще, когда она скажет ему о подготовке к смерти, ее смерти, но считает своим долгом подготовить абсолютно все и всех, чтобы не дергаться в Мире Духов за упущенные обязательства. Разумеется, если Хао будет столь великодушен, и не прикажет Духу Огня сожрать ее душу. Вообще, все это размышление вызывает у нее какую-то мрачно-мазохистскую усмешку, отчего становится просто смешно. Пару лет назад она готова была броситься в омут с головой, верила, что может убить Хао одной левой, а теперь… Эна назвала бы это благоразумием и трезвой оценкой ситуации, однако Анна как раньше плевалась на эти описания «зрелой личности», так и плюнет сейчас. Будь у нее больше времени или сил, она бы ни за что не позволила кому-то разбираться с ее проблемами. Хватило, спасибо. Но сейчас она вынуждена, и этой обязанностью делится с Эной. — Ты собираешься протолкнуть Асакуру на Турнир? — она изгибает темную бровь. По ее мнению, план попахивает тухлятиной, но они еще успеют это обсудить и друг на друга покричать. — Я собираюсь сделать так, чтобы он попал в среду неравнодушных к Хао людей. Отрицательно неравнодушных, — добавляет Анна, пребывая в состоянии одновременно взвинченности и нервного истощения. — Ты рассказывала, что на прошлом Турнире шаманы со всего света объединились, чтобы победить его. Что помешает им сделать это сейчас? — Как минимум, отсутствие фанатиков, которые склоняли бы к этому всех, кто выжил, — замечает Эна, не уточняя, что одним из таких фанатиков была она сама. Единственной, кто была против тотального уничтожения Хао и ратовала за мирное разрешение всех внешних и внутренних конфликтов Хао, была Эллейн. Но и она вряд ли спустится из Мира Духов, чтобы помочь. — Разве ты не хотела сама убить Хао? — Вряд ли это будет так просто, чтобы одновременно заниматься им и наблюдать за Йо, — давит из себя, ловко ускользая от самой страшной фразы, вертящейся в мозгу. Но Эна понимает ее и без слов. — Я не знаю, пойдет ли Хао сразу к нему выбивать часть своей души обратно или займется сначала мной с бабушкой, но я очень надеюсь на второй вариант. Потому что так мы сможем существенно уменьшить его силы, подкосить, и тогда судьям на Турнире, которые не горят желанием увидеть его в лице будущего Короля, будет проще его убить или заточить в каком-нибудь камне. Она скрещивает руки на груди, нервно поведя плечом, в то время как Эна сосредоточенно смотрит ей в лицо. Смена настроения и отношения к будущему так резко могла произойти лишь в одном случае. — Скажи честно, пока меня не было, вы опять столкнулись с Хао? — и поджатые губы — как безмолвный ответ. — Анна. — Это ничего не меняет, — отрезает она, и раздражение захлестывает обеих. Горло живой непроизвольно сжимается, но не от недавней стычки, а от чего-то еще, и одна возможная ситуация подменяется другой. — Мэй, — фыркает Эна, и Анна крепче скрещивает руки под грудью. — Ее имя тоже ничего не меняет. — Да, но она сама по себе как-то умудрилась сменить твою уверенность в победе на какое-то жалкое поджимание хвоста! Анна, ты победила Вайолет, — напоминает Эна, когда та думает возразить. — И, хочу напомнить, что эта стерва однажды размотала Хао точно так же, как и нас вдвоем в первую встречу. И ты все еще думаешь, что против Хао у тебя нет никаких шансов? — Ты сама говорила, что их нет, — ядовито замечает Анна. Что ж, кажется, наступило время друг на друга поорать. — Когда ты очертя голову неслась доказать всем, что можешь убить его, разумеется, их было не особо много. — Не только тогда, и ты знаешь это! — Анна отрезает резко, показывая, что не стерпит возражений. Эна опускает плечи, но в этом движении нет покорности или смирения — она щурится словно хищник, готовящийся к нападению, но не стремящийся прыгнуть на жертву в данный момент. Анна утирает проступивший пот со лба, усталость и злость на собственную слабость накатывают пуще прежнего. — Бабушка лишь помогла взглянуть на ситуацию под другим углом и осознать, что я была неправа все это время. — Что же они тебе такого наговорили? — тихо задается вопросом Йо, не веря, что принципиальная и бронебойная Анна смогла поступиться убеждениями и верой, которые не раз вытаскивали ее из передряги (пусть чаще становились причиной ее попадания туда). — Допустим, — возобновляет Эна, с расстановкой ведя кистью в воздухе, — я сделаю вид, что согласна с твоими суицидальными замашками, и тем, что твоя душа мне не достанется, но как насчет Ханы? — А что Хана? — Насколько я поняла, он мог появиться в этой вселенной лишь в том случае, если его рождение — это неопровержимый факт. И даже если ты вдруг резко сиганешь под какого-нибудь парнишу с просьбой обрюхатить тебя, — она специально, специально подбирает такие мерзкие слова, чтобы Анну передернуло, — то, во-первых, не факт, что родится именно Хана, а во-вторых, тебе все равно необходимо будет минимальных семь месяцев жить и подпитывать ребенка едой и энергией фуреку. — И что ты хочешь этим сказать? — выдавливает Анна из себя еле-еле, не представляя, как пересилит себя и омерзение ко всей ситуации. — Что твой план — дерьмо. Йо невесело прыскает. Как бы ни была по натуре резка Эна, порой именно прямолинейность и некоторая неадекватность могут спасти ситуацию. — Да и что прикажешь делать с Асакурой? — Эна… — начинает Анна, явно не горя желанием касаться этой темы. — Ты столько нервов потратила, чтобы вдолбить в него веру в собственные силы… — но она продолжает. — Эна, — нотки раздражения. — …вдохновить этим чертовым Турниром, а все для того, чтобы… — Я не хочу в него верить! — выпаливает Анна, и Эна в удивлении замолкает. В груди Йо болезненно колет. — Вернее, я не хочу верить в него настолько, чтобы он несся очертя голову в бой. Тем более, с Хао! Он — не я, он не выживет. Эна открывает рот, но Анна тут же ее перебивает, кажется, выплескивая все то, что зудело в голове с недавней ночи и встречи с Мэй. — Нет, ты только вспомни наш поединок. Сколько костей ты мне залечила? А сколько крови было? — Анна щурится, едва ли помня от головокружения и тошноты в прошлом, как вообще осталась жива. Эна ненадолго задумывается, после чего пожимает плечами. — Я уже не говорю про обугленную конечность. — О, то есть, ты думаешь, что Хао не захочет на Турнире устроить шашлыки из человечины? Нет, — она качает головой, хорошо зная бывшего мужа, — он не из тех, кто отказывает себе в подобном удовольствии. Идеальный пример прям перед тобой. Анна осекается — они так и не поговорили с первого и единственного раза о том, что произошло во время первого Турнира Шаманов, и почему Хао вдруг решил, что убить Эну — это лучшая идея в его жизни. Но, судя по ехидной усмешке и темноте взгляда, Эна не особо-то и хочет развивать ее. Пришлось к слову — ни больше, ни меньше она не скажет. — В любом случае, он будет не один. Ему помогут, — возобновляет Анна. — На это у тебя тоже было свое мнение, относительно недавно диаметрально противоположное, — напоминает ей Эна те разговоры и заверения Асакуры, что его могут предать ради несбыточной мечты, и как бы говорит, что даже если Анна не чувствует затылком ее ледяное дыхание и прилив силы тьмы, Эна все равно наблюдает за ней и копит аргументы в будущих глупых спорах — таких, как этот. Анна хочет возразить, но зависшая в воздухе ладонь заставляет голосовые связки сжаться. Вместо потока слов из Анны вырывается кашель. — Впрочем, раз ты так яро пытаешься меня убедить в преимуществах плана, то ты уже не раз убедилась в них сама, — она фыркает, безмятежно наблюдая, как Анна хватается за непослушное горло и чувствует вымещаемую, ощутимо заметную злость в каменеющих мышцах. — Или, по крайней мере, тебя убедила в них Мэй — с ней я еще поговорю. Но послушай меня… Она складывает руки под грудью, настороженно прищурившись, как если бы Анна могла возразить и тем самым еще больше накалить обстановку. В черных глазах начинается пляска пятен — она не может сказать, что Эна чересчур сильно сдавливает шею, и вместе с возможностью «вякнуть» забирает и возможность вдохнуть. Или… она об этом знает? — Я не знаю, что тебе наговорила Мэй и ее люди, отчего вдруг твое мнение ко всему переменилось, но знай: они не будут рядом, когда все полетит к чертям. А оно полетит, уж поверь. Ты можешь хоть что наворотить под их влиянием, Асакура послушается при любом раскладе. Однако потом плакаться, что он не выдержал или все пошло не так, как планировалось, не приходи — утешать не буду. Эна взрывается тьмой, исчезая, а Анна, через хрип, делает свободный вздох. На шее образуются пятна — отпечатки пальцев, и, она уверена, не сойдут еще долго — напоминая о неповиновении и его последствиях. — Не сомневайся, — шипит Анна, растирая шею. — К тебе точно не пойду. Да и как можно пойти к той, кто тебя не понимает? Да, ночью ей показали свои же выходки под другим углом, но ведь Анна желает Йо всего самого лучшего! Она думает, что если Йо в период между первым и вторым раундом не окажется в обществе неравнодушных к нему людей, чьей-то поддержки, то его же семья буквально пнет его в руки к Хао. Они уже доказали своим безучастием в тренировках и жизни в целом, что он значит для них — обычный наследник, который «должен» и никак иначе. А поэтому ждать, что они как-то поспособствуют, хотя бы расскажут про близнеца и его ненависть к людям, просто бессмысленно. Поэтому Йо должен победить — еще один раунд, и ей будет спокойнее. «Он должен победить», — думает она, когда Йо противится вновь пользоваться созданным ей существом. «Он должен победить», — думает теперь уже с раздражением, когда удается переубедить, задавить авторитетом. «Он должен», — говорит Силве, вдруг решившем, что она или он откажутся от боя из-за какого-то некроманта и боя на кладбище. «Он должен», — талдычит, проходя под ливнем по скользким камням с целью посмотреть на поединок. «Он…» — неожиданно срывается, когда вдруг все оборачивается не так, как должно. И Силва взмывает в воздух остановить полоумного садиста, оставляя Анну наблюдать за Мантой, падающим на землю с могильного камня, и Йо, теряющим сознание. — Йо!!!