Немного об Анне

      Однако когда проходит время, и мозг окончательно переваривает произошедшее, тело неосознанно кренится к полу. Йо упирает ладони в колени, как если бы пробежал марафон и решил передохнуть, а свинцовая тяжесть, комок из нервов растекаются внизу живота. Это было неожиданно, это было страшно — чем он делится с Милли.       — Ты когда-нибудь с таким сталкивалась?       — Н-нет, — Милли мотает головой; пальцы теребят белое платье. Милли нервничает: ее лицо бледнеет, а память подкидывает столько красноречивых картинок из прошлого, столько взаимодействий как с Эллейн в их вселенной, так и с Королем, Анной и — что еще хуже, — с Хао, о которых никому нельзя знать, — Никогда.       Даже когда она просматривала недалекое будущее, в которое им еще предстоит углубиться позднее, и Эллейн стояла в полуметре от нее, разговаривала с Королем, она не подавала виду, что знает о ее присутствии.       — Может быть, это как-то связано с нашим присутствием в их вселенной? У Эллейн здесь больше сил…       — Но ты же слышала, что она сказала ранее? Про объединение всех версий? По факту, все вселенные, где Эллейн была и умерла как королева шаманов, являются «ее», — разница лишь в том, что здесь она находится по просьбе Короля, тогда как в нашей… — его осеняет.       В их вселенной Эллейн нет в мире живых — она витает в недосягаемом Лимбе, и если он не воспользуется выпавшим шансом, ее согласием, прямо сейчас, то и никогда не сможет.       — Йо! — выкрикивает Милли, но он уже ее не слышит.       Пробегает сквозь массивные двери вслед за Королем, ошалело озирается — куда она могла пойти, куда исчезла? — и выбирает из двух путей тот, куда подсказывает интуиция — тупик, мимо, возвращается назад, все еще не реагируя на крики Милли, и снова упирается в тупик. Да что ж такое?! Просто адский лабиринт!       — Йо! — размышляет, пока Милли буквально не сбивает его с ног: хвала отличной реакции — Йо успевает выставить вперед ногу, чтобы не свалиться кубарем на пол.       Милли сжимает его в объятиях, больше похожих на тиски — сдавливающие, угрожающие внутренним органам и прочности костей. Ее голос звонок, отскакивает от магического ничего, в котором они парят, и врезается в уши опасными нотками. Йо понимает: он заставил ее побегать по альтернативной вселенной, чего она никак не ожидала, но был ли у него выбор? Эллейн дала добро и тут же исчезла, он не мог так просто ее отпустить!       — Йо, у тебя еще будет возможность с ней поговорить в нашем мире! — быстро выпаливает, и он замирает. Что? Как? Эллейн могла появиться в их мире только если… — Король однажды призвал ее к нам.       Дополняет, окончательно запутав. Стоп.       — Так значит, это не последняя их встреча с Анной? — выбирает из множества вопросов.       И, стало быть, Хана не вернется «завтра» в родную вселенную, а продолжит находиться здесь. Почему Король, ранее настаивающий на разрыве связи между обоими мирами, чтобы не нарушить баланс и спровоцировать катастрофу-другую, передумал — и не просто, раз решил не только вновь прыгнуть в другую вселенную, пообщаться с его, по сути, прошлым, но и вызвать бывшую Королеву Шаманов? Кстати, каким образом, ведь он Король в другой вселенной? Или Королю Духов плевать?.. Ай, это слишком сложные материи, Йо отбрасывает в сторону размышления о вечном — в конце концов Эллейн знала досконально, что происходит в других мирах, и, возможно, Король Духов обладает тем же свойством.       Куда важнее что Милли не сразу отвечает на вопрос. Пользуясь ее заминкой, Йо мягко разрывает кольцо из рук и поворачивается к ней — сомкнутые губы, опущенный подбородок и подрагивающий кончик носа, она не смотрит ему в глаза, и он догадывается: причина не особо радужная, но даже так…       — Увижу сам? — подсказывает очевидный и максимально помноженный за сегодня ответ. Милли кивает.       — Увидишь сам, — стараясь не заострять внимание на горечи, мелькнувшей в двух словах, он вскидывает глаза к эфемерному потолку и силится не застонать. Это путешествие возвысит его терпение на небывалый уровень, однако ничего другого не остается — только смириться.       И он смиряется. До тех пор, пока прошлое само не даст ему ответы.

***

      Король выходит из кабинета и с удивлением натыкается на Анну.       — Надо же, а я уже хотел тебя искать по Королевству. Что-то не так? — она держится за живот и тяжело вздыхает.       — Милли, — одно имя — тысячи причин и аргументов. — Она узнала, что я не против пообедать, но вместо простого салата заставила перепробовать все меню грядущего приема.       — О, — он округляет рот. — Там порядка двадцати закусок, а основные блюда…       Анна кивает — да, именно поэтому она держалась за живот. Еда буквально стоит поперек горла.       — И сначала я хотела согласиться с Хао, что ты идиот, раз сделал ответственной Милли, у которой не все в порядке с рецепторами, и она ест апельсин со вкусом жареной рыбы. Но потом один из поваров сказал, что Милли не имеет к этому никакого отношения, он все продумал сам — вкусовые сочетания и вид, оставляющий желать лучшего, — она вспоминает, как уверенно назвала «едой для Бая» «изысканный» гуляш, а повар почему-то обиделся, — и все вопросы отпали сами собой. Я посоветовала Милли сменить парочку блюд, кое-что вычеркнула — в общем, приложила руку и поразвлекалась от души.       — Ну, хоть это радует, — он кивает. — Стоп, Хао назвал меня идиотом?       От вида его обиженной физиономии ей хочется прыснуть со смеху, но напряженные мышцы живота позволяют ей, максимум, усмешку.       — Не думаю, что это в первый и последний раз, — Анна убирает ладони в карманы джинсов и разворачивается на пятках. В конце концов ее небольшое приключение продолжается, и, она уверена, в Королевстве есть еще куча мест, где она не побывала, и Король хочет это исправить. Он поводит плечами в духе «Что верно, то верно», а она на мгновение задумывается. — Можно тебя спросить?       — М-м? Когда я запрещал? — они проплывают вдоль большого коридора. Анна морщит нос, не зная, как начать.       — Я тут пообщалась с Королевой, — он хмыкает.       — Да, она рассказала, как вы с ней поругались, — здесь он немножечко лукавит. Но цитировать резкое «Из какого аула ты ее притащил?» Королевы он не собирается. Теперь же Анна смотрит на него вопросительно.       — Когда успела? Разве вы с ней пересекались? — Король стучит пальцем по виску.       — Она умеет читать мысли и вкладывать их в голову другим. Обычно мы используем этот метод, находясь на расстоянии, или когда хотим поговорить без «лишних ушей». Ну, так что она тебе сказала?       Вот здесь и кроется загвоздка, Анна останавливается, Король останавливается следом.       — Она сказала, что швырнула однажды в тебя шкаф, — о, кажется, он понял. — Это правда?       Король не спешит с ответом.       — И да, и нет.       — Йо! — Анна распахивает ресницы, и Король понимает: еще чуть-чуть, и она сорвется к Королеве, разбередит не совсем устаканившийся жар, вновь обвинит, едва не оскорбив, а там недалеко и до драки. Ллойд уже заломила ей руку, больше побоев ему не хотелось.       — Хорошо-хорошо, прости. Конечно же нет, — она выдыхает. — Но люди считают иначе.       И тут же вскидывается обратно. Король беспечно возобновляет шаг.       — Помнишь, я рассказывал, что Бьянка — первая в своем роде из-за связи с Королем Духов? Так получилось, что ее исключительность состояла не только в этом, но и в раннем пробуждении шаманской силы — в пять месяцев, причем настолько неожиданно, что ни я, ни Королева не подготовились заранее.       — К чему ты клонишь? — Анна прикидывает варианты: они поругались из-за Бьянки? Или потому, что Совет вновь захотел привлечь ее к роли мессии? Пять месяцев… невероятная и пугающая цифра, даже для дочери Короля Шаманов.       — Ну, ты же хотела узнать, как так вышло? На самом деле, я уже не вспомню, о чем мы с Королевой говорили — именно «говорили», никаких повышенных тонов, ругани или недопонимания, — Бьянка лежала на кровати под одной из этих игрушек с крутящимися мишками-зайчиками, барьер бы не позволил ей упасть, поэтому мы с Анной увлеклись обсуждением и не заметили, как вместе с летающими игрушками то ли из-за смеха Бьянки, то ли потому что ей понравились парящие предметы, в воздух поднялся шкаф, — он замолкает, отчетливо помня взрыв, больше похожий на атомную бомбу, и как сердце остановилось; мысли сократились до двух: защитить Королеву и Бьянку — маленький комочек, лежащий на постели. — Он просто взорвался, ни с того ни с сего, разлетелся на куски. Мы с Королевой в ужасе, Бьянка в слезы, потом оказалось, что мы не до конца закрыли дверь, и грохот услышали все, кто был неподалеку, — подумали, что на нас напали.       С каждым словом сюр в ситуации набирает оборот.       — А так как Совет и без того хотел как можно быстрее втянуть ее в «общее дело на благо Королевства» — по факту ставить на ней эксперименты, — мы не хотели, чтобы эта вспышка, пробуждение силы сократило срок с семи лет до сейчас, тем самым лишив ее детства напрочь. И Королева придумала гениальный план: она сказала первому влетевшему «защитнику», чтобы он проваливал, повысила на меня голос и пришла в ярость…       Под растущее удивление Короля она берет плачущую Бьянку на руки, утешительно покачивая, а сама бросает настолько красноречивый взгляд, напрягая челюсть, что до него почти сразу доходит. Она гений.       — Мы вам что, скандальное ток-шоу? — обращается, кричит на прибывающих людей; в то же время где-то позади незаметной кучкой вырастает еще несколько сломанных предметов, подтверждающих теорию распутного рукоприкладства и аномальной по своей жестокости семейной ссоры. — Или захотели, чтобы и вам по голове прилетело шкафом, как ему?       — Выходит, она солгала, прикрыв Бьянку? — и теперь кажется абсурдной сама мысль, что в другой вселенной она могла причинить вред Йо. И тем не менее Королева упомянула об этом не просто так — она знала, какой эффект произведет, что Анна о ней подумает, и именно этого и добивалась — после откровенного, открывшего ее заботливую сторону разговора вновь макнуть ее в образ холодной и порой жестокой правительницы, не знакомой с милосердием. — А ты?       Он дергает плечом, улыбаясь:       — Сказал, что справедливости ради кинул в тебя табуреткой.       — Йо! — Анна аж останавливается от подобной наглости, он же невинно хлопает глазами.       — Что? Они и так уже считали нас странными — зачем же ограничиваться полумерами? — и вроде бы звучит логично, но максимально ужасно. — Тем не менее люди почему-то запомнили только первую часть истории, сделав из нее своего рода страшилку для непослушных, а Королеву выставив чуть ли не исчадием Ада.       — А она, значит, не исчадие Ада? — Анна вскидывает в иронии бровь. — Она ведь не просто игнорирует, а всячески поддерживает жестокий образ в чужих умах.       — В целом, да. Но разве всем и каждому вложишь свои мозги или какую-то идею, когда определенное, желаемое ими мнение уже сложилось?       «Уж лучше они услышат отказ от меня, чем от него. Так безопаснее», — слова Королевы — как дополнение, подтверждение всеобщего диагноза. Поэтому она пользуется дурной славой, впитывает оскорбления (не без последующей мести, разумеется), возводя Короля Шаманов практически в разряд святых, тем самым ставя точку в вопросе: кого убить первым, ужасную Королеву или добродушного Короля?       Надо же, Анна опускает подбородок, и здесь она умудрилась надумать ошибочного и лишнего.       Король воспринимает ее молчание за «нет» и открывает одну из двустворчатых дверей, за которой Анна готовится увидеть очередной коридор, но нет, они попадают в спальню. Королевской спальню.       Наверное, будь Анна с кем-то другим противоположного пола, кому бы не доверяла так слепо и твердо, она бы напряглась — как-никак у них двое детей, и Анна понимает, что это значит в разрезе брака. Однако она сейчас с Йо — ее Йо, пусть из другой вселенной, и он бы никогда не тронул ее, будь она хоть голой, в невменяемом состоянии или же прыгнула на него, кхм, сама с определенным предложением.       Поэтому она просто оглядывается: все такой же «белый» интерьер в виде стен и мягкого ковра с длинным ворсом, по левую руку почти сразу идет закрытая дверь цвета слоновой кости — Анна предполагает, что за ней скрывается ванная, — правее стоит небольшое трюмо с зеркалом, увешанным в довольно сентиментальной манере фотографиями — в том числе и той, где она запечатлена в свадебном платье, на покупке которого настаивал вчера Хана, — однако Анна не успевает ее заметить, как не без помощи магии Короля изображение с ним и ней, держащей на руках полугодовалого сына, расплывается, подменяется другими — детскими, счастливыми, влюбленными, прекрасными; возле трюмо стоит два стула, а за ним располагается дверь, уже стеклянная, из которой выбивается немного цветов — приоткрытый шкаф с длинными в пол платьями («Хоть что-то», думает Анна), — следом идет двуспальная кровать с темно-серым постельным бельем и парой тумбочек по бокам, зашторенное окно, сквозь которое пробивается легкая дымка света, исходящего от Короля Духов, а по правую руку от входа — небольшой шкаф с выдвижными ящиками и стоящие на нем бутылка вина и бокал на высокой ножке. Один.       — М-да, а я уж понадеялась, что хотя бы в королевской спальне не будет этого обилия больничных стен. Неужели вы от него не устали? За двадцать-то лет? — покрутившись вокруг своей оси, чтобы закрепить в памяти минималистичный интерьер с особым, улавливаемым лишь нутром шармом, она поворачивается к Королю. Такому же белому, прячущему руки в карманы джинсов.       — О, поверь, неимоверно, — края его рта меланхолично приподнимаются. — Но Король Духов и Королевство в целом накладывают… некоторые ограничения на внешний вид как самого Королевства, так и, — указывает на себя неопределенно, отчего Анне нужно время, чтобы понять.       — Погоди, серьезно? — а после — уставиться в шоке. — То есть, ты выглядишь как снеговик не потому, что хочется, а потому что…       — Одежда меняет цвет, — он кивает, и сердце Анны сжимается в сочувствии. Йо где-то неподалеку страдальчески стонет.       Пятьсот лет — пятьсот лет провести в клетке из белых стен и потолков! «Ты же знаешь: если бы я могла…» — теперь он в полной мере улавливает суть разговора с Милли касаемо скатертей. Хотя дух с ними, сменят и забудут. Но одежда! Майки, футболки, штаны, шорты, даже трусы, которые никому не видно, — и все, абсолютно все белого цвета! Йо одолевает головокружение; он не знает, как Король, но за себя не уверен — сможет ли выдержать нечто подобное и не сойти с ума.       — Какой ужас, — выпаливает она и прикусывает щеку изнутри: наверное ей не стоило так резко, ведь Королю еще с этим жить. Чертовых четыреста восемьдесят лет. Как он справится? Впрочем, не только он. — И Королева тоже?..       — Нет, она носит белое скорее из солидарности, и всякий раз во время ссоры, когда я случайно или специально ее бешу, она о ней благополучно забывает, надевает самое цветное что у нее есть и попадается мне на глаза как можно чаще, — чуть подумав, выдает он. Анна поднимает брови: Королева страдает подобной ерундой?       — Отвратительно, — задумывается, — хотя я поступила бы так же.       — Да почему?!       — А нечего меня бесить — вот почему, — аргументный аргумент, против которого он немного глупо и бесполезно раскрывает рот, закрывает, открывает обратно и выдыхает в усмешке. Да уж, с женой ему точно повезло — в обеих вселенных.       Но не успевает об этом сказать, только опускается на один из стульев, как дверь резко распахивается и на пороге появляется Королева. Анна юркает поближе к стене, жалея, что не может с ней слиться, но Королева ее и не замечает. Раздраженная, кипящая изнутри и готовая взорваться, она в два движения сбрасывает каблуки, распускает волосы — на радость и тихий восторг Йо, длинные, шелковистые, достающие до талии, — и хватает бутылку вина, вынимая пробку. Плещет красное в бокал и делает крупный глоток.       Буря из злости и желания кого-то придушить вместе с ним не пропадает.       Король не спрашивает — ждет, когда Королева нарушит молчание.       — Знаешь, что меня поражает в людях? — и оно не длится долго. В рваном жесте вино едва не разливается. Король отрицательно мотает головой. — То, что стоило всего-то четыре месяца побыть мертвой, как они набрались наглости и посмели забыть все, что я для них когда-либо сделала или что могу сделать, если вдруг — хотя почему «вдруг»? Почти девяносто девять процентов шанса, — мне не понравится их идея, и они просто зря потратят и без того мое драгоценное время!       Снова глоток, не теряя изящества, Королева падает на стул напротив Короля, закидывает ногу на ногу, отчего платье на бедре расходится, и Йо невольно прослеживает взглядом путь от колена вверх. Странное чувство.       В то же время Королева сжимает ладонь в кулак, клокоча и пьянея изнутри от представления, как под длинными, острыми ногтями сжимаются шеи провинившихся кретинов.       — Нужно как-нибудь им об этом напомнить. Жестоко, со вкусом, выбить почву из-под ног.       — Хочешь провести показательный расстрел? — чересчур спокойно для подобного вопроса. Анна невольно вспоминает их недавний с Королевой разговор про благосклонность. Иметь возможность убить кого-то, но этого не сделать.       Королева хмыкает в пренебрежении:       — «Расстрел»? Нет, убийство — слишком легкий путь. Я хочу лишить их самого дорогого, лишить крыши над головой и поддержки близких, заставить ощутить всю безысходность ситуации, обстоятельства которой приведут ко мне — беспощадной и злопамятной, — ее грудь вздымается в предвкушении искаженных гримас, беззвучной агонии и проклятий в ее адрес. Глаза наполняются холодным, смертоносным восторгом, а распаленный, окрыленный извращенной фантазией мозг подкидывает самые изощренные и непечатные варианты красноречивых описаний, которые она будет читать в их мыслях и упиваться, пополнять словарь обсценной лексики. После чего, после короткой вспышки агрессии и злобы, которая никогда не претворится в жизнь, как знают Король и она сама, Королева поводит плечами и откидывается на спинку стула уже в более мирном и приподнятом расположении духа, вновь отпивает из бокала. — И нужно будет сделать так, чтобы ни ты, ни я в этом не фигурировали открыто.       — Почему нет? — пожалуй, именно присутствие шокированной Анны позади Королевы не позволяет Королю коснуться обнаженного колена, ощутить мягкость кожи, ведь она так напрашивается на ласку.       — Потому что они должны задаваться вопросом «Как он терпит эту стерву?», а не «Почему не сдаст ее в дурдом?», — злорадная усмешка. Королеве очевидно знакома самоирония, ведь кто еще может скрываться под «он», а суть вопроса не вызывать вспышки гнева или желания задеть обидчика в ответ. Она усаживается поудобнее, меняя ноги и привлекая к ним еще больше внимания обоих Йо, упирается локтем в колено. Вырез платья на груди становится опасней. — Понимаешь? Зыбкая грань, переступить которую аукнется если не сейчас, то потом, когда или «если» вдруг мне понадобится их поддержка. Маловероятно, конечно, но чем черт не шутит, какие ситуации могут случиться в будущем? — после чего, немного помолчав, продолжает. — А так, если ни ты, ни я не засветимся, я одна их пошлю к черту с их наивными мечтами, справедливость восстановится, и мой статус стервы вернется на законное место. В конце концов все считают меня стервой, почему парочка людей должны быть исключением?       Король хмурится подведенному итогу.       — Я не считаю тебя стервой, — Королева смотрит на него поверх бокала.       — Значит, я плохо стараюсь, — и посылает одну из тех одновременно язвительных и очаровательных улыбок, в которых ей не было равных. — Ну, или ты слишком хорошего мнения обо мне, потому что, как минимум, одно я сегодня уже испортила.       И разворачивается прямехонько на Анну. Нога с разрезом выпрямляется, сам он приподнимается, и Йо замечает, как, откинувшись на стуле и спрятав по привычке руки в карманы, Король мажет по нему взглядом, оставаясь в лице максимально нейтральным — лишь на дне темных глаз что-то меняется, — и возвращается к Анне с небольшой смешинкой: ее ступор от неожиданного внимания Королевы чересчур забавен.       — Я уже говорила: ты слишком громко думаешь, — как бы тонко намекая, что с самого начала не горела желанием ее видеть в королевской спальне, однако шум, свербящий затылок, не давал покоя. Королеве пришлось к ней повернуться, а не захотелось. — Неужели ты всерьез поверила, что я бросила в него шкаф?       — С тебя станется, — отбивает Анна, а когда бокал попадает в поле зрения, непрошенное сравнение во внешности, минимизированное возрастом, возникает в голове. — Но я бы посоветовала быть осторожнее с вином — у бабушки уже был случай алкоголизма, хочешь стать на нее похожей и в этом?       И задевает — нечто болезненное и глубокое, отчего глаза Королевы, чуть расширившись под ресницами, покрываются ледяной коркой.       — И снова повторюсь: мне не интересны делишки Мэй, — цедит сквозь зубы, безапелляционно, пуская холодок у Анны меж лопаток. Она не успевает открыть рот и поинтересоваться, в чем причина такой реакции — ведь все говорят об их сходстве с Мэй, даже не зная факта кровного родства, — как в дверь стучатся, и Королева не медлит с реакцией: буквально вскакивает со стула. — Кого там притащило?       Король смотрит ей в спину напряженно, после чего обращается к Анне — ее поведением он тоже не шибко доволен.       — Вы смеете врываться в королевскую спальню в одиннадцатом часу, когда у вас был в распоряжении целый день. Ваши мозги совсем усохли или вам просто надоело жить? — но резкость Королевы по отношению к толпе людей, извиняющейся и сыплющей в поклонах и желании задобрить ее гнев подменяет один вопрос другим. Анна хмурится: уже десять? Она здесь так долго? А казалось, прошло только пару часов.       — Прошу прощения, Ваше Величество, — подает голос самый смелый из них, он же самый высокий, худощавый, в забавной по мнению всех окружающих конусообразной шляпе, имеющей для него и его семьи почти сакральное значение. — Однако Вы сами попросили найти Вас в любое время суток, — делает уточнение, в попытке избежать мгновенной казни, — когда мы получим ответ от премьер-министра Швеции и…       Королева вскидывает ладонь.       — Достаточно. Передайте курьеру или кого он там послал, что я сейчас приду, — бросает на Короля через плечо взгляд, в котором куда больше смысла для него одного, нежели для всех остальных, и выходит из комнаты с бокалом в руках, не надев обратно туфли, отчего разница в росте с пригибающимся, семенящим и что-то бормочущим мужчиной выглядит комично. Без каблуков она намного ниже, проходит мимо Йо, не замечая по понятной причине, и практически равняется с ним ростом.       «Такая маленькая», — думает он, и вместе с тем чувствует волну из внутренней мощи, волевого стержня и, конечно же, чего-то теплого, вперемешку с ожидаемым страхом, заставляющим посмотреть ей вслед, пока бравая компания из подхалимов и она, подметающая белоснежным платьем такой же белоснежный пол, не исчезают за поворотом.       Анна наконец отлипает от стены. Ее недоумение яркой краской написано на лице:       — Кто вообще из вас двоих правит? — Король поднимается следом. — В том плане, что я целый день только и вижу, как люди бегают перед ней на цыпочках, ждут одобрения или потока оскорблений в свой адрес, тогда как ты… для них просто есть. Я не хочу обидеть или задеть, но тебе не кажется это странным?       Но даже если у нее получается, Король никак этого не выдает. Напротив, он мягко указывает на дверь, предлагая прогуляться.       — На самом деле, спрашивать: «Кто правит?» — немного некорректно, потому что почти каждый, «приближенный к Королю, чье мнение им учитывается», — он заключает слова в воздушные кавычки, обозначая их скорее как отношение сторонних людей, нежели его собственное или реальное положение вещей, — занимается своими делами. Та же Милли после пробуждения и обучения управлению времени взяла на себя роль наблюдателя за бесконтрольными скачками в прошлое и будущее, поскольку было бы наивно полагать, что она такая одна и никому другому, имеющему подобную власть, не придет в голову изменить ход истории в свою пользу, — Анна соглашается, кивая. — Рен управляет армией: ему подчиняется большинство шаманов, выразивших желание в случае войны защитить Королевство; остальные же ждут моих команд, но я их не виню и все равно отправляю к Рену. За шахматными партиями они с Хао обсуждают и проигрывают кампании и…       Анна останавливается.       — Ты доверяешь управление армией Хао? — искренний шок вперемешку с ужасом в этот раз его оскорбляют. Глаза Короля темнеют ненадолго, но Йо замечает, как ему тяжело сохранить спокойное лицо — будь это кто-то другой, не Анна, наверное он ответил бы намного резче.       — Как я сказал: армией управляет Рен. Хао же выступает скорее политическим советником — адъютантом, хоть ему и не нравится это сравнение. Да, он знает о наших стратегиях — он предложил большинство из них, и они оказались наименее затратными как по времени, так и по количеству жертв с обеих сторон конфликта, что уже говорит о многом. Скорее всего, ты знаешь его как человека, способного пройти по головам, чтобы добиться желаемого, но, уверяю тебя, за восемнадцать лет, когда он предлагал свою помощь и аналитические навыки с умением вести бой, это была именно помощь, а не «коварный план по втиранию в доверие», — на последнем он закатывает глаза, настолько впадая в иронию от всевозможных услышанных «советов» людей, не имеющих ничего общего с военным делом и реальной войной, что Анна закрывает рот, так и не задав интересующий ее вопрос.       — Видимо, тебе с этим уже осточертели? — и выбирает путь понимания и поддержки, которые Король принимает с немой благодарностью, после чего они возобновляют шаг.       — Ты не представляешь насколько. И если вначале я тоже немного настороженно относился к его предложениям, не давал полной информации, то спустя время недоверие мое и Рена — а он был к нему скептически настроен дольше, чем кто-либо другой, — снизилось и превратилось в дружбу со всеми вытекающими. Разумеется, под ручку они не ходят, но находят о чем поговорить и вне стен моего кабинета, — наконец, Йо определяет, кому принадлежала шахматная доска с незаконченной партией.       «Ты сам знаешь с кем, и они очень не любят ждать», — и Хао, и Рен подходят под описание Милли, имея крутой нрав, так что, вполне возможно, это были именно они, решившие скоротать время за игрой, пока «вечный опоздун-Король где-то шляется». Надо же… Рен и Хао, без ругани, ссор, может, даже обсуждающие что-то, сетующие на его безалаберность и непунктуальность, сошедшиеся в едином мнении — еще сегодня утром ему было бы сложно представить их, стоящих рядом, однако теперь, выслушав рассказ Короля, Милли, увидев Хао в параллельной вселенной, он вполне мог бы допустить в своем разуме (и не повредить его) картину — они вдвоем, шахматная партия и никаких попыток друг друга убить.       — А чем занимаетесь вы с Королевой? — любопытствует Анна, не особо готовая расстаться с представлением о Королеве, как о наглой, надменной и чересчур категоричной по отношению к желанию других женщине.       — С помощью энергии Короля Духов я в кратчайшие сроки могу создавать любые предметы: качели, деревья, вплоть до зданий или проведения тоннелей — и все они будут намного крепче и устойчивее, нежели реальный аналог, — Анна морщит лоб, постепенно улавливая суть. — Тот же город возле Королевства раньше был развалинами — в них невозможно было жить и неизвестно, как люди продержались так долго, отбиваясь от озлобленных духов, — поэтому мы снесли его и построили с нуля. Королева разработала план, благодаря которому мы провели своеобразную канализацию вместе с фильтрацией воды, организовали небольшие поля для выращивания овощей и фруктов, создания ресурсов, сделали так, чтобы, если вдруг Королевство вновь отрежут от мира живых, шаманы в нем жили, а не выживали; добавили больницу, позвали врачей, учителей — в общем всех, без кого не получилось бы сделать город автономным и вот — результат перед тобой. На все про все ушло около месяца, после чего мы задумались: сколько еще таких мест есть на Земле — и ужаснулись, приступив к работе. На данный момент около тринадцати городов, подобных Королевству, восстановлены, и в них проживают чуть больше десяти тысяч человек.       Заявляет гордо, но не за себя одного — за всю команду, трудившуюся вместе с ним, — и Анна не может не испытать то же воодушевление, трепет и благоговение — в кого он превратился, кем он стал и какую мощь — не только магическую, но и внутреннюю, душевную — приобрел. Она им гордится.       — Тот мужчина в главном зале предлагал Королеве построить оранжерею для магических цветов, — но, услышав про планы, возвращается к случившейся сцене. — И даже когда она буквально назвала его коррумпированным лжецом, он не развернулся, а попытался извиниться и расположить к себе. Неужели ее одобрение было ему так нужно?       — Да. Без него и ее подписи на проекте здания или чего бы то ни было еще, я не стану ничего строить. С самого начала мы договорились, что Анна составит и будет вести список необходимого, проверять все документы и предложения, поступающие извне — потому что ни она, ни я не являемся физиками или архитекторами, а без четкого плана постройки это сделать проблематично, — договаривается с высшими инстанциями городов или даже стран, что в таких-то числах нам нужно официальное прикрытие для обычных людей; и только после этого — после всей кучи бумажной работы, переговоров, разногласий, внесения правок как со стороны Королевы, так и тех, кто предложил проект, она дает мне пакет документов и говорит: «Создавай». Ее подпись запускает процесс, но ей одной все не ограничивается.       Анна забирает себе немного времени на обдумать и, по мнению обоих Йо, забавно морщит нос.       — И ты совсем-совсем не принимаешь участия в выборе проекта — только создаешь его по документам? — Король сначала хочет рассказать подробнее, ведь все не совсем так и он, конечно, может вносить свои пожелания как в проекты, так и в очередь, созданную Королевой, но останавливается.       — Тебя интересует нечто конкретное?       — Нет, — сразу. Король приподнимает бровь. — Да. Когда я была с Королевой, какой-то мужчина предложил ей проект здания, где люди, чьи дома были разрушены стихийным бедствием, могли бы переночевать, получить еды и воды, и я считаю это просто гениальной идеей! Конечно, разумеется, я не видела документацию, и, можно предположить, что типов с фальшивой оранжереей намного больше, чем один, но она даже не взглянула на план — сразу отказала! — и, вспылив, тут же остывает, с надеждой смотрит на Короля. — Неужели ты не можешь как-то повлиять на ее решение?       Но Король, при всем его альтруизме и желании помогать людям, не разделяет ее энтузиазма.       — Он не сказал, насколько огромным здание планируют сделать? — Анна моргает. Разве оно так важно?       — Около четырех сотен. Четыреста пятьдесят, да.       — Ага, значит большое. Ну, тогда я вынужден с ней согласиться — мы не можем его построить. И пока ты не взорвалась, поясню: мы живем в такое время, когда каждый клочок Земли просматривается через спутники, ежедневно делаются тысячи снимков для создания панорамных карт в свободном доступе — множество людей может взглянуть на них хоть сейчас, хоть через час. И представь себе их удивление, когда в месте, которое несколько лет считали пустым и заброшенным, вдруг появится огромное здание, оснащенное всем необходимым для того, чтобы пережить землетрясение или цунами не одному, не десяти, а нескольким сотням человек, к тому же — по последнему слову техники, ведь иначе мы не работаем? Это ты поймешь, как так вышло, я пойму, другие шаманы, знающие про Короля и его помощь миру, но — обычные люди? Не верящие в магию? Для них подобная постройка будет из разряда фантастики, кто-то из энтузиастов организует расследование, поднимет архивные фотографии, где еще, предположим, неделю назад был пустырь, к ним прислушаются и тогда начнется ажиотаж, обсуждения. А если на фото еще засвечусь я со своей магией, то все станет совсем весело.       Анна издает невнятный звук сродни «Хм» или «Хн», а на ум просится диалог с доктором Чохи О, когда Йо попал в больницу после битвы с Фаустом: по той же причине — чтобы не вызвать массовую истерию у людей от непознанных вещей, магии, которую они не смогут контролировать и впоследствии посчитают опасной, — они не лечат рак или другие смертельные болезни в тяжелых стадиях каждого больного. Да, есть случаи «внезапного исцеления», в СМИ и тематических журналах списываемые на эффект плацебо, однако все силы медики и медицинское сообщество направляет на то, чтобы найти и создать препарат, который не будет полагаться лишь на магию и которым смогут пользоваться обычные люди без подозрений.       Разумеется, тот факт, что от врачей-целителей, вообще шаманов, зависят чужие судьбы, и они решают, кому жить а кому — умереть, отвратителен, но в долгосрочной перспективе он позволяет избежать охоты, паники и, куда хуже, упование на магию, как на способ решения всех проблем.       Захотел — вылечился, захотел — разбогател на миллионы долларов, йен, тем самым подорвав экономику страны и целого мира, а захотел — начал истреблять с помощью наемников неугодных, что приведет к шаткому положению, опасению мировых лидеров за безопасность своих стран и попытке подчинить бесконтрольное, агрессии за отказ поступать по указке; не говоря уже о том, что и в шаманском мире есть болезни, от которых спасаются единицы и не без последствий — если они перекинутся на обычных смертных, не имеющих ни шанса на выживание из-за минимального количества фуреку в организме и банальной неспособности выдержать подобного рода недуг, виноватыми опять-таки останутся шаманы.       Положение трудное, если не сказать беспросветное и безвыходное: как бы Король ни заверял, что проблема им известна, и они хотят ее сгладить с помощью людей с паранормальными способностями в рядах властей, это не одного дня, месяца и даже года дело.       — Конечно, можно расположить убежище под землей, но тогда такие бедствия, как землетрясения, сдвиг тектонических плит и высокобалльные наводнения станут серьезной проблемой: людям может заблокировать выход или вход, если оно начнется внезапно или, еще хуже, разрушения повлияют на целостность здания, что сделает его абсолютно бесполезным. А также не забываем про исследования геодезистов — обнаружение «внезапно» появившегося подземного комплекса подтолкнет любопытных к поискам таких же, и, чтобы их избежать, придется внушить если не всем, то огромному количеству людей, что постройка велась долгое время, переделать архивные фотографии, карты, провести тьму документов, подписанных у мэров и прочих властей, где не каждый имеет в советниках или приближенных шаманов и тех, кто сможет нас понять и войти в положение — есть просто упертые люди, которые не хотят ни в чем подобном участвовать, — и многое, многое другое, необходимое решить заранее, а не по факту, когда все постепенно начинает гореть или уже сгорает. Поэтому немудрено, что Королева не стала принимать решение после одного совещания.       Анна фыркает.       — Если будет второе. Она его так выгнала…       — А документы остались у нее? Королева не говорила, что позовет позже или что-то в этом роде? — выражение лица Анны меняется, ее словно озаряет в своей вине, и Король улыбается. — Ну вот видишь. Обычно, когда она отказывается от какой-то идеи — от того же пивного завода под видом оранжереи, например, — то избавляется от бумаг и делает так, чтобы придумавшие сами не захотели ее видеть, пока необходимость что-то построить не пересилит их неприязнь.       Анна вздыхает, признавая правоту: это вполне в духе Королевы, и, быть может, ее тоже — с отбитым желанием и пресеченным рвением, назойливые физиономии перестанут мельтешить рядом, понадеявшись на смену решения.       — Интересно, хоть что-нибудь в этой вселенной я начну понимать правильно с первого раза и без пояснений? — снисходительность вырастает в Короле, отчего он мягко притягивает к себе Анну за плечо, утешительно похлопав несколько раз, и отпускает.       — Это наживное. Пока ты не знаешь всех тонкостей, но со временем, больше чем уверен, когда ты станешь Королевой и займешься чем-то подобным — разумеется, если захочешь, никакого давления, — то выберешь свою линию поведения и критерии оценки необходимости той или иной вещи. Королева хоть сейчас и выглядит резкой и категоричной, однако совершала в первое время ошибки и похуже, так что, все впереди, — она соглашается, по-прежнему ощущая тепло от испарившегося прикосновения. Внезапно-приятный импульс в сердце почти вынуждает ее прижаться в ответ, но Анна не идет у него на поводу. Одергивает себя, называя не очень цензурным, обвинительным выражением, и прикидывает, что сказала бы Эна на проявление романтики между ними — из параллельных вселенных, муж и жена, Король и Королева Шаманов?       Происходящий водоворот все еще странен и порой непонятен для нее, но, на удивление, Анна быстро привыкает — как к факту их замужества, так и того, что станет Королевой. В конце концов жажда помогать людям, быть полезной никуда не делась, а с увольнением из «Ревила» проявилась еще острее, так что да, она не против заниматься улучшением положения шаманского и обычного миров за счет появившихся власти, влияния и силы Короля Духов.       А тем временем они подходят к уже знакомым стеклянным дверям, офису Королевы, и голова Ллойд поднимается над компьютером. Будь за окном утро или ночь, цербер не покинет покоев Ее Величества, готовый вмиг послать заблудшего или уверенного путника куда подальше, облив ядом с грязью. Вот и сейчас, Анна замечает, как ее рот искривляется, хочет разразиться словесным потоком, но рядом возникает Король, и тут же закрывается.       Ну конечно, в присутствии Короля, способного вступиться за Анну и, если потребуется, уничтожить Ллойд, последняя будет милее пушистенького шпица. Ллойд улыбается, приветствуя Короля в самой почтительной форме, а когда тот заходит в кабинет Королевы, и они остаются наедине, Анна издает смешок; вся жестокость мира, подкрепленная нечеловеческой жаждой крови отражается в ней.       О, если бы взгляд мог убивать, Анна бы давно упала навзничь трупом. Но вместо этого скрывается за дверью, проходит вдоль стола для совещаний до ничем не примечательной стены, где Король нажимает скрытую кнопку. Щелк. Небольшая панель отъезжает в сторону, открывая несколько потайных полок с папками, помеченными как «Утвержденные проекты», «На рассмотрении» и прочими, связанными с постройками, планами и ожиданиями Королевы и целями их достижения. Пожалуй, если бы Анна ранее не работала в «Ревиле», то посчитала бы подобное хранение бумаг паранойей, однако в «Ревиле» относились к секретам и документам не менее осторожно: любая утечка грозила сотруднику выговором или увольнением (в зависимости от серьезности информации), а также штрафом в особо крупном размере (настолько, что некоторые высшие чины могли потратить годы на его выплату); человека же, купившего ее или получившего каким-то иным путем, отлавливали и либо переманивали на свою сторону, либо, если он не представляет для организации пользы, стирали память или убивали.       Да, жестоко, но документы, подписанные Мэй или ее помощниками, были куда серьезнее обычных номенклатур, отчетов и заявлений на отпуск; они подписывали и согласовывали закупку оружия и боеприпасов, назначали спецоперации и утверждали список лиц, допущенных к тому или иному уровню безопасности, архивам и городам, закрытых для обычных смертных. Мэй согласовывала вступление в разного рода альянсы с главами государств, предлагала помощь «Ревила» в виде защиты, устранения недоброжелателей, а также деятельность тринадцатого отряда, рассекречивание лиц которых было критическим для организации — уж слишком многое они видели и знают.       На документах Мэй ставит исключительно живую подпись, отказавшись от традиционных печатей, распространенных в Японии, а любые попытки их выкрасть с целью дальнейшей подделки пресекаются передачей из рук в руки, хранением в хорошо защищенном и засекреченном архиве (за полгода работы в «Ревиле» и относительной откровенности между ней и Мэй, Анна так и не узнала, где он расположен) или уничтожением сразу после того, как бумага исполнит свою роль. Подпись Мэй имеет значение не только в стенах «Ревила», но и за его пределами: некоторые политики меняли первоначальный отказ или согласие на противоположный ответ, не желая ругаться с Мэй — поэтому особо важно соблюдать конфиденциальность и меры безопасности. А с учетом того, что Милли сначала попросила ее расписаться, а после — наказала не притрагиваться к ручке, отвадила первого попавшегося клерка с молящими глазами, такую же силу наверняка имеет и подпись Королевы, очевидно, ставящая точки не только в области строительства.       Поэтому Анна не задает наводящих вопросов, принимая к сведению, и заглядывает через плечо Королю, пока тот быстро пролистывает содержимое папки «Утвержденные проекты» и выуживает одну страницу — без четкого плана, только фотография.       — Статуя? Кому-то серьезно понадобилось согласие Королевы, чтобы создать с помощью силы Короля Духов, статую? — пожалуй, абсурднее этого факта, на который могли бы потратить свои труды профессиональные скульпторы (и сотворить нечто новое, а не повторить чей-то успех по фотографии), лишь то, что Королева не только не послала вон человека, посмевшего отобрать ее время ради ерунды, так еще и согласилась потратить время Короля.       — Есть люди, которым не нужно ее разрешение. Например — она сама, — в ответ Анна красноречиво заглядывает в документ, убедившись, что это не статуя для очередного поклонения ее несравненной и богоподобной натуре, и нет, в чертах и фигуре девушки, похожей на нимфу с остроконечными ушами и греческим платьем, не угадывается Королева. Ей становится легче.       Король сворачивает документ в трубочку и прячет в задний карман, касается невидимой кнопки, сливающейся с незатейливым рисунком, и панель заезжает обратно, после чего они покидают кабинет. Анна не удостаивает Ллойд вниманием, позволяя подавиться желчью от демонстративного пренебрежения, и задает вертящийся на уме вопрос.       — И где ты воздвигнешь это произведение искусства?       Король улыбается ее попытке в сарказм, но не поддерживает. Он загадочно наклоняет голову вбок:       — Увидишь. Надеюсь, ты не против компании?       — «Компании»? С нами пойдет кто-то еще?       Однако вместо имени или «да» Король насвистывает незатейливую песенку, и громогласный лай разносится по опустевшему коридору. Комок концентрированной пушистости и радости в морде Бая, звонко цокая когтями по кафельному полу, несется к ним, едва успев затормозить, чтобы не сшибить обоих. Король упирается ладонями в колени, пригнувшись:       — Ну что, малыш, готов к прогулке? — Бай кружится вокруг своей оси под забавное «цок-цок-цок» и довольно гавкает. Пасть приоткрыта, белые чищенные зубы выглядывают, не представляя никакой угрозы для хозяина и… кто бы ни была эта копия хозяйки с другим запахом, а розовый шершавый язык свешен и подсыхает на воздухе. Бай определенно готов. — Тогда пошли!       Не успевает команда Короля остыть, как пушистый хвост «колечком» подпрыгивает в предвкушении и устремляется вперед звуковым сопровождением. Цок-цок-цок.       — Слушай, могу я спросить?       — Когда я запрещала? — возвращает Анна Королю с доброй усмешкой, но, заметив его состояние, невольно хмурится. — Что-то не так?       — Наверное прозвучит глупо, но ты сказала, что в вашей семье уже был случай алкоголизма и Королеве не стоит увлекаться вином? — Анна неопределенно двигает запястьем.       — А, ты об этом. Да, Мэй — бабушка по маминой линии, — уточняет, если для Короля это имя незнакомо по понятным причинам, — рассказывала, что после пропажи дедушки она взялась за бутылку и почти опустилась на дно. Мама была уже взрослой, но лишь прибавляла проблем взбалмошным характером, — «и связью с Хао» вертится на языке, но не срывается.       В какой-то момент Анна хочет попросить Короля о помощи: вернуться в их мир и отыскать следы дедушки — если сил Мэй и ее лучших сотрудников не хватило, чтобы их обнаружить, за двадцать с лишним лет, то, кто знает, вдруг получится у него? Однако по той же причине отказывается от затеи: если Король ничего не найдет или, куда хуже, найдет бесполезные останки, это, конечно, поставит точку в вопросе, да. Но не подкосит ли Мэй? Ведь сейчас, если копнуть глубже, «Ревил» живет и процветает на ее надежде и стремлении вернуть компанию Эстебану в том виде (и даже лучше), в каком она приняла ее, став временной главой.       Бесповоротное «Уничтожен» может сломить волевой дух и стальной характер, а вместе с ними — и «Ревил». Потому что, объективно говоря, когда кто-то пытается отобрать власть или принять решение за Мэй, он во всех смыслах проваливается, оставляя после себя свинарник и скопище проблем и делая Мэй лучшей кандидатурой в кресле босса из всех возможных.       И пусть Анне не нравится часть деятельности «Ревила», пусть они с Мэй разругались в пух и прах, бабушка едва не сломала ей жизнь своей невнимательностью и излишней категоричностью, Анна понимает: «Ревил» и Мэй в частности не хотят зла мирным гражданам. Они спонсируют медицинские и образовательные учреждения, пресекают в зародыше войны среди верхушек государств — именно во множественном числе, не ограничиваясь лишь Японией, — отправляют отряды и своих специалистов, шаманов различных категорий и областей умений в горячие точки для решения конфликтов и всячески спасают не только тех, кто может заплатить, но и обычных людей. Опустить руки Мэй — значит поставить под угрозу всю деятельность «Ревила», законную и не очень, лишить тысячи сотрудников работы, закрыт оборот товаров и жизненно необходимых лекарств из-за границы, ранее недоступных обывателю, и многое, многое другое, о чем обычные люди и некоторые члены властей не догадываются, тем самым навредив абсолютно всем.       И к счастью (или сожалению) Анна не дошла до такой точки кипения в своем гневе и обиде на Мэй, чтобы с садизмом и жестокостью вывалить на нее ужасную правду.       — Выходит, вы с ней общаетесь? С Мэй или, быть может, даже с Линдси? — Анна останавливается в изумлении.       — Ну да. А Королева — нет? — Король поспешно закрывает рот. Сильно ли он навредит Анне и ее вселенной, если расскажет о событиях в их мире, случившихся намного позже первого и второго раунда Турнира?       — Ты знаешь о… связи Линдси с Хао? — но решает начать относительно абстрактно, надеясь, если что, сбросить все на месть гормонального подростка, желавшего насолить Мэй и призвавшего Хао для нескольких увлекательных бесед.       — Ты про то, как она втерлась в доверие к Хао, чтобы его убить? — и осведомленность Анны вводит Короля в (приятный?) ступор.       — Так ты в курсе? — Анна кивает, и они медленно продолжают идти.       — Да. Мама воспользовалась тем, что однажды уже призывала его, даже была влюблена, из-за чего у нее были проблемы с Мэй и нашим отцом. Она умоляла принять ее обратно, и Хао согласился. Не знаю, может, у него были свои планы на ее счет, — задумчиво добавляет она, неосознанно касаясь «последнего испытания на верность» Линдси, заключающегося в убийстве одной из дочерей, — но не подавал вида и даже прислушивался к некоторым ее советам, — опять же, шаманский союз был идеей Линдси, — однако какой-то приспешник не доверял ей, поэтому устроил слежку и ожидаемо раскрыл. Маме пришлось напасть на Хао раньше, а после, когда их разняла Милли, не дав друг друга поубивать, она вернулась, чтобы рассказать обо всем: о Хао, своих чувствах к нему, угасших со временем, плане и том, почему она вообще бросила нас. У нее не было выбора — иначе бы мы пострадали.       Приступ гнева поехавшей Наоми, угрозы расправиться с детьми, сидящими на первом этаже, пока Линдси судорожно, под пристальным взором собирает свои и чужие вещи, а после — уезжает в закат, оставляя двоих дочерей под присмотром пугающей и не внушающей доверия хранительницы, успевшей заработать самую отвратительную репутацию из возможных в Мире Духов. Чудо, что они с Милли выжили, предоставленные сами себе.       — Мама извинилась, и я ее простила, — заканчивает Анна, не добавляя, что сразу после Линдси пришлось уехать: проблемы с отцом, про которые она не уточнила, а Мэй уклончиво ответила про затуманенность рассудка, идущую со смерти Нины. Больше спросить было не с кого. — Думаю, теперь твой черед?       Он убирает руки в карманы джинсов — защитный механизм, не способствующий расслаблению Анны.       — Ну, в целом, у нас произошло то же самое, с единственным и довольно критичным отличием: Линдси оставалась в команде Хао вплоть до окончания Турнира. О ее мотивах и истинной причине сближения с Хао мы узнали, когда вместо исполнения приказа убить нас — меня, Рена, еще нескольких ребят и тебя в том числе, — она использовала медиумскую технику и отобрала контроль над Духом Огня…       — «Зеркало», — подсказывает Анна.       — …выиграв нам время для атаки и вынудив Хао отступить. Но, конечно же, он не мог оставить ее без ответного «подарка», — омраченный, Король вспоминает ожесточенную злобу брата — любое предательство, будь то первый или последний человек в его отряде, каралось им безапелляционно. — Получив контроль над Духом Огня на долю секунды, он проткнул ее насквозь, и, к сожалению, с нами не было медика, чтобы ей помочь.       — А-ан… на… — несмотря на невыносимую боль, море потерянной крови, разбрызганной по лицу, телу, порванной одежде, Линдси из последних сил старается ей улыбнуться, приподнять руку, пусть запястье не слушается, ни на сантиметр не оторвавшись от земли. Анна смотрит на нее отрешенно, без всякого сожаления или снисхождения, Йо видит в ней лишь боль от давнего предательства, обрывки детских воспоминаний, сгораемых под темными ресницами. Она отводит взгляд и выстраивает между умирающей Линдси и живущей ей непроницаемую стену.       И Линдси это понимает. В последний раз увидев, как родная дочь, которую она пыталась защитить любой ценой и в итоге защитила, пожертвовав собой, отворачивается от нее и уходит, Линдси смиренно принимает отказ и позволяет единственной слезе скатится по испачканной кровью щеке.       — Она умерла. И даже после того, как я стал Королем и предложил ее воскресить, Линдси отказалась — лишь попросила собрать дочерей, вас, чтобы рассказать о прошлом и извиниться, — он замолкает, недолго пожевав внутреннюю сторону щеки. — Я думаю, нет смысла говорить, что ее проигнорировали? Единственная, но с опозданием в год из-за потери ребенка пришла Милли. Так мы узнали подробности о смерти Нины, о разборках в вашей семье, дурацких и излишне жестоких правилах, которые Милли очень долго впоследствии пыталась отменить, об угрозах какой-то На… Нанами?..       — Наоми, — на автомате поправляет Анна, ошеломленная.       Сколько сходства в их вселенных при множестве отличий, сколько отличий в их вселенных при множестве сходств.       На самом деле Анна не знает, как бы отреагировала на присутствие Линдси в стане Хао намного позднее — в деревне Добби, например, — когда высказаться и поговорить по душам после выявления предательства у них бы не было возможности, а неприятие и злость, детская обида возрастали с каждым днем. Скорее всего, не выдержав сильных эмоций и вспомнив чудовищные тренировки и отношения с Эной, на которую их с Милли сбросили, она бы тоже отвернулась, не пошла бы впоследствии на разговор.       — И с одной стороны я понимаю Анну: переход Линдси от «плохих» к «хорошим» мог оказаться банальной трусостью, но с другой — мне кажется несправедливым не дать родной матери и шанса рассказать о своих мотивах. Она ведь не просто так оставила всех дочерей и приняла сторону Хао — Линдси пыталась защитить вас, пусть и не вполне логичными методами, — Король качает головой, Анна же пожимает плечами.       — Порой, детская обида может быть самой сильной вещью на земле. И если раньше Королева в какой-то степени верила и надеялась, что Линдси вернется, и все снова станет как прежде, до смерти Нины, то встреча по разные стороны баррикад разбила эту надежду, дала простор воображению: вместо решения насущных проблем или серьезной опасности, из-за которой Линдси не могла вернуться домой, она просто шаталась с Хао и его людьми, сеяла хаос и раздор, возможно, даже убивала невиновных и провинившихся. Она не хотела возвращаться — она поставила семью и детей много ниже своих эгоистичных желаний, что логично обратило прежнюю любовь, воспоминания о беззаботном детстве в чистую ненависть, злость. Королева думала о ней лучше, всячески оправдывала в своей голове, в то время как Линдси… — Анна крутит запястьем, как бы подводя итог.       — Да уж, — Король горько вздыхает, опустив подбородок.       Анне становится его жаль, и в то же время она понимает, что он ничем не поможет: чрезмерное упорство и попытка переступить через разбившиеся гордость и наивность, могут обернуться против Короля — Королева просто психанет, если не хуже, решит, что Король теперь на стороне Линдси, когда обещал всегда и всюду быть с ней (хотя бы морально, поддержать и понять, как он это умеет).       — Думаю, здесь остается лишь ждать, — заключает она спустя недолгое молчание.       — М?       — В том плане, что сейчас ты ничего не добьешься: Королева думает, что ее предали — предал родной человек, который когда-то давно поклялся защищать и оберегать ее, но при этом ни разу не обмолвился, что смена «команды» нужна лишь для вида. Да даже я, если честно, зная историю и выслушав маму, не до конца ее простила. Это сложнее, чем кажется, — Анне становится немного неловко и даже стыдно, когда Король заостряет на ней внимание, горький шоколад его глаз опаляет кожу. — И нужны годы разговоров и совместной деятельности — ну, знаешь, наверстать упущенное и все такое? Конечно, если Королева за двадцать лет так и не остыла на пару градусов, это займет больше времени, но разве у вас нет в запасе еще четырех с лишним сотен?       Король беззлобно усмехается.       — Не хотелось бы затягивать.       — Поспешишь, и нарвешься на еще большие неприятности, — однако Анна категорично отрезает. На месте Королевы она бы обеспечила ему исключительно садистскую головомойку с выскабливанием мозга из черепной коробки чайной ложкой. — Уж прости, но тут без вариантов. Киоямы все такие: если ненавидим, то от всей души и долго, а если любим…       Она осекается, но любопытство Короля и его желание услышать продолжение фразы впереди планеты всей, пузыриться рядом вулканом. Не без усилия Анна отворачивается, прочищая горло, и вкладывает в голос столько пренебрежения и деланной легкости, сколько вообще способен человек, не умеющий врать.       — Впрочем, не суть. Если с духом мамы ничего не случится, и ты останешься Королем, Королева в любое время до истечения срока может передумать и наконец ее простить.       — Мхм, — протягивает он неоднозначно, еще недолго наблюдая за ней и тем, как краска умилительно ползет от линии роста волос и вверх, задевая кончик неприкрытого уха.       Анна отводит взгляд, переключается на стену коридора, увешанную картинами меж утонченной лепнины, а Король задумывается, видел ли Йо в их мире нечто подобное? Как он воспринял, понравилось ли ему? Хотя, что за глупый вопрос? Как ее выражение лица — чуть вздернутый кончик носа и нахмуренные брови — дерганные движения пальцев, выдающие нервозность, и то, как она старательно на него не смотрит, может не понравиться?       Отвыкший от столь яркого проявления эмоций с Королевой, Король мурлычет про себя, подобно сытому коту. Надо же, он и забыл, какое это будоражащее чувство!       — Так значит, Мэй начала злоупотреблять алкоголем уже после рождения Линдси? — однако, чтобы неловкость не стала дискомфортом, возвращается к предыдущей теме.       — Ну да, — слабо, но работает: еще смущенная, Анна поворачивается к нему.       — Тогда Королеве не о чем переживать. Алкоголизм передается по наследству либо до беременности, либо во время. Если Мэй начала пить уже когда Линдси выросла, то это никак не отразится ни на дочери, ни на внучках. Разумеется, — добавляет смутно, — если в вашей семье не было других случаев. Но ты упомянула исключительно Мэй…       — Вот именно потому, что я упомянула Мэй, вам стоит отнестись серьезнее, — перебивает Анна с раздражением от его пренебрежительного тона. Впрочем, если Королева ему ничего не рассказывала, то тогда он вряд ли знает про… — Так уж вышло, что мы с ней похожи не только внешне — истории наших жизней тоже перекликаются.       — Прям настолько? — он вскидывает брови, окончательно добивая ее своим неверием. — Прости, но я не думаю, что…       — Она когда-нибудь притворялась твоей женой, по факту ею не являясь? — козырный туз, использовав который Анна замолкает. С чего вдруг она решила, что во вселенной, где с самого начала Король и Королева, помолвленные обещанием, жили под одной крышей с детства, нечто или некто вынудят последнюю сыграть в глупую игру?       «Может, и вправду не везде похожи», — хочет вымолвить она.       Но лицо Короля меняется — с удивления на сомнение, в растерянность и — беспокойство.       — Мне стоит опасаться? — наконец-то! Теперь они говорят на одном языке. Анна окидывает его взглядом, параллельно вспоминая рассказ Мэй, с чего начался ее алкоголизм, и качает головой.       — Только если собираешься исчезнуть в неизвестном направлении лет на двадцать. Мэй это сильно подкосило, да и мама… Стоп, ты не сказал «Нет», — к черту рассуждения о бабушке с матерью, далеком прошлом, до Анны с опозданием доходит, что именно фраза про фиктивное замужество вынудила Короля поверить ей. — Почему? В том смысле, разве это не идеальная вселенная в плане наших отношений?       — Ну, начнем с того, что идеальных вселенных в принципе не существует, — витиеватый ответ, Король не смотрит на нее прямо, отчего Анне хочется, свербит под кончиками пальцев, взять его за шиворот и сильно тряхнуть. — А закончим тем, что это довольно длинная история.       О, попытка улизнуть. Анна скрещивает руки на груди.       — Так и я вроде никуда не тороплюсь? — «в эту игру могут играть двое, Асакура» говорит приподнятый уголок брови, «у тебя нет вариантов».       — И все же в другой раз, — но он капитулирует. Улыбаясь своей привычной, обескураживающей улыбкой, таящей в себе намного больше, нежели обычные оптимизм и беззаботность, Анна улавливает в Короле некоторую ностальгию и сожаление, однако расспросить, настоять на ответе, не может.       Для того, чтобы требовать от кого-то честности, необходимо самой быть откровенной; а тут, увы, — она слицемерит. Понимает это Король или нет, напирает на совесть или нет, он вновь ободряюще прижимает ее к себе и тем самым закрывает тему.       Анна с досадой запрокидывает голову — очередная сложная история, куда же без нее.       — Мне начинает казаться, что вселенная схлопнется, если хотя бы раз у нас все будет легко и просто.       Король хмыкает.       — Да, есть немного, — и, разорвав физический контакт, позволяет ей пройти первой сначала в главный холл, уже украшенный и пестрящий всевозможными, такими же белыми, как и все вокруг, голубями — символами мира, астрами — в знак единения с небом, а также утонченности и меланхолии, сожаления, что одно или все события в прошлом случились, и ничего нельзя сделать, и розами — вазы с розами стоят повсюду. Слуги разошлись: закончив на сегодня или же переместившись в другие залы, подрабатывая в ночную смену.       Бай, очевидно просочившись сквозь дверь или вынудив сердобольного человека ему открыть, нетерпеливо ждет, вертится возле выхода и едва может устоять на лапах, подначивая отрывистым, звонким лаем передвигать ногами быстрее.       И, выйдя вслед за пушистым сугробом на улицу, Анна понимает рвение пса: имитация неба в виде безопасного купола, на котором никогда не будет созвездий, витающие над ним духи, что сверкают, клацают безмолвно зубами, поражая размерами и отдаленностью при парадоксальной близости, буквально за тонким слоем будто бы стекла; рядом с ними, под приглушенным полотном сияет столб божественного света Короля Духов, источая невероятное количество силы, ощутимое на подсознательном уровне, заставляющее трепетать и благоговеть от одного лишь взгляда.       Снаружи дышится иначе; ведь, по сути, небольшой городок и окружение были созданы искусственно с нуля, и даже воздух — вроде бы идентичный настоящему, но заметно отличается. Становится очевидным, почему люди в Королевстве живут так долго, и по-иному идущее время — не единственная, хоть и весомая причина: здесь нет загрязненной экологии, нет скоротечности и спешки, люди дышат магией, питаются ей — ведь обычных овощей и фруктов среди скопища духов не вырастить; они не задумываются о том, могут ли потерять крышу над головой или родственника из-за тяжелой болезни, потому что здесь таковых не существует в принципе. Совершенно обособленная, закрытая и удивительная для изучения экосистема, которой никто не нужен.       Но о которой им с Йо предстоит заботиться.       — Ты идешь? — он мягко окликает. Спустившись по мраморной лестнице, огороженной по краям незамысловатыми, пузатыми колоннами Король смотрит на нее, поглаживая Бая по макушке. На удивление прежде рвавшийся на улицу пес покорно сидит возле хозяина, высунув розовый язык и разрываясь, практически вибрируя в предвкушении пробежки, последующей за командой «апорт».       Анна смаргивает наваждение, мимолетно улыбаясь — мысли для долгих размышлений и принятия непомерной ответственности можно оставить на потом, пока ей следует сосредоточиться на моменте, а именно — на будущем муже в лице Йо Асакуры, собаки, до чертиков похожей на подпрыгивающий сугроб, и неординарном задании-просьбе Королевы, к которому первому предстоит приступить.       — Еще бы знать куда, — она принимает прежний, легко-надменный вид, скрестив руки на груди.       Король же опускается на одно колено перед Баем и, потрепав его за пушистым ухом с острым кончиком, дает командой «Можно» сорваться с низкого старта и умчаться в неизвестном направлении под громкий лай.       — Что? Он вполне самостоятельный мальчик, — поясняет Король, заметив интерес Анны. На что ее губы растягиваются в ехидной ухмылке.       — Да, я помню, — от которой и Король, и наблюдающий Йо снова впадают в смущенный ступор. Второй опускает глаза в несуществующий под ними пол, а Король же, наоборот, оправившись быстрее, закатывает их с легкой усмешкой.       — Ты теперь будешь припоминать мне это до конца жизни? — по нему не скажешь, что он против такой участи. Анна поводит плечом.       — Пока не произойдет чего похлеще, — да, определенно Король (впрочем, как и Йо) не против.       Перед ними как-то незаметно вырастает живая изгородь под два метра, скрывающая явно больше, чем кажется на первый взгляд. Король загорается в предвкушении, его щеки вот-вот порвутся от улыбки:       — Прислушайся, — Анна моргает. Что? — Просто доверься мне и прислушайся. Ты скоро поймешь.       Настойчивость на пару с оптимизмом сулят нечто фантастическое. Король почти подпрыгивает в воодушевлении, неспособный стоять прямо, и тем ставит точку в вопросе недоумения Анны и подготовки к неизвестному.       Она послушно прикрывает веки, и первое, что на нее обрушивается в ночной темноте, — шум водопада, энергия Короля Духов, разливающаяся мощным потоком практически под ухом: он бурлит, грохочет, вспенивает волны — прежде она не замечала, увлеченная другими вещами, но сейчас он оглушает, заставляет окунуться с головой, вдохнув всплеск магии с поддельным воздухом, а после — почти силой переключиться на воссозданный, такой же искусственный ветерок, едва различимый стрекот белоснежных фонарей — и жизнь, что течет по мощеной дороге вплоть до домиков на окраине, лениво в столь поздний час. Специально или чисто случайно, но сознание Анны представляет, фантазирует, как она проскальзывает по немногочисленным улочкам, огибает редких людей, предпочитающих не белое, но все же светлое, нейтральное одеяние, а когда возвращается, открывает глаза, ее мнение упирается в одно: жизнь течет и протекает, где бы ни была человеческая натура и магия, тесно сплетенная с ней.       — Итак? — спрашивает она.       — Итак, — повторяет Король и, мазнув языком по нижней губе, силой мысли разводит прежде сплошную изгородь в стороны, приглашая внутрь.       Впечатленная (не первый и, очевидно, не последний раз) Анна проходит сквозь распустившуюся темно-зеленую арку, тут же оглядываясь по сторонам — вроде бы обычный, «живой» лабиринт, с дюжину которых она видела за границей по заданию «Ревила», но вряд ли бы тогда Король так настаивал на их приходе сюда.       И действительно: стоит Королю скользнуть прямо за ней, а живой изгороди снова зарасти, как первое, за что цепляется слух и на что специально обратил внимание он, это… тишина. Отсутствие всякого шума, вся жизнь, бурлящая и протекающая в отдалении, словно отрезается; они попали в параллельное измерение, где воздух, оказываясь немного легче, переносит на себе лишь свеже-цветочный аромат.       И при этом тишина не давит. Нет эффекта отчужденности, оторванности от мира с нарастающей внутри тревогой, когда единственный звук, который до тебя доносится — это стук сердца и крови, ее пульсация в висках. Нет, здесь тишина умиротворяющая, расслабляющая, ты хочешь в ней находиться, отдохнуть от шумного мира, и, Анна уверена, многие приходят сюда, когда голова просто разрывается от мыслей, а необходимость Королевства в твоем присутствии не дает побыть наедине.       — Что это за место? — завороженно молвит Анна и осекается: что за глупый вопрос?       — Ты наверняка ждешь какого-то заковыристого названия, — Король неспешно проходит вдоль живых стен, — но я предпочитаю просто: «Королевские сады». Королева часто гуляла здесь с Ханой и Бьянкой или сидела одна, чтобы отдохнуть от «балагана» в Королевстве.       — И она попросила воздвигнуть статую? — Анна пытается найти пример, но их путь свободен и чист…       — Когда ты проводишь время в каком-то месте довольно долго, рано или поздно тебе захочется понаблюдать за чем-нибудь прекрасным, — по крайней мере, пока они не сворачивают за угол, где раскинулась поляна, усеянная всевозможными, обычными и магическими, цветами с утонченным запахом, не забивающим ноздри.       — Вау, — выдыхает Анна и тут же вдыхает обратно, потому что… этим ароматом, соцветием и разнообразием, хочется дышать снова и снова, хочется укутаться в него, как в одеяло, и остаться сидеть здесь навсегда.       Она опускается на колени, очарованная белоснежным цветком с пурпурными вкраплениями на волнообразных лепестках, а когда касается, желтые тычинки вздрагивают, и цветок закрывается, будто в смущении. Ее брови взмывают вверх, Анна поворачивается к Королю, но тот пожимает плечами:       — Они уважают личное пространство, — и настает черед Анны смущаться.       — Прошу прощения, — произносит тихо, и цветок, словно услышав и поняв, раскрывается вновь, вплетаясь тонким, выдержанным ароматом к остальному букету, будоражащему дух. Да, определенно, в обычном мире, даже если искать специально, угрожая каждому цветку срезать его под корень, покуда он не выдаст себя, она вряд ли найдет нечто подобное. С другой стороны — и к лучшему: тогда никто не сможет претворить угрозы в жизнь ради краткосрочной радости какой-нибудь девушки или женщины на праздник. — Поэтому Королева просит тебя создать статую? Чтобы наслаждаться прекрасным.       Добавляет она, поднимаясь. Король утвердительно кивает.       — Статуи, лавочки, новые виды цветов, — ему не хватает загнуть пальцы, перечисляя. — А пару лет назад было подобие пикси, но они не прижились.       Анна решает не уточнять, поспособствовал ли тому характер Королевы, — Король прекрасно знает сам.       — Идем, — он кивает в сторону одной из развилок, вытекающей из поляны паучьей лапкой, и им нужно немного времени, чтобы завернуть в тупик с одинокой кованой скамьей, окруженной белоснежными пионами, и небольшой нишей, как догадалась Анна, предназначенной для статуи.       — А она здесь была? Ну, когда планировала впихнуть в закуток мраморную нимфу? — ее голос сочится скептицизмом напополам с иронией.       — Тебе что-то не нравится? — ни капли давления или раздражения. Король прослеживает за ее взглядом, направленным прямиком в нишу: интуиция подсказывает, что дело именно в ней.       — Нет, — сразу, но, чуть подумав: — Возможно… Да, мне кажется, что статуя здесь не вписывается. Не пойми превратно: я не собираюсь принижать чувство прекрасного Королевы, тем более, что уже добилась этого в другом, — добавляет тише, вспоминая их ругань, — но разве тебе самому не кажется, что сидя здесь, в этом закутке, с книгой или чем-нибудь еще, последнее, что тебе захочется видеть — это кусок белого мрамора, которого и так вокруг полным-полно?       — И что ты предлагаешь? — спрашивает он спустя недолгое молчание — явное взвешивание рисков.       — Фонтан, — не колеблясь. — Подумай: здесь нет никаких звуков, и пусть тишина не вынуждает тебя орать во всю глотку, чтобы в конец не обезуметь, Королеве или кому бы то ни было еще придется выйти, чтобы услышать хоть что-то. И, в сравнении со «здесь», их будет много — слишком много. Шум воды в фонтане нельзя приравнять к водопаду в виде Короля Духов, а при желании и вовсе можно отключить.       Под конец она пожимает плечами настолько легко, что неясно, хочет она услышать согласие Короля или же ей в принципе плевать на возможный отказ.       — Погоди, ты хочешь, чтобы я ослушался Королеву? — до него доходит с запозданием, Анна хмыкает.       — Ты же не ребенок, чтобы кого-то «слушаться»? Я просто сказала, что фонтан здесь будет уместнее, и привела пару аргументов — ты волен выбирать: прислушиваться к ним или нет.       — Да, но если я послушаюсь тебя, Королева…       — Обратится фурией и начнет сметать все на своем пути? — заканчивает за него Анна. Король оборачивается на нишу и по тому, как складка проступает меж бровей, становится ясно: он тоже склоняется к выводу, что статуя излишняя — да и их уже столько раскидано по Королевству… А вот фонтан один, и тот — на подобии главной площади. Анна переходит к снисходительности. — Я бы тоже потопала ножками, если бы кто-то сделал не так, как я хочу, но иногда это приводит к неожиданно-приятным результатам, — и озорно улыбается. — Ну, или спихнешь все на меня — я и так наделала делов: одним больше, одним меньше — хуже не будет.       — О, потрясно, из бунтаря в предатели! — его нижняя губа забавно оттопыривается, а ресницы распахиваются, после чего скрывают горячий шоколад его глаз со смешением юмора с сарказмом. — Ну уж нет, я лучше смело встречу свою судьбу от рук Королевы, чем сброшу на другого ответственность за свои действия.       Это… так по-взрослому. Анна не говорит вслух, у нее кончаются слова, но она надеется, что ее взгляд, полный благоговения и гордости, скажет за нее. Не то чтобы Йо в их вселенной избегал страшного слова, нет: свои промахи он воспринимает довольно-таки серьезно, а после битвы с Фаустом и травмы Манты и вовсе на многое и Турнир в целом стал смотреть иначе.       Однако здесь, сейчас, в чужой вселенной, на двадцать лет старше, оно кажется одновременно огромным и мизерным. В конце концов, это выбор между чертовыми фонтаном и статуей — Король может создать одно, дать на оценку Королеве и, если ей не понравится, разрушить и построить заново (или же вовсе не слушать Анну, а сразу исполнить волю Королевы). Но с другой стороны, даже в подобной мелочи, он не позволит кому бы то ни было расплачиваться за свои «бунтарства» и возможные грешки, отчего в Анне, садящейся на скамью, разрастается тревога и острый вопрос.       Сколько еще такой, большой и маленькой, ответственности лежит на Короле?       Это ведь Йо — он не может четко разделять «мои» и «твои» ошибки. Если работа была в команде, и они проиграли, то, скорее всего, он возьмет всю вину на себя, освободив от гнетущего чувства остальных и прикрыв свои настоящие эмоции за липовой улыбкой; мелкий промах довольно быстро забудется, Йо найдет, чем гордиться, заберет к себе в карман другую победу, покрывающую старую неудачу. Но что, если провал будет намного серьезнее? Если на его покрытие не хватит ни одной, ни десяти, ни сотен побед? Если последствия окажутся настолько ужасными, гложущими и разрывающими изнутри, что никакая победа уже в принципе не будет важна, ведь все не станет как прежде?       Война.       Война, забравшая десятки тысяч шаманов и начавшаяся даже не по вине Йо или кого бы то ни было еще из Королевства — начавшаяся, как апогей предательства, итогом которой должны были стать сложение полномочий или слом Короля.       «Ты была той, кто настаивала на уходе», — слова Ханы всплывают среди тянущегося потока мыслей. Анна не замечает, как начала медленнее моргать.       Вряд ли даже сейчас, спустя двадцать лет, он может спокойно спать по ночам, не думая о прошлом — о том, как бы все повернулось, сумей он предотвратить войну: никаких жертв и гонений, никакого оружия, поражающего самых стойких, никаких обвинений и таящейся злобы за погибших родственников и любимых, с годами только усиливающейся и способной вылиться в открытое противостояние, месть… никакой Вайолет и смерти Королевы. Да, жизнь не превратилась бы сразу в сказку, наверняка были бы другие проблемы, мелкие и средние, но они не разрослись бы до таких масштабов, не подкосили бы Короля, сделав козлом отпущения, по локоть в крови. Йо остался бы прежним — солнечным, улыбающимся…       «До какого состояния его нужно довести, чтобы он захотел убить семь миллиардов человек?» — вопрос, возникший в ней при разговоре с Королевой. Анна тянется за мыслью… Войну можно предотвратить…       Хватает за край и неожиданно просыпается. Все тот же сад, те же небо и Король, делающий последние штрихи, — единственное отличие составляет небольшое одеяло, накинутое на нее, и морда Бая на коленях, вернувшегося с прогулки поразительно чистым, несмотря на ожидаемую любовь поваляться в грязи назло хозяину. Шея ноет от неудобной позы — когда она умудрилась заснуть? — поэтому двигает ей максимально осторожно, впрочем, как и всем телом — давая мысленную команду Баю встать или хотя бы подвинуться, делает из одеяла своеобразную подушку для пса, компенсирующую пропавшие коленки, и подходит к Королю, на предпоследних шагах сбрасывая с затекших плеч и разума остатки туманного сна.       Созданный фонтан — если не самый изумительный, то в числе лучших трех, какие она только видела: идеально вписывающийся в относительно небольшую нишу из живой изгороди — как по размеру, так и по незатейливому дизайну окантовки, — никаких острых форм, сплошь округлости и полумесяцы, выливающиеся в небольшой бортик, доходящий до середины бедра. Вода же льется из ветви мраморного деревца: поднимается по тонкой древесине, отделанной магией, и по склоненным и разветвленным листьям ниспадает музыкальным дождем.       Впрочем, привлекает, завораживает и очаровывает не только он — просьба Королевы тоже не осталась не выполненной, отчего нимфа из скетча прямо сейчас восседает на краю. Небольшие заостренные ушки выглядывают из высокой и чуть растрепавшейся прически, платье в греческом стиле ниспадает волнами по точеной во всех смыслах фигуре, а одна ножка затейливо и немного кокетливо спущена в воду.       — Ух ты, — Анна восторженно выдыхает, когда Король, очевидно закончив, рассеивает магические всполохи. — Я так погляжу, ты не стал выбирать чью-то сторону.       Он улыбается, отчего леденец, на который Анна изначально не обратила внимание, забавно оттопыривает щеку:       — Иногда лучшее решение конфликта — это компромисс, — и неосознанно сильнее намекает на тему, не дающую ей покоя до и во время сна. — И, вроде как, получилось неплохо.       Но Анна не поддерживает его легкость, не комментирует никаким сладко-едким «Не похвалишь себя сам — не похвалит никто».       — Мы можем поговорить? — а вопрос и вовсе заставляет нахмуриться.       Король предпринимает последнюю попытку — достает изо рта ярко-малиновый чупа-чупс:       — Сахар стимулирует мозг и помогает дольше работать без перерыва, если тебя вдруг это волнует, — она не меняется в лице. Чупа-чупс в руке опускается, а Король переводит взгляд на фонтан, смотря сквозь. — Значит, речь не о поедании вкусняшек?       — Я знаю, что тебя предали, — нет смысла таить или вилять. Анна выпаливает сразу, боясь, что Король закроется или открестится, но в тайне надеясь на сговорчивость, а главное — сотрудничество и желание все исправить. — Хана рассказал о Первой войне шаманов, — Анна лишь сейчас задумывается о том, что «первыми» обычно называют те, следом за которыми идет еще как минимум одна, но быстро отбрасывает паразитирующую мысль, — что ты доверился не тому человеку, и в итоге многие погибли.       Его челюсть резко выделяется. Король стискивает зубы — да, Анна выбрала наихудшую тему для обсуждения, — и ему есть что сказать, возможно, грубо выругаться, но он молчит — тяжело, долго, словно обдумывая ответ, но на деле пытаясь остыть, усмирить внутренних демонов и кошмары, преследующих его днем и ночью, являющихся жестокой реальностью и опытом, который он бы не пожелал никому. Король на нее не смотрит, и в другой ситуации Анна бы потребовала повернуть голову, но не в этот раз — в этот раз она боится заглянуть ему в глаза и увидеть слишком многое: жестокую откровенность, скорбь и даже ненависть по отношению к себе, отсутствие самопрощения как данности, а главное — неприязнь, отторжение и закрытость от нее — за то, что разворошила прошлое, разбередила раны из эгоистичных побуждений.       Эгоистичных ли? Неважно.       Король облизывает пересохшие губы.       — Думаю, мне стоит провести с Ханой воспитательную беседу о том, что в параллельных вселенных нельзя разбалтывать направо и налево все подряд. В особенности — то, что их не касается.       — «Не касается»?! Йо, это буквально твое будущее! Предлагаешь мне просто принять его и ждать, пока война и какой-то кретин сломают тебя пополам?!       Она не выдерживает. Взрываясь и повышая тон, Анна дергает его за плечо и разворачивает к себе лицом. Отстраненность и замкнутость, сжатые губы и боль, океан невыносимой, скрежещущей боли, от которой становится не по себе и хочется разобраться пуще прежнего, пуститься в галоп, чтобы перестрелять виновных и обеспечить ему, Йо, и всем остальным, в том числе ей самой, безопасный уголок, — вот, что она видит, но больше оно ее не пугает.       Анна решила дать бой, и пусть Королева с Королем назовут ее эгоистичной, скажут, что это неправильно и нельзя использовать будущее в чужой вселенной, но разве не об этом они мечтали? Не об этом думал Йо, когда узнал о смерти Королевы, и в чем состояла главная причина прыжка Ханы во времени? Король бы не поставил себя на первое место, не воскресил бы Королеву, изменив будущее; его бы заботили миллионы людей, которым на него начхать и которые и вместо капли сочувствия облили бы его ненавистью и ядом: «Теперь он один из нас, теперь он знает, каково это — потерять любимого!».       И в том их отличие — когда речь заходит о близких, Анне становится плевать на остальных. Ее цель сужается до точки — «обеспечить безопасность», «сделать счастливой, купив глупого медведя на день рождения» или «предотвратить войну», — и тело становится стальным, а нервная система — железобетонной, ее не берут ни усталость, ни истощение, ни голод, ни холод; пока цель не будет достигнута, ее ничто не остановит — даже Король и его отказ в этом участвовать.       — Хорошо, тогда я справлюсь сама, — фыркает в ответ на глупую тираду об обязанностях и неоднозначности искажения времени; Анна не сочла необходимым дослушивать.       Король искренне (и неприятно) удивляется ее самоуверенности, граничащей с безумием и форменным самоубийством.       — Ты не можешь просто так влететь с ноги на Турнир Шаманов и все там перевернуть вверх дном!       Но она может.       Судя по приподнятым бровям и тому, как Анна смотрит на Короля, видя вместо него людей и возможности, которые ей когда-то помогали и потребуются вновь, Йо понимает: именно это она и планирует сделать.       — Если ты не идешь на компромисс и не хочешь давать никаких подсказок, то мне придется «влететь с ноги на чертов Турнир», не оставив камня на камне, и плевать, если со мной что-то произойдет, — задевает. Тонко, остро, больно. Нет в мире ничего, что могло бы задеть Йо Асакуру, Короля Шаманов, недавно потерявшего жену, сильнее, чем возможное повторение ситуации, пусть и в другой вселенной. — У меня почти нет информации, да и Хана после вашего диалога вряд ли что-то рискнет рассказать, поэтому, когда ты перестанешь смотреть, навсегда открестишься от нашей вселенной, как от возможного развития событий, я полезу в пекло и буду пробовать снова и снова, биться, ударяться, ошибаться, пока не достигну цели. Так что плевать.       И добавляет под конец. Небрежно, но глядя глаза в глаза, с намеком на самодовольную и самоуверенную, отчаянную усмешку; Король видит в ней вызов.       — Ты мне угрожаешь? — Анна хмыкает: угадал.       — Предпочитаю слово «шантаж», но да — я тебе угрожаю, — и, пожалуй, нет ничего более глупого и самонадеянного с ее стороны, будучи не в своей вселенной, когда возвращение напрямую зависит от субъекта шантажа. Но Анна не была бы Анной, если бы даже в споре с самым главным человеком на Земле не действовала так, словно доживает последний час. — Быть может, тебе плевать на себя и куда покатится этот мир, но, как мы выяснили, не все равно, что станет со мной. Поэтому тебе придется рассказать о предателе и Первой войне, если не хочешь однажды узнать от Эллейн, что я погибла по глупости, пытаясь добыть ничего не значащую деталь от головоломки. Так что смирись, Асакура, в этом споре тебе не победить.       Вскинув горделиво нос, Анна скрещивает руки под грудью, оставляя затихшего Короля наедине с необходимостью принять во всех смыслах проигрышное для него решение…       — Да, но ты не попадешь в беду… — как тот подает голос; медленный, тягучий — он не нравится Анне с первых же секунд, — если не сможешь вернуться в свой мир.       Шок. Ответная угроза. Анна, оторопев, резко оборачивается, округлив глаза, смотрит на него в недоумении, изумлении и еще с тройке других нечитаемых эмоций, покуда Король остается таким же отстраненным и спокойным, не принимающим и в этом конфликте ни один из предложенных ему вариантов, выбирая чертов компромисс. Если его вообще так можно назвать.       — А ты явно осмелел — за двадцать лет брака стал считать себя бессмертным, — она находится не сразу. Речь возвращается с першением в горле, а мысли все еще сбиты в хаотичный поток, из которого Анна дергает пару резких, колких фраз, не выдавая обескураженности и потери контроля. — Смеешь мне угрожать, да еще так бездарно! Ты ведь первый полезешь на стенку, потому что я знаю, как минимум, трех женщин в этой вселенной — не говоря уже про Хану, оставшегося в нашей, — которые вычерпают тебе мозг чайной ложкой, и я не стану им мешать — просто понаблюдаю за твоей агонией, чтобы под конец сказать: «Я предупреждала».       «Так что, сделай милость, возвращайся на курсы шантажа и всех видов угроз и приходи на экзамен снова лет так через сто», — хочется ей сказать, практически срывается с кончика языка, но ее гнев, досада и какое-то бессильное отчаяние, вырвавшееся поначалу тирадой, берут верх, окутывают плечи, давят, тянут вниз, заставив опустить не только руки, но и бросить все, что можно.       Анна улыбается — скорее хмыкает; в этом тоже состоит ее бессильное отчаяние.       — Однако больше всего меня поражает, что ты готов разворовать целую вселенную, перевернуть жизни Ханы, Милли, даже свою собственную, заперев меня тут, лишь бы не подвергать опасности. Но ни на секунду не задумываешься обеспечить хотя бы сотую долю защиты себе, — она уже не кричит, не язвит, ее голос вернулся к спокойным нотам. Тем не менее Король улавливает в них куда больше тревоги и одновременно заботы, имеющих достаточно силы, чтобы сокрушить его прежде непоколебимую уверенность. — Пятнадцать тысяч человек — неужели ты ни о чем не жалеешь? Не хочешь ничего исправить?       Хочет. Искренне, всей душой и телом — исправить предыдущие ошибки, вернуться в прошлое с имеющимися знаниями, помочь увидеть себе-подростку, еще неумелому и местами наивно-глупому, мир под другим углом. Где некоторые люди относятся к тебе по-доброму не только потому, что ты «открываешь им душу своей улыбкой и нежеланием навредить», но еще и когда им от тебя что-то нужно. Другие — кто с самого начала огрызался и даже у него вызывал сомнения насчет возможности его или ее «осветлить», могут оказаться бриллиантами, покрытыми грязью: немного воды и терпения, и вот — перед тобой ценный друг, надежный товарищ, способный вытащить из беды в трудную минуту; а могут — не раскрыться, оказаться намного проще — жестокими и кровожадными, не нуждающимися ни в чьем одобрении и понимании, творящими зло, потому что хотят, оно приносит им удовольствие, и плевать на закон и этику, мораль — у них свое понятие «можно», открывающее им двери в насилие.       Да, Король бы хотел сказать себе-подростку маленькую, но простую истину: среди плохих есть хорошие, но и среди хороших есть плохие, и никто, кроме времени и практики, сбитых коленок и тяжелых ситуаций, не раскроет тебе их вот так сразу.       Как и порекомендовал бы не прислушиваться к советам некоторых людей (даже если они старше и опытнее): иногда неоправданный риск остается неоправданным риском, а его последствия могут серьезно подкосить. И на деле, все те ситуации, в которых они побывали, будучи подростками: спасали Рена в Китае, открыто выступали и боролись до победного с Фаустом, в первых рядах и без плана летели в пекло Ада, чтобы спасти жителей деревни Добби, — это, в общем-то, чудо, что они остались живы, никого не потеряв и не сойдя с ума (хотя некоторые были к тому близки).       И, разумеется, он бы направил свои размышления к одному человеку — тому, с кого все началось: все предательства, подковерные игры и козни, сплетни — от ничтожно мелких, почти не причиняющих вреда, до сокрушительно-огромных, выбивающих из колеи на долгое время; они текли кровавой войной и ежедневными кошмарами, составляющими его реальность в виде бездушных тел, выбрасываемых под стены замка, протестов, обвинений и проклятий, желаний «поскорее сдохнуть», и дошли до текущего момента — когда ситуация обострилась настолько, что у него не остается выбора — они вынуждены отправиться в неизвестность, вступить на Серую землю в попытке (успешной ли? оправданном ли риске?) найти Его и остановить самый настоящий террор шаманского мира и Королевства в частности, чтобы Йо смог хотя бы частично отпустить вину, причастность к гибели непомерного количества людей, и вздремнуть пару часов без ощущения липкой крови на руках.       Король хочет все исправить. Но в случае со своей вселенной, с прошедшими годами, за которые многое изменилось и судьбы миллионов успели завязаться в адском водовороте событий, он не может: слишком эгоистично, кто знает, к чему это приведет — худшему или лучшему варианту? — и что будет ждать его, когда он вернется назад. Риск в неизвестности, последствия которой он не может, боится на себя взять.       Но что насчет другой вселенной?       Той, где поворотные события только начинаются и лишь через год, совершив круг на американских горках в деревне Добби, понесутся по той же тропе, что и здесь. Хочет ли Король, чтобы все повторилось?       Нет. И причины те же: слишком много крови, потерянных жизней, убитых нервов и времени, потраченного впустую на поиски врага, который всегда был рядом, шептал на ухо неверные советы, чтобы однажды повернуться к Йо своим двуличным лицом и снять, наконец, добродушную, лживую маску.       — Очень жаль, Ваше Величество, что вы узнали об этом таким образом, — и вновь перед глазами стоит его змеевидная улыбка, растягивающая старческие складки рта. Он не боится, показывает себя во всей красе, взрывая в Короле водородную бомбу из отчаяния и боли, а после — исчезает, словно и не было. Никогда.       Хочет ли Король для себя из другой вселенной того же? Да, это многому научило его, подарило в самом отвратительном смысле непередаваемый и неповторимый опыт, насильно изменило и сделало намного взрослее психологически, но не добьется ли он успеха (куда мягче и плавнее), просто рассказав? Если Король, сам по себе являясь доказательством существования параллельной вселенной и их взаимосвязи, сядет перед собой-подростком и выложит, как все было, что за чем шло и из чего вытекло, не даст ли это другому Йо столько нужной информации, чтобы переосмыслить многие вещи, но не утратить веру в мир без войны и человечность людей?       Определенно.       Тогда вопрос решен? Он скажет «да»?       А потом узнает от Эллейн, что параллельный мир в огне, и это его вина. Нет, он не может рисковать… но если все будет в порядке? А если нет? Король раздражается: это чертов замкнутый круг!       — Йо? — из которого его выдергивает Анна. Он отвлекается, потемневший взгляд фокусируется, и когда он поворачивается к ней, то не видит прежней угрозы и настороженной, пассивной агрессии и желания свернуть горы, дабы его защитить. Есть лишь обеспокоенность и тревога. Это он сделал с ней? Своим молчанием, тяжелыми мыслями — она почувствовала его ауру (уже способна в таком юном возрасте?) и теперь волнуется? — Йо, мы можем…       А что будет с ней, когда она узнает правду? Когда вдруг не успеет, и мир рассыплется в ее руках, а вместе с ним и он от подлого предательства?       — Я думаю, тебе следует сложить полномочия и в первую очередь позаботиться о себе, — голос Королевы тихий, ее душа отчаянно болит из-за него. Тогда он почти согласился.       Но Анна — не их Королева. Ее характер дерзкий, острый, непокорный, необузданный и сложный — она не будет думать о том, как защитить Йо, завернув в мягкое одеяло и попытавшись вместе с ним и детьми сбежать в обычный мир; она скорее перевернет его с ног на уши, разъяренной дикой львицей бросится на амбразуру и будет биться, пока жестокий и несправедливый к нему мир не станет безопасным. И плевать, что с ней произойдет.       Но разве это честно? Чтобы только она защищала его? Ведь если с ней что-то случится, Йо из их вселенной вряд ли когда-нибудь поймет (если вообще узнает, как и обо всем другом), а он, услышав от Эллейн, возьмет тяжелой виной произошедшее на себя.       Нет, — обеспокоенно, она кладет руку ему на плечо, — он этого не допустит.       — Я должен посоветоваться с Эллейн и Милли, — ее глаза распахиваются в изумлении и толике неверия. «Что?» читает он в них. — Они знают о законах времени куда больше. Если эта затея окажется чересчур опасной или чреватой серьезными последствиями для обеих вселенных, от нее нужно будет отказаться немедленно.       — Йо… — начинает она, но он перебивает. Тихо, твердо — как с Бьянкой, давая понять, что более не намерен участвовать в споре.       — Я не смогу и не буду обещать большего — это слишком сложный и неоднозначный вопрос, — Анна опускает ресницы, губы смыкаются в тонкую полоску. Она понимает, и все же неугомонная ее часть требует, рвется в бой уже сейчас. — Я свяжусь с тобой через Хану, как только мы примем решение. А пока пообещай мне, что никуда не побежишь. Пообещай.       Настаивает, когда видит нарастающее в ней возмущение и готовность взбунтоваться вновь. Анна разрывает их соприкосновение, отступает назад, смотрит под ноги, вправо, влево, как будто кто-то или что-то может дать ей ответы, но после, обуздав внутреннюю бурю не без его спокойствия и незримой настырности, выпускает весь пар, всю желчь и подобранные аргументы горячим выдохом через нос.       — Хорошо, — она серьезна, — я обещаю.       А про себя добавляет: «До твоего отказа» — после чего она бросится куда захочет и разобьет кулаками физиономии всех встречных». Король этого не видит, Анна успела повернуться к нему спиной, поэтому облегченно, абсолютно веря в ее честность, убирает одну руку в карман, другой по-прежнему держа чупа-чупс: пришло время сбавить оборот серьезности, а через пару минут — и вовсе попрощаться.       — Так, заслужил ли я что-то в качестве подарка за сегодняшнее путешествие? — привычно-мягкая улыбка граничит с игривой усмешкой. Анна смиряет его взглядом через плечо.       — За недавний выпад ты заслуживаешь только получить по лицу, — и сбивает немного спеси. Король забавно задыхается.       — Я вообще-то защищался!       — Ага, точно так же, как я — раскрывала мотивы Королевы: наотмашь, сразу и все мимо, — саркастично фыркает она, однако поворачивается обратно. Добавляет уже без самодовольства: — Но спасибо, это было увлекательно.       За спиной воздух разрезает временной портал — без каких-либо браслетов или ритуалов, — а Король продолжает по-детски дуть губы.       — Поблагодарили, и на том спасибо, — отчего в ней просыпается умиление.       И, пожалуй, немного чертят.       С помощью Короля она аккуратно просовывает ногу в портал (в этот раз, почему-то он парит над землей, а не соприкасается с ней), нащупывая ступней нечто твердое, на что можно опереться и встать, следом идет вторая нога и половина тела, а после Анна будто вспоминает:       — Хотя, если подумать…       Хватает его за воротник и тянет на себя.       Король не успевает охнуть.       Их губы почти соприкасаются. Анна рассчитала идеально и остановилась прежде, чем он случился; сердце Короля (и ее, если честно, совсем чуть-чуть) ухнуло вниз, а сам он покраснел, словно мальчишка. Он не может ничего сказать — дар речи отобрали, от былой спеси не осталось и следа, тогда как она самодовольно упивается эффектом: распахнутые ресницы, ошеломление напополам со скованностью и пустой головой относительно того, что делать дальше, — она изучает знакомые черты лица, отмечая в них малейшие изменения и непохожесть с Йо из их вселенной (хотя она никогда не смотрела на него так близко), опускается взглядом на приоткрытый рот, размыкая собственный, как если бы сгорала от желания его поцеловать…       — Нет.       Анна хмыкает:       — Все же обойдешься, — после чего отталкивает от себя и пропадает в мерцающем портале.       Обескураженно и немо, Король еще долго смотрит вслед — пока не обнаруживает пропажу.       Анна приземляется там же, откуда несколько часов назад они с Королем отбыли в параллельную вселенную, — в кухне. Только сейчас она не пестрит включенным светом, за окнами так же темно, и лишь портал, требующий магического браслета для закрытия, освещает под ногами пол.       — Мам? — решивший не спать до ее появления, Хана моментом оказывается позади, замечая, как ярко-малиновый чупа-чупс пропадает во рту. — Это же…       — Он был не против, — небрежно бросает Анна, с особым злорадством вспоминая физиономию Короля. Пожалуй, если бы сразу после она трижды перевернула Землю, устроила матриархат и разорила мировые запасы нефти, газа и различных камней и металлов, лишив население энергетических ресурсов, он бы не заметил — был бы занят, отвлечен.       Но Хана не перенимает ее оптимизма.       — Что? О, брось, обмен слюнями все равно уже произошел, так какая разница? — Анна пожимает плечами и прежде, чем Хана успевает сморщить нос (на его памяти, так поцелуй еще никто не называл), выскальзывает из кухни.       Хане же остается лишь молча, бросив взгляд на портал — отец не придет за ним? Эту ночь он проведет здесь? — взмахнуть браслетом с изумрудными камнями и остановиться за секунду «до», как мир померкнет.       С ощущением, словно она пронаблюдала за чем-то невероятно интимным, развернувшимся между Королем и Анной с подачи последней, Милли ставит прошлое на паузу.       — Что ж, это… было интересно, — пространное описание. Милли молчит об очевидном, где им обоим (в особенности ей, обращаясь с горечью к прошлому и параллельному будущему, о котором Хана ей не рассказал) предстоит о многом подумать тщательнее, привыкнуть и свыкнуться с некоторыми мыслями (хотя стоит ли? Наверняка сейчас Йо поглощен размышлениями о прерванном Турнире и что он уже не станет Королем, а значит ни войны, ни убийства Королевы-их-Анны не случится), и либо принять их, либо продумать обходной план. — Йо?       Но в ответ тишина.       — Йо! — она в шоке обнаруживает его сидящим на корточках, закрыв лицо ладонями. Лишь красные кончики ушей удерживают ее на месте.       Нет. Ему не плохо, если бы Милли его спросила. Или плохо? Он точно не знает — знает только, что это слабо жгучая ревность и максимально обжигающее, сжигающее дотла смущение расцветают в нем камелиями, покрывая бутонами щеки, шею, проходят вдоль роста волос. Он чувствует под ладонями жар, буквально плавится изнутри, и кровь бурлит, несется мощными толчками по венам, пульсируя в висках, — равно как и мысли, что вертятся вокруг единственного слова.       «Обойдешься», — вроде бы мелочь, но разрушает его до основания.       Обойдется Король? Или он в принципе? А если обойдется Король, то значит ли это, что, окажись он на его месте, Анне ничего бы не стоило…       На самом деле, ей никогда ничего не стоило — если она чего-то хотела, она всеми способами пыталась этого достичь.       Значит ли это, что она издевалась и на деле не собиралась целовать Короля — его самого? Но ведь он — не Король, и там, где Король «заслуживал получить по лицу» за реальную угрозу (как он вообще до такого додумался? Мир без Анны… когда-то давно, после десятков изнурительных километров и сотен убийственных упражнений, это было неосуществимой мечтой, они хихикали с Мантой. Однако сейчас Йо не может, не хочет его представлять), — так вот, Йо бы на месте Короля промолчал, у Анны бы не было причины издеваться (кого он обманывает? Она всегда найдет), отталкивать его, и тогда… Йо был бы не против.       Пожалуй, именно эта мысль кипятит изнутри его сильнее всего. Честно говоря, ему даже интересно, каково это — соприкасаться с ней губами, не наблюдать за тем, как Король, вальяжно, имея в женах одну Анну и будучи счастлив с ней в браке, подкатывает к другой (откуда вообще в нем столько наглости? Не жирно ли ему?!), а участвовать самому — в процессе, ее жизни, быть не просто объектом для наблюдения и обеспечения безопасности, к кому она испытывает симпатию и даже согласна с фактом наличия совместных детей; а человеком, который разделяет ее чувства, всячески помогает и поддерживает, защищает и оберегает от опасностей и присущих ей рывков безумия — по типу желания перевернуть Турнир Шаманов, чтобы найти предателя.       И к слову о нем — удалось ли ей? Согласился ли Король на эту авантюру, предоставив необходимую информацию, и если да — одержала ли Анна победу? Узнав проклятое имя, пресекла планы касательно него как будущего Короля, — не поэтому ли Турнир прервался?       Внезапная мысль осеняет. Может, в этом и состоял их план? Ведь если Турнир не завершится, и он не станет Королем, предатель не доберется через него до Короля Духов — в предательстве не будет смысла, а, значит, и опасность перестанет висеть над Йо.       Звучит логично, да. Но если оно вправду так, получается, Анна, в попытке защитить, намеренно лишила его титула Короля — мечты сотни шаманов, бьющихся за право надеть почетный, терновый венец, не сулящий особых радостей, если ты — человек альтруистичный и настроен на мир во всем мире. Она лишила его возможности доказать своей семье, что он достоин, он справился (не считая «судьбоносной» победы над Хао).       Кстати о Хао — узнал ли о предателе он? Разделался ли с ним, как со многими другими, избравшими противоположную сторону, или решил, что не позволит кому бы то ни было диктовать ему условия и советовать бесполезные и опасные идеи, когда у самого готово будущее для всей планеты и шаманов в целом?       Он ведь прорвался в святилище Короля Духов — внезапно, до этого ожидая пятьсот и тысячу лет, буквально олицетворяя терпение и хладнокровие, умение ждать и предвкушать победу, в которой безоговорочно уверен, просто взял и сорвался посреди Турнира, когда мог играть по правилам и тем самым, своими победами, смертями на поля боя, вынуждая неуверенных, «слабых», как он рассуждал, шаманов бежать не оглядываясь, а более сильных — сгибать ежедневно растущей властью, влиянием, моральным давлением.       Да, Хао мог психануть, устать ждать, но то, что Йо успел увидеть, не выдает в нем эмоционального — с точки зрения импульсивности и желания получить все и сразу (пожалуй, кроме согласия на союз с Анной, это-то и может выступать в качестве аргумента за медленное и целенаправленное поведение), — человека. К тому же он все еще общается, а главное — прислушивается к Милли, и ничего, намекающего на ее им использование, пока не промелькнуло (не говоря уже о том, что ранее она уверяла Йо, что не он убил Хао, и все это необычайно сложно, в чем им — как оказалось, Милли тоже о многом не знает, — еще предстоит разобраться).       Так что же произошло на Турнире? Был ли это гениальный план или действие наобум из-за отказа Короля? И, если план, то какие события с ним и ребятами случились только потому, что это было выгодно Анне и Королю, способствовало его защите? Чему верить, чему — нет?       Ну, как Йо рассуждал ранее: им еще предстоит это выяснить.       — Нас выкинуло из их вселенной, когда Анна вернулась в нашу, — касаясь пальцами подбородка, Милли рассуждает вслух. — Очевидно, проделки Эллейн. Но, раз она позволила нам появиться там в начале дня, значит ли это, что, отмотав время назад, мы снова сможем в нее попасть? Ничего нового мы, если она этого не захочет или запретит, как с именем предателя, очевидно не узнаем, зато у нас появится шанс поговорить с ней вновь.       Интересная теория. И в другой ситуации он бы стопроцентно ею воспользовался, но…       — Зачем прыгать в очередное прошлое-будущее, если, как ты сказала, совсем скоро Эллейн спустится к вам? — к слову, вот и ответ на один из его вопросов: очевидно, что Король скажет «да» на предложение Анны, ведь никаких иных способов, кроме как через Короля Шаманов, пусть из альтернативной вселенной, призвать бывшую королеву в обычный мир попросту нет.       А значит остается еще два — касаемо действий Анны и поведения Хао, — и, думается Йо, они будут так же неоднозначны, как и слова Милли ранее. Он поднимается с колен, и хоть его лицо остаточно пылает, тон и нарратив речи серьезны, отчего Милли невольно любуется, в глубине души отмечая, что в некоторых моментах они с Хао до безумия похожи.       — Мы можем дождаться ее призыва, а после, когда никого рядом не будет, задать ей все интересующие нас вопросы.       И, как он мечтает и как обещала Эллейн, соприкоснуться с Анной из прошлого.       — Идет? — Милли кивает, после чего время отматывается на неизвестное количество времени вперед. Йо таит дыхание.       Если Король дал добро на бунт Анны, если сам непосредственно принял участие в организации, то, значит, до объявления имени предателя остались считанные часы, если не минуты.       Что ж, он готов — кем бы тот ни оказался. Он не позволит использовать свою доброту и милосердие во благо алчущих планов.       Никому и ни за что.

***

      Тем временем Король, закрыв временной портал, через который ушла Анна, забрав с собой приятную узду для его мозговой активности, устало выдыхает. Сегодняшний день, как и последние недели, месяцы, его измотал, однако «рабочий день» — ночь, в которую он сменяет Королеву, — еще не окончен: он дал ряд обещаний — обдумать некоторые вещи, и если час назад он хотел приступить к ним поочередно, то сейчас, после диалога с Анной, одна конкретная вещь посылает другие к черту.       Предатель. Возможность предотвратить войну и кровавые последствия.       Наплевав на необходимость переговорить с Эллейн и Милли, он отправляется в обычный мир — деревню Добби, она же в прошлом «поселение Патчей», — проходит в ничем не примечательное двухэтажное здание (впредь тщательно охраняемое), где возле одной из дверей стоит неустанный патруль из двух стражей, прошедших особую подготовку и способных дать отпор при нападении небольшого отряда.       Завидев Короля, они почтительно кланяются, а он, удостоив их коротким кивком, велением мысли снимает несколько печатей и погружается в прошлое, не давшее ему ничего, кроме мрака и разрушенных идеалов.       Маленькая комната с огромным окном, выходящим на подземную арену, не подходит человеку с тем статусом, с каким он был вначале Турнира, однако вмещает в своих стенах с кое-где отошедшими, старыми обоями, потрескавшимися на углах шкафах, забитыми папками с личными делами участников и заметками, скрупулезно собранными и отсортированными по алфавиту, датам, степени важности каждой из них, — вмещает его надменный, чересчур самоуверенный и неколебимый нрав опытного и хладнокровного, двуличного советника. Возле окна высится стол — такой же темный, твердый и отрешенный, как прежний хозяин, — а на нем полотном расстелены бумаги: когда Король с Реном ворвались сюда с обыском, они решили оставить все в первозданном виде — не потому, что боялись или не хотели попасться, но чтобы, каждый раз, придя сюда, они могли открыть своего рода консервную банку с неиспортившимся содержимым, и, возможно, найти, подметить мелкие детали, упущенные ранее, вдохновиться на теории и легче принять на себя его образ.       Король опускается на крутящийся стул.       Столько воспоминаний, несбывшихся ожиданий и мечтаний, столько разрушенных судеб и смертей — и все под влиянием ловкой и манипулятивной руки серого кардинала. Конечно, огромная доля ответственности лежит на нем самом, и Король поступил бы глупо и незрело, если бы спихнул все на другого человека. Однако сейчас, оглядываясь назад с вершины полученного опыта, он понимает: в большинстве ситуаций, если бы не советы со стороны, он поступил бы иначе. Кто знает, как бы все повернулось тогда?       Король не хочет знать — он запретил Милли и Эллейн исследовать альтернативные вселенные и как-то намекать; чтобы сожаление и отчаяние не захватили душу целиком и полностью, сломив.       Но то — в прошлом. Теперь ему придется посмотреть страху и упущенному, наверняка-светлому будущему в лицо, набраться аргументов, всевозможных «если», чтобы через несколько часов мозгового штурма выступить перед ними обеими (а может, подключатся и Королева с Реном) и убедить в правильности грядущего поступка, взять на себя очередную ответственность, провал которой сулит крахом другой вселенной и его самоопределения как хорошего Короля.       Они будут против — он знает наверняка, — приведут массу причин, почему это плохая идея — например, «ты не можешь отвечать за другую вселенную, когда в собственной творится бедлам», — и будут в какой-то (почти во всех) степени правы. Но он не может упустить такой шанс — не тогда, когда на кону стоят безопасность Анны (ее сумасбродство до сих пор поражает, но здесь проще смириться, чем понять) и его дальнейшая судьба в роли Короля (если он вообще им станет — как один из аргументов «против»).       Он должен быть готов отразить их все.       Поэтому, закладывая неограниченное количество времени, хоть двое суток здесь просидит, Король откидывается на спинку стула, слабо покачнувшись. Лампа в пожелтевшем плафоне тускло освещает обшарпанный потолок, почти не справляясь с прямым назначением, но Королю плевать: он, как и планировали с Реном больше десяти лет назад, погружается в чужую шкуру мысленно, бередит старые раны, сдирая невидимые замки с событий прошлого, чтобы прокрутить их вновь во всех подробностях и неприглядных деталях — необходимая мера для диалога с Милли. И вместе с тем воссоздает поодаль отчетливо запомнившийся, буквально выжженный под коркой мозга чужой силуэт.       Невысокий рост и седые волосы, собранные спереди в две пряди; закрытая одежда, сотканная на индийский манер со множеством символов — на мудрость и удачу, как иронично. У силуэта старое, морщинистое лицо, орлиный нос с широкими ноздрями, узкие темные глаза, непроницаемые на эмоции и истинные мотивы для посторонних, с возрастной сеточкой под ними, а тонкий, сухой рот очерчен складкой по краям.       Статный, властный, никогда не идет на компромиссы и своим присутствием мог остановить небольшую войну — в первое время Король так сильно боялся Его расстроить, что соглашался со всеми его идеями и мнением. Но не сейчас.       Сейчас в нем нет прежнего благоговения, обожания ребенка, с восторгом наблюдавшего за проницательным и умным, опытным родителем, — лишь неприязнь и желание остановить во что бы то ни стало. Пусть прежде у него не получалось, он практически отчаялся в безуспешности попыток, но новый виток уверенности и твердости намерения, глоток воздуха в тумане из пыли и вечной борьбы заставляют попробовать вновь.       Король отталкивается от спинки стула и ставит локти на разведенные колени, смотрит прямиком на силуэт. Это будет длинная ночь — полная сложных головоломок и запутанных клубков, ведь Он — один из хитрейших людей, с кем Король когда-либо встречался.       — Ну здравствуй…       Предатель Королевства, зачинщик кровопролитной войны.       — …Голдва.