Стая

На вид моя пара была запуганной. Худенькая, маленькая, глаза большие, черты лица чуть острые, волосы недлинные и грязные. Ну как она может быть альфа-волчицей? Ее зовут Алита. И я не собираюсь снимать с нее рабское украшение. Визуально кажется, что ей лет восемнадцать. На самом деле Алите двадцать два. Она не дочь альфы своей стаи, она не самый сильный оборотень, которого я когда-либо видел, но она пара моего Волка. А если Волк нашел себе Волчицу, то противиться этому невозможно: меня будет тянуть к этой девушке с каждым разом все сильнее и сильнее.

***

Алита меня боится и откровенно презирает. Наверное, я был груб с ней в первый раз. Прижал к жесткой кровати и с силой долбился в нее. Она даже плакала, умоляла отпустить. Наверное, если бы я и мой Волк на время не потеряли рассудки, я бы и отпустил. Даже рабынь — а их у нас много (попробуй им в лицо сказать «рабыня» — будешь страдать бесплодием до конца своей жизни) — никогда не брали силой. Только с согласия. На самом деле военнопленные девушки изначально брались нами в свою стаю как средство мести. Позлить проигравшего альфу. Позлить другие стаи. Ну, мы еще искали собственную выгоду: пытались заставить чужачек готовить еду или стирать вещи. Так эти красотки спелись с женщинами моей стаи и теперь… пипец теперь творится, мягко говоря. Рабыни, рабыни, рабыни… По-моему, так военнопленных называю только я, мои беты, несколько приближенных ко мне омег и еще несколько оборотней. Так сказать, самые гнилые — элита. А элита всегда гнилая: это я сейчас про себя. Так вот, Алита… Девушка меня ненавидела. Оно и понятно. Кроме того, что я был груб с ней, и первый раз ей явно не понравился, так я еще и припахал ее к общественным работам. Захотелось как-то ее обидеть или задеть после того, как она сыпала на меня ругательства. Сделал и обидно, и больно, и, кажется, еще как-то унизил. Теперь я был уверен, что спокойной семейной жизни у меня не будет. Эта су.. самка вторую неделю живет в моей стае. Днем помогает на кухне, стирает вещи, штопает одежду, ночь проводит со мной. И, надо сказать, ни одна ночь ей не понравилась. Ни одного оргазма. Только стоны боли и проклятия. Не спорю, я вел себя как сволочь. Во время пика наслаждения выпускал когти, царапал нежную кожу Алиты. Иногда ее вообще бил. Я в душе немного садист. Меня учили выживать на боли. Ради одной бабы я меняться не стану. Мне нравилось зажимать худенькое тело. Нравилось чувствовать ее горячую кожу. Нравилось целовать эти пухлые губы. Нравилось. Мне все в ней нравилось. Нет! Нет! Нет! Не мне нравилось, а Волку. Зверю, что сидит во мне. Мне чисто принципиально бабы нравиться не могут. Некогда мне до них. Когда идет период течки, любая самка без пары готова мне отдасться. И меня, если честно, такое внимание раньше льстило, а теперь вообще по барабану. Теперь у меня есть своя пара. Которая меня ненавидит. И презирает. И боится. А теперь я подошел к истине: Алита не может обращаться в Волка. То есть потомство от нее будет слабым. И это, блять, херово. Пришлось просить мою правую руку, Брэма, расспросить об этом девушек. По многочисленным сплетням и рассказам выяснилось, что Алита просто чувствует невыносимую боль при обращении. И что она не пробовала обратиться уже четыре года. А это плохо. Первое обращение у оборотня происходит в четырнадцать лет. Если Алите двадцать два, то перестала пробовать она в восемнадцать. Четыре года она терпела ужасную боль, пытаясь стать похожей на своих сородичей. И четыре года у нее ничего не получалось. Я придирчиво рассматривал ее образ в моих мыслях. Для хорошей волчицы она слишком худая. Значит, ее надо кормить. Далее, для обращения требуется концентрация. Это… попытаюсь ее этому научить. Для обращения ей нужна помощь близких. Вот тут проблема. Любимого человека у нее нет, а я под эту роль не подхожу — слишком я гнида. Родственников Алиты в моей стае тоже нет. Значит, надо, чтобы моя пара с кем-то сдружилась. Желательно со мной, хотя это практически невозможно. Или возможно? Надо попытаться обратить ее к следующему полнолунию. Эту луну, так уж и быть, она пропустит, но вот следующую…