Моя новая игра

Простить человека за грубый удар по затылку довольно трудно. Особенно трудно сделать это, если ты находишься без сознания. Легкое покалывание на кончиках пальцев напоминало о вчерашней (а точно вчерашней ли?) схватке на улице. Проблески сознания заставили инстинктивно встать и откинуть предметы для возможной защиты - клетчатый темно-синий плед и завернутая в чехол грелка. Голова немного болела, но разум мыслил ясно, считывая крупицы информации с окружающей среды. Большая комната с высокими арочными окнами была освещена парой напольных ламп с вышитыми абажурами. Мой взгляд зацепился за них будто за дорогую диковинку: длинноногие цапли будто танцевали на широких листьях озерных лилий. Полупрозрачный тюль неплотных штор открывал вид на мрачное небо, а до ушей доносились звуки стучащих по карнизу капель. Дождь не давал определить время суток, так что мне оставалось лишь гадать — я пролежала без сознание несколько часов или дней. Не скованные руки ощущались странно — будто окружающая меня действительность была лживой и ненастоящей. Мозг отрицал: нападающий всегда обездвиживает жертву, только если она уже не находится в клетке. Ловко справляясь с легким головокружением ставшим почти привычным после опыта похмелья, я подскочила на ноги и по наитию кинулась к выходу. Пальцы схватились за блестящую резную ручку и — о чудо — дверь беспрепятственно открылась. Под ногами шуршала дорожка из ковролина — ботинки стояли где-то в углу, нападающий снял их без ведомой причины. Я решила не обуваться, чтобы двигаться тише, но скрипучие полы-предатели все равно то и дело издавали неприятные звуки. Длинный пустынный коридор был тих и красиво обставлен. Небольшие столики на трех ножках со стоящими на них вазами цветов, красиво разложенные отрезки изумрудной драпировки, обрамленные картины периода возрождения на стенах — без пошлости и вычурности, лишь чистота и искусство. Из соседней комнаты вдруг послышались негромкие шаги и меня дернуло в сторону — нырнуть за соседнюю дверь. Тело двигалось будто против воли и я обернулась, ступив навстречу просторной гостиной, перетекающей в барную зону. Светло-серые кресла и раскидистый диван были повернуты к недавно горевшему камину — в нем все еще виднелись тлеющие угольки и рыжеватые искры, просящие подкинуть дров. Разум говорил о том, чтобы попытаться найти телефон и связаться с кем-то из Ярда, а то и вовсе сообщить о похищении Шерлоку, но странное чувство покоя разрозшееся в грудине будто ворсистый мох заставило сделать до одури странный поступок. Тяжелые шаги в коридоре прошли мимо гостиной и вскоре заглохли. Лавовые прожилки на обгоревшем кусочке древесины притягивали. Я подошла ближе и наклонилась к металлической корзине, вытягивая из нее новое сухое полено и закидывая в ненасытное горло камина. Я ждала пока пламя разгорится и его языки, порывисто поднимаясь ввысь, начнут сжирать толстую ветку, отражаясь чем-то демоническим в глазах. Я будто вдруг уверилась в том, что здешние обитатели не причинят мне вреда. Да и как можно? Мягкая постель, снятая обувь, успокаивающая тишь — невидимая рука заботы. Я протянула руку, чтобы взяться за очередное полено и бросить его в огонь. Тепло шершавой кожи легло на костяшки и сковало кисть в кольцо пальцев. — Обожжешься. Я не двинулась и лишь бросила взгляд на чужую мужскую ладонь опустившуюся поверх моей. Ни колец, ни часов, ни значимых шрамов — разве что на костяшках. Мой взгляд зацепился за край белой рубашки с расстегнутыми пуговицами и я едва отшатнулась назад, утыкаясь затылком в чужое тело. — Здравствуй, Лиз. — Здравствуй. Гнетущая тишь опустилась на комнату и где-то за окном мощный порыв ветра согнул деревья, отчего те ветками ударили по стеклам. Злость и страх, ненависть и радость, боль и покой — я молчала, пока внутри меня рождалась новая Бетельгейзе. Взорваться, обернуться, закричать — все сразу. Но я не сделала ничего. Я позволила руке перехватить полено и ощутила как кто-то позади меня осторожно отстранился. Я оставалась сидеть на полу, глядя на огонь, к которому приблизился знакомый профиль. Оранжевое пламя бросало блики на прямой нос с небольшой горбинкой, тонкие вздернутые брови, сомкнутую линию бледных губ и две бездны темно-карих глаз. К горлу вдруг подступила тошнота. Я резко подорвалась на ноги и отвернулась, жмурясь и обхватив голову руками. В глаза будто насыпали битого стекла и из них против воли ручьем полились слезы. Один сплошной поток влаги на щеках, пока мое тело безмолвно содрогалось от боли и негодования. — Я делал ставку на то, что ты первом делом сломаешь мне нос, но, как видно, ошибся. Возьмите себя в руки, лейтенант Грейс. — Пошел ты к черту! — я громко всхлипнула и чужие руки резко развернули меня, заключая в крепких объятиях и прижимая к себе. — Джим… Накатившая на меня истерия будто акробат шатающаяся на тонкой веревочке между ужасом и радостью будто свела меня с ума. Я задрала подбородок вверх, глядя на лицо совершенно живого и невредимого Джеймса Мориарти, который глядел на меня в ответ с какой-то невероятной грустью. Я не видела Джима давно — годы, не считая той самой фотографии в газете под заголовком о смерти двух гениев. Мои ноги словно подкосились и я почти повисла в воздухе. Мужская ладонь проходилась по волосам, а губы все шептали: — Ну. тихо-тихо… Я наивно полагал, что ты повзрослела. Но ты все та же маленькая Лиззи. Ну-ну, все хорошо. Джеймс изменился. Он будто стал немного выше, несколько возмужал и, может, даже немного прибавил в весе. В сравнении с давнишним фото, он выглядит здоровым и вполне отдохнувшим, разве что слишком взволнованным. Он пытался выдавить из себя задиристую ухмылку, иногда вздрагивали уголки губ, но вместо этого выходила лишь гримаса вины и сожаления. Он был виноват — молчал годами, заставил всех думать о своей смерти, причинил этим невероятную боль. Но он всегда был рядом — он был будто невидимым проводником по совершенно иному миру, толкая на новые свершения. Мне казалось, что за все это время я не рехнулась только потому, что он был в моих мыслях — выдуманный киногерой, реальный человек, злодей-консультант. — Джеймс Мориарти, я тебя ненавижу. Рыдания сменились тихими всхлипами. Мы стояли посреди проклятой гостиной и я слезами уничтожала ткань его рубашки. — Надеюсь, ты скоро успокоишься, иначе мне снова придется просить Морана помочь тебе. — я знала, что он улыбается. — Морана? Так это все же был Себастьян? — голос начал понемногу возвращаться ко мне в привычном тоне. — Только ему я мог поручить доставку столь ценного субъекта. Ты знаешь. он — моя правая рука и всё такое. — Мориарти театрально закатил глаза и негромко цокнул языком, будто слегка укоряя меня в моей глупой неосведомленности. Его кисть взлетела вверх, будто делая движение опытного дирижера. — Зачем? Почему все это? Я поверила в твою смерть. — Как и весь мир, Лиз. Я знал, что, если мне нужно убедить весь земной шар — нужно постараться убедить тебя. Ведь, о-о-о, как я мог забыть тот багаж знаний, что таился в твоей голове? По правде говоря, я не представлял, что твоя осведомленность о будущем заканчивается там, что я вышибу себе мозги на крыше. А после — дать о себе знать было слишком рискованно и поздно. Прости меня. Джеймс говорил так кисло-серьезно, что у меня едва не сводило скулы. Его голос, столь привычно воспринимаемый мною как радиограмма изменчивых волн, сейчас звучал прямо и чисто. Мне показалось, что я почти впервые застала Мориарти настоящим — в его подлинной форме без брони из нелепых кривляний. И в этом представлении, как и в любом другом — он значил для меня всё. По какой-то неведомой причине с самых первых секунд знакомства, еще четыре года назад между нами будто установилась невербальная связь, природу которой я до сих пор не могла объяснить. Но я точно знала что буду делать после, что хочу сказать сейчас. — Я тебя прощаю. Я шумно втянула носом воздух и немного отстранилась, чтобы видеть его глаза. Мориарти не улыбался — в кофейной гуще глаз барахталась невероятная боль. Он осторожно смахнул с моей щеки вновь выступившие слезы, а затем наклонился и бережно прикоснулся губами ко лбу. Будто выбив меня из реальности, этот почти-отцовский поцелуй вынудил меня закрыть глаза и набрать в легкие воздух. — Спасибо, Элизабет. Мориарти тяжело вздохнул и неожиданно улыбнулся — так наивно и искренне, как улыбается ребенок заполучивший облако сладкой ваты. Он тихо смеялся — почти что счастливо и робко, глядя мне в глаза. Я улыбнулась — совсем глупо — и начала заливисто хохотать. Треск дров в пламени камина смешался со звоном нашего смеха и голосов. Дорога уходили в топку один за одним, а гостиная наполнилась шумом оживленных разговоров. Мы не виделись годы и сейчас будто восполняли утраченное, пытаясь вылить друг на друга ведра информации о том, что нам довелось пережить. И все время мира будто было здесь, в этой комнате, спрятанное от остальных, в моих и его ладонях. — Разумеется, я получал все твои сообщения. Номера, что я тебе дал, больше не существует. Моим людям приходилось переадресовывать сообщения, чтобы никто не смог меня отследить. Кроме прочего, было чертовски занудно читать досье каждого из твоих новых дружков из академии. Черт возьми, ты не представляешь сколько раз ты была на грани провала из-за некоторых ублюдков, но все равно брала все на себя. Я поражаюсь как ты вообще дожила до своих лет с этой невероятной жертвенностью. — Ты правда приглядывал за мной? — я задиристо ухмыльнулась. Мы наконец смогли собраться с силами и двинулись к креслам, рухнув в них как подкошенные. — Ложь и провокация! — нарочито фыркнул Джеймс, сдвигая брови к переносице и едва не вытягивая губы трубочкой. — Значит, я права? — Проклятье… Да. Да! — Мориарти чуть повысил голос и резко умолк, едва не подскакивая на ноги вновь. — Мне нужно было быть уверенным, что ты по своей тупости не сунешь нос ни в какую переделку. Ну а что в итоге? Я вижу как ты болтаешь за чашкой кофе с Чарльзом Магнуссеном. Каким местом ты думала, когда полезла в его с Шерлоком игру? Не мешай двум взрослым дядям, они должны разобраться сами. — Я уже ушла с дороги. И, раз уж о том речь, он вынудил меня покинуть карьеру в полиции. — Я знаю. — Мориарти задумчиво кивнул, в привычной манере поджимая губы в тонкую линию и нервно постукивая пальцами по бархатному подлокотнику. — И я с ним согласен. — Что?! — я неожиданно вспылила и широко распахнула глаза от удивления, но Джеймс предупредительно вскинул руку, заставив меня откинуться на спинку кресла и умерить свой пыл. — Я должен тебе кое-что сказать, Элизабет. — голос его невероятно похолодел, а из взгляда испарилась всякая тень былой радости, оставив за собой лишь холодный расчет и горечь. Я кивнула, будто давай разрешения и подтверждая, что готова слушать. — Я услышал тебя. Я услышал твой “Рейхенбах” еще тогда и уже потом понял о чем шла речь. Ты, полагаю, могла уничтожить эту реальность, но, с другой стороны, совершила обратное. Ты спасла мне жизнь. Тонкие пальцы Джеймса оказались напряженно сцеплены в замок. Я смотрела на него, все еще плохо веря в происходящее, но со всем вниманием и некой тревогой. Я спасла ему жизнь? Я ведь и правда это сделала. Сгоряча вырвавшаяся из моих губ истина могла стать фатальной — и стала. — Я планировал тот день почти с той секунды как услышал имя Шерлока Холмса. Это был великолепный финал, но очень много осталось за кулисами нашего театра. Мне пришлось договориться с Холмсом-черт-его-побери-старшим. Ему крайне осточертело, что его брат ввязывается в беды одна за другой, а ему — все это разгребать. Майкрофт — ничуть не лучше меня, он тоже играет на стороне “зла”, в некотором роде. Мы договорились о том, что я как человек из плоти на время исчезну из Британии, поэтому фальсификация смерти стала идеальным выходом. К тому же, у Майкрофта нарисовался ряд политических проблем, на решение которых ему необходимо было послать своего братца. Первое предложение поступило мне, но я любезно отказался. Работать на Холмса — только после смерти. Джеймс на время остановился и горько усмехнулся, бросая на меня косой внимательный взгляд. Я слушала и впитывала информацию, о которой ничего не знала и лишь строила слепые теории. — Впрочем, так и вышло, в некотором роде. После своего самоубийства, я был вынужден “исчезнуть” из Англии на несколько лет. А касательно тебя… Что же, не только мои люди постоянно были неподалеку, но и люди Холмса. К сожалению, пришлось идти с ним на компромиссы. Моя сеть, разумеется, нисколько не пострадала, но мне было паршиво наблюдать за тем, как страдаешь ты. Я намеренно вывел Огастеса на эту скользкую тропу, чтобы они с Холмсом столкнулись лбами. Майкрофт, бедняга, был в панике — даже у него нет власти над этим идиотом Чарльзом, поэтому он позвал меня, чтобы, в случае чего, ликвидировать цель. И тут я услышал ваш милейший диалог в кафе. Ты обмолвилась, что он умрет — и это развязало мне руки. Я подумал, что пришла пора вернуться. У меня нет и не было никаких планов по уничтожению Чарльза, выходит, это сделает кто-то другой и мне можно посылать все договоренности к черту. — О, разумеется… Ты будешь приятно удивлен развязке этой истории и, поверь, еще понадобишься Холмсу. — Неужели? — Джеймс игриво вскинул брови и глухо засмеялся. Он выглядел так доверительно-домашне, будто это все еще было дурным сном. На нем не было привычного выглаженного пиджака, а расстегнутые манжеты рубашки были закатаны почти до локтей. — Так и есть. — кивнула я, гордо улыбнувшись. Но внезапное веяние грусти тут же стерло улыбку с моего лица и я взволнованно нахмурилась, вдруг взглянув в глаза Джеймса со всей серьезностью. Мориарти невольно дернул плечом и склонил голову набок, глядя на меня в ответ. Казалось, будто он вдруг вздрогнул от ледяного сквозняка. — Почему я? Вопрос повис в воздухе будто искра молнии, накапливая вокруг себя убийственные разряды. Джеймс нахмурился — будто раздраженно и угрюмо. Он неожиданно поднялся с кресла и сделал несколько шагов к камину, опуская одну руку в карман брюк, а второй нервно проводя по побледневшему лицу. — Все имеет смысл, не так ли? Он горько хохотнул и грузно оперся ладонью о каминную полку, опуская голову вниз и наблюдая за трепещущими теплыми искрами. — Все встречи не случайны. И даже жизнь, совершенно пресная, может заиметь вкус, если в нее подбросить горстку соли. Я хочу показать тебе кое-кого. Точнее, кое-что, ведь этот человек умер много лет назад. Из кармана брюк Джеймс выудил небольшой черно-белый квадратик фотокарточки и, развернувшись, протянул его мне. Я также встала, подходя ближе и забирая квадратик из его рук. На несколько потертом фото была запечатлена девочка-подросток с большими темными глазами и парой косичек украшенных широкими лентами. Она весело улыбалась, немного щуря глаза и поднимая тонкие, будто нарисованные угольком, брови. Эта девочка не имела со мной ничего общего. Но с Джимом… — Она была важна тебе? — Она была всем. — Джеймс коротко кивнул и снова отвернулся к огню. — Ты смотришь на фотографию Джейн и очень мне ее напоминаешь. Не внешне, о-о-о, точно нет. Твои повадки, твоя манера разговора, твое безбашеннок отсутствие границ и страха или, что, черт возьми, потрясающе, отвращения передо мной — ты ребенок, Элизабет. Да-да, уже не маленький, но ребенок. Ты напоминаешь мне ее. Пока другие шарахались “какого-то психа”, она заставляла меня улыбаться. Держу пари, тебе кажется, что я окончательно рехнулся — и ты будешь права. Мы тоже в некотором роде… похожи. У тебя все отобрали, ты была и будешь для всех чужаком, да тебя даже держали в чертовой секретной тюрьме! И я вдруг поверил в то, что тебе нужна моя… защита. В конечном счете, все обернулось так, что мои отвратительные опекунские навыки окупились в десяток раз. К твоему сожалению или счастью, но я все еще здесь, смотрю на этот чертов огонь и разговариваю со свалившейся из другого мира девчонкой, а не валяюсь под землей хладным трупом врагам на радость. Слова выливались на меня мощным потоком как холодная река бежит с могучих гор, снося на своем пути каменные глыбы и смывая целые сёла. Шоковая растерянность сменилась ужаснувшим меня пониманием — Джеймс увидел во мне одинокого ребенка. Возможно, поначалу подобные мысли его самого сбивали с толку и он играл в своих психопатические догонялки, цеплял бомбы и ждал “а что же дальше?”. В моем понимании, ключевой точкой переворота стал его неожиданный визит в Андромеду — он пришел лично, будто чтобы убедиться в своих догадках и решениях, чтобы вытащить меня оттуда. Немного погодя безумие и неверие поутихли, уступив место более холодному разуму и почти отцовской заботе. Любви ли? Ловко подловив обстоятельства и поняв насколько опасна для меня среда, в которой он на тот момент существовал, Джеймс “вышвырнул” меня в другое государство на обучение, обеспечив всем, о чем другие могут только помечтать. Избавился от головной боли и лишний волнений, не пожелал использовать мои “провидческие” особенности, а оградил от опасностей стальной стеной. Даже моя работа стажером в Ярде была отчасти плодом его стараний — и я была ему в некоторой мере благодарна. Только сейчас полная картинка моего прошлого сложилась в голове из сотен осколков и я осознала насколько же была не одинока. В моей голове родилась мысль о том, что Джеймс всегда, хоть и не в открытую, проявлял заботу о детях. Взять того же таксиста — Джеффа Хоупа из Этюда в розовых тонах. Злодей-консультант выплачивал ему все большие суммы денег, чтобы тот мог содержать свою семью. Так сколь многим Джеймс Мориарти пожертвовал, чтобы я не оказалась под замком? — Ты самый ужасный и самый замечательный человек из всех, кого я знаю. — Перегибаешь палку с последним. — Мориарти недовольно хмыкнул, все так же не сводя глаз с камина. — Я могу спросить что с ней… — я хотела было уточнить у Джима историю девочки на фотографии, но он вдруг обернулся и поджал губы, посмотрев прямиком в мои глаза. — Джейн убила случайность. Она ударилась затылком, когда подвернула ногу. Нелепая смерть. — И незаслуженная, — тихо добавила я, подходя чуть ближе и протягивая фото обратно к его рукам. Джеймс тут же перехватил тонкую карточку и, мельком взглянув на нее, сунул обратно в карман, наконец отстранившись от полки. — Мне показалось, что тебе стоит знать. — Спасибо. По правде сказать, в свои шестнадцать мне казалось, что я почти влюбилась. — Я издала нервный смешок и виновато потерла затылок, утыкаясь взглядом куда-то в носки его лакированных туфель. И вправду ведь, мой фанатизм меня несколько ослепил, а реальность вскоре грубо пригвоздила к земле. Я скучала за ним — за какими-то невменяемыми фразами, флером опасности, непредсказуемостью — может даже любила. Эта странная форма привязанности заставила меня испытать просто невыносимую боль, когда Джеймс выстрелил себе в голову на крыше и я не могла понять почему. Вероятно, он и правда мне очень дорог, хотя его “забота” и имела довольно странных характер. Если бы на то была моя воля, я бы отдала всё, чтобы вернуться на годы назад и не попадать под машину, но даже здесь, в этом мире, у меня был свой ангел-хранитель. Ну и что, что иногда он носит ухмылку дьявола. — Не в обиду, кукла, но ты не в моем вкусе! Мориарти громко рассмеялся, весело щуря глаза и неожиданно кладя руку мне на плечо. Я посмотрела на его широкую улыбку и не удержалась, сгибаясь в приступе веселого смеха. И вдруг меня осенило, что сейчас он просто был собой. Джеймс не перескакивал с одной интонации на другую, не издевался, не отпускал грубых шуток и угроз. Его бархатистый баритон был убаюкивающе-спокоен, ведь прочее притворство он мог использовать лишь для тех, кому не доверял. Эта его “настоящесть” сейчас означала невероятно многое. Мой искренний хохот едва вновь не переменился на слезы, когда я взглянула на его лицо и оказалась вновь прижата к пахнущей кедром рубашке. Я знала, что теперь у нас будет время и он сможет мне все объяснить и все рассказать. Не один день и, может, не в два — но я задам ему десятки вопросов: про прошлое, про его родных, про настоящие и будущее. — Не вздумай опять распускать сопли. — шутливо пригрозил он, мягко отстраняя мое лицо от своего плеча. Я лишь поджала губы и напряженно кивнула, ведь просьба успокоиться работала совершенно иным образом. — Или ты вновь знаешь что-то, чего не знаю я? — Нет… Я больше ничего не знаю о тебе. — я рассеянно повела плечами и шмыгнула носом, — Совсем ничего. — Ты глупая, Лиззи, ведь.. Мориарти снова улыбался. Ветер за окном немного поутих и темно-серые тучи едва расступились, освобождая дорогу бледным лучам солнца. Я едва сощурилась и ощутила чужие пальцы на своей щеке, невесомо смахивающие слезы. Мы вновь смотрели друг-другу в глаза и я точно знала, что это не сон. Я понимала, что мое дурацкое “похищение” с вечерней улицы — временная необходимость, чтобы сбить кого-то со следа. Осознавала, что и Джеймс, рассуждающий об отступивших опасностях — это добрый знак. Если его сеть все еще функционирует как и раньше — он наверняка провернул сложную схему со своей лже-смертью и вновь ушел в излюбленную тень, как и было всегда. Он взял на себя старую-добрую роль паука в темном углу. Вот только не многим известно, что пауки, прежде всего, защищают дом, а не вредят ему. Он будет и дальше тянуть за ниточки по всему миру, а что до моей собственной нити витиеватого сериального сюжета — к сожалению, тут она обрывается и падает в манящую неизвестность. Страшит ли она меня? Нет. Ведь я шагаю в нее не одна. — Ведь это значит, что все будет хорошо.