Какая бывает любовь.

Читать под Johnydoy–когда мы взлетаем. Она миновала один коридор, второй и третий. Она бежала, а лабиринт не кончался, и люди не превращались в людей. Каждый человечек в её глазах был человечком. Кружок и палка – новая жизнь готова. Все, кроме одного. Только у него были руки и ноги, только он наполовину состоял из кома грязи, стереть который можно лишь движением руки. Пальчики по спине и мусор начинает гореть. Но где он? Кругом каракули, коридоры и она. Бежит. Даша еле удерживалась, чтобы не подбежать к очередному брюнету и не посмотреть, тот ли это самый. Она знала, что не тот. Но так хотелось подкормить свой бзик, подойти и убедиться. Комната мальчиков была пуста. Только его гитара «подмигивала» Даше с кровати, когда она открывала дверь. Ни в одном классе и кабинете Макса она не нашла. В душевой, прожигая подоконник, валялась у окна недокуренная сигарета, которую Даша тут же смахнула на пол и затоптала ногой. Но путь её не был окончен. Она осмотрела холл, мимо неё неслись преподаватели, кто куда, будь то столовая или кабинет директрисы. Учителя, ученики, но не те. Все не те. Даша выскочила во двор. Пасмурное небо, холодок режет руки, моросит дождь, противными капельками вонзаясь в неё. Лавочка усыпана очистками семечек, на асфальте появляются лужицы, словно набирается ванна холодной воды. А Даша всё стоит, ей холодно, ей странно. Куда бежать? К колодцу? Вытащить баночку пивка и… или затеряться в кровати с набитым поролоном мишкой в руках? Поплакать? Поплачет ещё. Подняла голову кверху. Солнца не было и никто не подмигнёт ей с подбадривающей улыбкой. Где все? Куда бежать? К кому? В школу. Когда больше некуда идти, она всегда открывает двери «Логоса». Дом как-никак. Прошла по ступенькам и с ненавистью оттолкнула дубовые двери дома. Наконец, она дома. Тут хорошо, несмотря на плохо. И вот перед ней больше не проносятся преподаватели, учеников не видно, даже таракан не прополз по её кроссовку. Только дышал кто-то рядом, а она, глядя в пол, пыталась собраться с мыслями, рукою стряхивая капельки дождя с волос. Чьё-то дыхание, и она тоже дышит. Как же прекрасно всё-таки дышать. Как же хорошо поднять голову и увидеть глаза, которые заслоняет плёнка боли. Он сидел на ступеньках перед ней, стараясь сообразить, что она делает здесь вся мокрая, почему глядит на него с таким выражением удовлетворения и серьёзности, словно бы говоря: «миссия выполнена». Он поднялся с места и встал столбом, не зная, почему она не двигается с места, а просто смотрит на него. Макс не двигался. И Даша не двигалась. Губки её дернулись, и она еле заметно улыбнулась. И сделала шаг вперёд. Даша стояла и улыбалась ему. И ничего ей больше не оставалось. Она просто развела руками, как будто не понимая, что делает. И Макс повторил её действия, разведя руки в стороны в недоумении, но с улыбкой. Так они и стояли с разведёнными руками, словно с разведёнными мостами. Такими ржавыми со стекающей оранжевой вонючей струйкой. Но они улыбались, а это уже что-то. -Ну, как дела? – первым спросил он, чувствуя себя ботаником в обществе красавицы школы. -Помнишь, как попросил Олесю сбить тебя на машине, чтобы произвести на меня впечатление? -А помнишь, как мы думали, что ты беременна? -А как в Испанию летали? -А как кудрявого своего в шкафу прятала? -Максим, прости меня за всё. -Я чуть в Лизу не влюбился. -А я в Адама. -А в итоге чё? Возвращение к истокам? -Хочешь шутить? -Я тебя любить хотел. -Я так запуталась. -Бывает, Даш. Ты всё время такая путаная. -Единственное, что я знаю, роднее человека в плане мужчины у меня никогда не будет. Это всё, что я знаю и хочу знать. Я говорила, что не люблю тебя, называла тебя «ветреным» и «ненадёжным». Я думала, что хочу чего-то другого, я думала, что ты не мой тип. Я уговаривала себя тебя не любить, когда чужие парни осыпали ласковыми словечками. Я поступала так, как ждала, что поступишь ты. А на самом деле, это я ветреная и ненадёжная. Это со мной ты каждый день можешь грызть себя идиотскими мыслями. Я это понимаю. Но Макс, если есть хоть один шанс, что когда-то мы сможем снова начать склеивать обрывки нашего чистого листа, то, пожалуйста, скажи. Исправлять что-либо уже поздно, все слова сказаны, поступки совершены и глупости сотворены. Но если ты скажешь, то мы исправим. У нас получится, получалось и не такое. Я люблю тебя и мне стыдно. -Знаешь, мне тут каждый второй говорит: «сними маску», «хватит шутить», «стань нормальным». Ну и вот как бы. Вот я нормальный. Стою перед тобой, видишь? Не знаю, чё сказать, в башке вертятся шутки, серьёзности на язык не приходят, но я люблю тебя – это да. Это я могу сказать, а чё добавить не знаю. Я всё такой же ограниченный, глупый, такой же типа шутник. Ты не найдёшь во мне ничего нового и через месяц снова назовёшь «плохим парнем». -Назову. – Она шагнула в его сторону. -Назовёшь! – Он тоже приблизился к ней. -НО РОДНЕЕ ЧЕЛОВЕКА В ПЛАНЕ МУЖЧИНЫ У МЕНЯ НИКОГДА НЕ БУДЕТ! И оба подались вперёд. Даша обняла его за шею, а Макс сцепил руки на её талии. Оба стояли посреди холла. Оба глазами передавали друг другу нотки понимания и чего-то ещё. Чего-то такого нежного и тающего во рту. И Максим наклонился к ней, их губы склеились. Они закрыли глаза, запретили языкам говорить, говорили губы. Они целовались и думали, что это не взаправду. Они прошли такой длинный путь ради этого поцелуя. И этот путь того стоил, каждый шаг был проделан не зря, особенно последний шаг. Ручки Макса гуляли по её спине, а Даша ладонями растормошила его волосы. Эти привычные грубые волосы. Они пахнут родным мальчиком. А её спина? Такая прямая и хрупкая, сотни раз гнувшаяся под грузом испытаний. Руки его дошли до её плеч, глаза по-прежнему закрыты, они целуются. И ничто их не отвлечёт, они счастливы. Они получили этот кусок праздничного торта и к чёрту все остальные угощения. Они целовались и знали: это не последний их поцелуй. -Я люблю тебя. – Шептала она, на мгновение, отлепившись от его губ. – Мы вместе. И я знала. Я знала, что так будет. -Я люблю тебя. – Повторил он. – Ближе тебя у меня никого. Если в следующий раз захочешь порвать со мной, бери с собой нож. -Что б сразу в сердце? -Да нет, что б я тебя прирезал сразу. -А себя? -И себя заодно. Наверное. -Наверное? -Короче, лучше не проверяй. Лучше люби меня и всё, окей? -Или…? -Или давай уже целоваться. И не мешало им ничего. Они целовались. Они были дома. Четыре стены, уютные комнаты и родные кровати. И близкие люди. Но, как правило, двери в доме нужно закрывать. Так делают все, чтобы в любимый Рай не проникли воры или убийцы. Но ведь они были так счастливы, так влюблены, а дубовые двери «Логоса» всегда и для всех были открыты. Даже для человека, что подглядывал сейчас в замочную скважину. Смотрел с умилением и жалостливой улыбкой. Скорчился в три погибели только бы не пропустить ни единого их поцелуя. Рядом с девушкой был брошен серый грязный мешок, чем-то набитый. -Ажур-абажур. – Улыбалась Алевтина Соловьёва, выпрямляясь и поправляя воротничок голубой рубашки. – Роднее человека в плане мужчины у неё, видите ли, никогда не будет! А как же роднее человека в плане злодейки? Поцелуй-не горюй. Завтра. Завтра их последний день. Но Максим и Даша не знали об этом. Не знали они и где находятся и как их зовут и что происходит. Они знали, что они целуются, губы работают, они замерли в застывшей скульптуре. Они знали, что они вместе, а больше не знали ничего. Да и зачем? Главное знание пришло к ним в этот вечер, а для других у них ещё найдётся время. Найдётся. Найдётся. Найдётся ведь? Или… -Или давай уже целоваться. Продолжение следует… В следующей серии... -А я всё думал, когда же мы снова встретимся. ...ты СНОВА узнаешь, кто... -Отчего же ты не сделала аборт? ...КТО... -Клянусь, я теряю дар речи. Как эти маленькие детские пальчики смогли сотворить такое чудо? КТО ЭТА ДЕВУШКА - ДВА. Так и разбилась она насмерть. Какая бывает любовь. Долгожданный финал сезона близок!