Какая бывает любовь.

Белые стены. Первые минуты в психиатрической лечебнице показались ей белыми, как стены, представленные в глупых стереотипах. А когда мозг перестал обманывать, она поняла, что стены чёрные. Чёрные, как в подземелье, только это было не оно. Больница представляла собой древний замок с ремонтом двухсотлетней давности. Во всяком случае, Даше так показалось. Хотя какая разница, что ей там показалось? Ей недолго осталось думать. Ровно столько же, сколько и жить. Вряд ли Алевтина сопровождала её в больницу, повинуясь сестринской любви. Нет, она в который раз планировала поиздеваться и убить. Только на этот раз это не будет простым покушением. Впервые в жизни Даша оказалась с сестрой на одной волне. Она захотела умереть, и судьба сжалилась, послав ей Алевтину. Это ли не счастье? Теперь всё решится в пользу обеих сестёр. Алевтина убьёт её, и Даша примет это как подарок. А пока чьи-то руки больно схватили за плечи и разлучили девушек. Алевтину повели дальше по коридору, а Дашу по кабинетам. Её водили по разным врачам, но Даша не запомнила ни одного. Слишком много тумана, а в мозг словно закатился камень. И она могла думать только об этом камне, что катается в голове и давит. Это злило. Злили и голоса вокруг, которые Даша не различала. Всё время дребезжали какие-то аппараты, а ещё кто-то снял с неё джинсы и стал осматривать гениталии. С неё часто что-то снимали и осматривали, щупали и трогали за разные части тела. Но пока Даша не ощущала дискомфорт. Неудобства причинял лишь камень в голове. А руки неизвестных людей ощущались ветками деревьев, что норовят зацепиться за одежду, пока блуждаешь по лесам вблизи школы. Они не внушали опасности, просто раздражали. Но обследование закончилось быстро. Дашу вывели из кабинета. Она снова шла по прохладному коридору. Грубые руки вели вперёд, к кабинету с устрашающей надписью: «главный врач». Не просто неумелый докторишка. Врач. Главный. Даша чувствовала себя как школьница, которую ведут к директору. Или как заключенная, которую сопровождают в суд. Последнее вернее всего описывало её чувства. Она представляла себе главного врача сильным широкоплечим мужчиной в сверкающих доспехах, который просканирует насквозь всю её суть, лишь раз заглянув в глаза. А когда её втолкнули в кабинет, Даша увидела маленького человечка лет пятидесяти пяти. Он сидел за столом в белом халате, маленькие чёрные глазки в больших очках бегали по папкам с документами, сморщенная ладонь почесывала лысую макушку. Седые волосы остались лишь по бокам головы, они торчали из ушей и под висками пышными пучками, как нелепое украшение. Увидев Дашу, врач криво улыбнулся. — Проходите, любезная, мы вас заждались. — Сказал он довольно строго. Голос его звучал тихо и успокаивающе, внятно, но не слишком тепло. А на словах «мы заждались» Даша заметила в углу кабинета сиротливо стоящую Алевтину, которая радостно махнула ей рукой. — САДИТЕСЬ ЖЕ! — крикнул врач. Даша вздрогнула и неуверенно плюхнулась на стул перед ним. — Даша, сразу скажу, что опозданий я не потерплю. Несправедливо, что я сижу и жду вас как дурак, пока вы шляетесь по больнице. — Ажур-абажур, она же не сама себя повела на обследования. Вы ругаете её за медлительность своих подчиненных. — Справедливое замечание. — Хмыкнул врач. — Даша, хочу, чтобы вы знали, справедливость для меня — не просто слово, которое я часто использую в лексиконе. Справедливость — главный принцип моей жизни. Я придерживаюсь справедливых решений по отношению ко всем, кто окружает меня в жизни. Исключений нет. Люди вечно кричат о справедливости для всех, но мало кто знает, что означает это слово на самом деле. Справедливость бывает разная, чаще всего она жестокая. Однажды я покажу вам, насколько жестока она может быть. За этой дверью — старик показал на неприметную обшарпанную дверь слева от себя с вывеской «туалет» — находится то, что никто не сможет понять. И те люди, которые кричат о справедливости на каждом шагу, осудят меня за проявление этой самой справедливости. Поэтому и говорят, что люди — глупейшие создания во вселенной, никогда не знающие, чего они хотят. Не все, конечно, но лидирующее большинство. Но справедливость требует большой ответственности и ума, она не терпит эмоций и чувств. Многие об этом забывают. Я — нет. Ваше лечение будет эффективным за счёт моих справедливых решений. Можете звать меня доктор Гонсалес. — Угу… — сказала Даша, водя ногами по грязному полу. Тут дверь кабинета открылась, но Даша не соизволила обернуться. Кто-то подошёл и передал доктору Гонсалесу медицинскую карту. Когда незнакомец оставил документ и оттянул руку назад, Даша почувствовала, как по виску ударил неосторожный локоть. По его толщине Даша определила, что это был мужчина. Мужчина, который пришёл, чтобы стукнуть её по голове. Странно, что Алевтина не хихикнула. — Итак, Даша, мы получили результаты ваших обследований. — Доктор Гонсалес посмотрел на неё исподлобья, но Даша продолжала изучать пол. — Исходя из того, что я вижу, нам придётся кардинально изменить программу лечения. — У меня рак? — Даша подняла голову и равнодушно улыбнулась доктору. — Сколько мне осталось? — До полугода. — До смерти? — Скорее, до новой жизни. — Вы хотите сказать, что я… — Беременны? Да, насколько я вижу. — Сколько вам заплатили за эту ложь? — Даша. Вы беременны. Когда доктор улыбнулся и произнёс её имя, Даше показалось, что блеснула молния. Но последнее слово было соизмеримо с раскатами грома. Что-то взорвалось, ударило по щекам, растормошило. Что-то изменилось. Но не сегодня. Вчера. — Вчера я упала, и… ребёнок… я потеряла его. Это не догадки, мной занимался настоящий врач. Я не могу быть… — Да, вы не можете быть беременны двумя детьми. — Доктор Гонсалес дал ей карту и ткнул в нужное место. — Только одним. Вы носили близнецов. Даша поднесла палец к свежим чернилам и осторожно погладила слово «положительный», как будто не веря, что правильно смогла его прочитать. Другой рукой она задрала футболку и потрогала чуть поднявшийся живот. Когда холодная ладонь коснулась тела, Даша опомнилась и резко отдёрнула её, боясь навредить малышу прохладной кожей. Вдруг он тоже уйдёт, как его брат? Или сестра. Она смотрела на живот и не верила, а потом две слезы упали и закатились в пупок. Даша опустила футболку и убрала руки подальше, а потом подняла над собой, раздвинув пальцы, и осмотрела. Она недоверчиво пощупала каждый палец, но все они выглядели враждебно. На что способны эти злые руки? Они опасны, пока могут держать предметы. Как она может снова им доверять? Сможет ли она взять этими руками ребёнка и не уронить его, случайно или намеренно? В тот же миг Даша заметила понимающее лицо доктора Гонсалеса и подумала, что оказалась в правильном месте. Этот человек обязан её спасти. Она беременна. И она находится там, где о ней позаботятся, там, где доктор Гонсалес подберёт индивидуальный курс лечения и исцелит её. На секунду Даше стало комфортно в кабинете маленького лысого доктора. А когда секунда прошла, в ушах пронеслось ядовитое «поздравляю», и Даша вспомнила про сестру и молниеносно сбежала со стула. Она обняла живот и спряталась позади высокого кресла доктора Гонсалеса. — Что происходит? — врач поднялся из-за стола. — Ажур-абажур! Бедняжка совсем больна. — Нет! Нет! — Даша умоляюще уставилась на старика. — Помогите. Она приехала, чтобы навредить мне. Мы ненавидим друг друга. Пожалуйста, вы должны поверить! Я знаю, что это звучит как паранойя, но… она моя сестра и она жестокая и… злая… Рома умер. И Жанна. И Вадим. И Влада. И Жора. И родители Вани. И это она их убила. Она пыталась убить и меня. Я падала с обрыва, а ещё… из-за неё я думала, что меня изнасиловали. Вы должны мне поверить. — Конечно, я верю… — доктор обнял Дашу за плечи, а сам нажал кнопку вызова санитаров. — Что вы делаете? — Даша почувствовала, что её предали, и бросилась к двери. Но не успела. *** Не успел и Захар в очередной раз выкрикнуть имя Тайны, как мамочка приказала девушке в маске курицы принести, о чем она её просила. Рита вышла из школы, Захар по инерции сделал шаг вслед за ней, но пистолет напомнил, где его место. Захар злился и переживал, по длинной бороде со щёк стекали капли пота. Все остальные ожидали Риту с относительным спокойствием, хоть и боялись каждый о своём. Маша крепко держала Габодю, а вторую руку робко положила на плечо Насти, нехотя, но вынужденно, чтобы показать всем, что девочка для неё не чужая. Маша была единственной матерью в школе, и её первенец был жив. И если мамочка, не обнаружив Дашу, решит взять око за око другим способом, выбор может пасть на Габодю. Сын за сына. А почему не дочь? Настя выглядит старше Габоди, её легко можно принять за первого ребенка, да и внешне она похожа на Дашу, такая же стройная и светловолосая. Как не жаль, а других вариантов у Маши нет. Выбора лишились все. Майк и Лиза держались за руки. Богдан выглядел побито и склонил голову, как нашкодивший щенок. Обладание сохраняла одна Авикеджи. Она впитывала каждое слово семьи Баллардов, следила за любым мелким движением. Сила журналиста заключена в информации, а страх порой мешает её получить. Значит, от него нужно избавиться. Авикеджи относилась к врагам как к равным. Любого преступника она презирала, но не считала слабым. Стоит только посчитать злодея мелким неудачником, и он может неприятно удивить. Вскоре Рита вернулась. Обе руки были заняты. Она передала мамочке шкатулку, и женщина расцвела. Шкатулка оказалась обычной деревянной коробкой с замком. Мамочка отнесла её к подоконнику, поставила поровнее и повернула ключ в замочной скважине. — Кто скажет мне, что в шкатулке? — с азартом спросила у всех мамочка, словно ведущая в телевикторине. Авикеджи быстро прервала игру, прикинув, что в коробке может быть оружие. Мамочка огорчилась, услышав ее версию, и подтвердила слова журналистки. Из шкатулки она достала два маленьких пистолета, чёрный и прозрачный белый. Оба пластмассовые. Один стреляет водой, а другой крохотными дротиками. Странное хобби мамочки все встретили с безразличием. Тогда она достала из коробки третью вещь — очередную шкатулку. Она была мала по размеру, но излишне велика по цене. Великолепный ларчик, полностью сделанный из золота, со всех сторон сиял разноцветными камнями всевозможных видов. Рубины и изумруды, сверкая, подсказывали, что в такой шкатулке можно хранить только особенную вещь. — Лишь те, кто сильно разозлит меня, получат право заглянуть в роскошь и великолепие этой древней шкатулки. Правда, это будет последнее, что они увидят в жизни. Я бы на вашем месте не испытывала судьбу. Мамочка дико улыбнулась и аккуратно убрала шкатулку в коробку. Туда же она отправила и белый водяной пистолет, а себе оставила чёрный. Но ребят мало интересовал обзор мамочкиной шкатулки, ведь помимо неё, Рита держала в руках ещё один предмет, не великолепный и восхищающий, но устрашающий. И когда мамочка кивнула, девушка поднялась по лестнице. Пока шла, она осторожно, как ребёнка, прижимала к груди толстую канатную веревку. Все смотрели ей вслед и гадали, зачем, когда и кто. Тем временем девушка в маске курицы поднялась на самый верх лестницы и привязала веревку к деревянным ограждениям, что поддерживали с обеих сторон перила лестницы и заодно когда-то мешали бегающим туда-сюда школьникам провалиться вниз. Если бы не это ограждение, не один ученик оказался бы в холле без использования лестницы… Но школьников здесь больше не было, как и школы. И молодая девушка, похожая на старшеклассницу, приехала сюда, чтобы соорудить виселицу. Но в библиотечных учебниках об этом ничего не говорилось… Привязав веревку к деревянным столбикам, другой конец она сложила пополам и сделала восемь шлагов на удавке. Получилась красивая петля — кольцо с одним неподвижно закрепленным концом. Диаметр кольца соответствовал средним размерам головы, легко надевался и плотно обхватывал шею. Увидев старания дочери, мамочка похлопала в ладоши от гордости и велела Рите спускаться. — Изначально повешенной должна была оказаться Даша. Авикеджи незаметно усмехнулась, когда вспомнила, что Даша вероятнее всего поблагодарила бы мамочку за это решение, чем испугалась до смерти и умоляла о пощаде. — Но мне не обязательно использовать её по назначению. Все зависит от вас. Задайте вопросы. Деликатно. Услышьте ответы. Спокойно. Давайте выстроим диалог. Цивилизованно. И придем к компромиссу. Адекватно. Авикеджи по очереди оглядела друзей, и все поняли, что говорить будет она. На секунду журналистка подумала, что в книге, которую писала несколько месяцев, только что родилась новая глава. Продолжение следует…