Кофейная гуща

      Кажется, никогда в жизни прежде Драко не испытывал подобного липкого, леденящего душу страха. Он метался по дому, словно загнанный в угол зверь, опрокидывая попадающуюся на пути мебель, будто надеясь обнаружить еще хоть какую-то улику. Пульсирующая в висках боль уже не имела никакого значения — он мог думать лишь о своей малышке, даже не замечая, как рассуждает вслух о том, как далеко могли уйти или же уехать похитители и как возможно было их обнаружить. Мысль о полиции возникла лишь после идеи о поисковом заклинании, и он нервно рассмеялся, осознавая, что буквально сходит с ума от ужаса. Конечно, он слышал о том, что некоторые люди становятся религиозны после пережитых трагедий, начинают верить в чудеса и прочую чепуху, но… Заклинания?       Когда чья-то теплая ладонь легла на его руку, он испуганно дернулся, давно позабыв, что рядом с ним кто-то находился. Девушка смотрела на него серьезно и одновременно с тем решительно. Она излучала удивительное спокойствие, и отчего-то Малфою на миг стало легче, будто эта незнакомка могла как-то помочь. Он верил в ее силы, верил в ее знания, — она больше не казалась ему такой уж беззащитной.       — Ты должен вспомнить, прошу тебя, — в тихом голосе прозвучала мольба, и Драко замер, на мгновение теряясь.       — Вспомнить что? — он закипал как обычный маггловский чайник, ощущая, что каждая клеточка его тела была уже на пределе. — Что такого я могу вспомнить сейчас, когда моя девочка неизвестно где, и я даже не представляю, насколько напугана? Что тебе от меня нужно?! — мужчина перешел на крик, до боли сжимая свои кулаки. Он ни за что бы не ударил женщину, но будь у него возможность, он бы заставил ее замолчать с помощью магии. Заморозил, превратил бы в статую, — что угодно, лишь бы не разбираться с этой сумасшедшей сейчас, когда ему по настоящему до нее не было никакого дела.       — Моя фамилия Уизли, — зачем-то оповестила девушка дрогнувшим голосом. Она сделала шаг в сторону, будто давая возможность себя получше рассмотреть или же стремясь отойти как можно дальше, — Драко не знал наверняка.       — Гермиона… Уизли, — медленно повторил мужчина, ощущая прилив еще большего, чем прежде, раздражения. Кем бы ни была эта девушка, теперь она вызывала в нем достаточно противоречивые чувства. Он ей завидовал, ощущал трепет, граничащий между страхом и уважением. Подобные эмоции когда-то в нем вызывал отец… Отец!       Драко упал на колени, ощутив, как что-то болезненно сдавливает его грудную клетку. Перед его взором возник образ отца — не заносчивого аристократа, каким он его помнил, а усталого, истощенного мужчины в тюремной робе. Множество магов в дорогих мантиях активно жестикулируют, о чем-то откровенно споря, и вот… Приговор. Такой оглушительный в его застывшем мире стук молотка — и уже навсегда потухшие глаза матери. С того самого мгновения отец приговорен к Поцелую дементора.

***

      Гермиона наполнила хрустальный бокал в мужской руке почти доверху, не соблюдая никаких приличий, и, на мгновение застыв, налила и себе. Возвращение памяти было мучительно долгим и болезненным, но даже те крупицы воспоминаний, которые они смогли выудить за прошедшие два часа, побудили их открыть спиртное. Гермиона понятия не имела, что Малфоя лишили памяти прежде, чем приговор Люциуса был исполнен, а мать покинула страну, став заложницей одного из своих поместий во Франции. Драко так и не смог попрощаться с родителями, и пускай в тот момент особого значения для него это не имело, теперь, когда память начала возвращаться, он ненавидел Министерство всем своим сердцем и горевал о том, что его дочь так и не познакомилась со своей бабушкой, ведь, как оказалось, вопреки навязанным воспоминаниям, он не хоронил свою мать.       Однако для того, чтобы найти Тори, ему нужно было вспомнить гораздо больше, чем свою тоску и старые потери. Он желал оживить в памяти каждый грязный секрет каждого так или иначе выжившего Пожирателя. Ведь когда-то они все были повязаны. Как много часов они провели вместе, «обслуживая» Темного лорда, одинаково жалко трясясь на собраниях, а после пытая в подземельях магглорожденных волшебников? Чаще всего он выступал лишь в роли одного из охранников — стоял в стороне, отчаянно держа лицо и подавляя рвотные позывы. Массовка. И как же много жуткой болтовни пьяных как свиней Пожирателей он успел услышать за это время. Как ни странно, у темных магов тоже были свои мечты — пусть и весьма своеобразные. Им было что скрывать, к чему стремиться и куда идти в случае провала, — и именно эти знания делали Драко столь опасным для тех, кто так и не склонился на сторону добра. Вероятно, именно это привело их в сегодняшний день, лишило малышку родительского дома, а отца — душевного равновесия. И это были именно те воспоминания, которые так надеялась обнаружить Гермиона. Она желала найти тех, кто отобрал у нее самых близких, самых родных людей; кто разрушил весь ее мир, за раз уничтожив надежду на счастливый финал и мирное небо над головой. Тех, кто осмелился похитить ни в чем не повинную маленькую девочку, чья фамилия и титул значили гораздо больше, чем та могла себе представить. До сегодняшнего дня Гермиона даже не задумывалась о том, что из них с Малфоем могла бы получиться команда, что они могли бы быть заодно. И вот теперь они отчаянно искали выход из положения вместе, распивая бутылку огневиски на двоих, обрушивая за разговорами все стереотипы и предубеждения.

***

      Астория не прекращала мелко дрожать то ли от страха, то ли от того, что в пещере сквозил сильный ветер, пронизывающий до костей ее худое тельце, облаченное лишь в льняное бирюзовое платье. Она очнулась не так давно, но виду не подавала, застыв на месте, сжавшись в маленький, почти незаметный комочек у дальнего камня, не желая привлекать к себе лишнее внимание. По тускло освещенному факелами помещению неспешно расхаживали фигуры разных комплекций, облаченные в черные плащи и устрашающие маски. Они негромко говорили между собой, часто произнося слова, значения которых Тори совершенно не понимала. Иногда ей казалось, что они, словно злые волшебники, обсуждают самую настоящую магию — ингридиенты зельев и какие-то заклинания... Девочку не покидала мысль, что она либо спит, либо попала в какую-то страшную сказку, но как очнуться от этого кошмара и выбраться отсюда, даже не представляла. А потому Тори лишь молча слушала окружающих ее черных колдунов, коими она мысленно их окрестила.       Она не плакала.       Как-то отец сказал ей, что если много плакать, то можно умереть от обезвоживания, — тогда она разбила свою любимую форфоровую куколку, привезенную отцом из города с не менее прекрасным названием — Парижем, куда он по обыкновению летал по работе весной. Слезы тогда не прекращались у девочки целых три дня, и папа уже не знал, как успокоить отчаявшуюся малышку. Эта фраза, на удивление, сработала безотказно — умирать Тори никогда не хотелось. Она и так познакомилась со смертью слишком рано, потеряв в младенчестве мать и обеих бабушек с дедушками еще до своего рождения. Они с папой были единственными друг у друга, и покидать его даже ради самой красивой и нарядной куклы Астория не собиралась. А уж из-за каких-то страшных темных колдунов — тем более.