***
Просыпаться от режущего слух звука – паршиво. А просыпаться во влажной постели – еще хуже. Даже не обтираясь, Джексон вчера нырнул в белую постель, желая потеряться в небытие. Раствориться в пропасти. Исчезнуть из реальности… Избавиться от всех мыслей во сне. Но даже там он не всегда находит покой… А телефон все не сдавался. Звонил и звонил. Подняв свое бренное тело с постели, Джекс окутал округлые ягодицы чуть влажным полотенцем. Шлепая босыми ногами, не разбирая дороги, он шел на кухню, к домашнему телефону. – Да, мам? – ответил Итон, зная, кто на том конце провода. Кроме нее и отца никто не знает этого номера. Но отец звонить не посмеет. Хоть он и тот еще мерзавец, а жить еще хочет. – Проснулся, милый? – буднично спрашивал довольно-таки детский голосок. – Угу. Только встал. – Я тебя разбудила? Прости, Джек. – Джек? – недоверчиво спросил парень, подперев кухонную тумбочку. – Эмм… - зайчонок услышал кашель в трубке. Неловкая пауза затянулась. С каждой секундой молчания, будто комок грязи подкатывал к горлу. Тишина в телефоне продлилась ровно сорок пять секунд. Джексон считал. – Прости, Джек… Ой, – снова осеклась женщина, видимо, прикусив язык. – Я не хотела тебе говорить… – Он приехал? – с трудом выдохнул Джексон, боясь, что его сейчас вырвет. Юнец, конечно, знал, что ему собственный отец отвратителен, но он удивлен, что настолько. Итон слабо передвигаясь, подошел к раковине, страшась, что его предположения окажутся верными. «Буря» – вот, что происходило в голове и теле. Страх, злость, обида, отвращение. Столько всего сейчас контактировало друг с другом, что казалось, Джекс и вовсе взорвется, как передутый шарик. – Да… – сожалея, что ее, хоть и не родному, но все же сыну, придется услышать это, ответила Кристина. – Он рядом? – трудно было что-то сказать по голосу Джексона. Он был ледяным. Загробным. Абсолютно нечитаемым. – Нет, детка… Он у главврача. – Он сказал, что ему нужно? – Джек, ты же знаешь, - было начала мать, но сын и не собирался слушать. Надоело. – Он. Сказал. Что. Ему. Нужно? – с нажимом повторил мягкий голосок мальчишки. И он не ведал, откуда взялись силы, чтобы сказать ТАК. – Джек, - по детскому голосу женщины, слышно, что она вот-вот расплачется, жалея, что выдала себя и тайну отца. – Он просто пришел проведать меня… – аккуратно, изведывая верный путь, рассказывала Кристина. Судя по реакции сына, продолжать нужно было. Он молчал. – Он говорит, что нашел хорошую работу и уже оплатил больничные счета на три месяца вперед… Только зря, я думаю… – юноша стоял, с каменным лицом, просто слушая… Слушая очередную сладкую ложь, в которую так легко поверила его дорогая женщина. Но когда она сказала эти слова, сердце мальчишки дрогнуло. – Врач ведь говорил, что собирается перевести меня в общую палату, а там и до выписки не далеко, - поспешила успокоить Кристина, не осознавая этого. – А еще… Он спрашивал о тебе, Джек… – умоляющим тоном прошептала женщина. – Он волнуется. – Да как он вообще смеет что-то спрашивать?! Мразь! Эта тварь не появилась даже на похоронах матери! А потом?! Мы жили вдвоем. Ты и я. Где был он?! Где, блять?! Какие причины нужны, чтобы оставить маленького сына, и женщину, которую любишь?! – несмотря на внутреннюю истерику, изнутри Джексон был относительно спокоен. Просто злобно шипел, рычал в трубку, стараясь не закричать. – Что мне сделать, чтобы раскрыть тебе глаза, Кристина?! – Джек, ты же знаешь… – Что?! Что ты любишь его?! – чуть прикрикнул малец. – Я знаю… – тут же пришлось смягчиться. Он не позволит себе опуститься и повысить голос при разговоре с этой женщиной. – Пожалуйста, пойми… – Я понимаю. Я правда все понимаю… Но я не могу принять. Увы, Кристина, не могу. Прости. Тишина неприятно льется в уши, проникая в мозг. Дрожь давно не охватывает тело по этой причине. Раньше было сложнее. Больнее. Сейчас же он отстрадал. Переболел. На удивление, Джексон уже легче переносит редкие появления папаши в их жизни. В последний раз он заявился полгода назад. Когда Кристину только госпитализировали. Кинул деньги сыну, как щенку и снова исчез. Делать было нечего, принять пришлось. Платить за все нужно. Но Итон хоть сейчас готов был отдать эти деньги. Они всегда лежат в желтом конверте, в столе. На случай, если эта мразь здесь объявится. – Ты рада? – уже почти будничным голосом спрашивал Джекс. – Сказать правду? – по голосу ясно, за время молчания, Кристина рыдала… Она чувствовала себя виноватой. Очень. И перед Джексоном и перед его мамой… Но чувства… Они почему-то сильнее этого. – Знаю, рада, - понимая, что на том конце провода никто не увидит его улыбки, мальчишка улыбнулся, чтобы матери стало легче. Чтобы она больше не пускала слезы напрасно. Только не из-за него. – Прости… – Не за что. – Угу… – где-то там, где сейчас сидит любимая женщина Джексона, зазвучал самый отвратительный, для него, голос на всей планете. – Это он? – шептал мужчина, думая, что его неслышно. Странно, но тело уже никак не реагировало на его голос. Вот уж загадка. Но тошнота все же не прошла. – Ладно, Кристина. Думаю, я пойду. Мне скоро в школу. Не забыла? – Не забыла. Но… Я подумала… Может быть ты захочешь… ? – Нет. – отрезал Джексон. – Я пойду, - настаивал он. – Ты же знаешь, я не смогу. Я сорвусь. – Угу, а потом опять будешь себя ненавидеть… Знаю – проходили. Детка, ты прости меня… И я очень сильно тебя люблю. Больше всех на свете. – Я знаю… «Больше всех… Кроме него» - мысленно пробурчал мальчик. К концу разговора стало совсем паршиво, а когда всемогущие гудки разрезали разум, Джексона все-таки вырвало. А из-за того, что желудок был совсем пуст, было больно и неприятно вдвойне. Когда рвотные позывы прекратились, а из глаз перестали катится слезы, мальчишка осел. – Не думал, что будет так легко… - прошептал он верной подруге – одиночеству. – Да кому ты врешь, придурок, - обижено буркнул себе. Поджав колени к груди, он опустил голову на руки, которые обнимали его плечи.***
Нужно признаться, раньше включение компьютера приносило больше удовольствия. Может быть потому что тогда в его жизни еще не было полной задницы? Возможно. Наконец, скидывая белое полотенце, которое, кстати, стало абсолютно сухим, мальчишка напяливал нижнее белье. Облачившись в удобную, а главное сухую одежду, парень садится за компьютер. Джексон правда считал, что сейчас никто не способен вызвать у него улыбку, но бесполезные попытки Кристофера связаться с хакером были настолько умилительны, что ухмылка невольно легла на тонковатые губы. Заколов челку заколкой, которая всегда лежит у монитора, Джекс взял очки, ибо с его убогим зрением, он навряд ли сможет все прочитать. Надев их, парнишка отпустил смешок. Уж слишком жалок Кристоф в таком положении. Самое последнее сообщение вызвало что-то теплое… Маленький огонечек где-то в груди, беззаботно колыхал. Dark: ты там не сдох еще? Мне как бы похуй на твое самочувствие, но смерть хорошего хакера – будет большой потерей. И мне было бы ужасно лень искать кого-то другого. Bags Bunny: кажется, ты один беспокоишься, жив ли я еще. – Боже, Джексон, только не нужно ему рассказывать ничего личного, хорошо? – умоляющим тоном, просил он у себя, цепляясь за края красных болоньевых шорт. Dark: почему ты так думаешь? Уверен, что для этого есть поводы? Bags Bunny: я всегда уверен в своих словах. – Ну, почти, – улыбаясь, добавил мышонок. Dark: и все же. Может, объяснишь? Bags Bunny: зачем тебе это? Не верю, что тебе интересна моя жизнь. Dark: интересна или нет, уже решать мне. Я просто знаю, что такое «быть никому ненужным». И, плюс, чем больше я о тебе узнаю, тем больше шансов становится тебя найти. Не сказать, что больно слышать такие слова, но уж точно паршиво. Этот парень никогда не казался тем неудачником, который может быть «никому ненужным». Он больше похож на того, кто всегда испытывает все прелести жизни на себе, без особых натугов. Да, так и казалось. И, узнавая новую черту такого Кристофера было немного страшно. И странно. Но при этом жутко интересно. Вообще всегда интересно узнавать что-то новое о человеке. А тем более о том, от кого ты зависим. Не хуже, чем от наркотика. «Я просто знаю, что такое «быть никому ненужным»» – внутри неприятно заныло, когда Джексон прочел эти строки голосом Кристофера в голове… Так значит Кристоф и не такой уж и избалованный ребенок? Может и он знает, что такое бессилие и одиночество? На душе становится погано от мысли, что он мог страдать. В одиночестве. Гребанная любовь. Почему ей так много нужно? Bags Bunny: обещаешь, если я расскажу тебе, то и ты скажешь мне? Джексону и в самом деле было очень важно узнать причины. Зачем? Он не знал. Чувства к человеку – это так сложно… Dark: ну, я подумаю. Bags Bunny: так не пойдет. Не хочу один оголяться тут. Dark: хорошо. Bags Bunny: мы же не маленькие дети. Знаем, что каждый занят собой. И никому нет дела до других. Вот так это и происходит. А что не так с твоей жизнью? Dark: все то же самое, что и у тебя. Bags Bunny: эй, не честно! Dark: так и ты не дал конкретики. Bags Bunny: бука (。╯3╰。) Dark: эй, не говори мне, что ты ребенок, хорошо? Bags Bunny: а что? У тебя какие-то проблемы с детьми? (¬ ¬) Dark: пока нет. Не переводи темы. Просто скажи мне, почему ты думаешь, что никому нет дела, сдохнешь ты или нет. Bags Bunny: ну, может быть это не совсем так. Наверное, отчасти. Dark: у тебя нет родителей? Друзей? – Ох, а друзей-то у меня из-за тебя-то и нет. Те, кто были – испугались. Никто не хочет быть отбросом, - отчего-то хохотнул Джексон. Bags Bunny: моей матери нужно волноваться сейчас лишь о себе. И ни о ком больше. Dark: почему? Она больна? На секунду из легких воздух выбило. Кристофер за, почти год общения, никогда не отличался особым умом, а тем более сообразительностью. Конечно, он не самый дубовый идиот в этом гребанном мире. Но он никогда не стремился строить из себя умника. Итон с придыханьем взялся печатать ответ, пока эмоции раскалены до предела. Вообще, он любит это чувство. Когда чувства натянуты, как струна на хорошей гитаре. Когда эмоции плещут через край, грозясь выплеснуться наружу. Когда все просто пылает огнем. Но это бывает, к сожалению, не часто. И лишь с одним человеком. С кем? Не трудно догадаться... Bags Bunny: скажи мне честно, ты какой-то экстрасенс? Может, это мне нужно давать тебе деньги за сеансы? Dark: а если без шуток и сарказма. Bags Bunny: угу. А больше и слов не нужно… Это кажется таким удивительным, что грудную клетку сдавливает. Dark: ммм… паршиво. Bags Bunny: лучше и не скажешь. А теперь перейдем к твои трусам. Покопаемся? Dark: а что говорить. Мир – тлен. И люди – твари. Bags Bunny: когда я сказал то же самое, только по-другому – тебе это не понравилось. Dark: ну… От меня слишком многого ждут. Для меня завышены планки. Меня загоняют в рамки. А я этого не хочу. Они думают, что я расту наследником… А я может быть хочу рисовать или петь? Джексон и не догадывался, что и Кристофер может пожирать себя изнутри, как обычный человек. Он ведь вечно на пафосе, весь такой самовлюбленный и саркастичный. Как такой уебок, как он, может переживать о том, что не оправдает ожидания? Такое вообще возможно? Даже такая, казалось бы, падаль, переживает о родителях и близких. Bags Bunny: ты действительно этого хочешь? Ну, петь и рисовать… Dark: нет. Но могу ведь этого хотеть? Разве нет? Я что, не человек? Мне нельзя? Bags Bunny: я этого не говорил. Просто немного удивляет и все. Dark: что именно? Ты ведь меня не знаешь, почему тебя это удивляет? Bags Bunny: ох, Кристофер… Повторюсь, о тебе я знаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Dark: это напрягает, ты знаешь? А ты, случайно, не сталкер? Может, сейчас стоишь под моим окном и трогаешь себя в грязных местах? (⇀_⇀) Bags Bunny: w(°o°)w не думал, что нечто подобное услышу от тебя. Забавно. 。゚(TヮT)゚。 Dark: ну вот. А говорил, что знаешь меня лучше всех. ┐(︶▽︶)┌ Bags Bunny: я этого не говорил. ヾ(  ̄O ̄)ツ Я просто сказал, что знаю гораздо лучше, чем ты думаешь. ┐( ̄∀ ̄)┌ Dark: окей. Хорошо. Тогда ты в курсе, что мне в школу нужно через двадцать минут? Сердце совершило скачок. Если Кристоферу нужно быть в школе через двадцать минут, это значит, что Джексон должен был там появиться пару часов назад, ибо Рид постоянно туда заваливается лишь к третьему уроку. Соскочив со стула Итон поскакал в ванную. Весь путь он злостно матерился, ибо «чертова тумбочка! Как давно она здесь стоит?» и хруст бедного мизинчика на ноге.***
Сегодня в школу хотелось как никогда, и плевать, что уроки не сделаны. Джексон сможет выкрутиться из этой ситуации. Всегда мог. Тем более, осталось всего три урока, по подсчетам. Одна геометрия, которую ведет директор, который обожает Джексона. И две химии. Ну, с мистером Хиллом договориться не составит никакого труда. Пару пирожных и любимый зеленый чай абсолютно точно загладят свою вину. Но это всего скорее не потребуется. Джекс ведь успевает на третий урок. Даже зная, что помимо Кристофера есть кому постебаться над ним, Итон все равно со всех ног бежал в школу. Рид позволил чуточку проникнуться им и полюбить себя еще сильнее. Как же зайчонок надеется, что он не сдует эту эйфорию, как сигаретный дым. Поднимаясь по школьным ступеням, мышонок затаил дыхание. Придвинув очки к переносице, он просто верил, что сегодня они не слетят на пол. – Ну и где этот засранец? – летит с порога прямо в уши. Как сладок этот грубый голос… – Почему его все еще нет? – О ком ты? – писклявый голосок рыжика неприятно режет, после грома Кристофа. Не составляет никакого труда – понять о ком говорят они. И поэтому мышонок собирается проскочить мимо(он, конечно мазохист скрытый, но пока не самоубийца). – А вот и он, - удовлетворенно сообщает глухой бас совсем рядом. А тебя уже тащат за шкирку, как нашкодившего котенка. – Эй-эй, ручки поганенькие не распускай! – шипит Джексон, пытаясь вырвать капюшон из лап волка. – И тебе привет, полторашка, - издевательски хмыкает Рид, подталкивая добычу к стене. – И вообще, я давно уже не распускал свои ручки. – Угу, только потому что я бегать быстро умею. – Возможно, - не отрицал задира, иногда косясь на своего друга, который все еще стоял там, но гениально делал вид, что он дерево. – Придурок, - фыркнул Итон, кусая обидчика за руку. – Эй! – кричит тот, когда из-за боли позволил убежать диче. Но не растерявшись, он бежит за ним под крики рыжего паренька «Крис, мы же договаривались!». А Джексону смешно и молится он одновременно. – Попался! – на лестничной площадке стоял Рид, всем видом показывая, что остатков от утреннего настроения у него совсем не осталось. – Я и не убегал, - задыхаясь от возмущения, Итон снова был прижат к стене. – Да что ж, у тебя фантазии нет что ли?! Все к стенке да стенке! Будто расстреливать собрался! – цепляясь за оголенные руки, что стоят по обе стороны его лица, он поднял голову ввысь, силясь увидеть лицо Кристофа. – Hey! Man! Que faites te permets-vous? – защебетал чей-то прелестный голосок на умелом французском, а ноготки с профессиональным маникюром врезались в плечо парня, что зажимал мальчишку. Неприятное чувство, если быть честным.