B.I.G – I’ll remember
Кристофер улыбается так, что скулы сводит, потому что рад пиздец как. Он пересилил себя и страх детства. Отец же для него – предмет восхищения и все как положено и как у всех. Но боялся он его еще с пеленок. И не то, чтобы бил он его или ругал часто. Просто взгляд у него тяжелый очень. Да и аура не многим легче. Ребенок этого не выносит. Конечно, став постарше животный страх поубавился. Но прибавился другой. Не хотел он его разочаровать. Не хотел идти против. Не хотел, чтобы отец видел его слабости. Потому что Отец – семья. И перед семьей Кристоф хочет быть опорой. Хочет быть сыном, который достоин не только уважения, но и отцовской любви. Пока он им не стал, да и представив своего возлюбленного, не приблизился к цели ни на миллиметр, если не отстал на несколько шагов, но он все же рад, что почти с разрешения может сейчас смотреть на сморщенный носик и надутые губы. Улыбается еще шире, потому что любит это все, оказывается, безумно… Кристофер раньше думал, что любить – это страшно очень. Чего только боязнь потерять стоит. С ума сойти, как это было ужасно даже в мыслях. Но признав, Крис не почувствовал ничего такого. Даже мысли о потери не промелькнуло. Он не потеряет его. О нет. Только не его. – Чего пялишься, предатель? – обижено фыркает Джексон и отворачивает лицо. – С чего это? – с улыбкой удивляется Крис. – Что я сделал? Я даже в любви к тебе признался перед отцом, – он не перестает улыбаться и Джек удивился бы, увидев, потому что куда еще шире-то улыбка? – Ага, я слышал… Это было необязательно. Я знал это и так. – бормочет Джекс, возя вилкой с кусочком панкейка по взбитым сливкам на тарелочке. – Знал он, – усмехается Кристоф. – Как же. Да ты все еще сомневаешься во всем. Даже в себе. – Рид борется с желанием подскочить сейчас к мелкому и затолкать этот кусочек панкейка в его рот, а потом следом поцеловать и, наконец, почувствовать вкус еды. За завтраком этого не удалось. – Но не в своих чувствах к тебе, – оскорблено высказывает Итон и поднимает голову. Его забавный хвостик из челки мило подпрыгнул и Крис прыснул от умиления. Джексон милый до умопомрачения. И чертовски соблазнительный. – Я влюблен в тебя, – выдыхает Кристоф, улыбаясь. Ему сейчас так легко дышать. Легко как никогда. За все свои восемнадцать лет он не вдыхал так отчаянно и свободно. – Влюблен, представляешь? – смеется Крис, накрывая ладонью лицо. – Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу это кому-нибудь. Не говоря уже о том, что ты – парень. – Ого, заметил, что ли? – усмехается Джекс и приподнимает бровь. Он решил, что на первый раз прощает его «предательство». Пока что. Да и понять Кристофера можно, на самом-то деле. И кому, как не Джексону понимать его. – Заметил, еще как, – хмыкает он, отрывая руку от лица. Поворачивается на мелкого и ухмыляется похабно-похабно, что Джек хочет фыркнуть очень громко «извращенец», но Крис кладет свою ладонь на его руку и смягчает взгляд. Смотрит влюблено, но распутная ухмылочка не уходит. Но это вместе выглядит так правильно, что Джек пальцы на ногах поджимает. Они влюблены. Прекрасно все это… Кристофер тихо-тихо просит пойти наверх, в их временное прибежище. Джексон мотает головой, не соглашаясь, потому что совсем недавно начал чувствовать вкус еды. И она чертовски вкусная! Да и организм требует, громко урча. Крис прыскает и отпускает его правую руку, а то мешает же, отгрызет еще. Что ж, он ждал все это время, подождет и еще полчасика. Джек ел аппетитно, тихо, но смачно. Кофе он, конечно, больше даже не пробовал. Запивал апельсиновым соком. Даже мяска пригубил. Хотя желал изначально остаться безучастным к нему. Тяжело все-таки на завтрак кушать это. Но есть хотелось сильно. Крис хмыкал и смотрел с удовольствием на мелкого. Но есть сильнее не захотелось, хоть он и тоже только распробовал вкус панкейков. – Ты меня смущаешь, – сообщает Джекс где-то на двенадцатой минуте. Потому что и дальше спокойно есть он не может. Кристоф лыбится и пялится на него, ладошкой щеку подперев. – А ты сексуальный, – серьезно говорит Кристофер. Итон фыркает и утыкается взглядом в тарелку. – Только понял? – хмыкает после. – Вскоре ты поймешь, что я – восхитительный. И ты жить без меня не сможешь… – проговаривает Джексон, мысленно добавляя «Надеюсь…». Он ведь на словах только такой самоуверенный и пафосный. Кристофер, к счастью, знает это, поэтому снисходительно улыбается и спокойно кивает, полностью соглашаясь. – То-то же, – счастливо улыбается мелкий, но прячется, опустив голову. Дожевывает, выдыхая, кладет столовые приборы на салфетку у тарелки. – Наелся? – Нет, не могу нормально есть, когда ты ешь меня. – поднимает голову и открыто улыбается уголками губ. – Лишь взглядом, – с улыбкой пожимает плечами. – Наверх? – спрашивает, выходя из-за стола. Джексон кивает. Он смущается сильно очень, потому что нужно полагать, чем все может закончиться, учитывая, на чем Кристофер остановился. Джек не не хочет этого… Просто ему жутко неловко быть обнаженным. Да и не знает он ничего, что нужно делать в таких случаях. Крис берет за руку и медленно ведет за собой, по коридору, по лестнице, снова по коридору и проходит в свою комнату, закрываясь на три замка. Подходит к кровати, аккуратно пихает мелкого на нее. Он с охом и тихим визгом падает, возмущенно смотрит, когда приземляется. Кристоф улыбается и ложится рядом. Обнимает крепко, загребая под себя, даже ногу кладет сверху. – Теперь мы можем поспать… Лично я, очень хочу… – дышит в макушку и поглаживает ладонью по лопаткам. – Если ты не помнишь, меня вырубили, по меньшей мере, на полчаса. – Помню, – бурчит в районе груди Джек. – Тысячу девятьсот секунд, если быть точным. – совсем тихо, возмущенно говорит мелкий. – Точно, – хмыкает Крис и закрывает глаза. – Можем проспать хоть сутки, хоть двое. Здесь мы вместе, и в безопасности… Джексон, разочарован, совсем немного. Потому что они все еще оба в одежде и всего лишь лежат вместе. Но позже дает себе мысленную оплеуху и облегченно выдыхает. Они же вместе. Спят… Это так приятно, когда тебя обнимают. И вообще прижимают к себе. И плевать, что дышать затруднительно. Совсем чуточку. Но Джекс тоже закрывает глаза, потому что спать и вправду хочется. Джекс не был избалованным ребенком, но часто капризничал, отказываясь спать, потому что кошмары действуют на него как транквилизатор. Они сковывают его и дыхание. А задыхаться, не имея возможности даже закричать, прося о помощи – совсем неприятно. И этот транквилизатор всегда был одним и тем же сном: сырой воздух, грязный стул, темный подвал. Конечно, со временем приходили и другие сны, не менее пугающие, но тот всегда оставался неизменным и живым, а оттого самым страшным. Джексу десять всего. У него чудесная, любящая семья, небольшой, уютный домик, и добрые соседи. Вкусные завтраки, обеды, общие ужины и даже ночные перекусы, когда он читал книги под одеялом, с фонариком. Ежедневное теплое общение с родителями. У него все, как у всех. И комната у него своя миленькая. Много наклеек светящихся на всех стенах, так что даже ночью не так уж и темно. Поэтому чужое лицо перед глазами, он запомнил до мельчайших подробностей. Каждую морщинку на его старой коже, каждую уродливую, волосатую родинку, волосы из носа и порхающие ресницы, длинные, как у коровы. Из-за этого, кстати, он получил отдельную порцию боли, после. Его просто напросто похитили. Из дома. Ночью. Длилось все три дня. Три дня страха. Семьдесят два часа отчаяния. Четыре тысячи триста двадцать минут боли. Двести пятьдесят тысяч двести секунд судорожного мышления. Джексон и не думал, что знает столько молитв, сколько он прочел в голове, за время пребывания в темном подвале. Хотя, он не уверен, что и половина из них существует. Он и не подозревал первые часы, что может так орать; громко, отчаянно, во все горло. А потом обнаружил, что может сжимать зубы так, что кровь идет из десен, только бы не кричать «Мама!» «Папа!». Потому что ему десять, и он чувствует унижение колоссальное, а гордость у него уже огого какая. Когда похитители уходили ненадолго, чтобы покурить или вымыть руки от загустевшей крови, когда мучения прекращались на недолгие минуты, Джек немедля придумывал, что ему делать. Решение пришло на второй день, когда он заметил, что дверь почти всегда остается открытой, а веревки, которыми он связан не такие уж и тугие, как казалось сначала, из них он может вытащить хрупкие кисти. Попытка, правда, была хорошей. Он почти вышел из подвала, но у последней двери он встретил глаза цвета гнилой тыквы и те волосатые родинки по всему его лицу. Все продолжилось в замедленном темпе и особой жестокостью. Требовали код. Джекс так и не понял, за что его мучали…Sia – Chandelier (cover by Jasmine Thompson)
Джексон просыпается от холодных прикосновений к своей шее. Дергается в испуге, резко садится, раскрывая глаза. На него глядит Кристофер немного ошарашено и так же испуганно. – Это всего лишь мазь от гематом, – успокаивающим тоном, объясняет Крис и тянется рукой к мышонку. Джек выдыхает пару раз и сам медленно подползает к рукам. Льнет к нему и прижимается, обнимая за спину. Дышит, считая в голове «раз… два…», вдыхая носом, а выдыхая ртом. – Ну… что такое, малыш? – Джекс ведет плечом, когда его пытаются аккуратно отодвинуть. Прижимается еще сильней, зарываясь носом в плечо. Он ловит себя на мысли, что ему нравится, когда его зовут так, но все же возмущается, ибо «Где ты тут малыша нашел?». Крис выдыхает и обнимает в ответ, стараясь не задеть ладонью с мазью. – Ну же… Джек. – Просто сон. Сон. – шепчет все же Джек, думая, что если Крис сократит его имя до чего-то короче «Джека», он ему треснет. Со всей силы, наверное, и в лоб, всего скорее. – Расскажи… – просит Рид и укладывается на кровать, заваливая и мелкого за собой. Сжимает объятия крепче и целует затылок. Плевать уже на мазь, позже шею помассирует. – Мне жаль… Жаль, что ты один остался тогда. Я бы мог помочь… наверное… как-нибудь. – тихо проговаривает Джексон, но Кристофер все равно слышит. Но будто не ушами вовсе. Чем-то глубже. – А ты меня в шкаф запихал, – возмущенно фыркает прямо в шею. – У меня просто дежавю. Просто паническая атака. Как у тебя была, когда-то. – Дежавю? – серьезно спрашивает Кристофер. Ему не нравится даже мысль о том, что Джексон переживал что-то подобное. Похищение? Убийство на глазах? Психопатка? Что из этого – дежавю? – Да…Когда я был маленький, меня похитили из моей комнаты… – Кристофер глотает слюну. Кажется, слишком громко. Слишком очевидно. Ему жутко за мелкого. Сколько же он в своей жизни пережил. Когда-то Крис считал, что его жизнь – полный отстой и вообще «дерьмо случается», но вот у Джека нереальный ад в маленькой жизни… – Меня держали около трех дней. После чего меня спасли. Я, честно говоря, не помню ничего из процесса. Возможно, я был в отключке. Возможно, мозг блокирует эти воспоминания. Рид хмурится и чувствует неприятное жжение в груди. Ему больно. Просто больно… Правда. Желудок тянет и вовсе не из-за того, что Крис бессовестно наелся, даже не жуя. Но не только желудок завязывается в узел. Все кишки, кажется, зашевелились и спутались. Кристофу неспокойно и страшно немного. Если ему так больно только от слов мелкого…. Как он жить с ним будет. А он будет. Уж в этом он не сомневается. Почему-то. – Что им нужно было? – Кристоф боролся с желанием сжать сейчас кулаки. Но ему непозволительно, потому что его ладони покоятся на спине Джекса. И убирать он их не собирается. – Я не уверен… Все-таки шесть лет прошло. По-моему, какие-то цифры. Не знаю. Что-то о коде говорили и деньгах, – Джексон улыбается чуть. Ему нравится, что Кристофер так участлив и серьезен. Он доказал все, что нужно было Джексу. И сейчас он, правда, может расслабиться в его объятиях. По-настоящему. Когда даже призраки прошлого оставляют вас наедине. Джексон позволяет себе закрыть глаза и дать Кристоферу помассировать шею, втирая мазь. Больно уж настаивал. Прикасался он как в первый раз. Аккуратно, боязливо, нежно, любовно. Джек хихикал даже, потому что такой Крис запредельно милый. Заканчивает Кристоф свои действия поцелуем в макушку. Встает и выходит в ванную. Помимо двери в ванную, было еще две в комнате. Одна, как Джек понял с тренажерами. А о второй Крис умолчал. Поэтому Итон встает и босыми ногами шлепает к ней. Неторопливо открывает и охает так же медленно. Там музыкальные инструменты и микрофоны. Комнатка небольшая, но светлая, как и весь дом, из-за изобилия окон. Посреди комнаты по-королевски стоит лакированное черное фортепиано и скамейка к нему. Джек хмыкает. Кажется, слова Криса о пении не были пустыми. – Родители хотели, чтобы я умел все, чего не умели они. Я долго ходил в музыкальную школу. Но на самом деле ненавидел эти деферамбы. – вкрадчиво говорит Кристофер прямо на ухо, нависая сверху. – Но ты пел… Тебе не было это ненавистно… – несмело отвечает Джекс. Ему немного стыдно. Словно его поймали, с поличным. Еще чуть-чуть и за шкирку возьмут. – По крайней мере, ты так не выглядел. – Еще бы я выглядел как-то по-другому. Я же тогда в первый раз поцеловал тебя, – хмыкает Крис и толкает Джека вперед, заставляя зайти. – Да и петь мне нравится. Сейчас. В детстве не любил, а после как-то втянулся. Хотя первую песню я написал для одноклассницы, в пятнадцать. Думал, она меня поцелует, – Кристоф смеется хрипло и мягко, что Джекс улыбается в ответ. – Не поцеловала? – хмыкает Итон. – Не поцеловала, – кивает Рид, и хватается за чужую руку. Подводит к скамейке у инструмента. Садится и тянет мелкого за собой. Тот немного стесняется но все-таки садится. Сводит ноги вместе и выпрямляет спину. По-другому здесь сидеть будет непозволительно, считает он. Инструмент-то королевский прям. – Сыграешь мне? – просит Джексон, заглядывая в глаза Кристофера, который смотрит на него умилительно. – А хочешь? – Хочу. Кристофер собирается совсем недолго. Становится серьезным, хотя его уголки губ чуть приподняты. Выдыхает, вдыхает. Выпрямляется в спине, разминает плечи и хрустит суставами в пальцах. Открывает клап, проходится пальцами по клавишам и выдыхает. – Я давно не делал этого. – признается он и несмело начинает.Ellias – Cloud
Из-под его пальцев выходит чудесная музыка… И Джексон думает, что другой у него быть просто не может. Не у этих рук. Не у этого человека. Сначала мелодия кажется чуть мрачной, но потом становится понятно, что она не мрачная. Отнюдь. Она отчаянная. Прекрасная и отчаянная. Больная… И красивая очень. До недавнего времени Джексон следил за юркими длинноватыми пальцами, а потом он медленно повернулся на сосредоточенный профиль и замер, думая, что это лучшее, что могло случиться в его жизни. Кристофер начинает петь, и Джексон забывает, что нужно дышать, прикрывая глаза. I'm walking in this cloud Я хожу в этом облаке In this cloud, upon love В этом облаке, по любви But still I feel this doubts Но я все еще чувствую сомнение Feel this doubts, about us Чувствую сомнение о нас I'm walking in this cloud Я хожу в этом облаке In this cloud, upon love В этом облаке, по любви This road can't be mine, can't be mine Эта дорога не может быть моей, не может Giving it up, oooooh Сдавайся, оооо Giving it up, giving it up Сдавайся, сдавайся Stand down, drop these weapons now Отступи, брось это оружие сейчас We're walking in this lie, walking in this lie Мы ходим по лжи, ходим по лжи You know I try, try to compromise Ты знаешь, я пытаюсь, стараюсь, идя на компромисс We're walking in this high, walking in this high Мы ходим по вершине, ходим по вершине We are pushed back and down Мы толкались назад и вниз I'm out of my mind otherwise Иначе я схожу с ума We are pushed and fallen down Мы толкались и падали вниз Into this ground and space На Земле и в космосе Giving it up, oooooh Сдавайся, ооо Giving it up, giving it up Сдавайся, сдавайся Stand down, drop these weapons now Отступи, брось это оружие сейчас We're walking in this lie, walking in this lie Мы ходим по лжи, ходим по лжи You know I try, try to compromise Ты знаешь, я пытаюсь, стараюсь, идя на компромисс We're walking in this high, walking in this high Мы ходим по вершине, ходим по вершине Stand down, drop these weapons now Отступи, брось это оружие We're walking in this lie, walking in this lie Мы ходим по лжи, ходим по лжи You know I try, try to compromise Ты знаешь, я пытаюсь, стараюсь, идя на компромисс We're walking in this high, walking in this high Мы ходим по вершине, ходим по вершине In this high, walking in this high Ходим по вершинам, гуляем по вершинамFoxes – Home
Кристофер заканчивает петь и мелодия обрывается резко, из-за чего Джексон вздрагивает. Он с головой втянулся в его агонию. В его слова, такие странные и глубокие. Лирика кажется незамысловатой. Но только со стороны. Только вдумайся и в груди становится тесно и больно от смысла. Крис искусно управляет своим чудным голосом. И Джеку жалко, что эту песню он написал какой-то девчонке, которая даже не поцеловала его за это. Кристоф улыбается, когда Джекс поворачивает на него голову. Смотрит ласково и ласково кладет ладонь на его холодную щеку. – Эту песню я написал недавно. – говорит он, глядя прямо в глаза. Интимно, честно, открыто. – После того, как ты побывал у моего отца в офисе. Мне показалось, что мое сердце чуть не лопнуло в том лифте. – улыбается ярко и заразительно и Джек улыбается за ним. – Я писал, думая о тебе. О себе. О нас. О моих чувствах. Конечно, я тогда ни к чему не пришел, но легче стало. – Тебе нравится это…? – тихо спрашивает Джек, чуть приближаясь. Он старается заткнуть ликование внутри. Потому что песню написали не той недостойной девчонке. А ему. Их отношениям. Их чувствам. И песня эта нереальная. За гранью всего. – Петь? Писать? – левый уголок губ приподнимается выше. Джекс кивает, медленно прикрывая веки и открывая снова. – Очень. – Обещай, что не бросишь это… – просит Джексон, пододвигаясь совсем близко. Смотрит ответно в глаза, всматривается. – Пожалуйста..? – наверное, слишком жалостливо вопрошает он, потому что Крис заламывает брови, не понимая, почему мелкому это так важно, но негласно соглашается, цепляя чужие губы. Целует мягко, нежно касаясь. Кладет свою ладонь на руку малыша, на которую он опирается о скамейку. Кристоф не прижимает к себе мелкого, просто целует. Руку даже на его затылок не кладет, только пальцы сжимает, поглаживая холодную кожу.***
Джексон давно не чувствовал такого уюта. Просто, по-домашнему. Кристоф включил какие-то фильмы на большой плазме, напротив кровати и внимательно смотрел их, периодически фыркая от глупости героев, сжимая плечо Джекса, за которое он обнимал его. А мелкий лежит на его руке и читает тетрадь с лирикой, что написал Кристоф. У него их три в этом доме. Они написаны все неаккуратно, где-то зачерканы, где-то замазано белым корректором. Это значит, что рука не поспевала за мыслями. Они все искренние, настоящие. И сердце щемит от такого Кристофера. В школе он был другим… Напыщенным, пафосным, слащавым, дерзким. Ненастоящим. И все равно Джек знал, что это всего лишь одна из личин. И как не странно, влюбился. По уши. Стук в дверь заставляет дернуться. – Кто? – отстраненно спрашивает Рид, пялясь в телек. – Криси, – скулят за дверью и Итон хмыкает. Он не злится уже почти совсем. Стивен как щенок побитый, ей богу. Криси встает, аккуратно вытаскивая руку из-под головы Джекса, идет к двери и смеется громко, заливисто, когда открывая, видит брата. Джексону тепло внутри. Их отношения умилительны. Джек встает следом, подходит к спине Криса, тихо шагая. Выглядывает из-за нее, желая поприветствовать, и видит Стивена. Он смотрит на него, ошалело, с какой-то неприкрытой злобой. Но всего секунду. Внутри все обрывается от его взгляда и ярких эмоций. – Привееет, Джексон… – удивленно тянет Стивен, хмуря брови, но улыбаясь губами. Но его изменения в лице замечает только Джекс почему-то. – Рад тебя видеть… – кажется, он хочет добавить еще что-то, но умалчивает, повернув голову на брата, а Джекс задавленно охает, щурясь от ужаса. Глубокой царапине на левой щеке, под глазом, всего несколько часов.Flashback
Snow Ghosts – And The World Was Gone
Джексон видит лишь калейдоскоп сквозь слезы в глазах. Яркие картинки, вспышками, что совсем немного ослепляют. Секунды назад девушка, будто бы по доброте душевной тянула руку мальчишке, дабы тот вылез из шкафа. Но он на нее даже не смотрит. А она улыбается, словно он в заложниках, и это она спасительница. Но глаза ее, цвета чароита, таят в себе немыслимую злобу. Холодную, беспричинную, от которой кровь в жилах стынет. Капли горести, величиной с темно-фиолетовые крапинки в ее глазах. И вселенскую грусть в черных маленьких шариках. Итон отпихивает руку с яростью, шипит что-то язвительное, потому что без этого не может и добавил бы еще чего-нибудь, но лежащий, лицом вниз, Кристофер был важнее всего. Вылетает из шкафа, падает, путаясь в вещах, и вспахивает пол носом, но даже не ойкает от боли, лишь морщится немного. Выпутывается из шмоток и бежит снова, потом падает, путаясь в собственных ногах. Встает на четвереньки уже у самого тела Рида и испускает дух, зажимая кровоточащий нос пальчиками. Стирает пот со своего лба и припадает к груди, что не трепыхается даже. Сердце бьется. Но тихо и слабо очень. А дыхания не слышно почти. И кровь из его головы не добавляет спокойствия, от слова «совсем». От этого ладошки потеют и на глаза слезы набегают, вместе с мутной темнотой. Но мальчишка с влагой справляется мужественно. Ладони растирает о штаны, после чего ими же вытирает щеки и мокрые ресницы, уже не зажимая нос. Кровь капает небольшими каплями, пачкая чужую одежду. Катятся по губам и Джекс их облизывает, немного совсем. Вскидывает голову и злобно смотрит на девчонку, что бесшумно подобралась к ним. К горлу, вместе с горечью подходит желание разгрызть глотку этой девчонке. Хотя страх никуда еще не делся. Ладони все еще дрожат. Но боится он отнюдь не за себя… Девушка стоит, накренив голову, и смотрит, изучая. Словно совсем ей незнакомы такие чувства. И то, как Джексон волнуется для нее так удивительно и странно. Смотрит на них, как на инопланетян, не иначе. Потом приседает на корточки, аккуратно лавируя на высоких толстых каблуках. Ставит подбородок на рукоять молота и щурится, вглядываясь в синие глаза напротив. – У тебя… стокгольмский синдром? – интересуется она почти невинно. Джексон хмыкает от абсурдности и зажимает все-таки нос. Он? Заложник? Даже звучит смешно. Будто бы кто-то способен победить его в его же игре. Лишь Кристофер был заложником. Почти с перового взгляда. Но зато бесповоротно и навсегда. – А у тебя дефицит внимания и диссоциативные расстройства, – констатирует Джекс и глазом не моргнув, на что получил заломаные брови собеседницы. Смотрит на него еще с большим любопытством, чем было до этого. – Хотя, судя по каше из мозгов парня, что пришел с тобой… у тебя целый букет психических расстройств. И, не каждый цветок еще распустился, стоит заметить. Девушка хмыкает, принимая игру парня. – Я предупреждала каждого из них, – непринужденно говорит она, оборачиваясь на второго мужчину, что затаился в тени занавесок. – Чтобы они были аккуратней. Но тот ублюдок всегда был азартным. И на нем сыграла алчность и желание выиграть. И он выиграл бы, наверное… но только сейчас его мозги там, – улыбнулась она и недлинным пальчиком указала на стену, позади Джекса. – А для тебя какие-то другие правила? Ты не должна аккуратной быть? Как бы шантаж провели, если бы он умер…? – голос дрогнул, лишь от мысли такого исхода. Но Джекс сглотнул и затормозил себя. Сжал ладони и выдохнул через нос. Кровь остановилась, только засохшие кровяные струйки вели к губам. – Сдался мне этот папашка, – отвечает она, а Джексон замирает. Шансов выйти из этого домика живыми все меньше. – А Крис мне и подавно не нужен. Его мертвого тела достаточно для исполнения заказа. – подталкивает девушка, выдвигая теперь свою игру. И правила предельно просты: если играешь по ее правилам – выжил, не играешь – мозги будут кататься по стенам. – Тогда почему ты здесь…? – он еле сдерживает судорожный вздох. И смотрит на нее испытывающе. Мертвое тело знатно заставляет нервничать. – Я Дэстени*, исключительно для тебя, – улыбается, и Джекс разглядывает при свете луны ее небольшие ямочки в щеках. – Твое имя не дает тебе права убивать всех подряд. – грубо обрывает Джексон, пока девчонка собиралась сказать что-то еще с довольной улыбкой. Но она замирает. И лицо ее хладеет. Губы пару раз нервно дергаются, а Джекс по инерции, кладет руку на голову Криса, будто бы это спасет его, в случае чего. – Ты ошибаешься, – голос надламывается и Итон решает, что идет по правильному пути. Правда, не уверен, куда приведет этот «правильный путь». – Мне давно дали это право… – ее слова глубокие, но голос отстраненный; она и не в этом мире, вовсе. – Не тогда, когда меня так назвали, а когда мои волосы окрасили в красный цвет. Когда мои руки болели настолько, что я не могла их поднять. – она смотрит в лицо Джексона, но ничего не видит, смотря сквозь него. – Когда ломали мне пальцы на руках и ногах. И когда вырывали ногти. Мне постепенно по праву переходила эта прерогатива. Если быть честным, ее слова выбили почву из-под ног и воздух из легких. И если мгновения назад Джексон решался «нападать», сейчас он обомлел. И не было ни единого шанса, чтобы что-то из ее слов было ложью. Потому что она как она говорила – она не могла солгать ни в едином слове. – Вместе с болью. Исключительно физической, – Дэстени прикрывает глаза на секунду. Тряхнула головой и улыбнулась. Раскрыла веки, словно прогнала навеянные воспоминания. – Не мне одной знакомо, что это, – улыбается и теперь смотрит в глаза Джекса, отчего мурашки по рукам и ногам. – Ты ведь тоже знаешь, что такое – терпеть боль. Не физическую, конечно, но… – улыбка застывает и смотрит она исподлобья. Джек вздрагивает. И контролировать себя становится в несколько раз труднее. – Ты понимаешь, о чем я… Да? Я знаю о тебе все. Каждую частичку твоей жизни, – каждое ее слово нагнетало со страшной силой. Улыбка маньяка вернулась к ее лицу. – Не понимаешь, что я говорю? Тебе и не нужно. Я – твоя Дэстени, – улыбается и из-под алой полоски губ выглядывают белые зубы. Холод тоненькими ниточками проникал под кожу с каждой секундой. С каждым ее словом, дрожь становилась крупнее. С каждым мгновением сдерживать слезы было все сложнее. И тело продрогло от того, что она знает его. Каждый тайный ход в его душе. Каждую заковырку в лабиринте разума. Джексон не уверен, насколько может верить ее словам, но выглядела она крайне внушительно. Не поверить не представлялось возможным. Но волнение за Кристофера не сошло на «нет». Напротив. Страх захватывал сознание. Бурно и беспощадно. Не давая шанса на выход. Не щадя. Но Итон все еще героически держится. Глотает слезы и зажимает ткань штанов в кулаках. – Все ложь. Не занимайся самообманом. Ты, девочка, ты не главная героиня в дешевом боевике, – заявляет Джекс, опустив глаза. Разглядывает засохшие волосы Кристофера. Они прилипли ко лбу и Джек теребит их, отрывая от кожи аккуратно. И выдыхает судорожно, когда видит, что резкое движение его пальцев заставило скривиться лицо Криса. Плечи задрожали, и он хочет поднести ладонь ко рту, чтобы не разрыдаться, но держится, упрямо вперив взгляд в беспокойное лицо. – Самообманом занимаешься здесь ты, – хмыкает, издеваясь. – Но не суть. Я знаю не только тебя. Этого ублюдка я тоже выучила, – она тыкает рукоятью прямо в лицо Криса. Джексон вздрагивает и почти рычит, но держится, не поднимая головы. – Его голова – отличный экземпляр в мою коллекцию монстров. – Ты что, богом себя возомнила? – Для тебя, – скалится, пока Итон не смотрит. Ей нравится чувство полного обладания. Прямо упивается им. Захлебываясь. Все как нельзя лучше идет так, как она планировала долгих двадцать шесть часов. Без сучка и задоринки. Джексон покорно склонил голову, боясь даже поднять взгляд. Она знала за какие ниточки дергать. Знала все. Поэтому с секунды Джексон решался. И, в конце концов, поднял голову, упрямо вглядываясь в ее лицо. – Чего ты добиваешься? Зачем я тебе? – Просто ты заигрался, Джек. Итон понять не может, что она делает, но ее слова выворачивают кишки наружу. Будто бы она рукой внутри шарит. Больно, неприятно. Страшно. – Скажи спасибо, что я вершу твою судьбу. Потому что сейчас бы этот выродок был мертв. Я бы убила его. Он не нужен нам. Ты даже не знаешь, во что он вляпался. Его голову хотят многие. В том числе и мой заказчик. – Кажется, заигралась здесь только ты. Мне непонятно просто. Ты, правда, думаешь, что попала в фильм какой-то? Что с тобой не так? Джексон не успевает договорить, потому что горло сжимается. Больно. Зверски. Она сидит верхом и с улыбкой сдавливает руки на его шее. Еще чуть-чуть и она захохочет, потому что дышать он уже не может и держится на грани реальности. Кашляет, когда горло пульсирует, а шею больше не сжимают. Поворачивается на писк, девушку буквально пинком ноги скинули с Джекса. Она отлетела, встала на ноги и вытащив нож с криком раскроила чье-то лицо. Итон не видит ничего почти… Только голос грубый и серебряные волосы.End Flashback
Джексон за секунду видит в голове все, что произошло в домике, в лесу. Он сопит, волком глядя на его улыбку. Он говорит с братом и смеется с ним. А Джек понять не может, шизофреник ли он или просто излишне взволнован совпадением. – О, Стив, – безрадостно говорит Чарли, с макушкой просовываясь в дверной проем. – Джексон, поговорим? – просит он, выглядывая. Крис не одобряет и хмурится, но отпускает их в комнату Чарли. – Мне нужно знать, что произошло этой ночью. Крис запретил мне расспрашивать утром, но после семи часов отдыха, ты, должно быть, пришел в себя. Итон думает. Молчит и думает, закусив губу. Какова вероятность, что это был Стивен? Нулевая. Он слишком любит брата. Он не желает его смерти, ни в коем случае. Он зависим от брата. У него братский комплекс, вообще. – Там была Дэстени. Она назвалась. Я не знаю никого с этим именем. Но она напротив, знала меня и Кристофера. Чуть ли не подноготную нашу рассказала. Твердила что Кристофер – монстр, что я знаю ее. У нее психическое расстройство личности. И был еще кто-то, его я не видел… Чарли слушает внимательно, даже в открытый ноутбук не смотрит. Сидит за столом и теребит рыжие пряди. – Ты думаешь, знаешь его…? – спрашивает Деверли, потому что Итон мнется. – Нет. Не уверен. Бред это. Он ведь помогал нам… – Джексон бубнит себе под нос. Он даже думать не хочет, что есть вероятность того, что это был Хилл.