Неудачная шутка

Конечно же он попытался избегать его. Осилил полтора дня, кипящий, озлобленный, мрачный. Исходил потом под одеждой, хотя в доме было прохладно. К вечеру четверга он был уверен, что неуловимый циркач истаял из его дома, как дым - только потому, что он сам почти хотел этого. Видеонаблюдение, бесстыдно обнажающее все поместье, вторило ему, показывая необитаемые пустыни комнат. Альфред собирался к родственникам на пару дней и только порывался накормить его на месяц вперед - значит, ничего не изменилось - не поджигались костры, кроме тех, что бушевали в нем самом; не рождались крики боли, разве что заходилась визгами его самость, и руки для удара не заносились, не хрустели кости... Все же, неуверенный в том, что почетный клиент китайской мафии не загнулся там, где он его бросил, Брюс тяжело вздохнул и отправился выхватывать насмешки. Убедил себя, что это слабоумие - игнорировать его существование - и постучался в дверь. Ответа, конечно, не было. Более того, любой бы свихнулся, пытаясь представить себе Джокера, любезно приглашающего войти. Толкнул дверь, пытаясь выглядеть независимо, но сам с опаской ждал от этого приватных правонарушений, походя называя себя неженкой. - Я постараюсь не сильно радоваться твоему появлению, - сказал Джокер еще до того, как дверь открылась до конца. - Хотя мне очень скучно. Он глубокомысленно выстраивал на полу игральные карты по принципу домино, ловко устанавливая грани. - Что ты все время пытаешься мне сказать? - с раздражением большим, чем испытывал, только смог ответить гонимый сомнениями герой, останавливаясь на пороге, пытаясь не смотреть на плотно обтянутое фиолетовой тканью бедро, бесстыдно выставленное на его обозрение. Джокер щелкнул пальцем по ближайшей карте (не хотел, чтобы хозяин дома понял, какими действиями выражаются некоторые его обсессии) и поднялся с колен. Странные зеленые волосы змеились, влажные. - Мы же не собираемся начинать сначала? - нагло спросил он. Его лицо было слишком серьезным и непроницаемым, и Брюс почувствовал свои метания слишком мелкими, глупыми и недостойными. - О чем это ты? Джокер попытался не очень выдавать свою неосведомленность в этом вопросе: не мог прочитать чужие намерения. - О картах, конечно же. А ты о чем подумал? Он мог бы снова получить свою порцию неумеренного напряжения, протягивающуюся между ними каждый раз, как они приближались друг к другу, но сейчас что-то было не так. - Джокер. - неожиданно даже для себя злобно позвал Брюс, подавляя тяжелый вздох. Определенно, необходимо оценить повреждения - он знал эту осанку: ушибы ребер? Вывих плеча? Что-то с позвоночником? Джокер сглотнул, предчувствуя опасность. Он шагнул вперед, словно понимал, зачем его позвали - а это было совсем не так - и ждал, кривя губы, разглаживая внутри шрамы языком. Жадно уставился на ненавистный шрам между закатанным рукавом свитера и отвратительно дорогими часами, определенно желая почувствовать губами биение этой жизни, проходящей по напряженным венам, несущим жаркую кровь. Голубая кровь, белые кости, особое строение - не вязкая красная жижа, не привычные человечьи розовые губки надкостниц. Возможно. Скорее всего. Это требует вдумчивого изучения. Его интересовала и яремная вена, а также виски; поиски подвздошных осей снизу и атланта сверху... Многое, многое другое - особенно уязвимые места. - Джокер? Не смей игнорировать меня, - осатанел Брюс, жадно изучая ненормальные реакции, щедро выдаваемые помутневшим карим взглядом и кривыми губами. - Ты в себе? - А ты? - отмер Джокер, оглядываясь: это была, без всяких сомнений, ловушка, и он насторожился, неосторожно показывая это. Брюс вздохнул легче, успокаиваясь. - Ты ранен? Намяли тебе бока китайцы, да? Иди в медотсек, - самодовольно выдал он, внимательно оглядывая яркий синяк на клоунской руке. - Почему сразу было не сказать... Беспечный герой определенно чувствовал себя в безопасности. Показать по этому поводу разочарование было бы глупо, и Джокер попытался сыграть свою обычную, вульгарную маску: покачивания головой, опасные взгляды, ссутуленные плечи. - Семьдесят шестой год был весьма успешным, мм? Он забыл, что это убедительно, только когда можно достать нож, в иных случаях его не поймут. - Не думаю, что понимаю тебя, - нетерпеливо поторопил его Брюс. - О чем ты? Таблетки кончились? И серьезно, иди сюда, и я вправлю тебе вывих. Джокер только захихикал, словно услышал отличную шутку, шагнул еще ближе, протянул руку, укладывая ее на мощное горячее плечо, мгновенно напрягшееся под его пальцами. - Мне и с вывихом нормально, Брю-юс, - нагло просмеялся он, жадно вдыхая запах мыла и моторного масла от чужого тела. - Я говорю о твоих коленях. Это все-таки твоя слабость, верно? Помрачневший Брюс покосился на наглые пальцы, но назад не отступил. - Прекрати, - благородно предупредил он, но добился только новой безумной улыбки, разрезавшей бледные щеки. - Мне иногда кажется, что еще немного, и я услышу: "Плохой клоун, сидеть". Брюс через силу усмехнулся, замирая: не ожидал, что мысли и желания его невозможного спутника прозвучат в унисон его потаенным злым чаяниям. - Не услышишь. Они попытались встретиться взглядами, но это было слишком сложно для их на самом деле мрачных, угрюмых натур. - Тебя мучают кошмары? - беспечно подбавил жару Джокер, и это была скорее угроза, чем вопрос. - Не лезь ко мне в голову, шизофреник, - злобно отверг его Брюс. Вывихнутое плечо доверчиво выставилось в сторону, и он принял его, но сделать ничего не успел: быстрые пальцы пробрались под его одежду, нагладили пряжку ремня; не преодолев преграды из нательной майки, покружили на беззащитном плато живота, поднялись выше и затихли на солнечном сплетении. - Джокер! - рявкнул Бэтмен, но возмущения в охрипшем голосе передать не удалось, и пальцы поднялись еще выше, попытались пробраться под ключицы, болезненно и неприятно. - Прекрати. Джокер только победно оскалился, прижался поближе, и начал издевательски транслировать боль от несуществующих вывихов и переломов. Брюс скрипнул зубами, совершенно стыдным образом наслаждаясь близостью его тела и своим превосходством. - Нет-нет, Бэд-мен, игра должна быть по правилам, ты так не думаешь? - недостаточно внятно выдал Джокер, слишком хорошо чувствуя разрезы на лице, и бездумно потерся коленом о чужие колени. Голова закружилась, и он пошатнулся - вот теперь точно опасно. - Игра, может, и должна, - не согласился взведенный герой, и поддержал врага под руки, совершенно забывая о благородной миссии по исследованию побоев. - Все эти твои чертовы игры, да, Джо-керр? Мне тебя жаль, ты знаешь? Джокер вздрогнул и запретил себе даже помнить о гордости. Одежда ему очень мешала и он постарался сдвинуть ее границы, поглаживая оголенную кожу на чужой груди - кривя губы, хлюпая слюной. Бешенство в глубине вскипело пеной, зашептало кровяными ударами что-то невнятное, но давно знакомое - "Ты безнадежен, ты монстр, заразный, сдохни". Жалость ничем не хуже пустоты. Он совсем забылся и не проследил за выражением лица, поняв это по потемневшим серым глазам, признаку сильного волнения: холодность была так выгодна, а теперь Бэтмена оттолкнет сочащееся через его лицо безумие. - Джокер? - позвал Брюс, неловко пытаясь разыскать пути отхода. - Серьезно, ты выглядишь так, словно тебя сейчас хватит удар. Джокер тяжело вздохнул, истекая потом и дрожью. - Затащил меня в свою клетку снова, Бэт. Чудовище. Чем это лучше дурки, мм? - Вовсе нет, - снова не согласился Брюс, явно не соображая уже, что творит, и избавился от своего свитера: зачем вообще ему летом так много одежды? - У нас тут прием для одной важной особы, и ты приглашен. Не хочешь посмотреть мою коллекцию вакидзаши? Джокер замер, хохоча и горбясь - унимая празднования своего непослушного тела, вызванные нескромными словами. Этого он и искал всегда - безраздельного, бесстрашного внимания. Снисходительный взгляд работал лучше условной хватки на загривке, и он прижался ртом куда попало - попало весьма удачно по голому - растер губами жаркую кожу, проскользнул языком в ключичную впадину, дурея от крепкого вкуса пота на языке. Брюс сглотнул и ухватился за тощие плечи, то ли собираясь оттащить придурка, то ли переломить через колено. Джокер только еще больше развеселился, упиваясь изучением необычных бэт-реакций. Как ему удается возвышаться, заставлять униженно просить? Быть таким стойким, все понимая, таким основательным? Под его ладонями перекатывались тугие мышцы, напряженные, мощные, хранящие самое настоящее благородство, и вот это было совсем не смешно: солдатская честь и достоинство воина были единственными светлыми понятиями, которые он мог принимать. Он переместился к кадыку, языком прослеживая его движения - возможные и действительные - перетек на левую часть шеи, оставляя гадкий след слюны. Поспешил стереть его постыдно дрожащими пальцами. Ни черта не понятно. Джокер предупредил свои намерения, раздвигая языком чужие губы и подался вперед, припадая в поцелуй, удивительно горячий и неловкий - зеркальный двойник беды, ее полная противоположность. Брюс сильнее сжал пальцы на иллюзорном вывихе плеча. Тонкая паутина инициативы - чудесного подарка напрокат, выданного опасному психу - дрогнула: язык широко прошелся по внутренним сторонам изуродованных щек, грубо втерся в зубы; на столкновении языков Джокер дрогнул, отступил, переводя дух. Все это казалось достаточно забавным, чтобы признать это правильным. В процессе обмена слюной он вцепился в услужливо оголенные плечи, и теперь спохватился, обозревая быстро тающие белые пятна от своих пальцев на смуглой, горячей коже. Брюс не дал ему досмотреть до конца, вернул в поцелуй, обшаривая языком его жалкий рот, потираясь о его язык. Джокер не сдержал судорожного полурыка, цепенея от возбуждения. Торопясь успеть перед неминуемыми изменениями в программе, он уложил ладони на горячие бедра, почти невесомо разглаживая ткань, спеша запомнить эту напряженность и воодушевление, пульс, поднимаясь выше, выше, выше. Поздно: его время истекло, провокация провалилась. Тяжелые руки сжались сильнее, удерживая на месте, словно он был способен куда-то уйти сейчас. Он опустил глаза, жадно разглядывая подтверждение чужой похоти - взбухший орган Уэйна под тонкой тканью слаксов - и поэтому новый, бесстыдно влажный поцелуй явился для него полной неожиданностью. На это он даже не рассчитывал.