Неудачная шутка

Это был тупик, такой же, как и все остальное, что их касалось, что было их средой обитания. Можно было покинуть его только вперед ногами, это замешательство из ожидания и подозрения. - Ты не можешь теперь быть в Аркхеме, Джокер. Ты слишком всех достал в этом городе. Джокер пожал плечами, прикидывая, есть ли отсюда путь без откровенности. - Меня туда даже не довезут, - сказал он в стену, не желая больше видеть чертовой черной маски. - Корона уберет меня руками твоего же Гордона. За пределами штата мне не достать мою алую зазнобу. Но я мог бы снова притвориться мертвым. Брюс закрыл глаза и ожидаемо заткнулся, ловко ведомый руками усталого, переломанного марионеточника. - Перечисли себе все сам, Бэт, ты в состоянии. Но знаешь, чего я не могу? - Мне все равно. Джокер почему-то вздохнул с облегчением, разворачиваясь и наконец принимая непринужденную позу. - Ему все равно! Какая экспрессия. Никогда не лги мне, мышара. Какой в этом смысл, мм? Он начал снимать с себя перчатки, потом галстук, распихивать все это по карманам. Брюс знал, что это: он ему так доверял, что мог теперь позволить себе страдать от жары в его присутствии. Это было похоже на пощечину. - Каждый в этом городе целится в тебя, Джокер. Каждый из них, - он выставил в его сторону руку, не в силах контролировать себя. - А ты провел меня, придурок неблагодарный. - Отвали. Не водить тебя за нос не входит в наше соглашение. - притаился Джокер, унимая разгорающуюся улыбку в уголках губ: происходило что-то хорошее? - Более того... - Не входит, мисси, - бодро подтвердил существование соглашения Брюс, приводя Джокера в оледенелое удивление нерасчетной реакцией. - Но еще раз сделаешь так, и я тебя выдеру, клянусь. Перед глазами у него стояли серые плиты семейного склепа, яркие розовые чаши тюльпанов, твердое бедро каменного архангела. Он вдруг захотел знать, что с аркхемским шрамом - все еще воспален? - Я даже не знаю, что сказать, Бэт-мен, - отмер Джокер, усиленно высчитывая что-то с видом начинающего хирурга. - Ты отлично стараешься, поэтому готов принести свои извинения. Был не прав, сойдет? - Сойдет? Посмотрим, - не успокоился Брюс, чувствуя как его накрывает какое-то непонятное состояние - нечто невозможное, но среднее между подготовкой побега и смирением перед неизбежным. - Знаешь, что? И можно было честно признаться хотя бы себе: печальный поцелуй, горящий гримом и кровью, удивительная инициатива - нечто совершенно необыкновенное... Он хотел бы сказать, что ему жаль той иллюзорной радости понимания, безвозвратно ушедшей - хотя все равно ее было не удержать - и жаль его, несносного и бестолкового. - Что? - равнодушно переспросил Джокер, полуживой от усталости и кровопотери. - Ты как животное. Кусок болтливого мяса! - понесло Брюса. Он бы не смог себе признать, но агрессивная темная волна, неизменно сопутствующая раздражению и настороженности, возникающих в нем при виде этого человека, теперь сменилась каким-то ровным белым шумом. Словно эфир свободен, но в любой момент туда может хлынуть что-то совершенно новое. - Ага-а. Или возобновится старое вещание? Нет, это невозможно. Больше никогда. Брюс подавил порыв коснуться правого замка на нагруднике, указанного как нечто символичное. Все это было, конечно, замечательно, но он просто человек... И Джокер - тоже. И выглядит этот человек откровенно хреново. - Но ты бываешь так убедителен. Я рискну. - Я не хочу этого, - холодно выдал Джокер, скрывая ликование под лихорадкой от сильных ушибов. - Хочешь покататься у меня на плечах? - поднажал Брюс. - У тебя больные колени. Если угробишь их, это ты будешь кататься на моей спине. Могу и сейчас попытаться протащить тебя несколько километров. Сколько весит твой панцирь? Это почему-то прозвучало как обещание. - Ты думаешь, что я жалкий? - Не-е. Брюс Уэйн был человеком, который всегда значительно превышает свои базовые возможности. - Альфред... хотел бы увидеть тебя. Джокер, уставившийся на так разозлившие его прежде мечеломы на черных предплечьях, был чем-то, к счастью, занят, и не отреагировал на грубость и глупость. - Ага, еще бы. Готовь карцер в виде исповедальни, - неожиданно сдался он. - И желудочный зонд, иначе он меня есть не заставит. Разгар лета пожирал влагу, иссушая вечерний воздух. Даже этот день был слишком жарким, чтобы существовать. Или это непогашенный импульс, вызванный влечением к этому человеку? Весь город хочет его смерти, а он сам хочет предотвратить ее. Брюс не сдержал улыбки от этих неясных, неловких мыслей, шагнул к преступнику, вскинувшему глаза, уложил руку на худое плечо и вызвал машину. - Заткнись. Не могу больше смотреть на твою грязную рожу, - предупредил он веско, хотя Джокер и не собирался ничего говорить: был слишком занят расчетами и активным сражением с сильнейшим приступом тошноты, рожденным наступающим приступом. Когда псих уселся на пассажирском сиденье, уложив руки на коленях в странном, полумолитвенном сложении - или скорее они выглядели как готовые к сковыванию наручниками - Брюс как по сигналу извлек из ящика за водительским сиденьем бутылку минералки. Он уложил ее между его ладоней, надеясь на отсутствие у него шуток по этому поводу. Джокер покорился, пряча досаду, но все равно сказал: - Похоже, что у меня в горле пересохло? - Пей или я волью ее силой. Не хочу, чтобы тебя вывернуло в моей машине. Брюс использовал самый удобный, центральный вход, ведущий в основную пещеру. Наверное обезумел: был уверен, что не доверяет ему, но готов был показать эту свою сторону - основную пещеру. Загадочный клоун понял, что происходит, и теперь страдал на соседнем сиденье. Гипотетически это должно было его порадовать, но этот обратный эффект... Бутылка осталась не открытой. Он хотел знать про все его шрамы, не только про печальную улыбку, и попытался спросить - подъем, отсроченная нервная радость - вот что вело его. Альфред нахмурился, когда услышал их приближение и часть разговора. - Не знаю. - Это невозможно! У тебя или вырезали аппендицит, или нет. Как можно не знать? - С возвращением, мастер Брюс. Воды? На клоуна Альфред не посмотрел, словно его здесь не было. - Да, спасибо, Альфред. Брюс выразительно посмотрел на Джокера, когда дворецкий отвернулся. Тот устало пожал плечами. - Хей, Фред, - он подошел поближе к старику и, вкрадчиво щурясь, встал слева. Ужасный хитрец. Отмеченный ужасным оскорблением кладбищенской тенью, Брюс внимательно наблюдал за этим, не желая пропустить нового укрощения циркачей, прорывающегося южного акцента, возможности видеть его спину снова... Альфред вежливо выпрямился и, не став притворяться, взглянул Джокеру прямо в глаза. - Добрый вечер, сэр. Надеюсь, еще не поздно. Никем не понятый старик подал Джокеру стакан воды и сначала проследил, чтобы он его взял, потом - чтобы выпил. - Вам должно быть стыдно, молодой человек! Брюс, узнав заветную формулу, с которой начинались все нравоучения, перестал слушать и упал на стул перед серверным компьютером. Теперь уже все равно, и он скинул броню, оставаясь в неопреновом поддоспешнике. Правый замок, под ребрами, на бедре, над коленом, на спине под двенадцатым позвонком... - Письмо? Позвонить? Хочешь, чтобы я водил сюда экскурсии? Я и так сдал наш телефон этому бесполезному подкаблучнику... Джокер слушает самую нудную часть нравоучения и даже пытается отвечать? Наивный. Живой. Относительно невредимый. Бэтмен усмехнулся и закрыл глаза ладонью. Ничего не видеть, ничего не слышать... - Нет, сэр, вы не будете спать тут! - воскликнул дрогнувший Альфред за его спиной, и хозяин встрял, не поворачиваясь: - Он просто устал. Где ты, кстати, был? Но спать прямо тут - отличная идея. Он чувствовал на себе немигающий взгляд Джокера, и боролся с какой-то странной, злобной обидой на него, на его сущность. Развернулся на напряженную темноту. Глаза и сами закрывались от усталости, но он не убирал руку. Слишком ярко помнил рубец на бедре - розовый, круглый кратер - отчаяние от его предательства, страх за него. Шрам от вакидзаши четко пополз по его запястью. Он знал, что Джокер приблизился и теперь наверняка смотрит на его плечи. Как всегда, как прежде. - Искал гильдию наемников. Знаешь Флойда Лоутона? Должно быть, он сейчас плавно перемещает вес на другую ногу, нащупывает в карманах колоду карт - или нож, один из своей стаи "Крыс" - разминает шею. - Нет. На его подбородке трехдневная щетина - Брюс жадно рассматривал ее у стены, в машине, пытаясь хоть что-нибудь разгадать под гримом. - А я теперь знаю. Почти подобрался. Ходят слухи, что он хочет меня... видеть. Он совсем не понимал, зачем Джокер все это делает, но ответы на эти вопросы были сопряжены со многими, многими печалями и он, на правах главы этого балагана, позволял себе закрывать на все глаза и в прямом, и в переносном смысле... Джокер поднимется с ним в лифте, пытаясь не шутить по поводу блокиратора, потому что его и привлекает, и оскорбляет все, что связано с превосходством Бэтмена. Будет следить за ним украдкой, самодовольно разглядывая. Если осмелиться на какие-то реакционные мысли, Брюс сразу это почувствует и тогда ему несдобровать. Зайдет в комнату, перетечет в ванную, плавный, инертный, невозможный, обнажит свои острые плечи и колени и будет долго любоваться своими шрамами в зеркалах. - Пошли, провожу тебя. Джокер, хватит пялиться, - добавил он, когда ему никто не ответил. Он говорил с ним, не открывая глаз, чтобы не подтвердить ненароком своего главного намерения: разложить его прямо здесь, на круглом столе, и отыметь так, чтобы у обоих полетели из глаз звезды. О, черт, черт, проклятье... Разумеется, этого никогда не будет: он не смог бы навредить ему.