Неудачная шутка

Брюс шатался по городу всю ночь, апатично наблюдая течение жизни Готэма - совершенно зря, его город все так же был щедр на грязь, не мог позволить ему ослабить бдительность, рассеять внимание, смотреть в чье-то лицо еще; вздувался, бурлил, гнил, отбирал - как всегда, ничего нового, все, как и прежде. Он чувствовал себя извращенцем, вышедшим под покровом ночи разделить с единомышленниками свою девиацию, унять постыдное либидо. Может, даже маньяком, не удержавшим внутреннего зверя, хоть он и утолял иную потребность, не такую простую, как эти - более недостойную, более благородную. Сбросив напряжение, он так вдруг утомился, что едва передвигал ноги. Этого бы хватило... но его крутило на месте. С усилием пытаясь осознать, почему ему не сидится спокойно, он заставил себя убрать костюм и даже принять душ, но не проконтролировать происходящее в медотсеке было выше его сил, хотя у него был отличный повод приструнить себя - деловитые наставления, выданные стариком под странным соусом из давно забытого взгляда, полного той снисходительности, какая там появлялась когда-то давно, когда он дрался в детском саду из-за девчонки или покорял дерево, на которое не смог забраться даже с помощью лестницы. "Не давать ему скакать туда-сюда" - проще простого, хватит одного поджопника. "Следить, как бы он не добрался до перекладины" - не сложно: ради этого полегла старая сушилка за кухней, и был заперт спортзал. "Никаких ваших бурных отношений. Не хватать его на руки, не устраивать сцен. Он нестабилен. Перенагружает свое тело, но и разум тоже"... Альфред заблуждается, думая, что хоть что-то в этом понимает. Как он иногда жесток - какая-то способность пожилых, особое свойство, новый уровень, что ли... Абсолютно недопустимая тема. Совершенно иные плоскости близости - пот, кровь и кости - разъединяют, объединяют их. Этот кое-кто снова спал - лежал, неподвижный и беззвучный, на спине, и Брюс вошел без приглашения, мучаясь этим больше, чем стоило, словно тот самый связанный условностями мифологии вампир. Любая мысль о том, что он рискует прогнуться под него, злила. Не так важно - была тревожна. Хотя бы в том, как Джокер отказывался пользоваться купленной для него одеждой уже было чрезмерно много вызова. Предварительно подложенные в смежную ванную свежекупленные в городе мягкие фиолетовые брюки и зеленая футболка были проигнорированы ошеломляюще безобразно - усиленно имитируемым то сном, то равнодушием. Отличная тактика. Брюс искренне сожалел об этом: это было неловко. Да и в чем смысл? Узнавать таким образом, как мало влияния он имеет. Не важно. Он был намерен взять все с размахом. Имел право. На компенсацию, кроме прочего. Но подобие прочности пока держалось - они тут, оба, и ночь изошла, выплеснулся рассвет, и лето навсегда истекает за пределами старого дома; краткий дождь по оконным стеклам, птицы пируют на кусте шиповника, все еще шумят старые липы за домом - да так, что сжимается сердце. Он сел на кровать не таясь, но Джокер не проснулся. Все еще, он так много спит эти дни... Тогда он протянул руку и пальцами раздвинул ему губы, а потом и челюсть: искал лезвие, улучшая оплошность ничего не обнаружившего в свое время лекаря, потому что так и не решился сделать это в том ужасном непроглядном сне - эта суета казалась ему бескрайне оскорбительной... как ни странно, в основном для самого себя. Обследовав наиболее очевидные места и не найдя ни тени зацепки, он не сдался, продолжал - оглаживал пальцами розовые десны и желтые зубы, не встречая сопротивления добрых четыре минуты. Челюсть вдруг сомкнулась. Больно - и он, замерев, принялся ждать, почти задерживая дыхание, когда Джокер соизволит сделать следующий шаг. Едва очнулся, еще полудохлый, но уже дурит... Слюна течет, ходят глотки - чем он хочет напиться из его кожи, какую ерунду высосать из пальца?.. Открытая шея, серая в полутьме, печально сложенные дряблые веки, напротив, переполненные воспаленностью шрамы... Это ощущение, когда смотришь на него... будто делаешь что-то предосудительное. Любой его жест - интимен. Даже подсмотренный половой акт, акт гигиены или испражнения не вызовут столько смущения, как самая безобидная из его проделок, как самый тривиальный его поступок. Но не только, в лицезрении его есть еще и что-то нелегальное, запрещенное законом, поскольку способно нанести вред; и что-то возвышенно недозволенное, как для иных идол, божок или тотем, чье изображение создавать преступно. Не питая иллюзий, понимая или нет хоть что-то о его сути, все равно не выйдет отделаться от ощущения, что он (внутри, снаружи, в своей голове, даже в сердце) прячет что-то еще, может никудышное, но может - великое в своей гнусности. - Джек, - невозмутимо позвал он, пойманный безвозвратно. - Джокер. Он не спешил вызволять пальцы, хищный клоун не спешил их выпускать, только, подглядывая, довольно щурился, выглядя в полумраке как оживший детский кошмар. Не разозлился... Первой фаланги коснулся горячий язык, сладко суля перелом или рваную рану: Джокер, поблескивая глазами, с каждым движением языка все больше оживляясь, вкрадчиво изучал его, равнозначно проверяя. Верно. В сумерках самые хваткие ступают осторожнее. Это было уже слишком - чувственный пожар перекинулся с пальцев на все тело, издевательски яркий, чудовищно правильный. Брюс отреагировал, как всегда - все разрушая на своем пути. - Почему ты все всегда опошляешь, чертов ты клоун? - он презрительно рассмеялся, усаживаясь поудобнее, и шлепнул ладонь подле его бедра. - Ну что? Сильно тебе досталось? Он сказал это, загадывая проникнуть глубже, прямо в горло, и сразу же мог быть свободен - его выплюнули возмущенно и без промедления. Ни следа от укуса, одна слюна. Он не стал заставлять себя обтирать ее, оставил так, отводя оскверненное в сторону, и уложил подбородок на ладонь, горбясь, чтобы быть с лежащим на одном уровне. - Да, - Джокер не смог скрыть досады. - Досталось. Припудрило знатно, точно. Качественно прих'лопнуло. Но я вот не могу найти, на что пожаловаться, светлейший рыцарь! - Совсем хреново? - Брюс сделал вид, что не замечает обвинений в сварливости. - Тошнит? Джокер притаился, не понимая, что не так. Что опять? Он дал ему такую возможность посверкать. Играть роль, которую он так желал - герой, спасатель. Тот, кто контролирует, превозмогая. - Немного тошнит, да? - он скатился на странную вопросительную интонацию. - Сверху просто охуенно, не так ли? Послушай... почему шепотом? Не хочешь разбудить меня? Не беспокойся, я не проснусь. Обнаруживая с помощью этого самого невозможного в мире консультанта, что все это время говорил очень тихо, Брюс, однако, не смутился, но голос повысил. - Сверху? Просто поразительно, да, - не стал выкручиваться он, хотя то, как точно этот хитрец неизменно подлавливал его, действительно раздражало. - Ты смотри, пострадавший, да, Джокер? Просто мученик. Ошибок эта... связь не прощала. Если из его уст что-то звучит, как вопрос, значит - им и является. Не надоело ли ему? Джокер хочет такое знать? Кто в такое поверит - в такой его интерес... Тот пригвоздил его взглядом - гарпун, протянувший между ними призрачную нить, брошенный метко, разогнав темноту, вынудивший смотреть только в себя, не отвлекаясь ни на руки, еще не способные ни к нападению, ни к сопротивлению, ни на рот, ловчащийся солгать. - Да, - демонстративно почесывая подмышку, признал наконец Джокер, сонно щурясь. - А-ага. Похвали. Похвалить? За... это? Брюс возмущенно скис, подмечая вернувшуюся болтливость - последние дни тот, выглядя весьма тускло, был в основном непохоже на себя молчалив. - Какой бойкий мальчик, - не разрывая каната, процедил он запрошенную похвалу, - остроумный и энергичный. - Разве что, может, чутка недоношенный, - прыснул Джокер, делая вид, что не выдержал первым. Брюс сжал ладонь, цепко собирая материю простыни, в паузе развлекаясь осязанием его бедра, пролегающего у его кулака по касательной - этот смех, приятно нескрыто-низкий, едва не перешел в кашель. Плед мешал (он снова должен был удостовериться, что эта кожа не холодна, не горяча излишне), но он его не тронул. - Не смешно, - не поддержал он низенького взлета, и потянул ткань на себя, будто это могло помочь ему добиться желаемого. - Что-то новое, так вертеться над самим собой. Зачем отключился от приборов? Хочешь, чтобы Альфред пропустил момент, когда у тебя начнет что-нибудь отниматься? Джокер досадливо пожевал губы, затихая. - Я о своем... чем-нибудь сам могу похлопотать, - припуская предупреждение в голос, хихикнул он. - Старик и так слишком много знает. Тебе это нравится, пускай. А я вот к такому не готов. - Если я поверю в то, что ты неуязвим, Джей, - не скрывая негодования, взвился Брюс, - тебе придется этому соответствовать. К такому ты готов? Его пригласили к оголенной шее, или ему кажется? Джокер, упираясь локтями, выполз на подушки повыше, и два вида одеял не смогли сохранить в секрете его наготу - по крайней мере, ту, что до пояса. - А если я не захочу? - обрадовался тот, и его пальцы взлетели, задвигались - коснулись облезлой зеленой пряди, подбородка, воздуха неподалеку, вернулись к волосам. - Брюс, если я не захочу этого? Брюс ужаснулся, темнея. Совершенная глухота, абсолютная. Даже разложенный деревянной куклой - эти ноги, вытянутые бессильно, эта ослабелая поясница, эти исхудалые плечи - Джокер считал себя всемогущим. Разглядеть бы в нем хоть толику самосохранения. Хотя бы след благоразумия. - Я знаю, чего ты боишься, - объявил он медленно, блефуя, - продолжать? Я тебя понимаю, знаешь? Он сказал это по наитию, не рассчитывая на результат - но эффект был внушителен. - Ты ни хер-ра обо мне не знаешь! - вмиг раскричался Джокер, теряя контроль, но погас так же молниеносно, как загорелся. - Лишь то, что я хочу тебе показать. Это было удивительно, и Брюс отступил тоже, великодушно осматривая, насколько все плохо. Не надо было называть вещи своими именами. - Давай сюда. Ты это чертово лезвие однажды проглотишь, - неуклюже выбросил он белый флаг. Правил, условностей, закона в этом подпространстве не существовало в привычном виде - все это регулировалось ими одними, больше никем. И вот он получил черную метку от него, и теперь хотел возмездия. Ладно, не все средства хороши. В конце концов, вкуса к тому, чтобы разбивать клоунский нос о зеркальные поверхности, погрузив пальцы в зелень его ужасных волос, он не потерял. Опасные мысли изменили атмосферу, и Джокер смягчился тоже. - Печальная оценка моих возможностей, - оскалился он. - Прямо как-то несправедливо даже. - Что? - растерялся Брюс, упустивший нить беседы: был слишком занят чтением между строк. - У нас тут ввели тесты? Почему меня не оповестили? - С таким же успехом ты мог спросить, не могу ли я случа-айно проглотить свою рубашку, - снисходительно пояснил Джокер, разыскивая силы на привычные игрища. - Острый стальной леденчик побезопаснее будет, нет? Брюс, колебаясь с большой амплитудой между сквернейшим агрессором и хладнокровнейшим дознавателем, рассеянно прикинул, как можно прекратить это все. Что он может предпринять, чтобы выбраться? Его затягивало. Хотел ли он вообще этого побега? - Но вдруг. Что ты сделаешь, если это случится? - отворачиваясь, буркнул он, пялясь на мертвые табло приборов. - Ну-у, - шлепая губами, затянул Джокер, тоже решая довольствоваться минимумом необходимого, - я попытаюсь расслабить горло... - И потерпеть гастроскопию, - подсказали ему, заставляя его сбиться. - О-ого, шутник, - скрывая удовольствие, протянул он, подманивая Бэтмена поближе, надеясь получить еще больше, - тренируешься, чтобы побить меня на моей территории? Тот улыбнулся, нахально приподнимая брови, растягивая губы. - А есть за что? - пытливо поинтересовался он, и в его улыбке, у белых его клыков, в уголке его строгого рта, блеснуло что-то свирепое, неистовое, непримиримое. - Кто знает... Там давно нет бритвы, - Джокер обнаружил, что привычные методы не работают, и разозлился, покрывая это непроницаемым тентом гримасы, изображающей пресыщенность. Он и правда заскучал - что-то не давало ему покоя, а он не мог устранить это, и похер на причину. - Забудь про нее. Спрятал ее там, куда детишкам не добраться. Он извлек руку, греющуюся под шерстью покрывала, и показал с помощью одного косого движения, двух пальцев и приоткрытого рта, как отрезает себе кончик языка. Брюса подбросило на месте, будто под матрасом хранился и сдетонировал мощный заряд - пластид или тротил, он не знал точно, не мог определить. - Почему ты не одет? - лунатично проговорил он назло чертову клоуну, зная, как его злит любая забота. - Если ты собираешься заниматься самодиагностикой, лучше делать это наверху. Можешь даже в моей спальне. Пещера слишком близко. По ночам можно замерзнуть даже летом. Тот присмотра и правда не терпел. - У меня есть пара вопросов по технологии стяжки, - не купился он ни на один из крючков. - Кто делал эту часть, отсталый чикано с завязанными глазами? Впрочем, есть еще около двух десятков пунктов, которые вызывают у меня, прямо скажем, недоумение. Что-то явно пошло не так. - Все ниже первого этажа я проектировал и обустраивал самостоятельно, - признался Брюс, иронично улыбаясь, - поэтому получилось так криво. Я не очень-то в этом разбираюсь. - Ну разумеется, Уэйн. Не разбираешься. Твоя проблема в том, что у тебя слишком много свободного времени, - сочувствующе покачал головой Джокер. - Вот ты и лезешь везде, куда зовет тебя твой любопытный нос. - Зубки прорезались? К ноге, - расхохотался Брюс. - Мне никогда не говорят правду в лицо о моих недостатках, знаешь? Ах, это со мной впервые. Пожалуй, отпраздную это сегодня. Это было почти... почти похоже на что-то нормальное. Не удар током, вычерняющий нутро. Не узкий парапет. Даже не чужие зубы у горла. Его обманули, подсунув идеальную имитацию друга. Он не был обижен на это. Он не должен был просить его о таком тогда... Но это было необходимо, как он считал - так будет тяжелее притворяться, что всего этого не было. - Пойти спать пораньше не считается праздником, Бэт, - совсем обнаглел Джокер, надуваясь от самодовольства. - Или взбунтоваться, и не выпить на ночь стаканчик теплого молочка, мм. - Мне показалось, или я услышал обиду? - удивился Брюс, в срезе слуха вышколенный слежкой за ним до чуткости почти автоматичной. - Сколько ты помнишь? - Сколько? Помню? Я? Нисколько, - задрыгался Джокер, досадуя на свой длинный язык. - Черт, похоже, я начинаю относиться к тебе, как к своему детенышу... У тебя есть Контач? Брюс начал понемногу трезветь. Вздыхая отягощенно, убрал упор локтя, но отстраняться не стал. - Есть, - флегматично сообщил он, разглядывая манящий лживый рот, - даже два. Прости, я немного избил твою девушку. Джокер расстроенно дернул плечами и попытался скривиться. Ну вот. Какой смысл ломать то, что можно без труда заменить? - Кажется, еще немного, и я не смогу сподвигнуть тебя не то, что на прыжок с крыши... Что? - затормозил он, дойдя до нерасчетного пункта - был уверен, что эта тема не просто не будет обсуждаться, а станет табу. - У меня нет девушки. - Арлекин, - подсказал Брюс, не сумев побороть конвульсивного подергивания уголком глаза. - А, Арлин... Ну... В хорошем настроении она может быть несносна, - засмотревшись на то, как явственно в нем отражается эхо прошлого раздражения, мирно кивнул Джокер, получая в ответ взгляд такой твердости, что совершенно точно мог пронзить его насквозь. - Последний раз виделись, когда она была совсем еще пиздючкой. - Да? Она очень красивая, - Брюс стал выглядеть немного удовлетвореннее выправленным курсом, и скрыть это не счел нужным. - Избалованная, правда, жутко... И стреляет хреново. Расскажи про нее. Больше всего меня интересует ее возраст. Намерения его были вполне ясны - все должно быть подчинено тому, чтобы он мог получить желаемые объяснения. - Я терпелив, Бэт, как, блять, божий ангел, - сразу же разъярился Джокер. Знать о противодействии - одно, раз за разом преодолевать тугое по принуждению - совсем другое. - Давай уже, давай. Скажи то, ради чего притащился, и проваливай. Я тогда видел людей Алого. Если он привез сюда ее и Буча, есть больша-ая вероятность, что вся чертова Луна тут, - в качестве поощрения сообщил он, благоразумно полагая, что всякая важная информация должна быть подана в правильном виде и в верное время, иначе рискует быть обесцененной. - Собирался их убить. Это подействовало резко и неожиданно благостно - он не понял, почему - и чаша весов склонилась в третью сторону, в его сторону. - Теперь это не имеет значения, - вспыхнул Брюс, украдкой подозрительно обтрагивая оговорку "привез". - Ты этого не сделал. Джокер нахмурился. Не мог этого понять - отмена договора? Или какая-то метафора? Непонимание приводило его в ярость. Пока он водил героя за нос по серой части, пока подталкивал к краю - все было ясно и блевотно; но когда он так подставляет спину, доверчиво и жарко - как было бить туда? И слабость. Слабость приводила его в бешенство. Это было лишним, он знал, когда надо перерезать провод. Просто это был третий день после пробуждения, чертовы третьи сутки, когда Бэтмен смотрел на него, как на инвалида. Он постарался успокоиться, но желанный момент все не наступал, и он выпустил в его сторону руку, ухватился за черное колено, сжал посильнее, чтобы причинить боль, чтобы хоть немного почувствовать себя менее пустым, и поймал его, не ошибившись, складывая нечаянный пазл - его большой палец оказался потерянной деталью под выемку мышцы у чашечки. - Мениски, мои слабые места! - с неприкрытой издевкой отметил его достижение Брюс. - Серьезно? Но что в сухом остатке, Джек? Как там у вас говорят? Тискаешь меня за коленку? - С чего бы мне это делать? - изобразил невозмутимость Джокер. - И где это "у нас"? В тюрячке? Брюс фыркнул на "тюрячку", но играть дальше не отказался. - Жестокий ублюдок. Я тебе это припомню, - склоняясь над ним ниже прежнего, пригрозил он, смахивая его пальцы с ткани своих домашних штанов тем движением, которым отгоняют надоедливое насекомое. - С чего? Не знаю. Может, с того, как ты дрожишь и тлеешь, когда я зажимаю тебя? - Может и... Поговорим об этом? Но лучше о деле, а дело в том, виджиланте, - повел его в сторону хитрый злодей, - что это не существенно. Никакой разницы. Ярость можно убрать и медикаментозно. А иногда убийство спасает жизни, как тебе такое? - Боже, Джокер, - не повелся он, точно зная, что там, за поворотом, нет ничего интересного, - неужели ты не можешь нормально... Ну да, точно. Нормально, о чем это я... - Но я не был жесток, - косясь вниз, удивленно наклонил голову Джокер, поражаясь невообразимой даже для Бэтмена прямоте, - не в этот раз. Наоборот, был таким... таким, как ты хочешь. Нормально? Причем тут я? Как у человека-летучей-мышки у самого с "нормально" - плохо, верно? - Верно, - согласился Брюс. - Но я хотя бы губы не подкрашиваю. Не разговаривай со мной так, Джек, - предупредил он строго. - Если узнаю, что с ней что-то произошло, что угодно - пеняй на себя. Я серьезно. Джокер раздраженно засмеялся, рассматривая его исподлобья. - Что с ней может случиться? - немедленно оскалился он. - Кто осмелится тронуть мою женщину, мм? Брюс покивал, не напуганный, против ожиданий, этой кровожадной шуткой. - Зачем ты это сделал? - спросил он вдруг прямо. - Скажи, я попробую понять. Не скрою, это будет нелегко. Но я попытаюсь. - Скажу честно, - стал признаваться Джокер, умудряясь казаться и таинственным, и откровенным одновременно, - если послужишь получше. Это все испортило. Окончательно - Брюс стал делать вид, что не расстроен, хотя нормальным для него было изображать отсутствие гнева. - Уверен? Боюсь, моя служба тебя утомит, - отстраненно заметил он, доставая из кармана штанов толстую связку нашивок Алого, увязанную черным нейлоновым шнурком. Джокер представил, как он с каменным лицом нарезает одежду, и пришел в восторг. - О, ты нечто, Бэт, - плотоядно прохихикал он, сцапывая дикарские бусы, чтобы припрятать их в одно неясное движение - были и нету. - Так ты времени зря не теряешь, да? Постой, я что, теперь должен тебе автограф? Брюс закатил глаза, не вынося этой бесконечной бомбардировки быстро меняющимся настроением. Он предпочел бы роспись краснеющей кожей, тонкой пленкой похоти или слюной - неважно. - И не думал об этом, - солгал он, в принципе, удовлетворенный уже полученной оплатой. - Не слишком возмущайся, что я преследую его тоже. Это мой долг. Джокера никогда не волновал никакой долг - даже когда он исполнял его, рискуя собой (ему даже под это дело продырявили шкуру, но разве он жаловался?), или когда приходило время быть плененным теми, кого этот долг вел в свою очередь. - Ты не принимаешь всерьез того мужика. Это беспечно, - невнимательно бросил он, отвлеченный сочинением шутки, основанной на спорной концепции пожирания иных пик иными червами, поскольку сам не считал все это особенно важным. - Дашь его номерок? Я хотел бы записаться на прием, мм. За стеной, за окном, доставучие у поспевших ягод утренние птицы что-то не поделили (или, может, встретили хищника), и истошно заверещали. - Ты же не думаешь, что я буду так глуп, чтобы поделиться с тобой моими наработками? - заартачился Брюс. - Я усомнился в тебе. Сделай так, чтобы этого больше не было, - потребовал он прямо. Ну вот. К чему тогда был весь этот разговор? Только время потратили. Джокер постарался подавить смех, с треском в этой миссии проваливаясь, и беспечно бросил правый шрам на виду, не скрывая. - Ты каждую секунду сомневаешься, - участливо пробормотал он, невнятно выкладывая слова. - И в самом деле: не верь мне. Подожди еще. Я верну тебе этот должок... Когда ты накосячишь. Ты уже заблуждаешься. Выходило плохо. Голос, не натренированный на такие тона, выдавал его. - Просто не давай мне усомниться и впредь, Джек. Это очень важно, - жестко проговорил Брюс, игнорируя очередную пустую угрозу, и не успевая за своим языком в тысячный раз - не с этим человеком, при котором нужно было следить за всем или вообще не думать ни о чем. - Скажи прямо. Хоть раз скажи прямо все. Заяви свои требования. Сдавайся. Подчинись. Джокер отвернулся к окну: желание предупредить о себе Бэтмена почти напугало его. - Прямо? Я не в себе, Бэтти. Не просто крашу губы, сечешь? - зашипел он, всплескивая руками. - Конечно, еще бы ты это понимал... Он не мог долго сдерживать себя, и они снова встретились взглядами. - Ты не псих, - осклабился Брюс, подкупленный его откровенностью. - Просто засранец. Сумасшедший? Я в это больше не верю. Не считаю, что это так. Знаешь, почему у меня не может быть напарника? - Как это не может быть? Он у тебя есть, - расхихикался Джокер, разглядывая его, когда этим дельным замечанием оказалось сделано больше, чем многотрудными ловкими увертками - Брюс помрачнел, меняясь в лице резко и однозначно. - Фред. Забыл уже? Тот мешок с нафталином, оживленный твоими предками в качестве кухонного комбайна. Ах, серьезно? Если серьезно... то потому, что ты неприветливая бука. Упрямая, упертая мышатина. Он ждал ответа, но Бэтмен все еще гневался - наполнилась наскульная венка, глаза потемнели, складка между бровей образовала треугольник, напоминающий наконечник стрелы, желваки пробились под кожей, выдаваясь скульптурно и туго - и он позволил себе порассматривать его еще. Забыл с утра побриться. Просто еще не ложился? На рукаве легкого бежевого лонгслива свежая графитовая краска. Прямые мышцы бедер напряжены так мощно, что это заметно даже в укрытии бесформенных восточных портков. Можно ли рассмотреть приводящую? Нет? Его прокол на ухе появился так же, как и татуировка у него самого? Аресова стая отловила его, и клеймила насильно, он вырывался. Нет, его им было не сломить, но могло ли быть так, что он сам вышел к ним из леса, дал пометить себя добровольно? Верно, они обманули его. Сказали, что так он сможет остаться не один. Он бы хотел иметь возможность вскрывать его, хотя бы на пару минут. С чего бы он начал? Со ступней? Насколько рассчитан этот человек? Можно ли поверить, что эта кожа сморщится и истлеет? Что время раскрошит его кости? Что черви - Джокер моментально разъярился - будут жрать его тело? Он никогда не умел ничего скрывать от себя, и был при этом весьма безжалостен. Это все должно было давно надоесть - но он чувствовал, что может еще продолжать, может, и даже нуждается в этом. Если его будут лечить, вылечат от этого? Тогда нельзя больше никогда попадать туда живым. Обстоятельства. Важны обстоятельства: если там будет враг. Если там будет Брюс Уэйн, допрыгавшийся до дурки - тогда другое дело. - Бэт, - позвал он тогда, озадаченный, пропуская себя вперед очереди. Просить? Он никогда никого ни о чем не просил. Более того, стоило оставить даже небольшой зазор, и можно было быть уверенным в том, что Бэтмен его использует. Он был прилежен, был так старателен - и что, что теперь? От этого стало только хуже! - Зажимаешь? Зажми тут, - он указал на свою шею, по дороге к ней нагло проведя костяшками пальцев по колкой щеке, - давай, ты же хочешь. Давай, ты должен. Я хочу. И все будут в безопасности. - Нет, - надменно отшили его, и касаться стало невозможно. Обманул?.. Но Джокер вдруг почувствовал, что его самого обдурили - застыл, осмысляя это открытие. Им пользуются, словно вещью? Может такое быть? Прежде случалось. - Почему? - они оба были открыты, но он уже знал, что можно забыть о бдительности. Ему нравилось ускользать, когда его преследовали, но теперь его принуждали напасть. Он втайне гордился тем, что ему удавалось не оправдать ни одного ожидания. Из тех, о которых он знал, о которых соизволил задуматься, само собой. - Потому что это не желание, Джек, а намерение, - объяснил Брюс, мерно дыша у его уха, - думаешь, я не знаю разницу между этими понятиями? Сердце застучало чаще - Бэтмен отбрасывал тень, источал узнаваемую, сродную темноту... Не может быть, ему просто мерещится. Не в такой степени они схожи. - Хотел проверить, говоришь ли ты мне правду, - хрипло признался он, мечтая получить доказательства подмеченного. - Ты сказал, не придешь. Что ж... Я так рад, что для тебя... - юля, улыбнулся он, пытаясь представить себе, как выглядит его лицо - не слишком ли фальшиво? Надо было сказать "счастлив", но это звучало бы слащаво? - Я не один из них. Не один из этих людей. Брюс сбился, блуждая. - Джокер... - попытался он снова. - Так меня тут прозвали, да, - разрешил ему это Джокер. - Если я попрошу тебя, ты... - Нет. Нет, ни в коем случае, - осатанел он, растерявшись. Сдаться? Даже в шутку, даже просто обманув? Нет, нет. Не с ним, не с этим человеком. Он уже вставал ради этого на колени, ему это стоило слишком многого. - Ты останешься один, - не владея собой, ласково зашептал он, источая черное - он был поражен, и поражен им, в самое нежное место, - ты будешь кричать, умолять, и вот тогда я... Брюс очнулся, ухватил его за плечо. - Перестань. Однажды ты достанешь меня так, Джек Эн, - заворчал он, - что я тебя и правда подвяжу под осину в зимнем лесу. Джокер хмыкнул. Ничего, ничего никак не выходило. - Ты считаешь, что я хочу наказать тебя? За то, что ты доступен для них так открыто. За то, что прикосновение к тебе возможно без труда, разве что по предварительной записи. А, нет, нет, - протянул он, уже не выверяя каждое слово, как привык обычно. - Ты думаешь, что это я виноват, позволяя, позволив такое? Кто имеет права на тебя, Бэтс? Кто допущен так близко, чей нож у твоего ребра? Вот, что тебя должно волновать. Не то, где я валяюсь без сознания. Не то, как сильно они хотят использовать меня против тебя. Сечешь? Если я почую, что ты чувствуешь вину и за меня... - Никогда, - Брюс решил, что все это годится. Сойдет. Он усвоил сказанное, и решил с этого момента быть осмотрительнее вдвойне - чтобы Джокер не понял, что другие люди действительно существуют. - Джек. - Что? - всхлюпывая слюной, занервничал тот, понемногу впадая в самое опасное для себя состояние - обиженное, самодокучливое. Он во всем ошибся. Он ничего не получит, останется ни с чем. И зачем? Зачем тогда было стрелять? Он вышиб себе мозги сам. Он избавился от ублюдка, носившего его лицо, его имя (красавчик Джон Нэпьер, самое вонючее говно во всем Диксиленде, бог грома, навсегда теперь перепуганный, белый, тридцатидевятилетний), просто вспомнив о нем, просто подъехав его... навестить. Брюс его переполоха не заметил. - Можно? - не воспринимая запрет всерьез, для проформы спросил он, протягивая руку к его щеке, к самой рвани. - Ты сам... часто трогаешь там. Я хочу тоже. - Это мерзко. Мне мерзко. Тебе не мерзко? - заинтересовался Джокер, с трудом удерживая себя на месте. Та же ситуация. Он будет слишком смел, и это лишит его десерта. Он обратился к себе по-быстренькому. Против, даже очень. Против? Да ни за что. Да, конечно, да. Пусть забирает все. Почему? Брюс недовольно вздохнул, но не отступился. - Нет, не мерзко, - он почувствовал непрочное натяжение и дал им передышку, протягивая руку, поглаживая его по нижней грани подбородка. Джокер понять всего этого не смог и признал эксперимент открытым. Они сразились опять, и вот - он проиграл. Ничего. Ничего. Не отступать - единственный выученный за всю его жизнь урок. - Мне уже похер, я уже закинулся, - как можно спокойнее улыбнулся он, в антракте паузы между злобой и отчаянием выпуская язык, чтобы загнать крупную мутную каплю взбитой слюны назад в глотку. - Навалил на печень, мм? Брюс снова проигнорировал принуждение к спору - откровенную ложь - осторожно объединяя свою раскрытую ладонь и его левую щеку. Провел, кружа, по рубцу, будто давил гусеницу, помазал по губам, будто закрывал ему, пойманному в переулке, рот, потер ей к правому шраму. - Не лги мне. Это бессмысленно, - попросил он, хотя хотел потребовать, и дыхание участилось. - У тебя была красивая улыбка, - пьяно засмеялся он тогда, потирая запястьем выпуклую поверхность этой знаковой отметины. Джокер смотрел на него почти беззащитно. Как это могло не разжечь? - Нет, не была, - обидчиво залаял тот, выставляя нижнюю челюсть, будто шимпанзе, - никогда не была. - У тебя была бы красивая улыбка, - поправился Брюс, пожимая плечами, и стал осязать его рот аккуратней, исследуя резаное кончиками пальцев. - Хорошо, что ее нет: могла бы многих обмануть. Как бы мы смогли исправить это, Джей? У нас бы не вышло. - Я делал правильно, - рассердился Джокер. - Для себя, да. И? Ты делаешь все для других всегда. Но разве сейчас тебе не лучше? Мне тоже. Тоже положено... чтобы мне стало лучше. Я терплю. Ты терпи тоже. - Ты сделал большую ошибку, - неясно обличил его Брюс, прижимаясь ближе, чтобы кратко, но попробовать на вкус эту зажившую грубую рану на его нижней губе, дослеживая остальные части собственной щекой и пальцами. - Не выношу таких ублюдков, как ты. И ты не терпишь, просто ни хрена не можешь. Попробуй ударить меня. Попробуй достать. Даже твои слабачьи замашки тебе не помогут - тут только мы, больше никого, кем ты будешь мне угрожать? Но ты мог бы, - сорвался он, закрывая глаза от накатившего порыва, которого никто не смог бы понять - никто, никто, ни один человек из существовавших, существующих, еще не рожденных. - Если бы понимал, что натворил. А так - без шансов. Он сейчас мог сделать с ним все, что хотел. Но толку? Джокер сейчас позволит это "все" - потому что потом будет "делать себе лучше"... Нет? Отныне все будет по-другому, все изменилось? Про рекомендацию не испытывать больного на прочность он уже едва помнил. Нет смысла использовать слова - все и так понятно. - Проси, - засипел он, жалуясь на злого клоуна его кривому рубцу. - Проси чего захочешь. Не надо пытаться грабить меня. Я уже говорил, помнишь? - он замялся, оторвался, изучая реакцию. Джокер следил за ним так, словно он почти заслужил премию Дарвина. Он не понимает его и никогда не поймет. - Постараюсь тебе доказать, - угрюмо заверил он его тогда, сникая. Это было важное обещание. Он больше не был достоин даже взгляда - Джокер закрыл глаза, откинулся на подушки, крепко запирая рот, но он знал, что это иллюзия, что он наблюдает - Бэтмен, Брюс Томас Уэйн придирчиво препарируется его незаточенным скальпелем эмпатии. Брюс проглотил вздох, оборачиваясь на часы на стене, чтобы занять паузу - без пяти шесть утра. Просто отлично, он разбудил ослабшего от болезни человека еще до рассвета, чтобы найти его бритву? Серьезно? - Все нормально. Уходи, - не глядя вывел вердикт Джокер, привычно проницательный, вяло двигая горящими чужой слюной губами, как и многие дни прежде верно истолковывая все направленные в его сторону жесты - движения навстречу, невидимые удары, одинокие поклоны. И Брюс ушел, послушно и безропотно. На следующий день началась осень.