Неудачная шутка

Шею охватывал широкий бордовый рубец - прорванная кожа, кровоподтеки, жуткий контраст с привычной белизной. - Удавка? - метко определил Брюс, мрачнея. - Ты мастер находить себе приключения. Джокер стал казаться разочарованным его догадливостью. - Не важно, - обидчиво кинул он в сторону. Брюс оторопел. Как он это себе представляет - "Да, как хочешь, гибни"? Что за дурная шутка - очередная, внеочередная... Зачарованный негодованием, он, не обращая внимания на все прочее, уложил пальцы на эту отметину, ощупывая борозду. Объемно. Еще распухшая - выходит, свежая? Или просто так глубока, что останется такой еще какое-то время? Как можно деликатнее вдавленный туда ноготь картины не прояснил. Он мог бы осудить себя за все это, но в условиях вечной недосказанности любые исследования были оправданны. Его терпеливо ждали, даже слюна утихла. Он не мог быть расторопнее, потерянный. - Кто это сделал? - необдуманно напал он еще, тут же спохватываясь, что так лишь сам себя загоняет в угол. Должен был спросить "Что с ним, с тем, кто это сделал, стало?"... - Я разучивал новый фокус. Могу продемонстрировать, - наврал Джокер, и вскинул запястья, разводя между ними тончайшую металлическую перемычку лески, на которую тут же покусились в настойчивой попытке изъятия. - Обожаю эту твою эмоцию, - удовлетворенно признался он тогда, рачительно прибирая струну обратно под строчку манжеты - незаметно, но нервным движением: таким разговорчивым вещам в бэт-лапы попадать было никак нельзя. - Я тебе всегда лгу, знаешь? - рассмеялся он, будто кто-то тут ему верил. - И так тоже. На самом деле это старый трюк. Один рыжий еврей научил меня в детстве. Силки на пташек - одна петля и ты сыт. Ты же не жалеешь птичек так же сильно, как людишек, мистер Уэйн, мм? Брюс почувствовал, как, словно от угара опиумной курильни или под взглядом какой-нибудь мистической твари-гипнотизера, тяжелеют веки. - Сыт? Неужели, - раздраженно вздохнул он, озябнув от странного беспокойства - его водят за нос. Как всегда? Нет, теперь изо всех сил. - Я считал, что один тут склонен к самоедству. Ладно, я тебя понял. Взамен... - он хапнул без спроса вылизанную кислотой ладонь, распрямил, словно хотел что-то положить туда, но только сжал, крепко и торжественно. - Я уже говорил, - процедил Джокер, даже на взыскательный взгляд достаточно забавно разочаровываясь ненужным подарком, - я тебе не баба. - Я никогда не делал так, - с удивлением обнаружил Брюс, изрядно раздраженный его реакцией, - с женщиной. Привычные глупости, жабами и змеями соскакивающие с розового языка, было тяжело выслушивать, но от вызывающих их иных властных проявлений, помимо хотя бы вот этого, насильственно сорванного рукопожатия, удержаться было еще сложнее. - Ой, как забегал, - хихикнул на него Джокер, угрожающе скалясь, но хоть стал выглядеть немного лучше - по крайней мере, чем бледная тень чудовища, поджидающая героев по сумрачным библиотекам старых домов. - Что, не получается меня усвоить? Прости, прости, бедняга, ничем помочь не могу. И так он сам себя разозлил, хуже того - скрыть этого не смог. - Это странно даже для тебя, - заинтересовался Брюс, отчего-то не попадаясь. - Что с тобой? Что-то случилось? Ты таким нытиком никогда не был. В любом случае, не при мне. Выкладывай. Но давай без викторин, ладно? В сфере жалости, однако, он был слабоволен абсолютно, был об этом осведомлен, но сделать ничего не мог, не особо этого желая - поэтому, подавшись вперед, проскользнул губами по центральному шраму, хотя оставаться безразличным к туману вожделения было не только приятно для достоинства, но и очень важно для самосохранения. Джокер криво улыбнулся, выносливо снося это прикосновение. Пожалуй, ему и правда стоило начать осваивать нестандартные методы. Брюс не отдал ему столь хитро заполученной руки, все еще сжимал ее - и он разрешил: протянуть культю, измазать его своим черным гноем, но считать это чем-то совершенно обыденным - привычная схема. Эти мысли телепатически передались по воздуху. - О, кто ты, доппельгангер? Ты так похож на него, - неловко пошутил тот, насмешничая от отвращения. - Тот клоун, которого я знаю, никогда не пропускает свою реплику. Нет, нельзя травиться им так бездумно. Он давал ему послабления, проверяя - и результат его разочаровывал неизменно. Жесткая кисть Джокера, изнуренная его захватом, напряглась, перекатились твердые спицы костей. Отличная идея - не обладая навыком проникновения в его тьму, научиться читать по его телу. - Злой двойник? Это страшно представить! - тем не менее спокойно подхватил тот. - Сколько у него пар жвал? - Думаю, он был бы добрым. Ты ужасно злющий, - предположил Брюс, мучая брови на неприятную уху неестественную больную хрипоту в его голосе. - И суровым. С отличным чувством юмора... Нерв момента всерьез принять было сложно, кроме того, одно лицезрение золотистого запястья - край зеленого рукава, фиолетового, ремешок часов - пьянило. - Ты хотел бы увидеть такого Джокера? - темные глаза, рыбьи и кукольные, придирчиво осмотрели его, словно игривого щенка, тупого и бесполезного. Брюс ощутил уже знакомую загадочную тяжесть. - О, да хватит, - попробовал он извиниться, готовый на это, лишь бы все не превратилось в безобразную перебранку. - Я всего лишь хотел... Он ходил по краю, он был готов к падению - а, значит, никак не мог его себе позволить. - Чего ты хотел? - не отступил Джокер. Упоминание теней после мерзостного Айсберга почти довело его: двойник, потому что его самого не существует. Добрая копия? Лучшая, чем он сам. Может, инверсия. Он предчувствовал того, который считал себя лучше. Не умеющего смириться с их одновременным мирным сосуществованием. Он не помнил его ясно, но был уверен, что это не иллюзия. Не безумие. Брюс поднял брови, раздумывая над происходящим. Это что-то вроде строгости? Будто его отчитывают. Эта настойчивость была прямолинейна для чертова клоуна просто невыразимо - выдать досаду, даже не попробовать прикрыть ее какой-нибудь яркой тряпкой из неудачной шутки или псевдомудрого высказывания. - Да что ты... - начал он, но оборвал себя, презирая пустые перекрикивания, хотя уже начал воспринимать всерьез его дурное настроение, и ограничился тем, что вызывающе приложил плененную руку к своей шее, сублимируя желание замолить след от попытки удушения. Джокер вцепился в указанное место, будто только этого и ждал. - Что, Брюс. Что я? - он подвигал пальцами на напрягшемся ремне мышцы, будто расставляя кавычки. - Я тут ни при чем. Ты не можешь быть так глуп, чтобы ходить по преступным кабакам без маски. Граница с Маленькой Италией, Бэт. Трефовый туз. Влиятельный. Я удивлен, удивлен неприятно. И ты еще смеешь указывать мне, какое место "слишком общественное"! А сам-то... Пфф. Изумления скрыть не удалось, и Брюса, пойманного с поличным (человеком, который допрашивать его никак не мог!), окатило ледяным приливом гнева. С ним такое постоянно - заводится с пол-оборота. Когда останавливается неподалеку от этого плеча... - Не думаю, - только смог ответить он, не справляясь с высотами собственного свободолюбия, - что тебя это касается. Напомнить, чем все в прошлый раз кончилось? Верно, не надо. Вот и помолчи. Не понимаю, как ты вообще осмелился открыть на меня ротик, Джей. Итак, Джокер его подловил. Может, они даже виделись лицом к лицу в полутьме вип-зоны, но он его не узнал. Что ж, за такое он и сам не прочь себя наказать. Нет, попасть в то место, не оставив такого неудобного сейчас следа, невозможно, не на своих двоих, именно поэтому ему самому, упрощая все, пришлось взять свое настоящее лицо. - Не дергайся, если хочешь, чтобы я тебе объяснил это, - оценил тот его метания, внезапно смягчаясь, будто сейчас произошло что-то ему выгодное или приятное. - Если, конечно, не боишься, Бэт-мен. Брюс фыркнул, пристраивая локоть на спинку дивана неподалеку от его плеча. Какая-то его часть - неопознанная, скорее всего отвечающая за жажду насилия - пришла в восторг, одновременно нейтрализованная каким-то основательным, но склизким чувством опасности. Но было еще кое-что. Что-то новое. Он почуял это поздно - о, с некоторых пор он не выносил перемен. - А ты? Ты, выходит, можешь быть так глуп, Джо-кер, чтобы целыми днями обтирать ребрами ботинки в этом городе? - снисходительно парировал он, тут же возмущаясь - действительно, кто тут еще рискует собой! - И Айсберг место достаточно дорогое и закрытое, чтобы моя персона не была там сенсационным событием. Не думаю, что ты можешь мне выговаривать, не так ли? Аргументы кончились. Крыть было нечем. Джокер вдруг подъюркнул к нему снизу. За мочку уха цапнуло влажно и больно - верно, некоторые не брезгуют использовать доводы такого сорта. Брюс с интересом оглядел свирепо изогнутый шрам, откровенно наслаждаясь этой странной проделкой. Ловкие пальцы во время нападения приютились у него на предплечьях, будто он стал бы брыкаться от таких мелочей, но он был великодушен, и не причинил им боли. - Я уж думал мне конец, Поль, - подавив разочарованный выдох, когда челюсть наконец разжалась, насмешливо выдал он, тугим проглаживанием взыскивая должок с напряженного бедра, утянутого фиолетовой тканью, но на деле впервые сталкиваясь с иной концепцией взаимодействия: настороженным ожиданием друг друга. - Что ты там делал? Тоже искал Фобос? Но да, это было дерзкой для него выходкой, он мог признать. Никаких открытий, сделанных им в ту ночь, этот хищник почуять был не должен. - Фобос? Пожалуй. Да, Винсент, искал Фобос, - надменно проговорил тот, все такой же смутный и неясный, но хотя бы откликнувшийся на незамысловатую шутку. - Ты не ответил на мой вопрос. Его пальцы пощипывали резинку подтяжки, протянутой по его плечу, и Брюс, теряя терпение, отнял ее, не считаясь с приличиями, чтобы пресечь хотя бы один из отвлекающих маневров. - Я бы тебе не советовал шутить со мной, - он подцепил ее, натянул-отпустил, ощутимо выщелкнув на его груди грубую ласку, ожидаемо добиваясь этим более пристального внимания. - Давай-ка начнем с начала. Тело под его руками вздрогнуло, выгнулось, зашипело, и возбуждение, которое он немедленно почувствовал, только войдя в комнату, сдерживать стало невозможно. - У тебя проколото ухо, - невнятно растолковал свое поведение Джокер, мутно, но прямо глядя своими чудесными темными глазами. - Меня это раздражает. - Уже нет, как видишь, - попытался вернуться в объективную реальность Брюс. - Уже нет, Джей, тебе не на что злиться. Можно было сознаться хотя бы себе, что он все это время продолжал ждать у койки. Порыв собственничества придушить не удалось, и он запустил пальцы в жесткие, измученные частой покраской светлые волосы, неторопливо, но с неутомимым тщанием инспектируя аркхемский шрам. Это было лишним - он был неумел, выдавая это за альтруизм, и остался единственным виновным. Джокер непроницаемо наблюдал за ним. Этот взгляд поджимал в нем что-то, что-то - сводил на нет. - Бэт, - позвал тот, замечая, что за всей этой внешней податливостью прячется новая, особая, неизведанная еще непокорность. - Ты бы купил мне выпить? - Ты же знаешь, что да, - удивился Брюс, усмехаясь, и тут являя самоуверенность почти поразительную, чем остался вполне доволен, все пуще опасаясь за свою волю. - Я тебе предлагал, забыл? Я от своих слов не отказываюсь. Джокер подзакатил глаза, взбешенный. Все, прежде едва текущее, отныне было не остановить... он впервые не успевал за ним. Что-то случилось, да. Но не с ним, с Бэтменом. Тот был тверд по-новому. Особенно непримирим. Это было заметно хотя бы по легко данному предложению о передаче контроля, пускай и фальшивому, поскольку они оба были в курсе, что последний бой за это будет ощутимо яростнее прочих. - Ты знаешь, что я предпочел бы обнаружить в своем стакане, если захочу позволить такое? - уже не скрываясь, продолжил он допрос. Они встретились взглядами, не смогли проникнуть даже за преграду похоти - и помрачнели, отталкиваясь. Брюс нахмурился, безуспешно силясь остановиться. Ничего не выходило, и он сграбастал его под плечи, только так получая необходимую острастку. - Да, в некотором роде, - прогремел он низко, изнемогая от излишеств, выраженных в виде "предпочел бы" и "если захочу". - Примерно знаю. Еще что-то? Что еще я могу сделать для тебя, Джек? Хочешь плакат с моим лицом на стену камеры? Будешь кидать туда воображаемые дротики - хоть какое-то развлечение. Приглашение на танцы под эту дудку работало лучше, чем ледяная вода, это хитрое крокодилье естество охлаждало так же эффективно, как разжигало. Джокер ждать себя никогда и никого не заставлял. - У тебя раздвоение личности? - ликуя, расхохотался он у его виска. - Может, это был ты? Ты навел Котел на мысль о том, что нужно потереть лампу? Это ты сам спровоцировал меня? Ты заплатил тому санитару, Брюс Уэйн? Чтобы за тобой пришли. Чтобы тебя заметили, мм? Слюна текла, привычно озлобляя, но толку? Он без того был размазан по этим рукам. - Псих, - вспомнил Брюс, печалясь около его рта, но ответил ему все равно, смыкая губы в свою очередь на тонком лезвии его верхней губы. - Псих, - повторил он, касаясь там, в эту паузу, под ней, по влажной нежности десны, языком, осторожно, медленно, по самой кромке. - Удобно так думать. Безумец. Мне срочно понадобилось высшее образование в области психиатрии. Подождешь минутку? - Некоторые вещи, - захихикал Джокер, совершая популярную у многих завоевателей ошибку, успокоившись щекой на лавровой ветви, - тебе недоступны, герой. Правильное восприятие внутреннего устройства - того, по которому так неуклюже топчутся твои начищенные ботинки, непривычные к грязи, хотя бы. Или, например, отвага злословия, от которой ты шарахаешься. - Тот, кто слаб, - ответил Брюс, и стало ясно, что самообладания он не потерял, кроме того - внимательно его слушал, - вызывает желание защитить. Но это знание, эта потребность обходят тебя стороной. Тебя интересует лишь сила большая, чем твоя, ты до нее жаден. Джокер замедлился, тая за неуверенной ухмылкой ту самую жадность. - Оцениваешь меня как особо опасного, мм? - пуская пузыри, перевел он сказанное в понятную себе форму. - Это льстит, но общеизвестно. Брюс кивнул, отважно унимая его рот, даже нашел минутку для его кривой Улыбки - для ее левой, залитой потоком слюны, части, для правой, гуляя языком, вытирая вымоченное поджатыми губами. - Не более, чем когда-то, Джек. Разве такая избирательная слепота не гарантирует, что тебе самому не хватает участия? Лишь для себя, ни с кем не делясь, потому что... и так ведь мало, согласен? Ничего особенно унизительного, - пояснил он, когда в этом возникла необходимость: от его диковатой обходительности возмущенно отмахнулись, - в подобном нет. И ничего особенного тоже. Инаковость у тебя тоже популярностью не пользуется. Еще бы, ты сам отличаешься слишком сильно, почище, чем любой чудак или иноземец. - Что? - цепенея под его напором, вопросил Джокер, высмеивая его, и приблизился, чтобы избавить его от ограничения жесткого воротничка, от узких рукавов. - Что еще? - Судья, - охотно прибавил Брюс. - Судишь других за свои желания... не пойми меня неправильно, я лично подобное преступлением не считаю, но ведь... судишь же. Джокер выпрямился, сдаваясь - надавил ему на плечо, вынуждая запрокинуть голову. Разрезая отвердевшие губы языком, загнал тот поглубже, целя в недостижимое горло - не смог, прижался безвольно, тогда давая им завладеть. Потемнело - сомкнулись веки, сгустились тени. Брюс, не глядя, стянул углы на его ширинке, отпустил из петель пуговицы, облегчая его ношу. Белье тяжести не удержало, и он подставил под свободно укрытый тканью член ребро ладони, поддерживая его поглаживаниями. Давление, это давление. Его голову могло разорвать, как арбуз. Он брызнул бы красным, кусками, мякотью, ошметками корки. Свалка рисковала стать вовсе неприглядной, но тут ему, пощадив дыхание, ткнуло в шею мокрым ртом, и он оплыл, поддаваясь - не мог позволить себе не узнать, что же кроется за этой инициативой. Его померили в поцелуе в сторону, вниз, лаская кончиком языка. Он расширился послушно, самодовольно расправляя плечи, хотя уже понял, что его ждет. Губы стали жестче, давили все сильнее, пока не стали жестоки. У трапеции они сузились совсем плотоядно, присосались к нему, надрывая сочное, но он только поощрил это, выставляясь... Все сразу же, конечно, исчезло. Он шлепнул себя по москиту засоса, убирая боль, и стал подглядывать. Он должен был быть осмотрительнее с любым стимулом: мог сломать это тело, переполнившись. Агрессия, которую вызывал в нем этот клоун, пугала его неизменно - теперь она была слишком сильна. - Напомни свой вопрос, - предложил он, окончательно путаясь в своих деструктивных и чужих больных реакциях. Джокер рванул к нему, затыкая ему рот выкованной в твердую полумаску ладонью. - Я по два раза не повторяю, Уэйн, я не твоя секретарша, - холодно прошептал он в пострадавшее ухо. Он попытался встать, будто готовя фирменное хаотичное блуждание по комнате, щедро сдобренное пространными, бессмысленными рассуждениями - но осознал, что не может сдвинуться с места. Брюс крепко удерживал его, силясь только не принимать сочувственного вида. - Видишь? Ничего не получается, Джек Эн, - вздохнул он, прижимая его к себе, чтобы сломить, преодолевая нажимом ладони извивающуюся спину. - Теперь ничего не получается. Это было ужасно. Он был ужасен, но не мог сопротивляться этому. В паху уже горело, но он на свои реакции не купился. Лучше ему было бы не трогать огня. - Ты пахнешь так приятно, - несозвучно с медом слов затявкал на него Джокер, со звериным таких проблем, как он, не имея в принципе. - Ты так хорош на вкус... И ты зол, - подытожил он, счастливо хмурясь, когда обнаружил, как пасмурно стало в серых глазах, - почему? Он растерялся. Личное пространство, верно. Ну точно, что еще? - Из-за тебя, - не стал юлить Брюс, украдкой насмехаясь над его предприимчивостью, и вывернулся из нательной майки, оголяя торс. - Сдавливает. Давит. Он снова победил. Джокер зарычал от бессильной злобы, болезненно впиваясь в услужливо подставленный ему рот, лаская поданную наготу неловкими пятернями, и он одобрительно улыбнулся, ухватывая зубами злобный, ничем ему не угрожающий язык. Он должен был помочь этому человеку? Он хотел ему помочь? Дать ему что-то, чего он никогда не знал? Отнять это от себя? Но любой психопат не усваивает свет, обращает его в темноту... Нет, не так. Он должен был найти ответ на очень важный вопрос о причине его податливости. Что он натворил, что заставляет его обнюхивать поводок так мирно? Когда Джокер наконец оторвался от его рта, апогей пограничья был достигнут - подчинить его казалось правильней всего остального. Это ужасало, всерьез, на самом деле - снова забылся, вспыхнули злые мысли: он так беззащитен, а значит - жалок, и стоило осадить себя. Он тревожно вздохнул, ухватывая его под горло, попутно жадно оглаживая рубцы Улыбки большими пальцами, надеясь подтянуть опасную пасть поближе. - Хватит, Джокер. Довольно, уже хватит. Отойди, - нелогично предупредил он, не умея сейчас выбрать между похотью, тревогой и рыцарством. Пусть это звучало так, пусть. Он выведал особый секрет: от него ждали инициативы, та была губительна; вожделели его открытости, чтобы презреть ее; вымаливали от него доминирующие жесты, вызывающие тошноту. - Хва-атит? Довольно? Мне уйти? - понимающе протянул Джокер, зеркально поглаживая его под затылком. - Ты такой благородный... Тяжелое, темное горение полыхнуло, обуглило остатки осмотрительности. - Да. Уходи, а то я тебя переломаю, - взмолился Брюс, запуская руку ему в брюки. Ослабленный пояс пустил его легко, и он, воровато оглядываясь, широко огладил неожиданно горячие ягодицы. Сухо и твердо, и он нажал запястьем, придвигая его под поясницу поближе. Он был встревожен, но это не устыдило его. Настала пауза, в которой руки сжимались на ткани чужой одежды, словно были полны вражды - какая чушь, это все не имеет значения - беззащитные люди, холодные мертвые тела, гибель, кладбище, болезнь, в этот момент несуществующий темный город... Джокер, пышущий жаром своей обычно бумажной кожи, быстро избавился от подтяжек, расстегнул на себе рубашку, сбросил ее, сбросил футболку, изогнулся. У левого соска бледно алело от импровизированного хлыста, и Брюс устыдился, но ненадолго - черное поглощало его со всех сторон. Поднималось, чадя сажей, пламя снизу; с плеч текло кипятком от замороченного колдуном разума. - Еще, - потребовал он, сглатывая у обнаженного наплечья. Рот превратился в пасть, он готов был рвать, чтобы ощутить под зубами его твердость. - Еще один шанс. Уходи. Как? Новый раунд. Будто это было так просто. Будто это было возможно, будто это не значило бы, что он проиграл... - Не хочу, - несдержанно заныл Джокер, подставляясь под него костляво и доверчиво. - Это ты все еще можешь уйти, Брюс Уэйн, - предупредил он между жадными поцелуями и не улыбнулся. - Я не обещал ничего, кроме того, что вошло в наше чертово соглашение. Понимаешь? Нет. А ведь это несложно. Просто отбрось все, кроме указанного, это будет то, чего нет на самом деле. От сорвавшейся от движения с его виска капли пота поднялась волна - внушительные мышцы, лишенные обертки, заходили под гладкой кожей, хищные по его душу. - О себе побеспокойся, - вспыхнул Брюс, изучая, что будет, если позволить ему вести. И противоречиво стал выглядеть как человек, который загибается без наказания: почти попался, почти пропал? Увиденного было недостаточно. Он хотел большего. Познание, это спелое яблоко... Джокер прищурился, но наклонился в новом поцелуе, придерживаясь стороны обманщика - нужная кондиция безволия пациента пока достигнута не была. Пальцы сжались на горле, продавили кадык, жало языка вдумчиво обшарило сокровенные недра - зубы, щеки - щедро заливая туда горькой слюны. Брюс сглотнул, ребристо проскакивая судорожно сжатыми костяшками пальцев по подвластному ему позвоночнику, надеясь только, что этот подлец никогда не догадается, какое на самом деле это доставляет ему удовольствие. Пробиться бы под кожу, распластать, растянуть его гибкие ноги, проверить на прочность сухожилия; наверное, даже хруст костей сейчас не остановил бы его... Это казалось секундным промедлением, но когда они прервали постижение оскаленных друг в друга ртов, оказалось, что они взмокли и перегрелись. Здесь всегда было так жарко? Словно в печи. - О, не переживай, Бэ-этмен. Я пока тут, - подсказал занимающий все его мысли преступник, когда он, растирая по его тощим плечам собственный пот, попытался на глаз определить его состояние. Он наконец добрался до брюк, и теперь сдирал ногти прежде таких ловких пальцев об упрямые застежки. - О, черт, Джек... - похвалил его Брюс, отвлекая в новом влажном поцелуе - этого было даже много, он мог не выдержать - в исступлении приветствуя пробравшуюся ему под белье ладонь - нервную, дрожащую, изломанную нуждой. И фиолетовые, и черные брюки пали на пол, в кучу остальной одежды - он не заметил, как остался единственным абсолютно обнаженным, но это его устраивало, он едва мог думать... Воодушевленный, переполненный до краев, он, нацелившись на полосатые носки, попытался поучаствовать в этом бесконечном разоблачении, но его, косорукого, с негодованием отогнали. Голые ступни сразу же стали необходимы ему позарез, и он сломил сопротивление, рискуя многим, успокоясь лишь с захваченной щиколоткой в кулаке. Все в кучу, все перемешалось - нет, он не станет. Не тронет его, никогда. Лег пониже, давая полный доступ, проигнорировав яркий, активно предупреждающий о неясных намерениях огонек инстинкта. - Ты смешон, - оскалился, вырываясь, Джокер, но разве это было оскорбление? Это был комплимент. - Мм. Ты смешон, Уэйн. Ты, это ты отойди, проваливай, я не могу... Он злобно выгнулся, секущий, опускаясь на колени перед несчастным диваном. - Джокер? - нахмурился Брюс. Он, конечно, все понимал. Но... нет, ничего он не понимал. Установленные этим странным клоуном правила, подлежащие безукоризненному исполнению, менялись по пятнадцать раз на дню.