Уравнение с двумя неизвестными

— Ну что, деточки, — довольно молодой мужчина, едва за тридцать, в двух футболках, одна поверх другой, и драных плебейских джинсах, стянул свои длинные светлые волосы в низкий хвост и окинул взглядом полусонную аудиторию. — Открываем тетрадочки и пишем под диктовочку… — А что вы с нами как с маленькими разговариваете? — раздался возмущённый голос с первых рядов. Мужчина покосился на дерзнувшую. Симпатичная девушка. Ухоженная, голубоглазая, смазливенькая. Подобранная наверх заколками чёлка открывает аккуратный лоб. Тонкие пальцы с французским маникюром нервно теребят гламурную розовую ручку, украшенную перьями неведомой науке птицы. Край задравшейся по самое не хочу юбчонки зарубает на корню любой полёт фантазии. Самое оно для передовицы журнала о зайчиках. Здесь-то что забыла? — Машенька… — протянул он. — Всем стоять, слушать новую команду. Машенька идёт к доске и пишет под диктовку. Все остальные сосредоточенно внимают. — Я не Маша! — возмутилась девушка. — Пора бы вам, Эдуард Викторович, уже запомнить своих студентов в лицо! — На кой хрен? — искренне удивился преподаватель. — Мне за это деньги не платят. — А за что платят? — не унималась та, что не Машенька. — Вы здесь, чтобы нести знания! Вы должны обучать нас… — С фига ли я кому чего должен? — вскинулась вверх пирсингованная бровь. — Я здесь, чтобы в тиши и покое своей лаборатории вникать в священные тайны мироздания. А вы так, досадное недоразумение… — Да что вы себе позволяете?! — вскочили на задних рядах ещё двое парней. — Сколько можно терпеть ваше хамство?! Мы декану будем жаловаться! Да, ребята? Прямо сейчас и пойдём! — Ой, напугали ежа голой жопой… — буркнул хам себе под нос и уже громче добавил вслед вылетавшей из аудитории группе студентов: — Не забудьте передать декану пламенный привет! Ну что ж… Машенька ушла, её заменит другая Машенька, — ткнул он пальцем в соседку обидевшейся девушки. — Я не Машенька! — Да мне пофиг, — зевнул он. — К доске! В этот раз он, видимо, и в самом деле перегнул палку. А может, сегодня была та самая последняя капля, переполнившая казавшуюся бездонной чашу терпения его подопечных. Как бы там ни было, мейл от ассистента декана с настойчивым предложением явиться на казнь незамедлительно по прочтении уже ждал его, стоило только открыть комп в лаборатории. — Да! — мужчина резко прижал руку локтём к животу в ультимативном похабном жесте и со счастливой улыбкой, абсолютно необъяснимой в сложившихся обстоятельствах, пропел: — Я свободе-е-ен, словно птица в небесах! Деканат факультета физики располагался в том же здании, что и аудитории, тремя этажами выше. Добраться до святая святых оказалось делом нескольких минут, да Эдуард и не пытался отложить экзекуцию, летя навстречу намечающейся головомойке, как на крыльях. Пожалуй, со стороны это, как и его поведение на лекции, выглядело странным, но всему было своё логичное и исключительно рациональное объяснение. — У себя? — кивнул он рыжему пареньку, сидящему за столом секретаря в приёмной. — С каких пор по четвергам он у себя? — буркнул рыжий, не отрываясь от бумаг. — А… — дело, казавшееся на мази, неожиданно осложнилось. — А кто меня тогда вызывал? — Совсем ослеп, бедняжка? — ехидно посочувствовал парень, поднимая на него, наконец, глаза. — Очки возьми и перечитай. Я вызывал. — Жопа, — констатировал Эдуард и тяжело рухнул в кресло для посетителей. Ассистент декана, Иннокентий Рыжий, которого все почему-то называли Сенечка, внешне как нельзя лучше соответствовал своему имени. Невысокий хрупкий паренёк, обладатель короткого ёжика тёмных, ржаво-медных, чуть курчавых волос, полных чувственных губ, будто готовых в любой момент задрожать в еле сдерживаемом плаче, честных-пречестных глаз цвета бездонного весеннего неба и бледной полупрозрачной кожи. Россыпь крупных ярких веснушек на лице и руках завершала образ этого «мальчика-колокольчика». Случайные посетители в его присутствии неизменно глупо улыбались, старались говорить исключительно вежливо и не повышать голоса, дабы не ранить тонкую душевную организацию этого «цветочка». Эдуард при виде сей чудной картинки с силой сжал кулаки и начал считать про себя до десяти, стараясь подавить зарождавшееся бешенство. А всё потому, что он, в отличие от тех, случайных, знал Сенечку как облупленного вот уже несколько лет. Начнём с того, что «хрупкий паренёк» был старше самого Эдуарда года на три-четыре, по характеру принадлежал скорее серпентарию, чем оранжерее, а мысль о том, что эту гадюку можно довести до слёз, вообще отдавала бредом с уклоном в мазохизм. Их яркое и вполне взаимное чувство с красивым звучным названием «ненависть» уходило корнями в тот далёкий дождливый сентябрьский день, когда совсем ещё молодой и зелёный аспирант Эдуард Остапов впервые появился в деканате. Бледнея и дрожа перед встречей с деканом, наслышанный о тяжёлом характере последнего, он обратился к крутившемуся по приёмной миловидному пареньку: — Простите, пожалуйста, — прошептал он ссохшимися губами. — А можно мне воды? — Я тебе врач, что ли? — мгновенно вызверился на него тот. — Откуда я знаю, можно тебе воду или нет? С тех пор прошло несколько лет. Самый юный аспирант кафедры квантовой физики превратился в её же самого юного доктора наук. Вырос, заматерел, пообтёрся, и только рыжий аспид всё так же выводил его из себя одним своим видом. — Я тебе уже говорил, — взяв себя в руки, непререкаемым тоном заявил Остапов. — Я. Преподавать. Не буду! — Будешь, Дик, будешь… — сузились глаза напротив.