Уравнение с двумя неизвестными

Готичный гоблиН: Ты можешь мной гордиться! Солнышко: Я горжусь, родной. Но озвучь, пожалуйста, повод? Готичный гоблиН: Знаешь, что я сейчас делаю? Пью пиво с Сенечкой! И мне нравится! И я не хочу его убить! Солнышко: К завтрашнему утру скую тебе орден! Я, кстати, тоже в баре с ребятами подвисаю. Готичный гоблиН: Пиво жрёшь, солнце моё? Солнышко: Жрю) Готичный гоблиН: А какое пиво ты любишь? Солнышко: Немецкое. Нефильтрованное. Сейчас пью «Францисканер». Ням-ням) А что пьёт этот твой Сенечка? Готичный гоблиН: Кажись, тоже белое. А что? Солнышко: Да так. Чувствую я солидарность с ним, на фоне безалаберного тебя. Сделаешь мне приятное? Готичный гоблиН: Прям сейчас? *стягивает рубашку* Солнышко: Маньяк озабоченный) Чокнись с ним, будто это я? Готичный гоблиН: Для тебя, всё что хочешь! Ну, я побёг? Поговорим вечером? Солнышко: И почему твоё «поговорим» всегда заканчивается одинаково феерично?) Готичный гоблиН: Это потому, солнце, что я тебя люблю! Люблю тебя, понял? ЛЮБЛЮ!!! Быстро, пока не передумал, Эдик отправил сообщение, отключил телефон и, перегнувшись через стол, тронул своим стаканом Сенин. — Твоё здоровье, солнце! — провозгласил он, одним махом опустошая содержимое. — Сень, а ты чего такой пришибленный? — А? — Рыжий поднял на него какой-то прифигевший, недоверчивый взгляд. — Я это… Нет, ничего. Всё в порядке. Твоё здоровье, Дик!

___________________________________

— Доброе утро, Олеся Львовна! — счастливо улыбаясь, поздоровался Остапов со своей лаборанткой. — Какой чудесный сегодня день! — Утро добрэ, — пробасила Олеся — необъятная, как телом, так и душой, женщина не идентифицированного возраста, обладательница мягкого, материнского характера и аутентичных черт лица типичной представительницы бывшей братской республики. — А чого цэ Вы такый радый сёгодни? — Счастье у меня, Олеся Львовна. Большое, человеческое счастье! — и, приземлившись на краешек её стола, доверительно сообщил: — Свидание у меня сегодня вечером! — Який же Вы ще хлопчисько! — мягко, по-матерински улыбнулась женщина. — Гарна дивчина? — Гарна, Олеся Львовна, гарна! — проржал Эдик. За время проведённое с ней, он уже успел приноровиться к её говору, и даже выучил некоторые словечки. — Така дивчына, любого хлопця за пояс заткнёт! — Ох, — Олеся в умилении сложила руки на необъятной груди. — Бо я вжэ й надию втратыла! — Я, признаться, тоже уже не надеялся, но вчера вечером… Солнышко: Эдик? Готичный гоблиН: М? Ты меня укатал, родной… Солнышко: ))) Эдик, помнишь, ты говорил, что хочешь встретиться? Готичный гоблиН: Хочу! Солнышко: Как насчёт завтра? — Короче, — мотнул он головой, стряхивая воспоминания. — Вчера мне дали зелёный свет! — Як я за Вас рада! А шо з дэканом? Нэ дужэ лаявся вчора? — Лаявся? — не понял Эдик. — Гавкал, что ли? — Та ни… Ругався сыльно? — Ой! — хлопнул он себя по лбу. — Я же совсем забыл вам рассказать! Ну, сначала, орал, конечно. А потом Сеня — представляете? — притащил вазелин. Вазелин! С таким намёком, засранец! Ну и декан рассмеялся, успокоился, и мы так плодотворно и конструктивно поговорили… У меня новые сроки. Реальные, а не тот высосанный из пальца маразм, что Григорьев подавал. Сеня просто гений! — Ой, вин гарный хлопчик, — согласилась Олеся Львовна. — Як вин людэй розумие, наскризь бачыть… Цэй ж правда, ликар душ! — Кто? — насторожился Остапов. — Ну, души ликуе… Дохтор, по-вашиму. Як жеж цэ будэ… О! Псыхолог! Бздэньк. Грх… Грх… В голове Остапова с зубодробительным скрежетом начали двигаться заржавелые шестерёнки… Грх… Ты, что, психолог? — Вообще-то да! — Цэй ж правда, ликар душ! Грх… Да какой из меня врач? Сколько лет прошло, да и не закончил я — на психологию перевёлся… Грх… А как ты про телефон догадался? Грх… Я чувствую с ним солидарность… Грх… Поговори с ним… Спроси его… Извинись перед ним… Грх… Солнце, а кем ты работаешь? — Да, у меня не интересная работа. Администратор я… — Уволили меня по статье. Грх… Да сколько ж вы ещё грызться будете… Грх… Как я тебя узнаю завтра? — Ты меня узнаешь… Грх… Я так этого жду… — Боюсь, разочаруешься… — Ах, ты ж …! …! В … на … с … по … … …! — Эдик, Вы чого? — опешила лаборантка. — Да я ж тебя!.. — физик, резко соскочив со стола, рванул прочь. — Молись, сука! Молись, чтобы я ошибался! О-оу! Пропела аська, замигав окошком с именем «Готичный гоблиН» и Сеня, глупо улыбнувшись, потянулся к мышке. Нетерпеливый какой… Сегодня это, наконец, свершится. Тянуть дальше, особенно, после вчерашнего признания, было просто невозможно. Сеня и так палился чуть ли не на каждом шагу. Он сделал всё, что мог, стараясь подготовить Эдика, и возлагал большие надежды на этот вечер. Готичный гоблиН: Что на тебе надето, солнце? Сенина мечтательная улыбка стала ещё шире. Вот, неугомонный! Эта фраза уже давно стала их кодом, негласным приглашением к виртуальному сексу. Солнышко: С ума сошёл? Разгар рабочего дня! Готичный гоблиН: Хочу тебя! Прямо сейчас! Солнышко: Спасите! Помогите! Маньяк! Готичный гоблиН: Тц! Не надо помощи, сам справлюсь! Ты уже расстегнул её? Солнышко: Дик, ну серьёзно! Полный офис народа… Готичный гоблиН: Запрись в кабинете. Солнышко: Не могу. Начальство у себя. Готичный гоблиН: А с каких это пор по четвергам декан у себя? Сеня уже в пятый раз перечитывал последнее сообщение и с каждой прошедшей секундой, с каждым вдохом, с каждым нервным вздрагиванием пальцев, всё чётче и чётче понимал — он влип. Боже, как он влип! Не успел на каких-то полдня… А теперь пушной промысловый зверёк с необъятных просторов Сибири-матушки уже здесь. — ТВОЮБОГАДУШУМАТЬ! — голосом, сделавшим бы честь пароходной сирене, взвыл Сеня и, схватив в охапку пальто и сумку, ломанулся к выходу из деканата. — Только бы успеть! Только бы успеть! Только бы… Не успел. Едва распахнув дверь, он наткнулся на подпирающего стенку напротив, злого, как чёрт, Остапова. — Вот и свиделись, Солнышко, — прошипел тот сквозь зубы. — Стебануться решил? — Дик, я всё могу объяснить! — попятился назад Сенечка. — Начинай! — кивнул Эдик, наступая на него. — И от того, насколько складно ты споёшь, будет зависеть, что у тебя будет болеть завтра — ребра или сломанные ноги! — А как насчёт того варианта, в котором болеть будет задница? — продолжая пятиться, ляпнул Рыжий в глупой и несвоевременной попытке разрядить обстановку и тут же проклял собственный язык. — Ах, ты ж!.. — взревел Остапов, и Сеня понял, что отступать поздно. Самое время бежать!