Станцуй для меня

У Мэттью нет проблем с новой ролью и новым кастом. Он не настолько известный актер, чтобы позволить себе проблемы в шоу такого плана, как «Сумеречные охотники». Здесь, как и в любом другом сериале, либо ты работаешь в команде, и у вас все получается, либо команда работает отдельно от тебя, и ты рано или поздно начинаешь лажать, что, несомненно, сказывается на качестве отснятого материала. У Мэттью нет проблем с кастом, с новой ролью, с продюсерами и гримёрами. У него нет проблем с тем, что его персонаж гей или с тем, что ему приходится выполнять много трюков самому. У Мэттью вообще нет проблем, кроме одной. Шум. И, Боже, Гарри не проблема в том смысле, в котором можно подумать. Он доброжелательный. Он, как солнце в пасмурный день – стоит ему появиться в поле зрения со своей широкой улыбкой и светящимися глазами, как настроение сразу поднимается, и хочется перестать заморачиваться по поводу своих косяков в отснятых сценах, по поводу сюжетной ветки или случайной незначительной травмы вроде растяжения или синяка. Гарри, он разный. Мэттью подолгу думает о том, как это Гарри удается быть таким взрослым, опытным, зрелым актером и одновременно такой до безобразия болтливой, дурачащейся несерьезной личностью. Кэт и Гарри любят делать селфи битый час, а потом удалять по сто фотографий, оставляя одну, которая «ну, вроде бы неплохо получилась, но можно было бы и лучше». Альберто и Гарри любят обсуждать книги, музыку, говорить о новинках в мире компьютерных игр и планировать что-то безумное, типа обливание Доминика водой (что, кстати, может оказаться очень опасной шуткой, если Доминик решит, что он против того, чтобы его обливали водой). Эмерод и Гарри вместе отсыпаются после съемок – на одной кровати, но под разными одеялами, и Эмерод всегда спит у стенки, потому что Гарри – танцор, и он вечно дрыгается во сне, спихивая ее с кровати. Каст любит Гарри. Съемочная группа любит Гарри. Гримеры, ассистенты и, разумеется, фанаты безумно любят Гарри. Мэттью почти уверен, что он сходит с ума. Он начинает обращать внимание на мелочи примерно к четвертой неделе работы над сериалом. Мелочи – это то, как Гарри уединяется, заучивая диалоги, как он подолгу бродит в стороне, читая текст сначала с листочка про себя, а потом вслух, иногда подглядывая. Он полностью погружается в себя, вживаясь в роль, и Даддарио старается украдкой наблюдать за ним, ведь он выглядит в эти моменты просто потрясающе. Гарри прекрасно держится под камерами, он легко срабатывается с любым человеком из каста, а сцены с ним снимаются быстро и почти без проблем. И еще его руки. Мэттью на полном серьезе хочет поинтересоваться у продюсеров, не эти ли длинные гибкие пальцы подарили Шуму роль Магнуса Бейна. Потому что он творит ими. Даже когда просто ест китайскую еду из коробки или рассказывает что-то, жестикулируя. В каждом взмахе руки, в каждом жесте, выписанном прекрасными пальцами, читается искусство. Мэттью не гей, и он вообще-то в серьезных длительных отношениях, а Гарри женат, но он проблема. Он чертовски обаятельная, великолепная проблема с яркими глазами и потрясающим телом, и, возможно, Даддарио смог бы выжить и как-то справиться с этим, если бы Шум не танцевал. Но он танцует, и, Боже… Каждый раз. Он просто включает музыку и двигается под нее, просто, чтобы размяться, отвлечься, повеселиться. Он может дурачиться или показывать девчонкам крутые трюки, он может танцевать, чтобы снять стресс, расслабиться, выплеснуть энергию… Мэттью мысленно каждый раз просит его прекратить, а сам смотрит и смотрит, и у него нет сил на то, чтобы отвести взгляд. Гарри как будто превращается в облако каждый раз, когда музыка начинает играть. Неважно где: в телефоне или в колонках на другом конце съемочной площадки. Ему хватает простого бита, чтобы начать двигаться. А иногда и тишины достаточно. Каждый раз это совокупность плавных или, наоборот, резких движений, закусанных губ и длинных пальцев, сводящих с ума. Когда он выписывает что-то в воздухе своими руками или делает какое-то совершенно невозможное, красивое движение… Мэттью становится страшно за самого себя. Гарри не хрупкий, но, когда танцует, кажется тоненьким и совершенно невесомым. Отвернуться от него, попытаться не смотреть – испытание для самых сильных, и Мэтт с треском его проваливает. Однажды Гарри замечает это. * * * Они заканчивают съемки совместного момента Магнуса и Алека почти на закате, остальной каст расползается по своим кроватям, а Шум подходит к нему. Его волосы мокрые после душа, на лице уже нет и следа косметики, и Мэттью приходится отвернуться, чтобы не видеть, как вода стекает по его шее за воротник футболки. Ему бы тоже в душ. – Слушай, – говорит Гарри и как-то неловко улыбается. – Ты же знаешь, что мы начинаем снимать поцелуй в понедельник? Мэтт кивает и скрещивает руки на груди. Кажется, будто кровь приливает к лицу – ему бы выйти уже из образа. – Да. У тебя ведь нет с этим проблем? Гарри вскидывает брови: – Проблем? Нет, само собой! Я насчет тебя переживаю. – Что? Воздуха становится мало. – Мэттью, я буду прямолинеен, можно? Нельзя, думает Даддарио, но снова кивает. – Было бы круто. – В меня и прежде влюблялись парни. Я не говорю это, чтобы показать, насколько я крут, на самом деле, я никогда не понимал, что они во мне находили… Он запинается на словах, смеется и смотрит Мэттью прямо в глаза. А тот готов умереть на месте. – Гарри, все не так. – Ты так смотришь. Я не ошибаюсь, верно? А есть ли смысл врать? – Я сам не уверен. Шум осторожно трогает его за плечо. Это выглядит так, словно он хочет сбросить с него оцепенение. – Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя неловко, Мэтт. Мы ведь здесь все, как большая семья, и мы сблизились. Нам предстоит еще много работы. Я думаю, что все это… чем бы это ни было… Это можно обернуть в пользу Малека, это то, что мы делаем, правда? Заставляем людей поверить в нашу пару, в то, что их чувства настоящие, и… Да чтоб тебя, Мэттью Даддарио, думает он, и совершенно точно затыкает Шуму рот своими губами. И он такой… на вкус… и на ощупь… Он обхватывает Гарри за шею одной рукой, а вторую кладет ему на живот. Шум не шевелится, только хлопает ресницами, когда Мэттью смелеет и раскрывает его рот своим языком, целуя уже глубоко и с чувством. – Эм… ты, – пытается сказать он, но Даддарио не позволяет ему этого сделать. У него в ушах шумит, и ему нужно это, ему нестерпимо, бесстрашно, сильно, ненормально нужно, чтобы ему ответили. Гарри любит малину, чай без сахара и самодельные украшения из кожи. Мэттью думает об этом в тот момент, когда ему навстречу, наконец, толкается чужой язык. С его губ срывается стон облегчения и удовольствия, но ему совершенно не стыдно… Ему приятно и легко, это взрыв внутри черепной коробки, но ему не жаль собственных расплавленных мозгов. Он разберется с этим чуть позже. Дыхание переплетается с дыханием, когда они мягко отстраняются друг от друга. Дышать получается через раз, зато отлично выходит смотреть в глаза. У Гарри взгляд слегка шальной, а губы припухшие и красные. Это соблазнительно и потрясающе. – Что это было? – беззлобно спрашивает он. Мэттью улыбается и проводит пальцами по его шее прежде, чем отпустить. – Репетиция поцелуя.