Споешь для меня?

Еле добежав до ворот своего дома, девушка резко остановилась. Наклонившись вперед и оперевшись руками о колени, она продолжала хватать ртом воздух, нехватку которого ощущала то ли из-за бега, то ли из-за разрывающей сердце боли. По раскрасневшимся щекам все еще непроизвольно скатывались слезы, лицо горело, мысли хаотично крутились в голове, и даже ночной свежий воздух и прохладный ветер нисколько не помогали утихомирить разбушевавшиеся эмоции. Кончики пальцев будто все еще ощущали тепло чужих рук, на губах все еще оставались невидимые следы теплых прикосновений Исина, тело все еще дрожало, не поддаваясь контролю, от всех пережитых в последние минуты эмоций. Мэйлин впервые в своей жизни чувствовала что-то подобное. Впервые в жизни ее тянуло к человеку настолько сильно, что она буквально ощущала это каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой своего сердца. Она слепо, нарушая все правила, поступая вразрез с собственными жизненными убеждениями, решила довериться ему, не до конца разобравшись в своих же собственных чувствах, но в результате моментально же и поплатилась за свои необдуманные действия. «Нам обоим нужно понять, что мы ошибались», — моментально пронеслось у нее в голове. Но действительно ли это был знак того, что она совершила ошибку? Оказались ли в действительности ее эмоции к этому человеку уже непоправимой ошибкой? Она не могла знать этого наверняка, но тем не менее прекрасно понимала, что даже так, даже ошибочно, даже неправильно, она была открытой и искренней перед самой же собой в своих чувствах. И в своих слабостях. Она поняла, что эмоционально предала одного очень дорогого ей человека, и в то же время другой, как оказалось, не менее дорогой ей человек, предал ее. Но даже в таких обстоятельствах она с трудом могла назвать себя пострадавшей, и в данный момент лишь винила только себя одну в том, что пострадали любимые ею люди. Мэй не могла залезть к Исину в душу и понять, что чувствует он. Она понимала, что то, что вырвалось из его уст, было не специально и не со зла, она не могла винить его в том, что он до сих пор любит одного бесследно ушедшего из этой жизни человека, она не могла винить его и в том, что он безумно скучает по нему и хочет вновь ощутить его близость. Он всегда был искренним с Мэйлин и открыто говорил о своих эмоциях, но даже зная это, даже зная то, что он все еще видит в ней свою любовь, она наивно настроила себе много ненужных теорий, предположив, что стала для него новым дыханием. Но даже осознание всего этого нисколько не умаляло той безумной боли, которая в данный момент разрывала на кусочки ее сердце. Оставаться снаружи уже не было никаких сил, хотелось просто прийти домой и спрятаться где-нибудь, закрывшись от всего мира. Оставив все попытки вытереть бесконечно скатывающиеся по щекам слезы, девушка еще раз оглянулась по сторонам в страхе, что ее недавний собеседник может еще раз обрадовать ее своим появлением. Но все ее опасения оказались напрасными, потому что вокруг не было ни души и стояла отдававшаяся звоном в ушах тишина. Мэй дрожащими руками открыла дверь калитки и направилась в дом. Зайдя внутрь, китаянка поняла, что все вокруг оставалось в том же безмятежном состоянии, что и буквально полчаса назад. Она была бы и рада убедить себя в том, что эта безмятежность могла ее успокоить, но эффект оказался ровно противоположным, и окружавшая девушку тишина лишь давила еще большим грузом на ее и без того хрупкие плечи. Оставаться в гостиной не было ни сил, ни желания, в добавок, даже несмотря на ночное время, в любой момент мог появиться любой из членов семьи, застав девушку не в лучшем ее состоянии, а служить родителям или брату лишним поводом для беспокойства она тоже не хотела. Каким бы странным ни казалось в данный момент ее желание, но тем не менее в этих непростых для нее обстоятельствах она безумно хотела лишь увидеть старосту, просто посмотреть на его уже успевшее стать родным лицо и наивно убедить себя в том, что это был лишь плохой сон. С поникшей головой и все еще не в состоянии усмирить бесконечный поток слез, Мэй чуть ли не на ощупь направилась в сторону своей комнаты. Поднявшись на второй этаж и вплотную подойдя к двери, она аккуратно и почти бесшумно нажала на ручку, однако стоило ей сделать буквально один шаг в попытке зайти внутрь, как она внезапно наткнулась на темную фигуру, неожиданно оказавшуюся прямо перед ней. Девушка тут же вздрогнула от испуга, но не издала ни малейшего звука и лишь резко подняла опущенную до этого голову. Лицо было трудно различимо в темноте, но уже по одному силуэту Мэй поняла, что это был староста. Светильник, стоявший прямо позади него, создавал тень и не позволял девушке четко различить черты лица одноклассника, однако все тот же искусственный свет, обойдя старосту, теплой пеленой упал на лицо самой Мэй, обнажив каждую его прекрасную черту. — Йа, Мэйлин… — с нескрываемым беспокойством протянул Лухань, не сводя с нее пристального взгляда. Ее широко открытые глаза были полны слез, легким блеском отдавали и две влажные полоски на ее раскрасневшихся щеках. — Мэй… — еще раз прошептал он, окинув беглым переживающим взглядом ее взволнованное лицо. Руки будто сами потянулись к ее пылающим щекам, и не прошло и мгновения, как его теплые ладони окутали их в свои бережные объятия. Девушка стояла, не в силах двинуть ни единой частью тела, все внутри нее будто окаменело то ли от избытка переживаемых ею чувств, то ли от усталости и духовного истощения. Все еще гулом и неровными ударами отдавался в ее ушах стук сердца, тело будто сгорало в собственной виновности и лжи. Заполнившие глаза слезы затуманили весь ее взор, и Мэй невольно сомкнула веки, заставив две соленые капли вновь устремиться вниз по уже выложенной дорожке. Все еще крепко держа ее лицо в своих руках, Лухань бережно смахнул большими пальцами обеих рук упавшие слезинки. Тело девушки невольно подалось вперед, и через пару мгновений она обессиленно рухнула в крепко заковавшие ее объятия, уткнувшись носом в надежное плечо старосты. Было невыносимо стыдно показаться ему в таком уязвленном виде, было стыдно показывать ему свои слезы, но еще более стыдно было смотреть в его невинные, ничего не подозревающие глаза. Казалось, сейчас не было лучшего решения, лучшего оправдания своей ошибке, и даже подобное стыдливое прятание заставляло Мэй чувствовать еще большую вину. Слезы продолжали литься неконтролируемым потоком из глаз, однако даже в таких обстоятельствах девушка не издала ни звука, полностью оцепененная созданным ею самой давлением. Как же много вопросов хотел задать сейчас Хань, как же сильно болело его сердце от вида ее слез, как же сильно он хотел просто забрать всю ее боль себе, но вместо этого он просто стоял, будучи и сам не в силах хоть немного шелохнуться. Он старался быть как можно более осторожным, не хотел давить на девушку ненужными фразами, боялся сказать лишнее слово, которое могло поставить ее в еще более уязвленное положение. Он так сильно хотел проявить заботу по отношению к ней, хотел подарить ей хоть какое-то тепло, но оказался бессильным в своих действиях и словах и лишь крепко обнимал ее, всеми силами прижав ее дрожащее тело к себе. Казалось, они могли стоять так вечно, погрузившись каждый в свои мысли: переживать, винить себя, надумывать, представлять возможные сценарии. Могли быть близко друг к другу физически, но столь же далеко в сознании. Мэйлин понимала, что не заслуживала даже такого простого объятия после всего, что сделала, не заслуживала и малейшего намека на тепло и заботу; Лухань же в свою очередь боялся стать причиной этих слез, боялся допустить даже самого незаметного расстройства своего любимого человека, боялся потерять ее навсегда. Пытаясь ощутить физически, что она все еще здесь, рядом с ним, он немного отпрянул от нее и еще раз взглянул в ее глаза. Мэй усердно пыталась остановить свой взгляд на чем угодно, только не на старосте, однако вскоре осознала бессмысленность своих попыток и коротко взглянула на Ханя, виновато поджав губы. — Тебе лучше? — начала она уж слишком издалека в надежде хоть немного успокоиться к моменту обсуждения причины ее нынешнего состояния. План действий отсутствовал напрочь, делая еще более непредвиденным итог начинавшегося разговора. Но то, что последовало после ее слов, застало одноклассницу врасплох, оставив стоять с окаменевшим взглядом посреди комнаты. Улыбка. Всего лишь легкая улыбка. Поднявшиеся уголки губ, заблестевшие глаза, неожиданно растянувшиеся в форме полумесяца. Тепло. Казалось, будто во всем мире есть только он. Казалось, что он — и есть весь мир. Словно яркий луч света, пробившийся сквозь густую пелену затянувших все небо туч, и согревший своих теплом изнывавшее от боли сердце. Разве может быть все настолько просто? Разве может одна секунда быть настолько важной и вдохновляющей? Разве может улыбка простого человека иметь такую силу? Может, если это Лухань. Разве может заставить человека улыбнуться лишь одна невпопад сказанная фраза, перевернувшая весь внутренний мир? Может, если это Мэйлин. — Тебя серьезно в такой момент интересует мое здоровье? — почти шепотом произнёс парень, согрев девушку мягкой и заботливой улыбкой. Мэйлин была готова глупо разрыдаться в этот момент от непонятной смеси почти безмолвных теплоты, любви и заботы, которые тотчас перемешались с грустью и болью. Она еле сдержала поток накатывающих слез и, поджав губы, лишь молчаливо кивнула в ответ. — Главное, чтобы с тобой все было в порядке, — внимательный и обеспокоенный, староста боялся отвести от любимой взгляд, боялся потерять ее из поля своего зрения. Улыбка, казалось, сгладила напряжение, однако состояние девушки все равно оставляло желать лучшего. Мэйлин в очередной раз промолчала. Опустив голову и тем самым оборвав с Ханем зрительный контакт, она сделала несколько шагов вперёд и с опустошенным взглядом прошла мимо парня внутрь комнаты. Дойдя до кровати, она увидела смятое одеяло, под которым, вероятно, ещё несколько минут назад лежал сам староста. Казалось, запусти руку под него, и она все ещё могла бы почувствовать тепло его тела. — Лухань… — еле слышно произнесла девушка, не в силах даже повернуться и посмотреть однокласснику в глаза. — Я думаю, нам будет лучше расстаться. Было невероятно трудно произнести эту, с первого взгляда, простую фразу, безумно не хотелось делать ему больно, продолжая и дальше обманывать свои и его чувства, но сделанного было уже не отменить. Она не жалела о том, что произошло, потому что всегда доверяла собственным чувствам, и наверняка в подобной ситуации поступила бы так же, однако она не могла не признаться самой себе в том, что вышла за грань. Она чувствовала, что сейчас ей нужно было время, чтобы разобраться в самой себе, не ставя одновременно с этим под удар дорогого ей человека. Лухань не спрашивал, что произошло, не пытался узнать причину почти непрекращающегося потока слез Мэй, не пытался давить на нее. Казалось, что он таким образом дает ей свободу и время, позволяет ей самой решить, когда она будет готова открыться, однако что-то в этом молчании не давало девушке покоя. Казалось, что именно это молчание и безучастие и мешало ей быть с ним полностью открытой, она словно снова окунулась в тот день, когда они вдвоем разговаривали в классе о прошлом старосты, когда она пыталась лучше узнать его, желая помочь, но лишь натолкнулась на глухую стену отчуждения. Хотелось, чтобы он был эмоциональным, чтобы открыто и просто выражал беспокойство, сопереживание, злость, обиду. Хоть что-то, а не пытался заглушить все эти проявления чувств, пряча их в потаенные уголки своего сердца и надевая на лицо маску отрицания и безучастности. — Мэй, все нормально, — лишь отрезал он. Его голос совсем не был обеспокоенным и напряженным, наоборот, в нем присутствовала какая-то особая на данный момент мягкость и даже безмятежность. Староста стоял, повернувшись вполоборота к однокласснице, однако та все еще была не в силах показать ему свое лицо. — Я правда очень люблю тебя, — будто не услышав его фразы продолжила она, — и ты мне стал очень дорог за такое короткое время, но… Есть еще один человек, за которого переживает мое сердце. И это же сердце, кажется, за секунду забилось быстрее чуть ли не в три раза, то ли от того, что она снова вспомнила Исина, то ли от того, что приоткрыла завесу своей души. — Все нормально, — чуть более убеждающим тоном, но все так же коротко протянул Хань. — Лухань, я говорю, что есть еще один человек… — Мэй казалось, что одноклассник совсем не слышал ее слов. Она еще раз повторила свою фразу чуть более напряженным, чем обычно, голосом, но так и не смогла закончить ее. В попытке найти источник недопонимания, она резко повернулась к нему и, лишь взглянув в его глаза, увидела все, что он хотел сказать. Увидела, что он понимает абсолютно все, что она пытается ему донести, и, кажется, понял все, что произошло до этого разговора и стало его причиной. — Я знаю, — серьезным тоном произнес Лухань, не сводя с Мэй глаз. В его взгляде не было ни толики осуждения или злости, обиды или ревности, его взгляд был полон, казалось, еще большей заботы и теплоты, что абсолютно сбивало девушку с толку. — Сложно этого не почувствовать. Мэйлин стало настолько неудобно, что она тут же отвела от старосты взгляд и уставилась в окно, однако не нашла там ничего помимо кромешной темноты и собственного отражения за туманной пеленой рассеянного света полуночного светильника. Наблюдать собственный силуэт было еще более омерзительно, поэтому девушка снова украдкой посмотрела на парня. — Мэй… — почти шепотом протянул он. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой, потому что это заставляет чувствовать себя виноватым и меня. — Но ты при этом ни в чем не виноват, — девушке было крайне сложно поддерживать разговор и сдерживать эмоции, поэтому она снова отвернулась от Ханя и чуть отошла в сторону, сделав полшага по направлению к столу и положив для опоры ладошки на спинку стула. — Если бы это было так, мы бы с тобой не довели дело до этого разговора, — одноклассник на несколько секунд замолчал, лишь внимательно осматривая хрупкий силуэт девушки, стоявшей буквально в метре от него. Каждый из них понимал, что ситуация стала слишком сложной и неоднозначной, у каждого были свои причины чувствовать вину за случившееся, но тем не менее оба не хотели отпускать друг друга от себя, тогда как судьба советовала сделать обратное. — Мэй, я правда не хочу оставлять тебя в таком состоянии. Если тебе нужно время для того, чтобы разобраться в своих чувствах, ты имеешь на него полное право, но я бы не хотел, чтобы ты оставалась одна. Мэйлин что есть сил сдерживала комок слез, незаметно подобравшийся к горлу. Тонкие пальцы рук нервно искривились и крепко вжались в спинку стула, служившего на данный момент единственной опорой для девушки. Она ожидала от этого человека чего угодно, только не этого, но странным образом подобные действия как нельзя точно сливались с его образом и были такими привычными. Своими словами он заставлял ее чувствовать еще большую горечь от осознания того, какой жалкой она выглядела перед собой и перед ним. Но эту жалость и ненависть в себе внезапно окутала непонятного сорта теплота, неподходящая, несуразная, в какой-то степени абсурдная, но при этом согревающая и окутывающая заботой. — Я не хочу, чтобы наши отношения закончились таким образом, — Мэй услышала легкое шуршание шагов неподалеку от себя и спустя мгновение боковым зрением заметила вставший рядом силуэт. — Давай оставим все, как есть, чтобы ты чувствовала себя в безопасности? Безопасность… Могла ли она быть ей гарантирована таким образом? Разве их отношения были безусловным гарантом спокойствия и надежности? С первого взгляда Мэй казалось, что их близость друг к другу действительно служила ей опорой, но поможет ли она избежать ей боли и дальше, если не помогла избежать ее сейчас? Сердце девушки разрывалось от сомнений и чувствовало какой-то непонятный ей самой самообман, но в то же время она была благодарна старосте за эти слова. Может быть, он был отчасти прав? Возможно, с ним действительно будет спокойнее и надежнее? Ведь одиночество для нее может быть еще губительнее. — Я не буду требовать от тебя взаимности, — его голос мягкой пеленой пронесся мимо ее ушей. — Просто давай так же будем рядом? Он не мог так просто отпустить ее, он не хотел так легко ее потерять, поэтому был вынужден переступить через собственную гордость, чтобы оставить ее рядом, пусть и ненадолго. Он не мог позволить, чтобы она чувствовала себя не в безопасности, поэтому, желая дать ей хоть какое-то ощущение комфорта, решил заглушить свою ревность и обиду, оставив все это томиться глубоко внутри. Зародив тем самым зерно обмана и непонимания, которое безвозвратно приведет к еще большей боли. Он искренне думал, что делает благо своими действиями и самопожертвованием, но в действительности лишь искусственно создавал иллюзию спокойствия и безопасности, в действительности лишь усугублял их отношения, не давая Мэй свободы. Не давая ей дышать. Именно этот самообман, как девушка поймет лишь позднее, и вызывал в ней это непонятное чувство напряжения и дискомфорта. Он пытался самоотверженно подарить ей тепло и надежность, но за этим совсем забывал о том, что стало причиной их потери. Он будто пытался намеренно перекрыть ее боль своей заботой, обделяя вниманием то, что было важно для нее, не обращая внимания на ее чувства. А ведь ей буквально хотелось кричать от переполняющей сердце боли, злости и обиды. Несколько минут назад ее гордость сравняли с землей, ее обидели и оскорбили в тот момент, когда она была открыта всей своей душой, с ее чувствами будто поиграли пару минут и выбросили на помойку от их бесполезности. Вот что разрывало в данный момент ее сердце, вот что мешало ей радоваться проявленной им заботе. Лухань все это время не сводил с девушки своего внимательного взгляда. Он ничего не ожидал получить в ответ, так как прекрасно знал, что в таких ситуациях из нее было не вытянуть ни слова, поэтому спустя пару секунд лишь коротко накрыл своей ладошкой ее все еще сжимающую спинку стула руку, слегка сжав пальцы. — До завтра. Староста так же быстро убрал свою руку назад и почти бесшумно направился к двери. — И тебе даже не интересно, что вызвало мои слезы? — резко вырвалось с другого конца комнаты. Однако повернув голову, Мэй лишь увидела резко захлопнувшуюся дверь. Только она осталась одна, как тело моментально обволокла всепоглощающая усталость. События, произошедшие всего лишь за один день, можно было растянуть на неделю, и у Мэй уже не осталось никакой эмоциональной готовности анализировать все, что ей пришлось пережить за сегодня, поэтому она без каких-либо мыслей сделала пару шагов и, все еще заплаканная, рухнула в кровать, уткнувшись лицом в подушку и с головой накрывшись одеялом. Кажется, еще никогда за всю свою жизнь Мэйлин не спала настолько крепко и глубоко, как сегодня, и даже прозвеневший резко под ухом будильник, самоотверженно приглашающийся ее проснуться к школе, не смог испортить удовольствие от не прерываемого никакими сновидениями крепкого сна. Случившееся за вчерашний день казалось каким-то далеким и нереальным, и на секунду девушке показалось, что именно это и было ее сегодняшним сном, однако, постепенно пробуждаясь и приходя в себя, она не без сожаления осознала, что все это оказалось более реальным, чем он только могла подумать. Не прошло и минуты, как дверь разразилась ярким и уверенным троекратным стуком, и через мгновение в комнату заглянула растрепанная моська брата. — А, одна… — разочарованно протянул Янлин, вероятно, надеясь увидеть картину поинтереснее заявленной. Мэй, конечно, прекрасно помнила, чем завершился вчерашний день, однако для собственного успокоения зачем-то сама оглянула кровать, удостоверившись в том, что была в ней одна. Осознав, что в данный момент сделала еще что-то более провокационное, она тут же осеклась и многозначительно закатила глаза, увидев распирающее от довольной улыбки и проделанной шалости лицо Яна. Между ними так и не состоялось никакого разговора, и все реакции брала оставались лишь на уровне догадок Мэйлин, однако что-то подсказывало ей, что каким-то образом он все-таки прознал о том, что в их доме был незваный полуночный гость. Брат тут же, сложив губы трубочкой и приложив к ним указательный палец, заверил жестом, что Мэй может не волноваться и что этот секрет останется только между ними двоими. Коротко зевнув, он так же неожиданно скрылся из виду. Мэйлин усиленно заставляла себя не думать обо всем, что вчера произошло, и искренне решила начать новый день с чистого листа. Совсем освободить память от ненужных мыслей не получалось, поэтому она решила заглушить этот поток повседневными утренними делами. Присутствие Янлина дома и их совместный с родителями завтрак помогли девушке зарядиться позитивной энергией. Закончив с последними приготовлениями, она решительно водрузила школьный рюкзак на плечо и, взяв в другую руку кейс со скрипкой, уже приготовилась было выйти из дома, как в прихожую резко залетел брат, чуть не сбив Мэй с ног. — Подожди меня, — впопыхах протараторил он, истерично завязывая шнурки белоснежных кед. — Зачем? Нам все равно в разные стороны, — нервно буркнула Мэй и в спешке вышла из дома, не обратив на Яна должного внимания. Продолжая что-то бурчать себе под нос, она подошла к калитке и, открыв ее, сразу наткнулась на стоявшего в полуметре от нее старосту. Мэй снова замерла на месте не в силах хоть сколько-нибудь адекватно среагировать на неожиданную встречу. Она прекрасно помнила их вчерашний разговор, но совсем не ожидала, что их повседневная жизнь настолько же быстро вольется в прежнее русло после всех заявлений. Это было странно, настолько странно, что события вчерашнего дня и правда стали казаться сном. Увидев замешкавшуюся одноклассницу, парень, испытывавший внутри не менее смущенные и неудобные чувства, одарил ее привычной солнечной улыбкой. Будто подобрав нужный момент, лучи утреннего солнца мягким теплом упали на его лицо и озарили и без того яркую улыбку еще более мерцающим светом. Это было странно и неправильно, но Мэй снова почувствовала внутри ее целительное тепло. Лухань протянул вперед свою открытую ладонь, намереваясь помочь девушке со скрипкой, однако, не успели оба из них понять, что произошло, как рука Мэй сама по привычке юркнула в успевшие стать родными пальцы. Девушка моментально залилась краской, осознав, что неправильно восприняла жест одноклассника, и уже было хотела вернуть свою руку назад, но почувствовала одобрительное ответное сжатие с другого конца и лишь потупила взгляд. Староста вслух усмехнулся и легонько потрепал челку Мэй. Однако внезапно, в самый неподходящий для этого момент, каждый из школьников почувствовал прикосновение к их пальцам новой, чужой и холодной руки, и одновременно повернув голову на источник непонятных ощущений, они увидели Яна, романтично и глубокомысленно смотрящего на голубое небо. Оба моментально одернули руки, убрав их в карманы школьной формы. Лухань неловко поклонился, приветствуя брата Мэй. — Эх, ночь расставания так томительна… — пролепетал Ян себе под нос, тут же опустив игривый взгляд на сестру. Однако та отказывалась идти на его уловки и лишь неодобрительно толкнула его в плечо. — Пойдем, — коротко обратилась она к Ханю и, развернувшись к брату спиной, принялась спускаться по дороге вниз. Староста еще раз неловко поклонился Яну, теперь уже в знак прощания, и за пару быстрых шагов нагнал одноклассницу, ловко вырвав кейс со скрипкой из ее рук. Янлин еще несколько секунд стоял у калитки, задумчиво провожая все удалявшуюся дальше от него вдаль пару. Его глаза моментально потеряли игривый блеск, а сердце продолжало без видимой причины переживать за родную сестру, ведь никто так отчетливо и чутко не чувствовал перемены в ней, какими видел их он. Неловкости и смущения в разговоре было не избежать, однако в целом их беседа по дороге в школу шла на удивление лучше, чем Мэй только могла себе представить. Они оба решили избавить друг друга от неловких разговоров о настоящем, поэтому большую часть дороги предавались воспоминаниям об их детстве, проведенном в Китае. Как оказалось, даже там их связывало много общего, и каждый знал и отлично помнил место, о котором рассказывал другой. Те же секции и кружки, те же игры во дворе, те же парки и площадки, куда они ходили играть с родителями. Судьба удивительным образом могла их легко свести вместе в любой из этих радостных детских дней, однако почему-то не сделала этого и познакомила вместо этого лишь месяц назад. Но даже так обоим было невероятно приятно осознать, что они буквально росли рядом друг с другом, хоть и не зная друг о друге. Потеряв счет времени, они, казалось, могли бесконечно разговаривать о прошлом, однако за углом внезапно показалась школа, заставив их снова погрузиться в настоящее. Вокруг стояла привычная суета и смесь из гула звонких, смеющихся и что-то активно обсуждающих голосов. Энергичный настрой Мэй резко пошел на спад, стоило ей вновь оказаться окруженной обществом малознакомых людей. Стало слишком громко и некомфортно, снова захотелось взять старосту за руку, ощутив хоть какую-то опору под ногами, но сделать это во второй раз она уже позволить себе не могла, вспомнив, как ошиблась в первый. Девушка с неприятной горечью осознала, что Лухань в очередной раз оказался прав насчет нее, ведь находись она сейчас одна, голову бы безрассудно наполняли ненужные мысли, относя ее все глубже и глубже во мрак самокопания и отрешенности. А так его присутствие рядом позволяло ей оставаться в настоящем, не предаваясь ненужным размышлениям. Лишь один человек мог снова затянуть ее в эту бездну, и именно этого человека она боялась сейчас увидеть сильнее всего. Мэй заставляла себя все это время не думать о нем, но в голове навязчивым шумным фоном лезли мысли о нем: где он был ночью после всего, что произошло, не сотворил ли он чего плохого, пришел ли он сегодня в школу. Она не слышала о нем ничего с того момента, и в сердце все еще таилась отдающая болью сильная обида на него, но вместе с этим она почему-то продолжала переживать за него и буквально каждую минуту спрашивала себя, все ли с ним в порядке. Потому что она помнила тот взгляд. Отчетливо помнила его глаза в тот момент, когда он понял, что принял Мэй за другую. Когда понял, что безвозвратно оскорбил ее всего лишь одним, сказанным неосознанно и необдуманно, словом. Всего лишь одним, все еще не забытым, именем. Она знала, что он пожалел об этом в тот же самый момент, но ком все еще подходил к горлу каждый раз, когда в голове слышались эти два слога, произнесенных его полным нежности голосом. Мэй снова на несколько секунд забылась и пришла в себя, когда они уже оказались на своем этаже. Проходя по коридору мимо каждой аудитории, девушка зачем-то украдкой осматривала чужие классы. Оказавшись перед предпоследней по коридору двери, она уже без всякой надежды рефлективно заглянула внутрь, и ее взгляд сразу упал на до боли знакомый силуэт — на одиноко сидящего в ряду у окна Исина. Стоило их взглядам пересечься лишь на долю секунды, как сердца обоих за мгновение предательски ускорили свой ритм в несколько десятков, а то и сотен раз, намереваясь буквально выскочить из груди. Тело Мэй тяжело задрожало, ноги подкосились от внезапной слабости. Они со старостой уже дошли до своего класса и зашли внутрь, девушка на автомате дошла до своего ряда и села за парту, но ее сознание все еще находилось там, в том волнительном моменте, когда она поймала на себе взгляд Сина. Казалось, что за такое время нельзя было ничего понять и прочувствовать, но даже такая короткая связь подарила им приятное успокоение от осознания того, что с каждым из них все было в относительном, лишь кажущемся порядке. Время тянулось невыносимо долго, и с чувством, будто прошла целая неделя, наконец-то прозвенел звонок с последнего перед обеденным перерывом урока. Мэй повернулась и украдкой взглянула на сидящего позади нее старосту, однако тот даже не заметил внимания с ее стороны, будучи полностью погруженным в телефон. Его лицо выглядело напряженным и озадаченным, он так же сосредоточенно написал что-то в ответ и, погасив экран, поднял голову, встретившись взглядом со внимательно наблюдающей за ним одноклассницы. Он заметно смутился, но на его лице все же появилась привычная теплая улыбка. — Хочешь кушать? — заботливо спросил Лухань. Мэй отрицательно помотала головой, поджав губы и слегка опустив взгляд. — Все-таки нужно будет что-нибудь поесть, — заверил он, резко поднявшись из-за парты. — Я на пять минут отойду и вернусь, сходим что-нибудь перекусить. Спонтанное и беспокойное поведение парня застало Мэй врасплох, поскольку плохо сочеталось с его привычным образом, однако она лишь одобрительно кивнула головой в ответ. Староста поспешно вышел из класса, и только спустя пару секунд девушка заметила оставленный им на парте телефон. Она не знала, нужен ли он был ему в этот момент, но решила попробовать окликнуть его и, схватив трубку, так же резко выбежала из аудитории. Мэй все-таки успела застать взглядом его стремительно удаляющийся по коридору силуэт. Было достаточно бессмысленно пытаться догнать его, однако любопытство, вызванное его непривычным поведением, взяло верх, и не прошло и секунды, как девушка молниеносно промчалась за ним по коридору. В последнюю секунду цепляясь за его постоянно исчезающей из вида фигурой, она миновала один лестничный пролет за другим, и вот наконец, уже потеряв его из виду, уставшая и запыхавшаяся, добралась до последнего этажа. Она была в этой части здания впервые, и сквозь достаточно широкую щель от открытой двери видела, что та ведет на крышу здания. Медленно поднявшись ступенька за ступенькой по последнему пролету, она попыталась успокоиться и привести дыхание в порядок. Мэйлин заинтересованно, но со страхом в глазах подошла к приоткрытой двери и, осторожно спрятавшись за ней, увидела в просвете два до боли знакомых мужских силуэта. «Что они тут делают…», — прошептала она себе под нос одними губами, завороженно впившись взглядом в одну из фигур. Это был второй раз, когда она видела Исина и Ханя вместе, но теперь, зная о том, что они братья, эта застывшая картина в ее глазах казалась еще более прекрасной. Она все еще не могла поверить в это, но теперь чувствовала к каждому из них еще более трепетное отношение. Они были такими разными и непохожими друг на друга, но такими прекрасными, и даже несмотря на всю пережитую боль она хранила в сердце особое место для каждого из них. Она понимала, что их отношения были слишком запутанными и сложными, и она не имела права вмешиваться в них, но искренне, всем своим сердцем, не взирая на свое отношение, желала избавить их от боли, сковывающей их связь и разъединившей их судьбу. Но, к сожалению, на тот момент она еще не могла знать о том, что по злому року судьбы станет финальной причиной, которая разломает последнее связывающее их друг с другом звено братской цепи. — Что? — осторожно спросил Лухань, сощурив глаза от слепящего обеденного солнца. Исин, облокотившись локтями об ограждение, безэмоционально смотрел в даль и молчал. Иной раз пересекаться и общаться с братом не было никакого желания, но собственная безрассудность довела его до того, что он должен был перед ним извиниться. — Син, зачем ты меня позвал? — в голосе старосты слышались нотки напряжения, однако по внешнему виду ничего не говорило о том, насколько некомфортно ему было находиться в данный момент в этом месте. У него никогда не было ненависти к старшему брату, но, каждый раз находясь рядом с ним, он задыхался от чувства вины. Исин наконец собрался с мыслями и, все еще опираясь на ограждение, как на спасательный круг, повернул голову к брату, окинув взглядом эмоции на его лице. — Я вчера был вместе с Мэй, — коротко произнес он, снова отвернув голову и устремив взгляд вдаль. — И посмел поцеловать ее сам, зная, что вы находитесь в отношениях. — И зачем ты мне это говоришь? — эмоции на лице Лухана оставались неизменными, и даже после такой фразы не содрогнулась ни одна черточка на его лице. Исин вновь посмотрел внимательным взглядом на стоявшего в полуметре от него парня. Отсутствие каких-либо эмоций нисколько не пугало его, потому что именно таким он всегда и знал своего брата. — Лухань, — коротко обратился он к нему. — Я сказал, что поцеловал твою девушку. На лице пианиста появилась насмешливая и будто отрицающая реальность улыбка, после которой последовал отчаявшийся снисходительный смех. Исин смотрел на брата и открыто смеялся ему в лицо, однако в следующую секунду от улыбки не осталось и следа, а во взгляде появилась недоверчивая искра осуждения. — Я очень сильно оскорбил ее, — серьезно произнес он, не сводя со старосты пристального взгляда. — Ты не заметил этого? Лухань тут же вспомнил освещенное светом ночной лампы заплаканное лицо Мэйлин, вспомнил, как она обессиленно уткнулась ему в плечо в попытке найти опору, а потом еле сдерживала слезы после сказанной им фразы. — Ты не заметил, как ей было плохо? — еще раз напряженным голосом повторил свой вопрос Син. Мэйлин смотрела на него окаменевшим взглядом, полным слез. Каждая его фраза гулким ударом отдавалась внутри, она без слов понимала все, что он хотел сказать, все, что он хотел донести до своего брата. Даже несмотря на то, что именно он был причиной ее слез, даже несмотря на то, что именно он оскорбил и унизил ее, она чувствовала, что он лучше, чем кто-либо другой понимал, что происходит у нее сейчас на сердце. Понимал, сколько еще большей боли доставляли ей холодность и кажущееся безразличие старосты к ее истинным переживаниям. — Я не хочу лезть в ее душу, — напряженно произнес Лухань. — Я просто буду рядом, пока она не разберется в своих чувствах. «Я не хочу лезть в ее душу», — эхом отдалось у Мэй в ушах. Невыносимо тяжелый, свинцовый ком опустился на самое дно ее души, наметив начало новой, глубокой, незаживающей с годами раны. Не в силах больше оставаться на месте, девушка в слезах пустилась по лестнице прочь. — Пожалуйста, будь рядом, только рядом по-настоящему, — отрешенным голосом произнес пианист. — Не повтори историю, вызванную твоим эмоциональным безразличием, дважды. Исин наконец отстранился от ограждения и повернулся к брату всем телом. — Я совершил большую ошибку, как перед ней, так и перед тобой, — более мягким тоном произнес он. — Мне очень жаль. Но эта ошибка поправима, а будет ли поправима твоя — еще вопрос. Отвернувшись, Исин молча прошел мимо брата, небрежно задев его плечом. Было невыносимо больно видеть его пустой взгляд, еще больнее было подобным грубым образом доносить до него правду, указывая на ошибки прошлого. Но Син просто не мог допустить повторения уже пройденной истории.