Do what thou wilt

Мирон сидел передо мной на высоком барном стуле и старался не шевелиться. Я держала в руках ватный тампон, смоченный в перекиси водорода, и обрабатывала ссадины на виске мужчины. - Ты понимаешь, что попади он на пару сантиметров ниже, и ты остался бы без глаза? – Я говорила медленно, увлеченная своим занятием. - Я был бы бравым пиратом! Ходил бы с бутылкой рома, повязкой на глазу… ах, да, придется купить еще и попугая. – Он широко улыбнулся, но его лицо тут же перекосила гримаса боли. –Ай, жжется! Я сразу же убрала тампон и подула на рану. - Говорю же, не дергайся! – Мирон смиренно потупился на мой сердитый взгляд. – И как тебя угораздило? Это просто какой-то пьяный сумасшедший. Ты очень сильно рисковал. Я испугалась. Ты был таким злым, я впервые видела тебя таким! Глаза горят, голос срывается. Было так страшно! – Слова лились из меня нескончаемым потоком, через них я пыталась выплеснуть весь свой ужас, всю свою боль. Я испугалась за Мирона всерьез. Было немного необычно это осознавать, но я привыкла мириться со своими чувствами, а не рассуждать о них. - Прости меня, Канарейка. – Он опустил голову и нахмурил брови. – Я извиняюсь за то, что тебе пришлось это увидеть, а не за свои действия. Если бы представилась возможность, я бы без сожаления сделал это еще раз. А потом еще. И до тех пор, пока этот ублюдок не забудет, как дышать. – Ладони мужчины сжались в кулаки и он посмотрел на них, будто в первый раз. Я подняла руку и погладила его по щеке. Легкое, почти невесомое прикосновение, чтобы не причинить лишней боли истерзанному лицу. Он поднял взгляд и устало улыбнулся. Прислонил свою ладонь к моей, передвинул наши руки к своим губам и нежно поцеловал мои пальцы. Меня бросило в жар, и я аккуратно освободила свою руку. Я обработала бровь и наклеила бежевый пластырь на место раны. - Займемся теперь руками, ладно? – Я взяла его большую ладонь и положила к себе на колено. Мужчина улыбнулся уголком губ двусмысленности этого жеста. Левый край нижней губы был разбит, что ограничивало возможности его мимики. Да пусть думает, что хочет. Мне так удобнее. - Да, конечно, как угодно. – Его ладонь была очень горячей, я даже сквозь джинсы чувствовала его жар. Стараясь выглядеть непринужденной, я смочила новый тампон и начала обрабатывать пальцы по одному. Костяшки были сильно сбиты, но вытатуированные буквы не пострадали. - Ведь у каждой из них своя история. – Прошептала я, ни к кому не обращаясь. - Когда-нибудь, ты будешь знать их все, и тебе станет со мной не интересно. – Грустно подытожил Мирон. - Ох, Мир, брось. Ты – Кубик Рубика с сотней граней и всей цветовой палитрой в арсенале. Мне и десяти жизней не хватит, чтобы даже приблизиться к разгадке. – Я отпустила его ладонь, активно жестикулируя руками. - Хотел бы я быть тем, кем ты видишь меня, Канарейка. – Он снова опустил голову. Я почувствовала себя виноватой из-за того, что заставила его грустить. - Ты лучше, чем ты думаешь. Правда. – Я тоже спрятала взгляд и продолжила забинтовывать его пальцы. Мирон осторожно поднял кончиками пальцев мой подбородок и приблизился к моему лицу. Мое дыхание мигом сбилось, а сердце начало выплясывать сумасшедшую польку. Я слышала легкий запах его дыхания, сигареты, виски и сладкая мятная жвачка. Он был так близко, что голова начинала кружиться. Прикосновение его губ было нежным и осторожным. Он словно прислушивался к своим ощущениям, выверяя каждый жест до миллиметра и не позволяя себе ни одного лишнего движения. Мы оба нервничали, накладывалось волнение от факта первого поцелуя, пережитый стресс, наша неожиданная близость. Моим дальнейшим действиям не было оправданий, наверное, я просто потеряла голову. Я соскочила со стула и притянула его голову еще ближе к себе, углубляя поцелуй. Мой язык скользил по ранке на его губе, во рту чувствовался металлический привкус крови и нашего общего желания. Приглушенные стоны (Мои? Его?) заполнили гостиную. Мирон осмелел, его руки обвили мою талию, забираясь под тонкую майку. Пальцы начали играть с бретелькой лифчика. Поцелуй становился все более страстным, агрессивным. Все же мы выбрали отличный способ снять стресс. Когда наш поцелуй стал перемежаться с укусами, Мирон волевым решением отстранился и мы уставились друг на друга тяжело дыша и приходя в себя. - Ты… просто… чертовка… - Еле проговорил Мирон, изо всех сил стараясь взять себя в руки. - У меня был хороший учитель. – Я улыбнулась и провела рукой по волосам, стараясь их пригладить. В комнате было очень жарко, несмотря на то, что я сняла свитер. - Предупреждай в следующий раз о таких маневрах, пожалуйста. – Уже гораздо более спокойным голосом сказал Мирон. – А то так сладко стонать ты будешь уже в постели. Уверен, пока ты этого не хочешь. Так что прекрати меня провоцировать. Я подошла к нему и провела пальцами по ранке на губе, вытирая выступившую кровь. - Ты простишь меня, если я пообещаю так больше не делать? – Я лукаво сощурила глаза и прильнула к нему. - О, нет, я хочу, чтобы ты так делала! Чтобы ты делала так каждый день, много-много раз. – Он приобнял меня и посадил к себе на колени. – Я рада была видеть, как морщины на его лице разглаживаются, а настроение идет в гору. - Хочешь кушать? – Я вспомнила, что мы так ничего и не поели, а алкоголь – плохая замена еде. - У меня в холодильнике мышь повесилась. - Значит, будет жаркое из мышки! Ты же мужчина, ты должен любить мясо! – Я спрыгнула с его коленей и подбежала к холодильнику, открыла его и начала изучать содержимое. - Что за рисунок ты нарисовала в «1703»? – Его вопрос стал для меня неожиданностью. - Ресторатор и участники баттла, ты же видел. – Я задумчиво повертела в руках пакет молока, тайком принюхиваясь к нему, не испортилось ли. - Не тот, а второй, который ты спрятала. – Я все же отставила молоко в сторону, на выброс. - Ах, это. – Я спрятала улыбку, опуская голову. – Открой мой рюкзак и достань конверт, он лежит сверху. Удивленный Мирон выполнил мои указания и, достав конверт, оторвал край. - Нет, ну вот как ты могла это знать? – Его лицо выражало целую гамму эмоций и я не могла понять, как он отреагировал на рисунок. Удивление. Интерес. Радость. Нежность? Я обошла стойку и подошла к Мирону сзади. На рисунке была изображена его гостиная и два человека, сидящие на высоких барных стульях. Парень, в котором безошибочно угадывались черты Мирона привлекал лицо девушки с темными кудрями к себе. Был запечатлен самый сладкий момент – предвкушение поцелуя. Мягкий свет нежно обтекал фигуры персонажей, атмосфера уюта и любви просто сочилась из этого наброска. - Разумеется, есть некоторые отличия. Ты внес свои коррективы, понимаешь ли… - Я поправила отклеивающийся на брови пластырь. - Подаришь? – Хрипло, прочищая голос, спросил Мирон. - Он твой. – Я потрепала его по голове и отошла к барной стойке. – Закажем еду на дом? У тебя и правда ничего нет. - У меня есть ты. Большего мне не нужно.

***

Лана давно уже спала, занимая большую часть моей кровати. Я сидел на кухне, чтобы не мешать ей включенным светом и курил. Зажженная сигарета была уже третьей по счету, но организм отчаянно требовал никотина. Я смотрел на рисунок, лежащий на столе, и не мог отвести от него глаз. Столько нежности и любви было вложено в этот листок, что он казался мне живым. Я не знаю, в брод или на дно эта дорожка. Глупое подсознание подвернуло из памяти именно эти слова. Почему-то осознание того, что эта живая и теплая девушка, пускающая слюни на мою подушку, спит в моей спальне, завернув мокрое после душа тело в мою мятую футболку, делало меня необычайно счастливым. Артистам не впервой врать. Для сохранения неприкосновенности частной жизни привыкаешь делать это постоянно, но вместе с этим появляется табу. Нельзя врать себе. Я люблю ее. Каждое слово набатом звучит в ушах. Всего несколько дней, пара объятий, один чертов поцелуй и я готов. Я не мог объяснить свои чувства с рациональной точки зрения, хотя считал себя логиком до мозга костей. Мирон Федоров всегда сначала думает, а потом делает. Почему же сейчас все перевернулось с ног на голову? Так, как было у нас, бывало только в сказках. Но какое «долго и счастливо» возможно в сером промозглом Питере? Лана должна учиться, а не ездить по гастролям вслед за сумасшедшим рэпером. Разница в возрасте впервые стала для меня значимой. Меня отвлек тихий щелчок пришедшей смс. Это был телефон Канарейки. Любопытство сгубило немало кошек, но это меня не остановило. No Name: Все еще шляешься со своим недорэпером, шлюха? Сказать, что я опешил – ничего не сказать. Я знал, что у Ланы не было молодого человека, ее квартира – типичное пристанище одинокой молодой девушки. Спрашивать напрямую мне было неловко, поэтому я тщательно изучил ванную комнату и кухню, сомнений не было, Лана жила одна. Я пролистал список диалогов, ища необходимое. Меня заинтересовала переписка, датированная вчерашним утром. С каждым новым сообщением сдерживать гнев было все труднее. Михаил Долгов: Я видел тебя сегодня с другим! Как ты посмела, тварь? После всего, что между нами было? Лана Славская: Миш, мы не вместе уже два месяца! Прекрати преследовать меня! Все кончено, когда ты это поймешь? Я достал еще одну сигарету из пачки и нервно затянулся. Дым тонкой струйкой поднимался вверх, в комнате становилось трудно дышать, но я этого не замечал. Михаил Долгов: Нет, мразь, еще не все кончено! Я сказал, что верну тебя любой ценой. Ты ведь излечилась от своих псевдофобий? Знаешь, что это значит? Welcome home! Лана Славская: Я никогда не вернусь и мы оба это знаем. Оставь меня в покое, пожалуйста. Михаил Долгов: Ты моя жизнь, Лана. И я тебя не отпущу, чего бы ты там себе не напридумывала. Лана Славская: Добавила пользователя Михаил Долгов в Черный список. Дальше тянулась череда переписок в подобном ключе. Сигарета дотлела, оголив фильтр. Мелодичный сигнал оповестил меня о приходе нового сообщения. No Name: Я знаю о тебе все, конфетка. В какую бакалею ты ходишь по утрам за хлебом, на каком автобусе ездишь на работу, какой чай пьешь за завтраком, даже марку твоей зубной пасты. И я знаю, где и с кем ты сейчас. Ты сделала свой выбор. Жаль, что из-за твоих ошибок пострадает невинный мальчишка. Жди гостей. Я метнул взгляд на бейсбольную биту, стоящую в прихожей. Как жаль, а мячика-то у меня и нет. Придется играть в одиночную игру. Я набрал в ответ лишь одно слово. Лана Славская: Приходи.