Северное Сияние

      Железная дверь позволила мне спрятаться от странного талморца и от порывов ветра. Да, он был и правда чудовищный. И я не столько о ветре. Юстициар, значит. Ещё и в нордском городе, при Братьях Бури, в Коллегии Магов — и плевать я хотела на слухи о ее аполитичности. Обстоятельства ещё подозрительнее, чем в Маркарте. Как его сюда впустили? В отличие от своих коллег этот индивид оказался весьма алогичен и чересчур мутен. Таких странных я, пожалуй, ещё не встречала.       Наощупь спускаясь по тёмной лестнице, я размышляла, каким всё-таки он тут боком. Ведь если ничего не срастется с профессорами, на что я крайне не надеюсь, этот тип будет первым, кому я наконец явлю свою темную сущность. Ибо сил терпеть всё это уже не осталось. Ведь каков абсурд — я уже преспокойно рассуждаю о политике страны, которой вообще не должно существовать! А меня в ней — и подавно.       Хотя, может сейчас, на третей неделе, уже пора поверить в происходящее и принять его?       Спрыгнув с последней ступени, я свернула в чуть более освещенный коридор и остановилась. Взгляд привлек источник желтоватого точечного свечения у прилегающей стены — механическая модель Солнечной системы, а в стене над ней — огромное витражное окно. А мне-то казалось, что местные воспринимают вращение планет, как личное оскорбление, если вообще конечно воспринимают. Я подошла, чтобы разглядеть получше вращающуюся конструкцию почти с меня ростом и ужаснулась, убедившись в своих страшных догадках. Система оказалась не Солнечной.       — Только ничего не трогай! — разрезал тишину голос из недр этажа, угрозой отразившись от высоких потолков.       Я развернулась, не переставая диковато озираться по сторонам, без конца натыкаясь взглядом на тумбы, книжные полки и стеллажи, вместо источника голоса. Слишком тихо. Кругом множество книжных шкафов и стендов, до потолка забивающих круглое помещение по периметру. Откуда голос? Никого нет. Сколько можно играть в прятки? Наконец я полностью развернулась на сто восемьдесят градусов, и моему взору представилась огромнейшая двухэтажная библиотека в форме круглого бастиона, располагающаяся за каменной аркой в десятке метров от меня. А посередине самой дальней стрельчатой арки — деревянная стойка, а за ней… орк. Старый орк в библиотеке.       — Здрасьте… — шепотом сказала я, но эхо донесло мой голос через зал прямо к противоположной стене.       — Ну говори уже, чего тебе? — прорычав это будто в микрофон, клыкастый Шрэк поднял на меня абсолютно черные, издали показавшиеся пустыми глазницы.       — Я ищу главную аудиторию.       — Опять неофиты… — оторвался орк от книги. — Стыдно не знать! Ступай вниз, пока не упрешься в железную дверь, профан!       — Сам дурак! — с важностью шепнула я и сбежала вниз по лестнице.       Толкнув тяжёлую дверь в самом низу, я невольно зажмурилась. В глаза ударил яркий синий свет, который, однако, скоро смягчился. Я огляделась. Впереди гигантские резные ворота с фирменным оком, за которыми располагался невероятных размеров зал с источником света посередине. Я тихонечко ступила по мерцающим плитам. Звенящую тишину разбавляло лишь эхо чьего-то голоса, отражающееся от холодных стен, как и мои еле слышные шаги. Сквозь закрытые ворота я увидела толпу студентов, располагавшихся на ступенях перед трибуной. Но, к сожалению, времени на раздумья о том, как незаметно прошмыгнуть в аудиторию, у меня не было.       Едва я приблизилась к вратам, как они с грохотом отворились. Аудитория, заскучавшая от ожидания окончания лекции, всколыхнулась. Ясно. Механизм действия подобен автоматическим дверям в супермаркетах, датчики которых реагируют на движение.       Пролетевшие по залу шорох одежд и шепот голосов дали понять, что происходит обмен вопросами и впечатлениями.       — Проходите, не стесняйтесь! Лекция началась пару минут назад.       Старый маг, сказавший это, возвышался над публикой, располагаясь за трибуной, развёрнутой к ступеням, что сейчас служили местами для сидения.       Я прошмыгнула в толпу, затерявшись в третьем ряду за чьей-то высокой спиной. Все были слишком высокие, даже сидя, и слишком ушастые.       Удивительно скоро все присутствующие потеряли ко мне интерес, и я с приятным ошеломлением поняла, что, пожалуй, во всем Скайриме это было единственное место, где я не чувствовала себя настолько безнадежным изгоем. Ибо таковых фриков здесь был целый зал.       — Итак, продолжим. Магия по природе своей — непостоянна и опасна… — выразительно заговорил волшебник с длинной седой бородой, завязанной в узел.       И тут меня накрыло. Осознание, примерзшее к чему-то в ледяном аду по пути к Винтерхолду, только что догнало меня и дало пендаль.       Я — в государственном магическом ВУЗе, — кто бы мог вообразить (мать мою)! Это все — настоящее. Внезапно возбужденная этой абсурдной, но вместе с тем восхитительной мыслью, в течение лекции я скорей слышала, а не слушала. Мое сознание было занято бессовестным созерцанием колоритного контингента и невообразимо огромных колонн со сводами потолков Зала Стихий, под которым висела открытая терраса с округлой прорезью для света посередине. Синий луч был настолько мощный, что служил практически единственным источником света, не считая пары таких же небольших на входе.       — …и если не быть предельно осторожным, магия может уничтожить вас. И уничтожит… — таинственным эхом звенели слова где-то в собственной черепной коробке, придавая всему пространству только большего волшебства.       Я, словно загипнотизированная, смотрела, как свет холодным потоком окрашивает тёмные камни колонн, придавая им опаловые отблески, и пыталась понять, что же это. Источник энергии? Тепла? Может, концентрация всех известных излучений? Тогда почему мы все ещё живы и покрыты волосами, находясь от этой штуковины на таком расстоянии? Это что-то неземное.       Вдруг — знакомое чувство. Я покосилась назад.       Уже минуты две, едва я зашла в зал, меня не оставляло чувство чужого взгляда. Особенного взгляда, очень тяжелого и пристального, почти ощутимого на коже ощупыванием. Почему-то не совсем страшного, скорее — завораживающего, резкого, как укол, электрический ток. Я, словно принюхиваясь, с ведьмачьими повадками, огляделась, чтобы найти источник «звездного блеска», но увидела лишь холодную каменную колонну поодаль, откуда потенциально было бы удобно пялиться мне в затылок. Она располагалась в настолько темном углу за спиной, что даже свет источника не проникал туда. Показалось? Такое не может показаться.       Нет, это был не блеск, а настоящий укол. Ток. Хотя, может я просто замерзла? Здесь ведь чудовищный сквозняк.       — …что ж, мы уже знаем, что школа Восстановления является нашей спасительной ветвью. Спасибо студентам Восстановления старших курсов, присутствующим здесь в качестве наших рефери…       Небольшая толпа меров, людей и ещё каких-то существ зашуршала и одобрительно гоготнула.       — И сегодня, по многочисленным просьбам, так уж и быть, мы перейдём от лекции к практике. Изучим азы исцеляющих заклинаний, ведь они могут понадобиться нам в любой момент!       Меня снова кольнуло — отчаянно и тревожно, по шее прошел холодок. Теперь я не сомневалась — это не сквозняк. Очарование и восторг от увиденного рассеялись, и вновь вернулось ощущение чужого взгляда — теперь еще густо замешанное на необъяснимом страхе. И еще что-то новое… странное чувство опасности. Я уже чувствовала это раньше. Я чуть ли не вздрогнула то ли от мороза, то ли от электрического разряда, тронувшего кожу, и на меня покосился данмер, сидящий по правую руку. Я вновь обернулась, на этот раз чересчур рьяно, будто кто-то звал, но всё бессмысленно. В тени сзади — никого. Просто какая-то белокурая девочка прошла по стеночке и тихонько уселась с краю на последний ряд. Все же показалось? Не может же кто-то здесь накладывать на меня чары?       — Итак, заклинание Исцеляющие Руки. Я осведомлю вас о базовых пассах. Поправляйте меня, если что.       Я глядела краем глаза — профессор странно повел конечностями, засучив рукава.       — Остальное прочтёте в учебниках до завтра. Первым делом нужно уяснить, что забранная болезнь у человека никуда не девается. Она, в какой-то изменённой степени, переходит к вам. Поэтому здесь нужно сосредоточие и не малая сила духа…       Борясь с любопытством перед предстоящим сеансом настоящей магии и чувством опасности, я разрывалась на две части. Ток кольнул меня снова. Снова замерцало мое шестое чувство. Но я больше не поворачивалась, чтобы не спугнуть. Я сидела неподвижно, глядя на носки собственных сапог, пытаясь подключить свой чертов третий глаз и определить четкое направление невыносимого взора… работало…       Некто все еще был где-то сзади, в левой стороне, и так и не спускал с меня взгляда, по своей тяжести схожего с электрической вибрацией, с пульсаром. И тогда, медленно опустив голову, я наконец развернулась в ту самую сторону, откуда и чувствовала исходящую… опасность. И безошибочно подняла взгляд исподлобья. Источником блеска была не колонна, а тот, кто стоял за ней. Я выпрямилась, и мне сделалось ещё больше не по себе.       В тени стоял тот самый талморец с крыши. Он стоял там, прислонившись к колонне со сложенными руками на груди, и презрительно, поверх голов смотрел в сторону. Но было одно но. Мне показалось, что мигом ранее он пронзительно глядел точно на меня, хоть наши взгляды и не успели пересечься. Потому что отныне я помнила, как при повороте головы змеино блестят его глаза.       —…вот таким нехитрым образом и происходит заклинание «Исцеляющие Руки»…       Я повернулась к профессору и поняла, что прослушала все, что он говорил. А просить повторить, тем более, в таких обстоятельствах — себе дороже.       Хотя… зачем мне вообще все это?!       — Что ж, дорогие мои, на сегодня лекция окончена. Завтра на утренних занятиях проведём небольшую контрольную работу, так что не забудьте прочесть учебники перед сном и все закрепить.       Неужели даже в волшебном мире меня будет преследовать это проклятье? К счастью, к утру меня здесь уже не будет. Не должно быть.       Толпа начала куда-то утекать, чему хотела последовать и я, но тут ко мне, поднявшейся на ноги, подошёл сам профессор.       — Вероника, верно?       Я сдержала оторопь, кивнула, поправлять постеснялась. Неужели обо мне действительно уже все знают?       — Вам всё понятно?       Тут на меня обрушился целый шквал испытывающих взоров ещё не разошедшихся студентов. Они смотрели так, словно увидели морозного паука в коллежской форме.       — Предельно.       — Тогда прекрасно! Если ваш уровень знаний действительно настолько велик для ученика, быть может, завтра вы сможете продемонстрировать это на практике? А там уж и до досрочного перевода на следующий курс недалеко…       Внутри всё содрогнулось — по-настоящему. Я ведь не могу. Я ведь не умею колдовать и, даэдра побери, вообще оставаться не планирую! Каким образом объяснить, что это все чудовищное недоразумение, что я поступила в Коллегию, даже не имея магических способностей, и цель моя совершенно иная? От знакомого назидательного чувства захотелось убежать, но на деле я лишь обворожительно осклабилась и кивнула.       Ученики начали расходиться, будучи уже менее заинтересованные в моей персоне.       — Ох, как знакома мне эта точность и неболтливость. Хорошо, — доброжелательно сказал профессор, будто знавший меня не один год. — Тогда до встречи.       — Постойте! Я хотела кое-что уточнить. Видите ли, я… здесь не просто для обучения. У меня есть конкретное задание… вернее сказать, цель.       — Цель? Похвально, значит, не зря носите свою фамилию! Какая?       Что, прямо здесь?       — Я… собираю материалы для научной работы… связанные с колдовством…       Маг задумался, потерев длинную седую бороду.       — Моё направление — школа Изменения. Сожалею, это не ко мне. Попытайтесь разузнать на факультете Колдовства. Хотя сейчас большая часть ученых на выезде, они должны вернуться на этой неделе. Уверен, вам помогут. До завтра. — загадочно произнёс профессор и удалился, напевая себе под нос что-то в явно неудобной тональности.       Я в голос чертыхнулась и обернулась в ту самую сторону единственной неосвещаемой колонны, но талморца там больше не было. Как не было и чувства взгляда. Голову уже покинул один праздный вопрос: что он тут разнюхивает? Теперь меня волновало его нынешнее местоположение исключительно из личных интересов. Хотя всем сердцем я надеялась, что он будет последним человеком (гуманоидом), к которому я смогу обратиться по поводу решения моих земных проблем.       — Эй, новенькая? — позвали за спиной.       Я утомленно обернулась, приготовившись в очередной раз в грубой форме отказаться от услуг, как вдруг решила, что по возвращении домой визит к терапевту не будет больше терпеть отлагательств.       Я аж вздрогнула, заметив сначала лишь ужасно волосатое лицо. Это был прямоходящий кот. Передо мной стоял длинный худощавый котяра в хакиевой форме с низко натянутым капюшоном по самые усы. Я хамски таращилась, окоченев. У него даже воротник был бережно застегнут на все пуговки… и сапожки на ногах… с мехом.       — А?.. имею честь, — постаралась как можно более беспристрастно ответить я и в рамках приличия прекратить глазеть так на… коллегу.       — Дж’Зарго никогда бы не подумал, что в Коллегию берут такую мелюзгу, да ещё и посреди семестра, — картавя, заявил кот.       Его морда имела такой вид, будто бы на вполне нормальное человеческое лицо натянули качественно сделанную маску, но в прорезях для глаз всё ещё оставалось место осознанному, почти человеческому взору. И по истинно кошачьей морде этой и интонациям было трудно понять настрой, поэтому, на всякий случай, я расценила его как агрессию.       — А я бы никогда не подумала, что в Коллегии занимают места мешками с шерстью.       Раздался возмущённый утробный звук, точно такой, какие издают четырёхногие кошачьи. Прямоходящий передёрнул усищами в возмущении. Но несмотря на колкости в мой адрес, он отчего-то вдруг показался мне таким прелестным и игрушечным, что я едва подавляла в себе улыбку, может истеричную, и позывы пощупать его ухо, торчащее из-под капюшона.       Кот хотел было что-то ответить, но не успел.       — Верона! — раздался уже знакомый голос из-за спины котяры.       Тот отвернулся, открывая моему взору стоящую на входе Мирабеллу, и я чуть не задохнулась от восторга, увидев его хвост.       — Ах, ну ничего без меня не могут!       Я заиграла бровями и прошла мимо мохнатого, нарочно задев того плечом. Его плечо под магической рясой оказалось мягким.       — Ну как дела?       — Вполне себе.       Думаю, было нетрудно заметить нервную улыбку, промелькнувшую на моем лице.       — Обстановка?       — Радует. У вас тут есть водопровод?       — Есть…       — Вот это я понимаю чудо-магия!       Я хотела было спросить о специалисте, с которым можно поговорить, но меня опередили:       — Мы решили вопрос о твоём зачислении.       Я состроила внемлющее лицо, хотя сейчас меня это волновало даже меньше водопровода.       — Вернее… нашли того, кто решит. Тебе нужно будет подняться к Господину Советнику Архимага. Прямо сейчас. Ты ведь хочешь официально зачислиться в Коллегию? Не переживай. Я уже думала о том, чтобы взять тебя к нам на работу в качестве алхимика, но ты ведь иностранка, ещё и без документов. Из-за этого много проблем. Но мы нашли выход. Если что-то пойдёт не так, думаю, мы устроим тебя на неполный рабочий день. Вероятно, это даже лучше, что большая часть ученых кадров вернется уже после твоего зачисления на должность… но ты не переживай так, а то, вон, побледнела аж… наш Советник весьма специфичный, но… справедливый человек. Его зовут Господин Анкано. Я уже приметила твой пылкий нрав, поэтому, мой тебе совет: пожалуйста, будь помягче с ним. Ведь от его расположения зависит твоя судьба. Надеюсь, всё будет хорошо.       Мирабелла и представить себе не могла, насколько точно своим деловым тоном она описала текущую ситуацию моей жизни. В одном только она ошиблась: могильная бледность — моё естественное состояние.       Итак, повестка дня следующего порядка: подружиться с Советником Архимага и постараться не испортить отношения в первый же день, как мы это умеем. Ведь Советник может оказаться решающей фигурой в моей этой хрупкой жизни. Придумывать нелепое или издевательское созвучие с его именем я не стала, вместо этого привела себе быструю ассоциацию с двадцать седьмым японским императором — Анканом.       Тогда это казалось мне хорошей приметой…       Невзирая на недосып и расшатанную нервную систему, я старалась сохранять голову в холоде. Поэтому когда меня подвели к тяжелой металлической двери на третьем этаже, я ни разу не потеряла самообладания, понимая, что этот разговор будет всего лишь переходной формой к моему желанному возвращению домой.       Но… такому желанному ли?       Вид чугунных стрельчатых дверей меня немного покоробил. Они выглядели как вход в пыточную. Пожелав удачи, Эрвин поторопилась удалиться, оставив меня наедине с темнотой коридора, где единственным источником света был торшер из козьего рога на стойке, справа от двери.       Здесь было ужасно тихо. Я оглянулась на темные углы и отчего-то почти ощутила, как тихая паника с топором крадётся со спины. Спокойно. Нервничать — это нормальная защитная реакция организма. Благодаря нервозности мой далекий предок вовремя взобрался на дерево, пока его собратом обедал смилодон… но сейчас мной никакой хищник трапезничать не собирается, а потому спасибо защитному инстинкту и всего хорошего.       И я перекрестилась и толкнула дверь.       Но как только мои ладони легли на тёмный металл и уперлись в него… ничего не произошло. Я попробовала ещё раз — не работает. Тогда я навалилась всем телом на проклятую дверь, пытаясь снести её. Это ещё как понимать? Скромно попробовала открыть в другую сторону — не работает. И как только я решила отступить на полшага, дверь со свистом резко отворилась внутрь, заставляя меня подпрыгнуть на месте. Я быстро пришла в себя, вздохнув с упоением, и непринужденно ступила за порог. Остановилась.       — Вечер добрый. Можно?       Внутри тоже был полумрак. Зато теплее, чем в коридоре. Не удалось разглядеть ничего, кроме длинного багрового ковра, пересекающего весь кабинет, в конце которого тоже находился единственный источник света — свеча на столе, испускающая дрожащее на сквозняке пламя. Неприятное впечатление. Только в логове психопата или пресмыкающегося, ведущего ночной образ жизни, могла бы быть такая обстановка. Закончив с её разглядыванием, я наконец подняла глаза на некто, сидящего в конце зловещего светового коридора — в высоком кресле, за столом. И на секунду перестала дышать. И готова была прямо с того места провалиться в Обливион.       Перебирая в руках, обтянутых чёрными перчатками, какие-то бумаги, за столом восседал спесивый талморец. Тот самый талморец, он какого-то черта сидел там, на месте Советника Архимага, и даже не смотрел на меня. Здесь снова какой-то казус! Талморец и.о. Архимага? Система допустила недопустимую ошибку!       Непонятная тревога прострелила мое тело, когда он на мгновение поднял взгляд.       — Можно, — сказал Советник.       Взор его был короток, спокоен, но не ясен, и не было в нем ни пронизывающей силы смертельного желтого света, ни ожесточенного допроса. В подсвечниках по бокам от стола тут сами собой загорелись огоньки, осветив платину волос на висках Анкано, который больше на меня не глядел. Я, кажется, немного становлюсь лириком. И прошу за это прощения. Но чтобы мой читатель понял всю степень моего ужаса и масштаб фарса, придётся начать во всех подробностях, ибо они могут оказаться ключевыми.       В голове вертелась лишь одна мысль. Нужно быть очень осторожной. Прежде бежавшая и ползшая на этот богом забытый север, я вдруг осознала, что отныне, — нужно остановиться и выдохнуть, — я ступаю по очень тонкому льду. Нельзя торопиться и паниковать. А лучший враг паники — смех. И наконец отбросив своры уничижительных мыслей, я осмелилась подняться над ситуацией и даже позволила себе усмехнуться над всей психопатией происходящего.       Дверь за моей спиной сама собой хлопнула, заставляя вновь вздрогнуть. Затравка. Ну ничего. Главное в нашем деле — холодная невозмутимость, «строгость, строгость, строгость» и джентльменский тон, как верный путь пресечь все попытки нападения. Или… что у него за тактика?       Темнота и тишина вокруг, лишь изредка разбавляемые шелестом пергамента, сгущались. Я остановилась в паре шагов от стола, не спуская своего уверенного, проницательного, как мне казалось, взора с Советника. Молчит. Глаза опущены, бегают по строчкам на вид потрёпанной кремовой бумаги.       Наконец лед подал голос.       — Алхимик из Сиродила, — нарушил Советник недолгую тишину, наступившую после окончания звуков моих шагов. — Вероника… Валериус?       Я и сама было удивилась. Собственное имя показалось слишком растянутым, вычурным и чужим. Это все тон его голоса. И я невольно открыла рот, чтобы исправить ситуацию:       — Верона.       Советник поднял на меня сощуренные глаза, отражающие фитильный свет. До невозможности золотистые, совсем не звериные, как у Геральта — взгляд даже более, чем осознанный, но почему-то всё равно сделалось тревожно. Я помню эти глаза, помню и то, какими они могут быть змеиными. Что-то здесь не так.       И понравился и нет. Мужчина ещё не в годах, но, можно уже сказать, моложавый. Не здешнего пошиба, но не изнеженный — кажется, я стала рассуждать, как нордка. С орлиными чертами, гибкий, как танцор. Теперь он казался старше, чем почудилось в первый раз, и ещё более сложно устроенным. Или это все бархатное кресло Советника Архимага, придающее веса всему, что опустится в него. Здесь с ангельскими глазками не прокатит. Я грубо задела его самолюбие — это уже серьёзно.       — Вам известно значение своего имени?       Неожиданно       На мгновение стало так стыдно лишь за одно своё присутствие рядом, и за то, что сегодня, как назло, не успела расчесать и уложить волосы, и надеть глаженную рубашку, и нанести эльфийский парфюм…       Остынь. Эмоции не должны мешать анализу.       Я кивнула.       — Склонность к непрерывному движению… — задумчиво протянул альтмер, обтирая длинное лебединое перо о белоснежный пергамент, затем укладывая его на стол повыше документов под углом ровно в девяносто градусов, после чего равнодушно продолжил: — Фамилией и интересоваться не буду. Надолго ли к нам?       — Надеюсь, нет.       По виду Советника Анкано читалось взаимное: «солидарен», а я думала, что ему чертовски идет его имя. Он вновь лениво опустил глаза в свои бумаги и нескоро оторвался от них. Напускно низкий эмоциональный интеллект данного индивида не позволял трезво и полноценно оценить его настрой и расположение. Мне так и не предложили присесть. Боевой дух не поднимался ни на градус, но и не опускался, как и температура внутри кабинета.       — Вы удивительно вовремя появились…       — Что?       Мой вопрос проигнорировали. И тон, которым были сказаны предшествующие ему слова, теперь все больше стал походить на озвученную вслух мысль.       Наконец Советник, больше походивший на дворцового, подтвердил мое существование несколькими формальными вопросами:       — Теоретик?       — Да.       — Область?       — Все. Ведь практик хорош ровно настолько, насколько эрудирован.       Казалось, Советник вообще не слушал. Да что же ты такое?       — Где вы обучались грамоте?       — В лицее. В Сиродиле.       — Не слышал о таком.       — Разве? это… неожиданно.       — Вы образованы?       — Ну… образование не закончено. Я сбежала за месяц до выпускного курса.       — От чего сбежали?       — От прошлой жизни. Решила — к черту физико-математическое. Подамся в чародеи.       Советник поднял и впервые задержал на мне взгляд.       — Звучит опрометчиво.       — Я бы сказала — безнадежно…       Снова опустил глаза, и снова пауза длинною в вечность.       — Мы обсудили с коллегами проблему вашего зачисления, — наконец отложил он документ и смиренно продолжил.       И я тихо выдохнула, надеясь: неужели забыл подробности нашей первой встречи?       — Вам уже должно быть известно об укомплектованности учеников на всех факультетах. Однако, к счастью для вас, недавно появилось место — на факультете Колдовства. Также Мирабеллой Эрвин была предложена освободившаяся должность алхимика…       Последнее слово, как мне показалось, прозвучало с язвительным окрасом.       — Вас такое устраивает?       — Вполне.       Будто бы у меня был выбор.       — Прекрасно. Но есть небольшая формальность. Сколько вам полных лет?       — Восемнадцать, — выпалила я.       Анкано продолжал беспристрастно, но с нажимом смотреть на меня.       — Почти…       — Вы не достигли даже порога того возраста, при котором зачисляют в Коллегию на должность ученого кадра. Но здесь дело даже не в возрасте, а в среднем образовании. А точнее, в документах, подтверждающих его.       — Неужели так сложно сделать исключение, раз уж и так зачисляете без документов о гражданстве?       Талморец молчал, заложив руки в замок и поднеся их к губам. Он глядел сквозь меня. И несмотря на манеры, чувствовалась в нём какая-то жестокость. Увидев преломленный свет в мелких морщинках в уголках его глаз и над бровями, я определила, что всё-таки возраст его колебался где-то в пределах бальзаковского, может больше. Спросите, почему этот вопрос не давал мне покоя? Исключительно ввиду пропорциональной зависимости между количеством лет и подходом к индивиду. А сколько вообще живут эльфы? Наверное, в этом незнании и состоит вся проблема? Голос Анкано был деловым, под стать внешности, но выглядел он всё же моложе, чем вёл себя. На человеческий взгляд ему было лет тридцать шесть, а принадлежал он к кругу тех лиц, которые умеют молчать из чувства собственной важности и втаптывать в землю взглядом — тоже молча.       — Уже сделали, — наконец ответил Советник, подвинув пальцами вперёд какой-то листок.       Не столько голос обладает интонацией, сколько движения. В этом я убедилась лишний раз, отслеживая нюансы поведения Советника Анкано и параллельно удивляясь его алогичности. Сдержав паузу, я вытянула шею, заглядывая в бумагу, испещрённую мелким ровным почерком, с алой печатью в самом низу. Приказ о зачислении, — по-русски! — рядом — письмо Колсельмо. Я выдохнула. Теперь можно смело наступать на обе ноги и не строить глазки. И не сдерживать свой длинный язык. Я получила лебединое перо и нарочито длинно расписалась одним только именем на указанном месте.       — Отныне вам девятнадцать полных лет. Чтобы не было вопросов.       — Благодарю, — в сдержанном реверансе кивнула я, возвращая перо, но его не приняли.       — Не меня вам благодарить.       — В таком случае, беру свои слова назад.       Советник бросил на меня быстрый, пронзительный взгляд, но все ещё не оживший.       — И внизу листа, пожалуйста.       Да кто же ты, смеющий нести с собой такое равнодушие? Талморец притих, кажется, наконец пробегаясь взглядом по мне, как по объекту материальному, пока я вывожу нарочито длинные буквы на пергаменте. И всё моё тело как-то невольно переменяется. Я чувствую: Советник поднимает взор к лицу, щурит глаза. Он облокотился на кресло, рассматривая меня откровенно и претенциозно, пока я выводила замысловатые символы в указанных местах. Подумывала даже над тем, чтобы нарисовать сердечко в конце…       — Должно быть, теперь тебе известно о моей должности, — внезапно раздалось настолько остро, что, казалось, где-то на коже должен засаднить порез. — …и о том, что меня здесь «держит».       Ну наконец-то. Нет, сердечко оставлять всё-таки не буду. Я замерла, подняв взгляд, но так и не разогнувшись из напряженной позы. А вот и атакующее звено. Вот, в чем диссонанс между поведением и словами. Всё-таки я не так бездарна, и невербальные жесты этого гуманоида выдали мне его тайные мысли быстрее очерченных губ. Я молчала, стойко сдержавшись, и чуть в ступоре уперевшись в глаза талморца. Хоть я и была довольна тем, что наконец вывела его на эмоции — с нетипичным в своём садизме торжеством, — я всё так же тревожно чувствовала прожженную в себе дыру, и самое необъяснимое — как мои уши тут же запылали. Это ещё что… это всё его невыносимые глаза! Какие-то необъяснимые, вселяющие зловещую тревогу. Таким взглядом гнут ложки. А это что, седина? Или особый альдмерский платиновый блонд?       Я преспокойно изменилась в лице и выпрямилась, отложив перо, и не смогла, да и не захотела бы скрыть язвительную усмешку во взгляде. На такое нужно отвечать загадочным молчанием. Не сойдёмся мы характерами, ох, не сойдёмся. Благо, я здесь ненадолго.       — Вопросы?       — Нет.       Но ещё не упившаяся этим фантастическим гневом ярких глаз, я решила оттянуть конец:       — Хотя, есть один. Просто интересен концепт: у вас тут по весу подбирают? Если да, то таких, как вы, держать здесь совсем не практично. Лучше уж двоих таких, как я.       Советник посмотрел мне в лицо, будто бы пытаясь отыскать признаки безумия. Или страсти к мазохизму. Он чуть округлил глаза, глядя исподлобья, и я впервые ясно увидела, какие они у него ястребино-жёлтые. И с большим нежеланием признала себе: да, черт, Анкано был красив. Не так, как мраморные греческие Аполлоны, но был привлекателен своей особой утрированной красотой: массивной нижней челюстью, скулами, о которые можно порезаться, высокими бровями и сильными надбровными валиками, под аркой которых находились яркие узкие глаза, очерченными губами и, конечно, моей слабостью — выдающимся профилем с тонкими орлиными чертами. Быть может, я извращенка, но его лицо я назвала бы самым искусно изваянным среди тех, что встречала во всем Скайриме. Отталкиваясь хотя бы от обезьяноподобных нордов и рептилоидов. Но сейчас не о том.       Видать, давно в Коллегии не было тех, кто бы составил Советнику уверенную конкуренцию в острословии. А самое главное, что, мне казалось, задевало его, так это то, что он сам до конца не понимал: оскорблён он или польщен? Но Анкано быстро нашёл поистине талморский аргумент:       — Именно поэтому норды всегда слыли самой «просвещённой» культурой.       — Не угадали. Я северный понтид.       — И чего ж вам в Сиродиле не сидится?       — По той же причине, что и вам в Посольстве. Решила охладить свой пыл.       — Смотри, не переохладись.       — Спасибо, и вам того же.       Глаза напротив. Я в восторге — он ни разу не моргнул! Мне почти показалось, что ему понравилась эта демагогия, если бы не последняя его окостеневшая фраза:       — Ещё вопросы?       На удивление, исход самый благоприятный. Неужели, ему действительно интересно? Конечно, нет. Я хмыкнула и выпрямилась.       — Я пойду?       — Иди.       И я с огромным желанием развернулась, чтобы покинуть эту пыточную. Пять стремительных шагов, и я останавливаюсь перед распахнувшейся дверью, переступаю порог. И, уходя, я зачем-то оборачиваюсь. И вижу, что Советник тоже смотрит на меня. Мгновение опии, и дверь хлопает перед моим лицом. А потом мне нужно было пройти до конца коридора и спуститься на вторую ступень темной лестницы, чтобы до меня дошло. Зачем он дожидался, чтобы я обернулась?       Это была моя вторая особенная мысль о нем.       И на самом деле очень Советник всё правильно угадал, — неужели кровь нордскую учуял? А меня за маленькую ложь не осуждайте, ведь порой чтобы добиться истины нужно пойти на обман.       Мне подсунули какого-то неправильного талморца!       Дело шло к десяти вечера. Очень не хотелось подниматься на ледяную, продуваемую всеми ветрами крышу, поэтому я рысью направилась в спальню через Зимний сад, спасающий от дуновений. По пути мне встретилась пара некомпетентных магов и ученых, одаривших меня озадаченными взглядами в ответ на вопросы по теме. И ни одного студента. Оказалось, отбой начинается ровно в десять, и в это время ученикам покидать свои комнаты было запрещено. Но я ведь здесь в качестве учёного, верно? В любом случае, мне было плевать на правила. Побывав свидетелем на месте убийства в Маркарте, изменницей в Крысиной норе и главным фигурантом в кабинете Советника Архимага, я, казалось, окончательно утеряла инстинкт самосохранения, как и чувство страха вообще.       В Зале Поддержки мне встретилась Мирабелла, сдержанно поздравившая с зачислением и разъяснившая, что фактически меня могут подселить к другим студентам с факультета, но, если я не возражаю, то могу оставаться и здесь. Я предпочла второе, быстро переводя тему на злободневную. Но Мирабелла лишь развела руками, назвав два имени, которые могли бы помочь мне «попрактиковаться в естествознании». Но пока я была вынуждена дожидаться здесь самого утра, а может даже и следующего дня, чтобы застать профессоров на своих местах, ведь, оказывается, учительский корпус пустует вторую ночь ввиду выезда ученых на какие-то деловые сходки в заднице снежного тролля. Впрочем, за гребанные почти три недели, проведённые невесть в каком месте, я почти что свыклась со всеми тупыми совпадениями и отчего-то в этот день нисколько не была огорчена очередной задержкой на сутки. Хотя бы переночую впервые в тихом и пустом месте.       Моя самооценка значительно росла, когда я лежала на широкой, жесткой, не соломенной кровати, глядя в высокий сводчатый потолок. Во всей Коллегии кровать, пожалуй, для меня была главной достопримечательностью сегодня. Полутораспальная, с множеством подушек разного размера — серого и бордового цвета, с уймой пледов и покрывал, застилающих изножье… и довершала картину белая, пушистая козья шкура, накинутая поперёк. В такой кровати только сутками лежать в бессознательном состоянии под льняными одеялами и стегаными пледами. Шикарнее здешних апартаментов я ещё не видела. Атмосфера Коллегии крайне располагала к раздумьям.       Голову забивали зудящие мысли: от зачисления в Гильдию воров и ожидающем меня состоянии вместе с очаровательным рыжим авторитетом, до панических атак, а-ля: «еще одна чертова неделя, да меня мама убьёт!!!» И колорит местных все-таки поражал. Может, оно и к лучшему, что все разбрелись по своим башням и комнатам, не пугая мой и без того пуганный и перенасыщенный за последнюю неделю разум. Успею ещё домой.       А ещё Анкано этот очень выводил.       Я поёжилась и перевернулась: в голове всплыли ястребиные глаза. Что с ним не так? Эффект зловещей долины — вот, что меня пугало. Он весь был странным. Слишком настоящим, слишком идеальным. Идеальным злодеем. Поднимая взгляд к окну, я с глупой меланхолией приметила, заглядывая сквозь припорошенное стекло: первое впечатление — самое верное. Но так и не могу понять, что было первее: утробная неприязнь? Или осознание, что этот дядька чертовски красив? Наверное, я просто смертельно устала. Или истосковалась по бритым мужским лицам и не пахнущей козлом одежде.       Впервые за долгое время мне удалось быстро и хорошо заснуть — в волшебно тихом месте — пустующем зале Поддержки. Но ненадолго.       Меня разбудило эхо нечеловеческого вопля. Я вскочила, когда грохот и острый холод влетели в комнату сквозь щель под дверью. Посидела чуть, затем укуталась обратно, пытаясь понять, что происходит. Темно и тихо. Только фантомный синий свет пробивается полосой из-под двери, касаясь краев мебели и противоположной стены. Вопль теперь казался ночным кошмаром, но ведь что-то меня разбудило? Сквозняк был вполне материален, а это значит, что кто-то там, внизу, открыл дверь. По-видимому, с ноги. Неужели блудные ученые наконец вернулись? Взглянув на клепсидру, я сильнее вжалась в кровать. Половина третьего ночи — самое позднее и жуткое время. Дальше — только утро. Вряд ли кто-то стал бы возвращаться в полярную ночь так поздно. И орать так страшно... отголоски этого ужасающего крика все еще множились у меня в голове... я притаилась, слушая.       С первого этажа доносились какие-то звуки. Периодическое громыхание, такое, будто кто-то с разгону долбится в дверь или в окно. На сквозняк не похоже… я села на кровати. Сначала спросонья я испугалась, но теперь уже пришла в себя и ощутила раздражение. Желание выспаться одолело инстинкт самосохранения, — который прилично окоченел за ночь, проведённую в Винтерхолде. Понимая, что с таким звуковым сопровождением мне не уснуть, я поднялась и тихо вышла в коридор босыми ногами. Ну уж нет, сегодня мне точно дадут выспаться.       В коридоре было холодно, как на Плутоне. Водопровод, значит, есть, а отопление провести — дело слабаков. В последний раз громыхнуло, когда я была в своих дверях. Затихло. Неужели воришка, пришедший поживиться преподавательскими ингредиентами, пока ученые в отъезде? Но разве можно потрошить ящики с таким звуком…       Я замерла у прорези балкончика, вглядываясь в темноту внизу. В одной из комнат, ровно напротив, тускло горел свет, двери были распахнуты. Но мне пока не было там никого видно.       — А можно потише там?       Эхо подхватило мой осипший голос, дважды отразилось от ледяных стен. Снова тишина.       И тут свет погас. Точно вор. Я потёрла ногу о ногу, жалея, что не надела сапоги, и направилась прямиком туда, чтобы утихомирить шумного коллегу трёхэтажным матом. Но когда мои босые ноги ступили на пол первого этажа, я замерла перед темным силуэтом той самой пустующей комнаты. Звуков больше не было слышно. Абсолютная тишина с примесями лишь моего собственного дыхания. Кажется, у моего рта при выдохе клубился пар. Неужто успел убежать? Оно и к лучшему. Меня уже стало поколачивать от холода. Да и вряд ли тогда мой сонный вид замотанного в одеяло беспризорника мог на деле напугать так же, как охрипший голос.       Но внезапно по моей спине пробежал странный холодок. Не поверив сперва этому до жути знакомому ощущению, я лишь перестала дышать, вглядываясь в темные очертания комнаты. Оказалось, мое тело уже поняло это, но я отказывалась верить — нет, меня трясло не от холода. Я будто чувствовала на себе чей-то взгляд, от которого становилось очень не по себе. Как сегодня, в Зале Стихий. Внутренний голос забил тревогу. В голове почему-то все повторялось странно подобранное слово: это западня. Не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг стало очень жутко. Не могу припомниться чтобы хоть раз в жизни до этого момента испытывала настолько сильное чувство страха. А все потому что боялась я сама не знаю чего. Может меня напугала неизвестность? Черная дыра на месте арочного проема? Или тот, кто может притаиться в темноте опустевшей комнаты. Могу сказать наверняка, что страх этот не был связан с чем-то реальным. Меня даже не страшил гипотетический вор, который смог забраться в ночи на территорию спальни какого-то забывчивого профессора. Это было нечто другое. Будто мое подсознание тотчас начало бить тревогу.       «Соберись, ты уже не ребенок», — пробормотала я себе под нос, сделав пару шагов вперед, к распахнутым дверям и зияющей меж них темноте. И тут я замерла, как вкопанная, ведь внезапно зажегся свет. Я вздрогнула. Слабый дрожащий свет свечи едва рассеивал сумрак. Силясь заметить хоть что-нибудь, я стала всматриваться в очертания все еще не менее мрачной комнаты, в которой теперь горел единственный фитилёк. Но я ничего и никого не увидела. Комната была пустой. Только занавески лишь немного покачивались от ночного сквозняка.       И тут… электричество. Взгляд. Это я точно больше ни с чем не спутаю.       Кровь низко загудела в висках. Я не приближалась к комнате ни на шаг. «Там что-то есть», — промелькнуло у меня в голове. И оно не боится быть обнаруженным. Оно… хочет, чтобы я знала, что оно там. Я все еще тщетно пыталась убедить себя, что реагирую глупо. Я ведь взрослый осознанный человек, регулярно медитирующий в абсолютной темноте и мажущийся солнцезащитным кремом даже зимой… не сама ли я нечисть по меркам местных? Чего я собственно вообще боялась? Воришку, который пробрался в учительский корпус под покровом ночи? Нет. Страх, который рождался где-то в животе, не был похож ни на что, испытанное мною ранее. Вернее, был отдаленно похож лишь на одно…       Свет в комнате погас.       Какого черта?!       Я вздрогнула и отступила на пару шагов. В темноте по-прежнему не было ничего видно. Она как будто бы даже стала гуще и непрогляднее… но колючие мурашки снова покрыли мое тело с ног до головы, будто все чувства разом обострились и мое нутро стало ощущать нечто. Снова зажегся свет в этой комнате. Я затаила дыхание, не в силах двигаться, потому что теперь сквозь покачивающиеся на ветру занавески стал отчетливо виден черный человеческий силуэт.       Там, за окном.       Она… все еще стояла там.       Вдруг что-то зашуршало по полу, стремительно приближаясь, пронеслось, обдав ветром, мимо меня… и тут через распахнутую дверь меня снова кольнуло. Я захлебнулась собственным вздохом, падая на пол, сбитая волной ледяного воздуха.       — ЕБТВОЮМАТЬ! — кратко констатировала я свершившийся факт и без выяснения дальнейших обстоятельств, со всей мочи, не оглядываясь, втопила назад, к лестнице.       Не помню, как на лету умудрилась запереть дверь. Преодолев расстояние от порога до кровати одним прыжком, я набросила на себя все пледы и одеяла, что находились на ней. Тряслась я в этом коконе ещё пару минут, пока не поняла, что никакие звуки, кроме собственной сердечной дроби, давно не наполняют помещение. И никакой взгляд больше не колит кожу.       Я отвлекала себя четверть часа. Не хотела и думать, что это было. Тряслась в ледяном поту и читала вполголоса Маяковского. А в каждом слове звенела тревога и нестерпимый ужас, параноидально напоминающий о минувшем…       Я уже предвкушала, как буду колотиться до рассвета, вслушиваясь в каждый шорох и боясь высунуть конечность из-под одеяла, как в детстве…

Дым табачный воздух выел. Комната — глава в крученыховском аде. Вспомни — за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил.

      Но скоро меня отключило. Я не заметила, как слова стали сплетаться в мантру будто на иностранном языке, а смысл улетать туда же, куда и мое внимание. На удивление скоро я почувствовала, как Морфей овладевает моим ужасно уставшим за неделю сознанием, завлекая в долгожданную пелену забвения. Оно и верно — сутки без сна давали о себе знать.       Слишком устала думать за сегодня и кошмарить себя. А ещё устала от убожества в качестве поиска слов и сравнений. Всё же я никогда не стану лириком.       Пора завершать мозговой штурм.