***
Её помощи здесь было не место, её вкусу, её любви к уюту и куче украшений. Ей было не место в этой квартире, как и в жизни этого мужчины. Сакура с самого утра занималась обустройством чужого дома и, благодаря такому времяпрепровождению, могла с уверенностью сказать, что перестаёт любить редкие выходные. Квартиры бывшим преступникам выделили в новом квартале, очень похожем на тот, в котором обитал Какаши-сенсей. Стены и полы пока были абсолютно голыми, мебель только необходимая, но девушке казалось, что её лаконичный, строгих нравов и консервативного воспитания сокомандник чувствовал себя здесь как нельзя хорошо. «Ничего не будет отвлекать его от самобичевания», — отпускала злобные и ехидные шутки в его сторону захмелевшая Цунаде. Харуно лишь тихо вздыхала, понимая, что Сенджу никогда не начнёт относиться к нему иначе, как, впрочем, и она сама. Конфликт интересов, поколений, взглядов, характеров. Но, даже несмотря на все стычки, Пятая сосуществовала с ученицей относительно мирно и по праву гордилась тем образцом нравственности, самоотверженности и силы, который ей удалось воспитать. К всеобщему удивлению, Саске спокойно воспринял новость о том, что время от времени Сакура будет его навещать. Вернее, как спокойно?.. Правильнее сказать, с чувством, что все ему здесь обязаны и вообще не имели права оставить Учиху жить здесь без прислуги. И потому, бросив сухое приветствие, он удалился на узкий балкон с единственным жёстким стулом, наслаждаясь чтением каких-то свитков и позабытыми солнечными лучами, которые уже палили вовсю. Сакура с облегчением выдохнула, когда мужчина скрылся из зоны видимости. Она убеждала себя, что чем быстрее тут всё закончит, тем быстрее сможет расслабиться. Дрожащими руками девушка распаковала приготовленное новое постельное бельё, заправляя кровать и убирая лишнее по полкам. «Где же он спал сегодня ночью? Или не спал вовсе?» Харуно чувствовала, как постепенно дышать становилось легче. Он молча читал на лоджии, не привлекая к себе внимания, даже украдкой не смотря в её сторону, когда она пришла в небольшую гостиную застилать диван и два кресла неожиданно яркими, наверняка раздражающими парня покрывалами. «И кто вообще выбирал это? Могу поспорить, Цунаде-сама...» Да уж, Сакура знала о наличии у своей наставницы такой отрицательной черты характера, как мстительность, но и подумать не могла, что именно в этом поступке та найдёт своё отражение, блокируя жалость и сострадание. Привыкая к царившей атмосфере, девушка с грустью понимала, что её детские, не обременённые ни страхом, ни пошлостью мечты треснули, так и не перейдя даже в начальную стадию своего осуществления. Она прекрасно помнила, как перед сном предавалась размышлениям о будущей крепкой семье, созданной вместе с этим человеком. Она бы хотела, чтобы детей было именно двое, а миссии мужа не затяжными и безопасными. А так как Хокаге бы обязательно стал Наруто, то договориться об этом не составило бы труда. Но время неустанно мчалось вперёд, меняя и разрушая планы, и теперь единственной мечтой девушки было уйти отсюда поскорее, услышав доброжелательное прощание. Но растопить лёд в сердце Саске не получалось даже ненавязчивой заботой о нём. Предвкушая свою скорую свободу, Сакура поспешила начать готовить на светлой пустой кухне с минимумом казённой посуды. Ками, как же она не любила это делать! Куда проще было смешивать реактивы, разрабатывать препараты и вакцины от смертоносных вирусов, чем лепить долбаные рисовые шарики, которые разваливались у неё в руках, супы же получались либо пересоленными, либо недосоленными, а соусы, по вкусу далёкие от ресторанных, были и вовсе больной темой. Когда очередная партия риса сбежала из девичьих пальцев, шмякнувшись на столешницу, Харуно негромко чертыхнулась, чувствуя нарастающую злость. Она брезгливо отряхнула руку, глубоко вдыхая и стараясь отвлечься. В голове невольно всплывали картинки вечера первого знакомства с Изанами. Готовить на полевой кухне было ужасно, особенно учитывая, что в отряде было слишком много мужчин и слишком мало женщин, которые могли бы ловко управляться с готовкой. Это было абсолютно нормально: как-никак все они бойцы, а не домохозяйки, да и в основном в возрасте двадцати лет, когда опыта за плечами ещё не так много. Как-то уж повелось, что готовили по двое, дабы не ослабить ряды армии и не загнуться от скучной рутины в окружении тарелок. К потрёпанной Сакуре подошла неестественно бодрая и ухоженная девушка, которую она сразу узнала. Та редко показывалась на поле боя и предпочитала отсиживаться в штабе в компании стратегов либо в госпитале заполнять бумаги и лечить на тогдашний момент раненых, не требующих серьёзной медицинской помощи. Харуно она ужасно не нравилась: отличная от других, не проявляющая свою силу, достаточно скрытная и высокомерная, как ей казалось, она кружилась в компании шиноби из Казе но Куни, избегая новых знакомств и прикрываясь постоянной занятостью. Сакура знала, что девушка часто подвергалась шквалу насмешек от посторонних ниндзя, но то, как она дерзко и беспощадно им отвечала, как бросала колкие, куда более обидные фразы, раздражало ещё больше. Наверное, из-за того, что в этом заключалось их главное различие: Сакура могла постоять за себя на деле, а Мори — на словах. Также Сакура не знала, что та делала в их полку, но знала, что половина отряда даже не то что не общалась с ней, но и не подозревала о её существовании. И, естественно, она не нравилась многим за несвойственно острый для женщины язык и жесткое чувство юмора. — Ты умеешь готовить? — тихо сказала девушка, склоняя голову набок. — Уж получше тебя! — огрызнулась Сакура, рассчитывая, что та может и съязвить в ответ. — Отлично, тогда будем работать в паре, ибо я в этом совершенно ничего не понимаю. — Харуно удивилась её неестественно живой беззлобной мимике, но прежде, чем она успела ответить, «ничего не понимающая» вновь сбежала в палатку. И с тех пор Сакура научилась корить себя за предвзятость. Сколько же нового она узнала об Изанами, проведя с ней пару часов! Например, та не умела готовить от слова «совсем» и даже не смогла зажечь печку, чтобы нагреть воду; по собственным же словам, Нами ранее никогда не пробовала себя в этом нелёгком деле. Сакуре приходилось учить её всему с нуля, отмечая, что девушка особо не язвила и делала всё, о чём её вежливо просили. И она поняла, почему общение с, как оказалось, тоже очень даже престижным медиком пользуется популярностью среди ранее знакомых: Мори оказалась неожиданно лёгким и светлым человеком, которого будто бы не затронула война; секрет её Сакура выведала позже, но тогда лишь удивлялась и без устали рассказывала о своих проблемах и переживаниях. А оно и ясно: Изанами словно забирала все плохие чужие эмоции себе, а после можно было и поспать спокойно, и ещё с кем-нибудь поговорить. Когда Сакура зачастила в гости к новой знакомой, одна из шиноби подозвала её к себе и строго-настрого запретила говорить кому-либо о своеобразном «таланте» Мори. Видимо, боялась, что очередь на психосеанс выстроится, так что ореол высокомерия и недоступности нагоняло даже больше окружение, чем сама Изанами. Вот и сейчас Сакура вспоминала её тёплые успокаивающие слова, ощущение оптимистичного настроя, что «Всё обязательно будет хорошо!», неугасаемый блеск в глазах и дни без отдыха, последствия которых едва ли нашли отражение на нежном лице. — Я думал, что мы сходим пообедать куда-нибудь поблизости. Сакура резко обернулась, вжимаясь в столешницу. Слишком тихий, слишком опытный по сравнению с ней, в который раз он её напугал. — Я не смогу приходить каждый день, так что приготовлю сразу на два-три дня, а потом уже придётся либо готовить тебе самому, либо посещать закусочные. Саске медленно прошёл на кухню, занимая стул у окна и, видимо, ожидая своего обеда. Сакура чувствовала его всем телом; каждая клеточка сжималась в страхе за свою хозяйку, но девушка, легко справляясь с дрожью в руках, продолжила нарезать салат, а, скосив взгляд на брюнета, заметила тонкое кольцо стального наручника. «Кто разрешал их заменять?!» Она уже была готова завести гневную тираду, обращаясь к сопровождавшему её шиноби, но волнение подступило с новой силой, запутывая мысли в тугой клубок. На широком запястье покоился уже другой, надетый не ею браслет. Он отличался тем, что имел индикатор, контролирующий расход чакры. А это означало, что к Саске и его сокомандникам вернулась их первоначальная сила. И каков её максимум, определить было нельзя. «Глупости всё это! Он не тронет тебя! Не тронет?..» Вероятно, нет. Но душащая ночами горькая обида не отступит даже после осознания этого. Страх, смятение и боль давно поселились в наяву сожжённом сердце, постоянно смешиваясь, замещая друг друга и превращаясь в итоге в непрерывно разрастающуюся чёрную дыру, затягивающую в себя все оставшиеся эмоции. — Я не составлю тебе компанию, дел ещё много. — Видно ли было, что Сакура держит дистанцию? Ему — очень даже видно. Девушка не смела подойти ближе, чем на два шага, словно по линейке, оставаясь в недосягаемости, и с глухим стуком опускала тарелки, спеша отдёрнуть руку, словно вытаскивая её из клетки с тигром. — Приятного аппетита, Саске-кун. — Уже в дверях Сакура нервно улыбнулась и, спешно обуваясь в коридоре, выпорхнула в объятия свежему воздуху, оставляя брюнета наедине со своими мыслями. И зря. В последние дни он почти искренне недоумевал, что же не так с Сакурой. Учиха не был слепым и видел, что отношение к нему как-то неожиданно и кардинально поменялось. Саске был уверен, что, извинившись, уладил всякие недоразумения, но, как оказалось, это было далеко не так. Какого чёрта она начала ставить Наруто выше него? Какого чёрта посмела ему перечить? Когда успела так повзрослеть? Видимо, эти моменты он упустил. Но что бы там ни было, парень ловил себя на мысли, что такое отношение ему категорически не нравится. Пусть она стала менее надоедливой и даже удобной, что ли, к совместному сосуществованию, но она стала другой. Та, кем ранее являлась Сакура, испарилась, оставляя как замену слишком отдалившуюся чужую девушку, которая испытывала к нему неприязнь. А может, и презрение тоже. Палочки жалобно хрустнули, надломленные сильными пальцами. Наверняка, если бы девушка осталась здесь на пару минут и увидела это, то попросту хлопнулась бы в обморок, представив, что эти пальцы могут сделать с её горлом. Но Саске об этом и не знал. Сидел, уставившись в пустую стену, впервые пропуская в голове мысль, что без неё в Конохе стало бы совсем пусто. Для него это место отличалось тем, что тут его ждали. Дружба? Да, Наруто хоть и был его первым и, безоговорочно, лучшим другом, но Суйгецу и Джуго тоже успешно развеивали его одиночество. Любовь? Он поморщился. Не для него это было, не для него вся эта забота, нежность и… Какого чёрта он так злится от нехватки этих деталей? От того, что без таких «ненужных», но важных составляющих Коноха перестала быть Конохой, а всё потому… «Ну почему она всё портит?!» Еда стремительно остывала, но Саске даже не чувствовал её вкуса, он буравил взглядом стену, обвиняя девушку во всех смертных грехах. Он считал, что именно она виновата в том, что его здесь оставили, и именно она своим напускным высокомерием портит всю привычную атмосферу. Передразнивает его, провоцирует. Изменила тактику в погоне за его вниманием? Да, безусловно, внимание-то привлекла, только вот не в том плане, в каком ей хотелось бы. Саске злился на Сакуру за то, что она вновь создавала ему несуществующие, по сути, проблемы, её мотивы были непонятны, а действия безрассудны. Но впечатление, в общем-то, она производила отрицательное, что очень и очень злило и так раздражённого мужчину.***
Едва тёплая вода с удовольствием приняла девушку в свои объятия, Темари вытянулась в просторной ванной, блаженно улыбаясь: такого рода водные процедуры были ей куда приятнее и ближе, чем риск запутаться в скользких водорослях или вынужденная необходимость просто делить озеро с какой-либо живностью. В свете последних событий настроение девушки с удручённого отсутствием привычной занятости резко воспарило до приподнятого, когда в ежедневном расписании прибавились приятные «физические нагрузки». Ещё бы! Никто не мог не заметить, что Шикамару в последнее время выглядел каким-то чересчур невыспавшимся и, что ещё более странно, при этом довольным. Темари, хоть и не привыкшая к такой реакции своего организма, против воли покрылась лёгким розоватым румянцем, восстанавливая в голове картинки их близости. Раскованность стремительно вытесняла стыд, занимая его место и всё более скрашивая долгожданные в тот момент минуты. Она и подумать не могла, что чему-то столь энергозатратному её гений может посвящать себя с таким удовольствием. И как бы она ни противилась, но память продолжала вновь и вновь подтасовывать воспоминания не в её пользу. Девушка закусила губу, когда по телу прошлась волнующая дрожь. Даже удивительно, что до этого так противящийся нарушению традиций теперь Шикамару пропускал банальности вроде приёма пищи и через пару секунд пребывания в доме прижимал гибкое тело возлюбленной к любой вертикальной или горизонтальной поверхности. Сдержанность, присущую мужчине до их первой ночи, сдуло будто порывом ветра от её мощного веера. Теперь он медлил лишь тогда, когда заводил очередную свойственно гениальную для него игру с её телом. Мгновеньями Темари злилась и смущалась, когда Нара уж слишком расходился, но её несдержанные стоны и каждый раз новые, по-особенному удивительные ощущения сводили её с ума, заставляя тело просить о большем. Вот и сейчас какое-то чувство азарта щёлкнуло в голове, от красочных картинок в самом низу живота приятно заныло, по телу прошлась дрожь, в миг отзываясь в сосках, тут же напрягшихся и ожидающих получить свою ласку. Выдохнув, девушка переместила похолодевшие ладони на грудь, мягко сжимая её, находя пальцами соски и сильно выкручивая их. Волны тягучего удовольствия тут же прошлись по телу, найдя своё отражение в нарастающем желании и участившемся сердцебиении. Темари, зажав между большими и указательными пальцами стремительно красневшие бусинки, потирала их, сильнее сжимая, жмурясь от приятных ощущений, и вдруг разочарованно поймала себя на мысли, что чужая ласка ощущалась гораздо острее, а осознание беззащитности перед мужчиной дополняло удовольствие особым трепетом. Но как бы там ни было, возбуждённое тело уже требовало любой, даже самостоятельной и не такой яркой разрядки. Левая ладонь заскользила по влажному животу к чуть разведённым бёдрам, уже сокрытых прозрачным занавесом воды. Прохладная, обволакивающая разгорячённую плоть, она не просто не остужала, но и даровала новый уровень наслаждения. Чуть помедлив, девушка скользнула пальцами ниже, закусывая губу. Сознание взбунтовалось, громко называя хозяйку предательницей и изменщицей. Но был бы зол Шикамру, если бы застал её в столь пикантной ситуации? Наверно, скорее удивлён, так как был уверен, что его невеста уж точно не испытывает нехватку близости. А она? Темари всерьёз призадумалась, но поняла, что возбуждение всё более и более захлёстывает её. Она бы ни за что не рассердилась на него и, даже если бы хватило духу, попросила не останавливаться. А как бы он сделал это сам с собой? Темари бы не отказалась посмотреть со стороны на движения его сильных рук, на томно прикрытые глаза, на хмурящиеся брови и напрягшиеся мышцы, когда бы сладкая судорога прошлась по телу. Девушка подавилась вдохом, резко садясь по струнке, замирая, готовая выскочить из ванны, когда входная дверь громко хлопнула. Шикамару? Но ещё слишком рано... Она не была уверена, что это её жених, да и хлопок был неестественно громким. Или же ей так показалось на фоне затуманивших разум ощущений? Услышав глухие шаги в коридоре, она рефлекторно прикрыла руками грудь, гневно взирая на дверь. Ручка резко опустилась вниз, и в дверном проёме бесцеремонно появился… — Шикамару, — устало выдохнула Темари, краснея и откидываясь на полированный край ванны. — А ты ждала кого-то ещё? — он привычно усмехнулся, принимаясь расстёгивать жилет, а затем и рубашку. — Что-то не так? — спросил, чуть хмурясь и удивлённо замечая, что девушка до сих пор прикрывается руками. — А тебе лишь бы поглазеть, бака. Слышал о личном пространстве, а? — Лучшая защита — это нападение, поэтому Темари решила: лучше сделать вид, что злится, чем выдать своё истинное состояние, и, вздёрнув носик, якобы обиженно отвернулась. — Я думал, тебе больше нечего от меня скрывать. Бляшка ремня жалобно звякнула о пол. Когда девушка поняла, что полностью предоставленный ей мужчина стоит всего в метре, тело вновь отозвалось волнующей дрожью, но ладони не пожелали покидать занятого места. А вдруг он увидит? И что подумает, скажет, сделает? Да и сама Темари чувствовала себя неудобно из-за того, к чему так отчаянно шла несколько минут назад. — Холодная! — недовольное ворчание Шикамару сопроводил горячий поток воды, поступавшей с противоположного конца ванны. Не отличаясь скромностью, парень мягко раздвинул ноги возлюбленной в стороны, отмечая розовеющие щёки, и довольно развалился на уже своей женщине. Жестковатые волосы покалывали нежную кожу груди. Темари наконец опустила ладони, обвивая широкие плечи и прижимая сильное тело ближе. Шикамару был доволен, как объевшийся кот, разве что не мурчал на всю ванну. Интуитивно проводя эту параллель, девушка позволила пальцам коснуться его шеи, поглаживая и чуть щекоча. Свои телом он чувствовал каждый сантиметр её: мягкую грудь, на которой сейчас так удобно и приятно разместилась голова, часто вздымающийся живот, разгорячённое лоно, контрастирующее на фоне холодной воды. Так упоительно хорошо и ни чуть не пошло. На несколько минут они позволили времени остановиться, но быстро набирающийся уровень воды спровоцировал парня подняться, закручивая кран. — Подай шампунь. Он покорно взял белый флакон с контурным рисунком крупных цветов. Какой бы выдающейся личностью, порицающей наличие ненужных вещиц, его девушка ни была, но ведь она девушка всё-таки. Лечь обратно, к великому разочарованию, Шикамару не дали. Он почувствовал, как Темари переместилась на колени, возвысившись над ним, а ловкие руки лёгким движением избавили волосы от тугого хвоста. Пальцы заворошили их, приводя мужчину в экстаз. Его потянули назад, прося запрокинуть голову. Взору тут же представилось раскрасневшееся от взметнувшегося в комнате пара и повышенного градуса лицо невесты и манящая обнажённая грудь. Усмехнувшись, Темари безмолвно заставила парня закрыть глаза, когда вода из её ладони начала стекать на волосы, попадая на лоб. Девушка удивительно быстро увлажнила каждую прядь, наливая затем сладко пахнущую смесь в ладошку. Нежные пальцы вновь вернулись к голове, продолжив массажными движениями распределять пенящуюся субстанцию. Цветочный запах ощутимо опутывал комнату, заполняя каждый уголок. — Я так понимаю, на работе я буду благоухать пионами? — Все знают, что ты живёшь с женщиной. И не только живёшь. — По тому, как сконфуженно прозвучала ремарка, Нара понял, что прямо сейчас Темари взглядом исследовала его расцарапанную спину, плечи и руки, наверняка краснея. — Не знают, — самодовольно хмыкнул он, — нет повода снимать рубашку при посторонних. А соседи слишком далеко, чтобы что-то услышать, — последние слова он произнёс, сильнее запрокинув голову и глядя ей в глаза. Поместье — его территория. Его очередь её смущать. Шикамару бы даже не стал отрицать, что ему неудобно, когда хрупкая ладонь в издёвке настигала его собственную у всех на виду. Несмотря на крепко держащуюся маску равнодушия, он злился, потому что в таких ситуациях смущался, как мальчишка. Он злился за проваленную конспирацию. Ему казалось, что вот-вот этот невинный жест будет разгадан любопытными жителями Конохагакуре, ему казалось, что придирчивые взгляды буквально заглядывали в их спальню. И какого чёрта они все так пялились?! Мужчина считал: то, что происходило в их доме, должно было оставаться там и только там. Темари же, напротив, хищно улыбалась, щуря глаза, важно брала его под руку или шутливо сжимала ладонь. Она чувствовала, как он тихонько бросал на неё свой возмущённый взгляд, но не позволял себе проронить ни слова. Её брала гордость. Будто бы не её кольцо на пальце и не его, покоившееся на прочной нити на мускулистой шее, не жаркие ночи вместе, не партии в сёги и не горячий чай из одной чашки на двоих определяли степень их предельной близости, а эти завистливые и восхищённые столь гармоничной и величественной парой взгляды. «Показушница!» — упрекал внутренний голос. «Могу себе позволить!» — так же дерзко бросала Темари, умело отмахиваясь от всего, что обжигало изнутри. Казалось, что на улице лицо их семьи, их статус, их темп — всё задаёт она. Шикамару, до смешного кроткий, лишь закатывал глаза, когда слишком уставал и хотел получить заслуженный отдых, да недовольно стрелял глазами, когда Темари, по его мнению, заигрывалась. Но волна раздражения исчезала с первым взглядом на неё, с первой фантазией, первыми нотками ожидания, что вот-вот они окажутся наедине. Он чувствовал, как для неё это важно, поэтому и не возражал. Неожиданно для Темари их отношения имели свою долю романтики. Шикамару часто настойчиво останавливал её и ловил губы возлюбленной своими иногда едва ощутимо, иногда в затягивающих, лишающих разума поцелуях. И так же быстро отстранялся, словно чуя появление третьего лишнего на горизонте. Сейчас он был до непривычного смешным со взбитой пеной на голове. Темари, аккуратно снимая невесомые воздушные комья с едва слышно лопающимися пузырьками воздуха, позволила себе улыбнуться, любуясь таким домашним и уже родным мужчиной. Словно лицедей, знающий свою роль в этом спектакле и готовый к выходу на сцену, Нара открыл глаза, отодвинувшись. Широкие ладони тут же зачерпнули нерастаявшие комья пены, размазав их по бокам и чётко выраженной талии девушки. Медленно склонившись, он мягко коснулся изгиба ключицы и неожиданно серьёзно отстранился. — А. Ещё вылетит из головы. — Шикамару в привычном жесте неловко почесал затылок. — У меня завтра выходной, но провести его вдвоём не получится. — М? — Темари нахмурилась, не понимая к чему он клонит. — Куренай нужно отлучиться, поэтому она попросила посидеть с Мираи. Скорее всего, это на весь день. Я хочу, чтобы ты провела это время с нами. Темари знала, что её жених всегда и всеми возможными способами поддерживал жену покойного учителя и их маленькую дочку. Ей и самой нравилась компания Куренай: та была приветливой и гостеприимной женщиной. Но при посещении их дома у будущей четы Нара возникала огромная проблема, вернее, маленькая трёхлетняя проблемка: девочка терпеть не могла Темари. Неизвестно по какой причине, но первый визит окончился, так и не успев начаться. Как только Мираи увидела её, сжимающую руку ученика отца, сразу же разревелась, да так, что едва ли успокоилась после ухода девушки. Далее любая попытка их знакомства заканчивалась тем, что в будущую жену гения летели игрушки и столовые приборы, а дом также оглашал детский плач. Нечего и говорить, что Темари дико раздражал этот избалованный, по её мнению, ребёнок. — Гиблое дело, — прошипела она в сторону Шикамару с обидой. — Если я приду, она снова начнёт плакать и швыряться чем попало. — Перспектива отпустить своего жениха на весь день в тот дом, зная, что он там будет развлекаться с искрящейся смехом Мираи, провоцировала укол ревности. — Иди без меня, — прикрывая глаза, успокоилась она. Уважение к Куренай было сильнее злости. — Нет. Я хочу попробовать ещё раз. Она же не сможет плакать вечно. — Ты жесток. — Проводя ладошками по его рукам, надеясь закрыть тему и вернуться к кое-чему более интересному, Темари поняла, что ей льстит его стремление провести день вместе. — Какие же вы, женщины, проблемные. Создаёте себе неприятности из ничего. Не позволяя вспыхнувшей негодованием невесте ответить и притягивая излюбленное тело до неприличия близко, Шикамару склонился, губами касаясь шеи, в который раз не уставая напоминать, что его территория — его правила.***
Горячий, не приносящий ничего, кроме пыли, ветер заигрался с холостым рукавом чужой рубашки, словно насмехаясь. Саске неспешно брёл по улицам Конохи, не решаясь посмотреть по сторонам. Бесспорно, находиться здесь было тяжело. Всё напоминало о его семье, о его прошлом, о его промахах и ошибках. Перейти на более быстрый шаг он бы просто себе не позволил. Орочимару часто повторял, как заевшая пластинка, что его натура — натура садиста. Он не верил. Не верил, до последнего считая себя кем-то лучшим, кем-то более высоким, чем его учитель. Теперь же нет. Горько было осознавать, что хоть и на половину, но его сенсей был прав. Учиха был готов сколько угодно издеваться над собой. Он ненавидел себя и свои поступки той лютой ненавистью, к которой когда-то стремился и которая теперь пожирала его изнутри. Как бы мужчина ни старался, он чувствовал себя постаревшим лет на тридцать как минимум. Одышка, появившаяся после минимальных нагрузок, по его мнению, не была просто физическим фактором. Саске был более чем уверен, что это тот самый ком, который застрял у него в горле даже не после последнего пробуждения, а во время беспокойного сна. То, что он подонок и кретин, он понимал, и то, что не дурак, понимал ещё лучше. Его раздражали люди, считавшие его сон спокойным и беззаботным. Даже предъявить было нечего: теперь не он один, каждый потерял кого-то на этой войне. А сам Саске был не просто соучастником, но практически одним из инициаторов. Он поднял взгляд на монумент с лицами Хокаге, до скрипа сжимая зубы, ощущая мерзкую оскомину. «Смотри, чёрт возьми, смотри!» Не выдержав больше десяти секунд, он перевёл взгляд на небо — алое за его спиной и блёкло-фиолетовое впереди. Тренировка с Наруто не принесла никакого облегчения. Саске чувствовал себя изнурённым, грязным и жутко хотел есть. Но спать, как ни странно, совсем не хотелось. Вернее,он искренне об этом мечтал, грезил забыться, не видя снов, только вот бушующие чувства не позволили бы ему. Учиха чувствовал, что в его квартире ничто, кроме пустоты, одиночества и самобичевания, его не ждёт. Остатки еды, приготовленной Сакурой, да пара книжонок, которые она безмолвно оставила на его прикроватной тумбочке. Мужчина обрадовался впервые за долгое время, когда настиг серые непримечательные ступени, ведущие к лестничной площадке. Уже с облегчением выдохнув, успел миновать несколько, прежде чем услышал душераздирающий вопль. — Саске! Не просто стая птиц, вся Коноха подорвалась от этого возгласа. — А ты откуда? — Суйгецу, широко улыбаясь, шёл следом, не отрывая ожидающего взгляда от своего капитана. Молчаливый Джуго послушно брёл за ним, отрешённо и одновременно внимательно разглядывая каждый сантиметр зелени вокруг. Их совместная компания в такое вечернее время немало удивила Саске, но, не успев завести короткий разговор со своей командой, он услышал второй за сегодня рёв, нарушивший вечернюю тишину. — Какого хрена ты орёшь, Суйгецу? — Карин, как будто весь вечер ожидающая его на пороге, тут же распахнула дверь, кажется, даже игнорируя присутствие Учихи. — Ночью у вас за стенкой такой грохот, будто бы вы мебелью перекидываетесь, а утром встаёте ни свет ни заря, сразу же начинаете греметь на кухне так, что мне вас в своей квартире слышно. Если сегодня такое повторится, я тебя в раковине утоплю, идиот! — Минуя тираду истерички по соседству, сообщу вам, капитан, — чересчур весело начал Хозуки, — что мы, испортив всю казённую посуду и побродив по местным ресторанам в поисках утраченного, решили напроситься на ужин к Сакуре-сан. Приём оказался таким тёплым, что украли мы её из госпиталя около шести и лишь несколько минут назад нам всё-таки удалось заставить себя покинуть её обитель. Она сказала, что завтра мы снова можем прийти даже всей командой. Вот с Джуго они сразу нашли общий язык. — Карин застыла с перекошенным лицом, слушая слащавые, произносимые нараспев речи блондина. — Её дом переполнен прекрасными цветами, — на секунду обратился к команде сам Джуго, затем вновь отходя к изучению местных флоры и фауны. — А какого чёрта вы оба у неё не остались с ночёвкой? Вам бы и завтрак подали! — Это ты у нас привыкла х… — Суйгецу кашлянул, взглядом выражая всё, что хотел сказать, — пинать, а Сакура-сан — высококвалифицированный медик, который работает больше, чем служащие всей больницы вместе взятые. Ей тоже нужен полноценный отдых. — Ну вот, значит, чтобы вас утром здесь и близко не было. Хотите — завтракайте с ней, хотите — на работе помогайте, но не смейте даже одеяло на пол уронить, — перемены в голосе Карин не смог проигнорировать никто. Парни с неподдельным интересом изучали её горящие глаза с полопавшимися капиллярами, трясущиеся руки и этот тон… Не просто каприз, не просто нытьё. Настоящая ярость, злость, гнев, которые вряд ли испытывают из-за грохота по утрам. Разъярённая девушка, напоследок окинув взглядом пришедших, тихо закрыла дверь, даже не сорвав её с петель, как неоднократно случалось ранее. «Она проигнорировала присутствие Саске?» — промелькнуло в голове Суйгецу. «Не осталась ругаться с ними дальше?» — нахмурился Саске. «Здесь определённо не хватает зелени», — вынес вердикт Джуго, осматривая серенький жилой район. Ему никогда не было дела до пустых скандалов. Сухо попрощавшись, они разошлись по квартирам напротив. Саске, не включая свет, быстро принял душ, наотмашь избавляясь от пыли и пота, особо не регулируя температуру и напор воды и позволяя влаге остаться на коже. Такие простые действия, как раздевание, использование полотенца или даже чистка зубов, теперь приносили массу дискомфорта, побуждая придумывать изощрённые планы на каждую обыденную операцию. Делать было катострофически нечего. По старенькому, работавшему с помехами телевизору не показывали ничего, кроме идущих по замкнутому кругу устаревших на данный момент новостей. Абстрагировавшись от реальности, парень нашёл утешение в обдумывании сегодняшнего диалога, произошедшего между его сокомандниками. Что же случилось с Карин? Давно она так остервенело не кричала на них. Кому как ни ему знать, что её бунт — это не просьба быть потише, а буквально мольба о пощаде. Что она делает сейчас? Наверняка плачет. Почему? Ревность. Учиха понял это сразу по её рваному дыханию, по извергавшемуся вулкану чувств и слов. Она ревновала своих товарищей. Почему они не пошли на ужин к ней? Почему к едва знакомой девушке? Сомневались или недооценивали? Карин привыкла к тому, что они не считали её за хорошего шиноби, но и за хорошую женщину, теперь получается, тоже? Почему одна тонкая, почти бумажная преграда в виде стены разделила их? Именно эти вопросы мучили её. Удивительно, что Суйгецу не догадался сам. «Правда идиот». Саске знал, что она часто плакала, но предпочитал делать вид, что не замечает этого, чтобы не нарываться на проблемы, не позволять ей стать ещё слабее, а себе — ещё жёстче. Её никогда не обижали подколы по поводу её силы и навыков, но всегда — по поводу недосоленной еды или неправильно пришитой пуговицы. То упущенное с детства ощущение «как правильно быть женщиной» преследовало её до сих пор. А кто бы научил? Орочимару? Именно поэтому Карин жутко нервничала из-за каждого подобного промаха. Потому что училась сама, нуждалась в признании, но ни за что бы не сказала об этом вслух. Высокомерие, страх стать посмешищем и желание быть понятой без слов стали её тюрьмой. Она ревновала к новой личности, «идеальной во всех отношениях». Мужчина не заметил, как сжался его кулак, когда он представил эту компанию из троих сидящих приятелей. Двух приятелей и… И? Саске не знал, кто Сакура для него. Две потрёпанные книжки полетели к противоположной стене, сминаясь и отходя от корешка, стремительно падая на пол. Ни за что бы он не признался, что так быстро угадал ревность Карин только потому, что и сам испытывал идентичные чувства из-за сложившейся ситуации.