Give up love

Получается как в плохо снятом фильме: камера кренится вбок, когда Джеймс, спрыгнув со ступенек, пытается удержать равновесие и неудачно подворачивает ногу, делая шаг в сторону машины. Дергает ручку и зло пинает колесо машины, когда дверь не поддается. - Джеймс… - раздражает и спокойный покровительственный тон Тьяго, и то, что он не может оказаться внутри безопасной машины, куда уж точно не проникнут вопли Моники. - Вы можете просто открыть эту чертову дверь?!.. – хлопает по крыше автомобиля и поднимает ладони вверх. – Откройте долбанную машину! Тьяго медленно переводит взгляд на него и неуверенно проводит пальцами по стеклу: может, отправить его пройтись?.. А что если все станет только хуже, когда Джеймс останется в одиночестве? Глухо цокает ключ - Джеймс почти вырывает замок, с силой распахивая дверь, и усаживается на кресло, подбирая под себя ноги. Джеймсу хочется защититься. - Джеймс, послушай… Внутри холодно – изо рта идет белесая струя пара, которая осядет дымкой на стекле и наконец-то улучшит этот омерзительный пейзаж за окном. - Мы можем поехать? Пожалуйста, - упирается головой в переднюю панель и опускает руки между ног. – Просто поехать. Тьяго не спорит. Он прокручивает ключом один оборот и вслушивается в недовольное глухое урчание замерзшего мотора. - Отлично… еще и не заводится, - Джеймс не говорит, а шипит; он отклоняется на спинку кресла и закрывает рот кулаком, прикусывая большой палец. - Прекрати, - Тьяго мягко дотрагивается до его локтя и тянет на себя руку. – Зачем ты себя травмируешь? - А кого мне еще травмировать? Вас, может быть?! – Тьяго знает, что Джеймс не специально делает свой голос похожим на злое рычание, но не может удержаться от насмешливой ухмылки. Тьяго известно, что это всего лишь защитная реакция: Джеймсу хочется заскулить и уткнуться носом в его плечо, чтобы выругаться от обиды, но ни его воспитание, ни их отношения не дают ему возможности сразу перейти к получению утешений. В начале он должен выглядеть независимым юношей, который сам справляется со своими переживаниями. Тьяго опускает кулак Джеймса на колено и аккуратно прикладывает ладонь к красному рту. - Тихо. Успокойся, - вторая рука находит место на шее, и, медленно надавив на позвоночник, уходит под волосы, массируя затылок. – Успокойся, Джеймс. Глубокий вдох – Джеймс упирается носом в его пальцы и закрывает глаза, расслабляясь под прикосновениями. Большой палец обводит ушную раковину и задерживается под мочкой, ласково гладя кожу. - Куда ты хочешь, чтобы мы поехали? Джеймс приоткрывает глаза и безразлично переводит взгляд за окно. - Куда угодно, - рот отлипает от ладони Тьяго, и Джеймс быстро облизывается, чтобы слова не оставались на сухих губах. – Можем поехать к морю. Это недалеко… За домом направо и все время вперед. Тьяго благосклонно кивает ему, принимая его усилия говорить законченными предложениями, и тянется к ключу. Машина послушно заводится и после короткого скрипа съезжает с места. Море в Шотландии пригодно только для фотографий и рассказов: оно всегда слишком синее, слишком прозрачное и слишком холодное, - Джеймс никогда не мог оправдать разлитую по кромке берега голубую краску, из-за которой каждое утро приходилось просыпаться в тумане. Зато шотландское море очень разговорчивое, в отличие от леса, где по колено утопаешь в глухой тишине: оно постоянно о чем-то рассказывает, шепчет гальке какие-то восхитительные истории, от которых камни превращаются в пыль. Трудно предположить, о чем говорит шотландское море; вероятно, о том, как пять веков назад оно было алым от чужой крови, или, может быть о том, что морская пена – это гривы последних пегасов, и поэтому Шотландия не может дать миру ничего, кроме биржевой сводки. Или море цитирует наизусть Берна или Йейтса. Кто знает. - …зачем вы привели меня домой? – Джеймс отворачивается к окну и рассматривает тонкие стволы сосен, стеной стоящие около дороги. - Моник… настояла на этом, - Тьяго мучительно долго выбирает слова и притормаживает, доставая пачку сигарет. – Она… волновалась из-за того, что тебя не было рядом. Джеймс прикусывает нижнюю губу и сжимает пальцы в замок. - Что она имела в виду?.. - …что? – выпускает дым через окно и стучит запястьем по рулю. - Что она имела в виду, когда говорила, что «они» собираются убить ее? Тьяго обводит языком верхние зубы и с цоканьем сглатывает слюну. Джеймс готов поверить в абсолютно любую ложь, которую ему предоставит Тьяго, потому что ему хочется верить хоть кому-нибудь. Если Тьяго скажет, что Джеймсу нужно забыть все, что сказала Моника, потому что так будет лучше, - он забудет. Если Тьяго скажет, что им нужно сегодня же вечером покинуть страну, - Джеймс первым соберет чемодан. Если Тьяго заговорит с ним – он услышит его. Но Тьяго молчит, затягивается и тушит бычок о дверцу машины. Они доезжают до края утеса. Можжевельник жадно закрывает широкими лапами землю, и под колесами машины трещат мелкие камни; скосившееся от ветра дерево и щедро разбросанные жмени вереска. Тьяго останавливает автомобиль и задумчиво трет пальцами переносицу. - Джеймс, Моник… она… Джеймс упирается лопатками в дверь машины и поджимает губы. - Пожалуйста, рассказывайте мне что хотите. Только не пытайтесь сказать, что она сумасшедшая. Она испугана, она запуталась, она не знает, что делать, и ей очень плохо – да, - голос переходит на шепот. – Но она не сумасшедшая… - Я не говорил, что с ней что-то не так, - Тьяго кладет ладонь на глаза и надавливает пальцами на висок. - Расскажите мне, что происходит. У меня же есть право знать, правда?.. – Джеймс касается его запястья и отнимает руку, заглядывая в глаза. – Тьяго, расскажите мне. - Эндрю настаивал, чтобы ты остался вне всего этого… - порывистый сиплый выдох. – Джеймс, ты должен понимать: они пытаются спасти тебя. Ты не можешь их обвинять в чем бы то ни было. - Господи, да скажите мне уже наконец! Тьяго отпускает руль и достает из пачки сигарету. - Эндрю должен нашей компании несколько миллионов долларов. Джеймс замирает на кресле. - Почему? Как… это же очень крупная сумма… - Последний год Эндрю работал над поставками оружия в арабские страны, - Тьяго сбрасывает пепел в крышку от пачки и разминает шею. – У него были очень четкие инструкции насчет того, что и куда продавать. Ты должен понимать: это бизнес, тут не может быть каких-то личных мотивов… - Тьяго повторяет заново, пытаясь убедить себя в своей правоте: - У него были инструкции, Джеймс, о том, кто является другом нашей компании, а кто ее враг. И Эндрю… Эндрю почему-то решил, что мы не на той стороне. Он стал активно поддерживать другую сторону, и сначала это выражалось просто в переговорах. Он ездил на какие-то встречи, общался с какими-то людьми. В отделе… в отделе все списали на то, что он пытается собрать больше информации о нашем деле. - И? – Джеймс тянется за сигаретой, и Тьяго вкладывает в его пальцы окурок. - А потом случилось следующее: в день, когда Эндрю должен был отдавать груз, он пропал. И вместе с ним пропало оружие на три миллиона, которое позже всплыло… - У ваших врагов… Но ведь отец, - Джеймс закрывает глаза и видит перед собой Эндрю, который, сжав кулаки, тихо произносит: «Я не предатель». – Вы сказали, что он… Вы в самом начале говорили мне… - Что он непричастен, - Тьяго кивает. – Я и сейчас думаю, что он тогда просто отказался передавать оружие. Оставил на складе. Худшее, что Эндрю сделал там - бездействовал, но он точно не смог бы перейти на другую сторону, - стучит по приборной панели и закусывает щеку. – Джеймс, послушай, я искал его потому, что был уверен: ему угрожают. Думал, что была какая-то причина, по которой он сбежал оттуда. Я не знаю, чего ждал: что они грозились убить тебя? Моник?.. Эндрю знает слишком много о том, как проходила операция и о том, кто был в ней замешан. Ты понимаешь, он не мог так просто исчезнуть!.. Боже, это же не воскресная школа, в которую ты можешь не прийти, потому что у тебя болит живот… Джеймс сосредоточенно смотрит на подрагивающие пальцы Тьяго и глубоко вдыхает горький дым. - И как ваше руководство нашло его?.. - Оно не находило, - Тьяго размахивает дым рукой и приоткрывает окно. – Мы искали его полгода, но Эндрю не хотел, чтобы мы его нашли. Он и Моник не связывались ни с тобой, ни с родителями… Они просто исчезли. А потом, - трет запястья и вытирает влажные ладони о джинсы, - я заметил, что продажи компании Эндрю пошли вверх, и большая их часть приходится на Шотландию. - Отец пытался собрать эти деньги, - Джеймс надавливает на затылок, пытаясь вытеснить из головы хриплое «Я не предатель». - Да. Я понял, что его надо искать в Шотландии. Ты бы знал, сколько времени мне пришлось провести над картами, чтобы хотя бы приблизительно узнать, где его искать… Джеймс, боже мой, - Тьяго скалится и упирается лбом в скрещенные руки, - я думал, что его шантажируют, что его заставляют скрываться. Я чуть не сошел с ума, пытаясь придумать, как ему помочь… Я ничего не сказал начальству, взял отпуск и поехал искать его здесь. И… - щелчок зажигалки – новая сигарета занимается огнем. – И когда я увидел его, - губы подрагивают, - когда я увидел его, то понял, почему он сбежал. Джеймс накрывает его пальцы своей ладонью и несильно сжимает. - Он знал, что рано или поздно я его найду, и первое, что он сказал мне, когда мы остались наедине, было: «Ты зря сюда приехал. Скоро они бы тебя сюда прислали. Придется мотаться два раза». Эндрю… он просто больше не верит в то, что мы делаем. Он не верит в то, что мира можно достигнуть войной, не верит, что мы поступаем правильно, давая людям оружие, чтобы они убивали друг друга. Он больше не хотел участвовать в этом всем. Он взял Моник и уехал в Швейцарию, где до него и дошли новости о том, что он объявлен предателем, задолжавшим нашей компании… - …но кто тогда передал оружие? – Джеймс крепче стискивает его запястье. - Это хороший вопрос. Это очень хороший вопрос, - Тьяго наклоняет голову и утыкается лбом в лоб Джеймса. – Я не знаю. И Эндрю не знает, - долгая пауза. Тьяго плотно сжимает губы, заставляя себя замолчать, потому что ему хочется произнести вслух: «Но Моника знает. Моника чувствует это». – Он невиновен. Его могут судить за неисполнение обязанностей, его могут отстранить от должности. Но наше руководство все равно должно помочь ему уйти от преследования, гарантировать ему безопасность, ведь когда те люди не получили от нас помощи, на которую рассчитывали, они очень разозлились… Я заставил Эндрю связаться с центром, - Тьяго замолкает и делает две затяжки подряд. – И нам выслали инструкции. - Какие? - Она… наше начальство выслало пистолет. Эндрю все эти годы был очень предан нам, он был одним из лучших наших людей… Мы думали, нам вышлют документы, какие-то бумаги, в конце концов. По спине Джеймса течет холодный пот. - И что значит пистолет? Тьяго переводит на него взгляд и выпускает дым, глядя ему в глаза: - Что… что Эндрю должен защищаться сам. - Мама думает, что эти люди придут за нами? - Моник уверена в этом. Джеймс отпускает руку Тьяго и сводит вместе дрожащие колени. - Мне… нужно пройтись, - неуверенно приоткрывает дверь машины, и Тьяго не останавливает его. Ветер неумело треплет Джеймса по волосам, оставляя на шее мурашки, и толкает его в спину, помогая спуститься вниз. Отец пытался их спасти – Джеймс делает несколько осторожных шагов вниз по огромным валунам и спрыгивает на влажную гальку, усеянную кусками водорослей. У мамы была причина волноваться – внутри какое-то подлое облегчение от того, что ему не придется репетировать перед зеркалом фразу «С моей мамой не все в порядке», можно будет говорить, что Моника перенервничала, испугалась… Джеймс передергивает плечами от холода и скрещивает руки на груди, пытаясь согреться. Что они будут делать? Останется ли Тьяго с ними? Что будет с его семьей? Что будет с ним самим? – в висках громко пульсирует кровь, и в затылке скапливается головная боль. В школе Джеймса не подготовили отвечать на такие вопросы. Море тянется к его стопам, ласково облизывает подошву ботинка и опасливо отдаляется, выжидая, что сделает Джеймс; присев на корточки, он подбирает мокрый камень, водит по гладкой поверхности и замахивается, чтобы бросить его в воду. Глухой всплеск. Джеймса подташнивает: в горле застрял ком, который он не может проглотить, и мышцы сжимаются в спазме, усиливая неприятное ощущение. Его мутит; каждая клетка тела пытается отхаркнуть скопившееся внутри напряжение. Джеймс тщательно закатывает джинсы выше лодыжки, тянет за шнурки и распускает тугие узлы на обуви; педантично скручивает носки и засовывает их внутрь обуви. Холодно – он встает полной стопой на ледяную гальку и делает несмелый шаг по направлению к морю. Нужно что-то делать – медленно продвигается вперед и замирает, когда волна мягко накрывает его пальцы. Он не может просто ждать, что их спасут. Он должен поговорить с Тьяго. Он должен… - Джеймс ежится, трет ногу о ногу и засовывает ладони в карманы. В голове пусто. А что, если их действительно убьют? – от этой неожиданной мысли во рту пересыхает. Как это он не рассматривает вариант, что уже завтра ничего не нужно будет делать, потому что их закопают под первым кустом? И хуже всего то, что никто не заметит, что их не стало. Их уберут, - море успокаивающе шелестит под ногами, и Джеймс оборачивается, чтобы посмотреть на машину наверху. Завтра их может не стать. Он зажимает в руке ботинки и быстро поднимается обратно, в теплый автомобиль; пальцев на ногах почти не чувствуется. Хлопок закрывающейся двери. - …зачем ты снимал обувь? – Тьяго наклоняет голову набок и прикасается к плечу Джеймса, обращая на себя его внимание. - В голове слишком много всего… - подбирает под себя ноги и обнимает колени. Руки мелко дрожат. – Хотел отвлечься. - Давай сюда, - пододвигает сиденье назад, освобождая место, и хлопает ладонью по бедрам. – Давай сюда стопы… - Джеймс упирается спиной в стекло и поворачивается к Тьяго. – И как? Помогло? - Ну, теперь я думаю только о том, что мне холодно, - невеселая улыбка. Тьяго мягко надавливает на пятку и ведет к пальцам – от касания остается красная полоса. – А вы отдали моему отцу пистолет? Тьяго отводит глаза в сторону, как будто припоминая что-то: - Да. Да, отдал. Почему ты спрашиваешь? – легко массирует стопу и разводит пальцы, чтобы пройтись между ними теплой ладонью. - Знаете, это ведь очень… Очень лицемерно. Прислать ему его любимый пистолет, чтобы он сам себя им и защищал, - Джеймс потягивается и прячет потеплевшую стопу между ног Тьяго. – Я пока там стоял, думал о том, что мы все можем завтра умереть. Тьяго приподнимает выше закатанную штанину и гладит лодыжку Джеймса. - Ты поэтому вернулся? Ты испугался? Это длится долю секунды: Джеймс выглядит растерянным и широко распахивает глаза, боясь, что, если он моргнет, Тьяго исчезнет. - Я мог бы оставить ботинки на берегу. Знаете… ботинки на берегу моря – это грустно. Ведь маловероятно, что за ними кто-то вернется. И им придется ждать. Ждать. Ждать, - Джеймс зажмуривается и приподнимается на сидении, вслепую отыскивая ладонь Тьяго. – Может, все дело в том, что и мы здесь ждем чего-то, а ведь на самом деле никто за нами не придет. И не спасет нас, - у Джеймса замерзшие негнущиеся пальцы, которые царапают запястье Тьяго и прячутся в рукав его свитера. Тьяго обнимает его за плечи и прижимает к себе, ведя ладонью к колену. - Я же сказал, что защищу тебя. Вырывается что-то наподобие облегченного вздоха, когда Джеймс закрывает глаза и опускает голову. От руки Тьяго идет ровное тепло - Джеймс по-детски сводит колени, сжимая между ними ладонь, и пододвигается ближе к Тьяго, утыкаясь носом в шею. У Джеймса не получается ровно дышать, он вообще плохо контролирует то, что делает. Его пальцы растягивают узкие рукава, пробираясь вверх по руке Тьяго, и Джеймс глубже просовывает стопы между его ног, как будто пытаясь усесться с ним на одно кресло. - Джеймс… Тьяго, наверное, хочет его остановить, но Джеймс не слушает - аккуратно целует его шею и отводит свободной рукой волосы, открывая ухо. - Тьяго, пожалуйста… - ладонь Джеймса останавливается, дойдя до сгиба локтя, и большой палец плотно надавливает на кожу, оттягивая ее в сторону. – Пожалуйста… - сухие губы водят по ушной раковине и прихватывают мочку уха, чтобы зубы чуть-чуть нажали на самый край. - Джеймс!.. – Тьяго вынимает свою ладонь, спрятанную между его колен, и достает из-под свитера руку Джеймса, крепко обхватывая запястье. - Чего вы боитесь? – сидеть между кресел неудобно, и Джеймс отодвигается назад; его ладонь выскальзывает из захвата Тьяго – они соприкасаются только пальцами; подушечки мягко очерчивают линии на ладони. – Вы боитесь, что кто-то узнает? - Это просто неправильно, - Тьяго заставляет себя говорить это, но, очевидно, не может заставить себя так думать: большой палец ласково гладит внутреннюю сторону запястья Джеймса и продвигается вверх по вене. Наверное, это все острота первого впечатления: от этого мягкого, практически неощутимого прикосновения внутри все сжимается, и внизу живота тянет, как от резкой боли. - Я нравлюсь вам, вы нравитесь мне… Вы ведь взрослый человек… Что здесь может быть неправильного?.. Неправильно то, как Тьяго дотрагивается до его щеки и поправляет его волосы. Неправильно то, как он вскользь касается губами его рта и тут же отстраняется, чтобы посмотреть, как Джеймс прикрывает глаза в ожидании поцелуя. Джеймс только хочет казаться опытным и готовым ко всему – Тьяго проводит костяшками по его скуле и распрямляет пальцы, чтобы тронуть шею. Неправильно то, как Тьяго забывает о том, что он обязан сделать, и оттягивает нижнюю губу Джеймса, открывая его рот. - Для тебя это все больше, чем просто «нравиться», - Тьяго выдыхает между его губ, и от этого шепота внизу живота появляется густое, вязкое желание услышать стон. - Я ведь пообещал, что не влюблюсь в вас… - Джеймс наклоняет голову набок, почти прижимаясь ко рту Тьяго. - И ты все равно влюбился. В голубых глазах проскальзывает испуг, как будто Тьяго застал его врасплох и Джеймс совсем не успел подготовиться к защите; какая-то неловкая улыбка, вслед за которой Джеймс придвигается ближе и упирается ребром стопы в пах Тьяго. Горячо – Джеймс поднимает взгляд: - Трудно было устоять. - Ты даже не пытался, - усмешка – и Джеймс облегченно опускает ладонь на затылок Тьяго, когда тот наклоняется, чтобы поцеловать его. От поцелуя в голове плывет, и Джеймсу приходится крепко ухватиться за волосы Тьяго, чтобы не завалиться в сторону. Тьяго играет с ним: прижимается к губам и трогает языком небо, потом немного отстраняется и целует в другое место, перехватывая выдох. Он целует Джеймса слишком много – Джеймс нетерпеливо шевелит стопами, давя на его пах. - …что? – трется носом о подбородок и, облизав губы, прикасается к шее. - Это нечестно, - Джеймс запрокидывает голову и на секунду забывает то, о чем хочет попросить: Тьяго оттягивает воротник свитера и лижет выше кадыка; густые, жирные мазки на горле, как будто Тьяго пытается пометить его. - Что нечестно, дарлинг? – он хрипло смеется и кладет руку поверх бедра Джеймса, опуская пальцы между его сомкнутых ног. - Это… все, - этот шепот выходит совсем неубедительным, и то, как Джеймс с готовностью принимает его ладонь, не помогает добиться своего. Становится слишком тесно; пальцы Тьяго нажимают на внутреннюю поверхность бедра, и Джеймс сильнее сводит колени, пытаясь оттеснить руку выше. – Тьяго… Он, кажется, вообще не замечает Джеймса: упирается лбом в его лоб и просовывает ладонь под его ягодицы, приподнимая над сиденьем. - Что? – пьяные, темные глаза. - Я… тоже хочу, - усмешка в ответ. - Чего ты хочешь? – язык приоткрывает губы Джеймса и ведет по влажной коже внутри. - Хочу вас трогать. Тьяго целует его в край рта и двигает пальцами, проходя по шву на джинсах между ягодицами – сдавленное шипение. - Пожалуйста, - крепко обхватывает его за шею и тянет на себя. – Пожалуйста… - Джеймс, я не… - Вы хотите взять на себя всю ответственность, - Джеймс дотрагивается губами до его уха и успокаивающе гладит затылок. – Чтобы я мог потом сказать, что вы соблазнили меня, что вы заставили меня, что я не при чем. Но ведь это не так… - спускается от уха к скуле – дыхание перехватывает. - Представьте, что мы последние выжившие во всей гребанной Шотландии, - Джеймс кусает его за щеку и надавливает языком на место укуса, оставляя мокрый отпечаток. – Представьте, что, кроме нас, никого больше нет. Никто не сможет нас осудить. Повисает тишина. В другом мире, который начинается за пределами машины, ветер, натужно надрывая голос, завывает, взбив пену на море, и рассержено пригибает к земле можжевеловые кусты. Ему тоже хочется быть вместе с ними, облизывать их холодную кожу, тереться жесткой щекой о их спины, но только теперь между Джеймсом и Тьяго осталось место только для них самих. Тьяго глубоко выдыхает и вытягивает из-под Джеймса руку, спокойно усаживаясь на свое место. - Ладно, - Тьяго морщится и трет запястьем лоб. – Если ты так хочешь. Джеймс хочет. Он достает одну ногу и ставит ее на край сиденья, давая себе пространство, и касается края его свитера. - Не переживайте. Я буду нежным, - они улыбаются, и Тьяго потягивается на кресле, подставляясь под его ладонь. Пальцы приподнимают свитер – ровная, загорелая кожа. Джеймс легко проводит по низу живота и тянет ткань выше, обнажая пресс. Непонятно откуда взявшаяся гордость: Тьяго красивый. Закусывает губу и кладет пальцы поверх выпуклых мышц – Тьяго втягивает воздух и наклоняет голову в сторону, когда Джеймс пригибается к его животу и мягко прижимается губами к боку. Кожа солоноватая, будто Тьяго недавно искупался, - язык поднимается вверх под неровным ребрам, и Джеймс застывает, утыкаясь носом под руку Тьяго. - Можно, вы снимете свитер? - Можно, - тихий свист в ответ – Тьяго неторопливо стягивает тряпку и, положив ее на заднее сиденье, возвращается на место. Джеймсу нужно поделиться с ним – он аккуратно целует его обнаженное плечо и касается ключиц: - Вы восхитительный… Тьяго не пытается сострить в ответ – он выгибает шею и придавливает к себе Джеймса, впечатывая в свое тело. - Это хорошо. Иначе я мог бы тебе не понравиться…- фырканье. Нет никаких наставлений и никаких правил, что нужно делать в таких случаях, поэтому Джеймсу приходится полагаться только на собственные желания: он аккуратно прихватывает зубами сосок и плотно смыкает губы, слушая, как у Тьяго сбивается дыхание. Ладонь едва двигается вниз по напряженному животу и останавливается на жестких джинсах, медленно поглаживая откос. Джеймс ведет носом вниз по груди, втягивая тяжелый запах, и замирает на диафрагме, чтобы облизнуть впадину. Приходится оторваться, чтобы расстегнуть ширинку – Тьяго приподнимается на лопатках, прогибаясь под рукой, и на секунду зажмуривается, довольно улыбаясь. Поцеловать его в щеку, повернуть к себе и найти его губы – сладкая, тягучая улыбка остается во рту Джеймса, и он плавно опускает ладонь под белье Тьяго. - Вы были неискренни, когда говорили, что мы одинаковые в плане физиологии, - смешок в ответ. - Да, Джеймс. Ты лучше, - трется о его висок, пока Джеймс с каким-то смешанным чувством восторга и удивления берет в ладонь его напряженный член. У Тьяго сбоку тянется кривая набухшая вена – Джеймс, убрав белье ниже, с осторожностью проводит по ней кончиком пальца и останавливается около конца. Палец легко обводит покрасневшую головку, и Джеймс, оторвавшись от груди Тьяго, смотрит, как у того проваливается живот от глубокого вдоха. Медленно размазывает смазку и прижимает член к животу, спускаясь пальцами к основанию. - Что мне сделать?.. – Джеймс выдыхает в его шею и подается вперед пахом, упираясь в бедро Тьяго. – Чего вы хотите? - Это же ты чего-то хотел, - переходит на шепот и касается тыльной стороной ладони его виска. - Я хочу попробовать, - улыбается краем рта и делает попытку опустить голову, но Тьяго хлопает его по шее и прижимает к своему плечу: - Нет, не надо. - Почему? – приподнимает бровь и дотрагивается языком до уголка рта. – Я не умею, но вы же скажете, как… - Ты не должен этого делать. - Но мне хочется. Тьяго закрывает глаза и выпускает через зубы воздух, отнимая ладонь от плеча Джеймса. Неудобно, но Джеймс наклоняется вперед, бережно беря в рот головку. Непривычный вкус – пропускает член между сомкнутых губ и снова заглатывает, надавливая языком на щель и выдавливая смазку. Теперь – солоно, с примесью муската; Джеймс отрывается, ведет плечами, разминая затекшую шею, и, почему-то довольно улыбается, когда Тьяго кладет ладонь на его голову и прижимает обратно. - Твою мать, что ты делаешь!.. – Тьяго со стоном поднимает бедра: Джеймс ласково целует сбоку и обводит кончиком языка вену, возвращаясь к концу. С глухим причмокиванием вбирает в рот и втягивает щеки, усиливая давление, и чуть поворачивает голову, чтобы член уперся в щеку. Тьяго сжимает пальцы и оттягивает Джеймса за волосы: - Просто сделай пару движений… Досада – Джеймс поднимает голову и обиженно кривит рот. - Но я хочу… - Блять… - Тьяго крепко вжимает его в себя, надавливает языком на язык и прикусывает губу. – Ты спрашивал, чего я хочу? Так вот, я хочу кончить. Прямо сейчас. Джеймс хрипло смеется и послушно опускается вниз. Взять до конца не получается – горло сжимается и приходится отодвинуться; Джеймс обхватывает до половины и делает толчок вперед, сводя лопатки, когда головка проходится по небу. Тьяго помогает: зажимает в ладони волосы и задает темп – вверх, почти выпуская из губ, и вниз, плотно скользя по стволу. Выдохи становятся все более рваными – Тьяго шире разводит колени и, когда Джеймс на секунду приподнимает голову, ласково гладит его по шее: - Мой хороший мальчик… Джеймс стонет, чувствуя, как намокает его белье, и открывает рот, чтобы проглотить сперму. Тьяго не отстраняется, наоборот: обхватывает Джеймса за плечи и перетягивает на свое сиденье, попутно натягивая белье и застегивая джинсы. - Ну что?.. - Вкусно, - Джеймс облизывается и укладывается на его плечо, позволяя обнять себя за талию. – У вас классный член. - Из тебя вышла бы отличная проститутка, - Тьяго расслаблено смеется и гладит его по спине. - У вас… может, есть салфетки? – ухмылка. - Да, возьми в бардачке… Приходится слезть с него и перебраться обратно: как-то стыдно вытираться при Тьяго, и тот, давя смешок, качает головой. - Мне выйти, что ли? - Неплохое предложение, - Джеймс следит за тем, как Тьяго тянется за свитером и открывает дверь. - Что, мой мальчик, теперь ты стесняешься? Джеймс краснеет, слыша смех. - Отвалите от меня, - они улыбаются друг другу; Тьяго захлопывает дверь и прижимается спиной к стеклу. Бардачок открывается со скрипом – Джеймс вытягивает нетронутую упаковку салфеток, берет пару штук. И смотрит на вальтер, засунутый между картой Англии и набором пластырей.