Без названия - 3

На самом деле он очень боялся этого разговора. Тянул, придумывал себе оправдания, всеми силами избегал, хотя и знал, что делает только хуже. Не раз проклинал себя за идею с амулетом — но так и не решался ничего сделать. То, что дальше так продолжаться не может, Джерар окончательно понял, когда к нему подошла Ультия. — Разберись уже с Эльзой наконец, — сказала она. — На вас смотреть больно: что на нее, что на тебя. Это не отношения, а мазохизм какой-то, причем с обеих сторон. Когда он в оговоренное время тихо постучал и вошел в нужный номер гостиницы, то понял, что Эльза тоже знает — или хотя бы подозревает. Она сидела за столом: руки сцеплены, взгляд устремлен в одну точку, в линии плеч затаилось скрытое напряжение. Джерар почувствовал, как стремительно подступает к горлу комок. Он едва заставил себя переступить порог и подойти к окну: смотреть в глаза Эльзе не было сил. Молчание разрезали только тиканье часовой стрелки да далекий шум внизу. Солнце медленно садилось, пуская последние лучи между золотистых облаков, белые здания под их прикосновениями становились нежно-розовыми. Дул теплый ветер, с тихим шелестом перебирая листья тополя во дворе и легко колыша занавеску. Наливалось вечерним багрянцем небо. Джерар до побелевших косточек сжал пальцами подоконник, набрал полную грудь воздуха. — Эльза… — он едва узнал собственный голос, так хрипло и надтреснуто тот звучал. Слово, казалось, разрезало тишину и упало в пустоту, исчезая, растворяясь в ней. Джерар заставил себя открыть рот, продолжая дальше. — Я… — он запнулся, снова вздохнул. — Я хотел с тобой поговорить. — Я знаю, — тихо, будто далекое эхо, откликнулась Эльза. Сердце предательски заныло. «Соберись! — приказал себе Джерар. — Ты должен это сказать! Ради Эльзы! Ради ее будущего!» — Нам… стоит перестать видеться. Слова тяжелыми каплями всколыхнули молчание. Эльза как-то прерывисто вздохнула. «Не смотри на нее, — приказал себе Джерар. — Не смей смотреть: тогда ты точно не скажешь то, что собирался». Отпустив подоконник, он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, выровнять сердцебиение. — Эльза, пойми, — голос стал слушаться получше. — Я — преступник. Один из самых разыскиваемых в Фиоре. За мою голову назначено огромное вознаграждение. Я вынужден скрываться от закона по диким лесам и горам. Что я могу тебе дать? — Мне все равно, кем тебя все считают, — тихо отозвалась Эльза. Джерар закрыл глаза. — Поверь, жизнь беглеца не для тебя, — почти через силу произнес он. — Я не хочу, чтобы ты мокла под дождем осенью, чтобы ты мерзла зимой, не имея возможности зайти даже в небольшую деревню за едой. Не хочу, чтобы ты убегала, постоянно скрывалась — ты не знаешь, насколько это тяжело. Я не хочу, чтобы ты потеряла сон, стала бояться каждой тени, а в каждом светлом пятне видеть хламиды рунных рыцарей. Солнце садилось, теперь только его краешек красной полоской виднелся над горизонтом. На город медленно опускались сумерки, окутывая здания теплым мраком летней ночи. Джерар неотрывно наблюдал за тем, как медленно тускнеют облака на небосклоне, с золотистого сменяясь на сизо-розовый. — Я не принесу тебе счастье, — тихо сказал он. — Не может его дать тот, за кем гоняется вся страна. После всего, что ты пережила, ты заслуживаешь только лучшего. Спокойной честной жизни без горя и тревог. — Ты думаешь, мне это нужно? — в голосе Эльзы была горечь. Джерар снова вздохнул. — Я не хочу, чтобы ты попала в тюрьму — а со мной рядом это рано или поздно произойдет, — тихо отозвался он. — Ты там не была, ты не знаешь, как это. Я… я не хочу, чтобы тебя сгноили на допросах, пытаясь найти меня: я этого просто не переживу… Он слишком хорошо видел эту картину: темный подвал, руки, скрученные грубой веревкой, следы от кнута и ожоги на коже, сорваны ногти, переломаны пальцы. Слипшиеся от крови и грязи волосы, висящие колтуном на ободранных плечах. И разбитое лицо, в котором невозможно было узнать родные черты. Такая Эльза иногда снилась Джерару — и тогда он с криком просыпался, хватая пересохшими губами холодный ночной воздух, слепо смотрел в темноту, пытаясь выгнать из головы будто выжженый каленым железом образ, и долго не мог унять дрожь в руках. В такие ночи он боялся засыпать дальше и до самого рассвета сидел, неотрывно наблюдая за тем, как размеренно угасают и вспыхивают угли в почти потухшем костре. Солнце окончательно село, и синие сумерки полновластно разлились над городом. Ветер стал холодным и резким, прошелестела крыльями запоздалая птица. — Эльза, — Джерар опустил голову, глядя на свои руки. — Такая жизнь — не для тебя. Это слишком тяжело, пойми. — Мне все равно. Он развернулся, собираясь что-то сказать, как-то ответить — но слова застряли в горле. Эльза плакала. Губы у нее дрожали, слезы двумя ручекайми катились по щекам. Джерар почувствовал, как в сердце нарастают ненависть и отвращение к самому себе. «Если ты не хочешь, чтобы Эльза страдала, потеряв тебя, сделай так, чтобы ей было больно рядом с тобой, — сказала во время разговора Ультия. — Выставь себя сволочью. Сделай вид, что играл с ее чувствами, рассмейся на ее слезы. Если нужно будет — ударь. По лицу. Сильно, так, чтобы обида на тебя вытеснила любовь. Наговори грубостей, насмехайся над ее словам, растопчи чувства. Ей будет очень больно — но так она сможет намного быстрее освободить от тебя свое сердце». Еще тогда Джерар понял, что не сможет этого сделать. Сейчас же он окончательно в этом убедился. До боли сжав кулаки, он сделал несколько шагов вперед, подходя к столу. — Эльза, подумай… — Мне все равно… — она шептала тихо, едва слышно, но голос звенел от отчаяния. — Мне ничего в жизни не надо. Я просто хочу быть рядом с тобой. Это слишком много?.. Джерар стоял и молча смотрел, как она прячет лицо в ладонях. Как катятся между пальцами слезы, как вздрагивают от беззвучно рыданий плечи. Она не понимала. Она действительно не понимала, что значит жизнь беглеца. Возможно, семь лет назад Джерар и сам бы поверил в то, что они смогут быть вместе, смогут совместными силами найти свое счастье даже в таких условиях. Но не теперь, после тюрьмы, после постоянной необходимости скрываться, запутывания следов, побегов в последнюю минуту. Не после того, как они с Мелди и Ультией не раз срывались прямо посреди ночи, чтобы избежать очередной облавы. Не после того, как им приходилось голодать, чтобы не попасться, мокнуть, мерзнуть, не имея возможности даже разжечь костер — иначе увидят, найдут, и уже не спасешься. Сейчас Джерар прекрасно понимал, что вечно так продолжаться не может. Когда-нибудь и их загонят в угол, поймают и — либо вновь пожизненное, либо эшафот. А он не хотел этого для Эльзы. Только не этого, только не для нее. Но она не понимала: семь лет пустоты, которые он прожил и которые были для нее одним мгновением, теперь стали между ними непроницаемой стеной. Равномерно тикали на стене часы, за окном медленно загорались звезды. Джерар вздохнул — уже который раз за вечер. — Эльза, пожалуйста, пойми, — говорить было тяжело, каждое слово приходилось произносить почти через силу. — Ты не найдешь со мной счастья. Тебе не нужен преступник. Ты… Закончить он не смог: резко вскочив на ноги, Эльза шагнула к нему. Пальцы вцепились в воротник рубашки, потянули на себе, соленые от слез губы коснулись его губ, целуя порывисто, неумело, почти с отчаянием. Перед глазами поплыло. На мгновение захотелось забыть обо всех сказанных словах и просто ответить на поцелуй, но Джерар заставил себя оторваться. — Эльза, пере… Она снова потянула его на себя, прерывая слово, не позволяя ему закончиться. Несколько долгих секунд Джерар не мог остановиться, затем наконец, собрав всю волю в кулак, почти силой оттолкнул Эльзу от себя. — Перестань! — стекла тонко звякнули от крика. Руки дрожали, сжимая плечи Эльзы, дыхание срывалось, сердце, казалось, готово было разорваться от боли. Эльза смотрела на него полными отчаяния глазами, затем спрятала взгляд. — Прости… — ее шепот было едва слышен, слезы беззвучно капали на пол. — Ты прав. Это было эгоистично с моей стороны. Прости. Прости… Джерару захотелось удавиться. Или разбить голову о стену. Или добровольно сдаться рунным рыцарям и самому пойти на эшафот — только чтобы не заставлять Эльзу плакать еще. Сердце кричало о том, что надо немедленно обнять ее, крепко прижать к груди, стереть с лица все слезы и больше никогда и ни за что не отпускать. А разум — разум приказывал просто стоять и смотреть. — Прости, — Эльза отступила на шаг назад, высвобождаясь из его рук, не поднимая головы. — Я поняла. Извини. С завтрашнего дня я забуду твое имя, то, как ты выглядишь, больше не буду пытаться найти тебя. Только… — тут ее голос оборвался. Джерар стоял, глядя в сторону: у него не было сил видеть Эльзу такой. — Только сегодня, — едва слышно сказала девушка. — Останься со мной хотя бы сегодня. Пожалуйста… В тишине прошло несколько долгих секунд, прежде чем Джерар отозвался. — Хорошо, — голос охрип, слово едва продралось сквозь пересохшее горло. Уголки губ Эльзы едва дернулись: она попыталась улыбнуться. — Спасибо, — прозвучало почти обреченно. И Джерар сорвался: сделав два шага вперед, он резко обнял ее, крепко прижимая к себе, зарываясь пальцами в волосы. Через мгновение он заставил ее откинуть голову назад, впиваясь в губы жадным, почти грубым поцелуем. Сначала Эльза замерла, затем неуверенно протянула руки к пуговицам на его рубашке. Оторвавшись, Джерар потянул за синий бант под воротником, лихорадочно расстегивая блузку, открывая для поцелуев шею и ключицу. В этом не было счастья. И любви почти не было: скорее, попытка утопить отчаяние и горе в страсти, погасить боль, насытиться, хоть как-то заполнить пустоту, которая была до того и будет после. Отчаяние было в каждом прикосновении, в каждом поцелуе, в каждой ласке. Обреченность пряталась в сбитом дыхании Джерара, безнадежность — в тихих стонах Эльзы, и холод разлуки безуспешно пытались разогнать почти обжигающие объятия. Эльза заснула почти сразу: уставшая, она пристроила голову на его плече, прижимаясь всем телом, будто пытаясь до последнего чувствовать его тепло, и сон быстро сковал ее веки. А Джерар не мог. Он просто не мог заставить себя закрыть глаза хоть на миг: слишком драгоценными были эти минуты, слишком хорошо он понимал, что больше никогда не увидит такое родное лицо. Хотелось столько всего сказать. Рассказать о том, насколько сильно он ее любит, как не представляет своей жизни без нее, как готов променять все, только чтобы быть вместе — и именно этого ему не дано. Но Джерар только молча лежал, осторожно, чтобы не разбудить Эльзу, перебирая пряди ее волос, и смотрел, до боли в глазах всматривался в ее лицо, пытаясь запечатлеть в памяти каждую черточку, каждую линию. Рассвет подкрался коварно и незаметно. Постепенно стало светлеть небо за окном, по-предательски открывая взгляду часы на стене, освобождая от власти тьмы кровать, стол, стул, разбросанную одежду. Джерар осторожно высвободился из объятий Эльзы, спуская босые ноги на холодный паркет. Идти не хотелось. Совершенно не хотелось. Джерару казалось, что он готов продать душу Зерефу, только бы еще на несколько секунд остаться здесь, рядом с Эльзой — но часы настойчиво тикали, а небосвод за окном становился все светлее. Собрался он быстро: сказывался печальный опыт. Осторожно собрал и сложил на стульчик одежду Эльзы, задержав руку на ней лишнюю секунду, обернулся. Взгляд споткнулся о какой-то тусклый отблеск. Опал с каплей его крови сиротливо лежал на самом краю стола, ловя гладким боком бледные рассветные лучи. Джерар осторожно взял его, повертел в руке. Одно короткое заклинание — и камень с тихим шорохом рассыпался, синим песком протекая сквозь пальцы. Джерар пустым взглядом смотрел на его остатки на полу, затем повернулся к кровати. Эльза продолжала спать. Во сне ее лицо дышало беспечностью и спокойствием, и у Джерара заныло сердце: он слишком хорошо знал, что после пробуждения ее глаза снова наполнятся слезами, а у губ заляжет горькая складка, и взгляд отчаянно опустится в землю. Оставалось только надеяться на то, что друзья из гильдии не бросят, поддержат, помогут пережить. Часовая стрелка внезапно резко щелкнула в утренней тишине, сдвигаясь на одну отметку. Бросив на Эльзу последний взгляд, Джерар заставил себя отвернуться и потянуться к ручке на двери. Прощально и как-то тоскливо скрежетнули петли, выпуская в коридор, тихо проскрипела лестница. Ультия с Мелди ждали на улице, словно знали, что он появится. Ни одна из них не сказала ни слова — лишь обе провели его печальными взглядами. — Идем, — тихо, через силу вымолвил Джерар, забрасывая за спину заплечный мешок, и первым двинулся вперед. Здания тонули в утреннем тумане, сонными призраками сопровождая улицы, где-то далеко в вышине распевали свои песни птицы. Три одинокие фигуры быстро растаяли в белой мгле. Только тихое эхо их шагов еще долго висело в воздухе, едва нарушая утреннюю тишину.