Он и его кот

— Мы ужасные люди, — задумчиво глядя на бегающих по траве детей, проговорил Хиддлстон. Он сидел в позе лотоса на клетчатом пледе, классическом для рекламных изображений пикника счастливой семьи идейных гетеросексуальных арийцев с белоснежными улыбками. Несмотря на то, что его семья существенно отличалась от рекламной, на пикник они всё же выбрались. Хоть Том и постарался привести себя в соответствие с общим планом примирения и нормализации обстановки, из образа голубоглазой мамы-блондинки он выбивался куда больше, чем даже Хэмсворт. Во-первых, Том по-прежнему оставался худощавым омегой с острыми коленками. Светло-голубая рубашка и шерстяной серый свитер с воротником значительно смягчали впечатление от его острых углов, однако на рекламу Том всё равно похож не был. Во-вторых, быть мамой Томасу удавалось ещё хуже, чем быть округлым. В-третьих, Хиддлстон всё ещё не чувствовал себя частью семьи, которая, как ему казалось, слишком быстро приняла его обратно, что делало произошедшее только ещё более неправдоподобным. Хэмсворт, сидящий рядом с Томом, размышлял о вещах далёких от переживаний по поводу внешности и места Томаса в семейной иерархии, поэтому не сразу понял, о чём тот повел речь. Но, обдумав услышанное, он пришёл к выводу, что это правда. — Да, ужасные, — вздохнув, но без категорической печали в голосе, подтвердил Хэмсворт. — Но они этого не заметили, — кивнув на выводок, сказал он. — Ты думаешь? — с сомнением спросил Том. Хэмсворт, чуть кивнув, молча закрыл и открыл глаза. — Согласен с тем, что мы оба наделали глупостей, — сказал он, помолчав. Улёгся на плед, подсунув руку под голову. — Но для них важнее, что мы вместе. — Хотелось бы верить, — отозвался Хиддлстон. — Я осчастливил Дауни-младшего, — внезапно напомнил Крис. — Помнишь? Том невольно улыбнулся. — Я чуть не убил его, — добавил он. — Странно, но убить ты его пытался до того, как я осчастливил… Хотя вернее было бы наоборот. — Это было ему от нас наградой, — попытался отшутиться Том. — От меня. — От тебя, — кивнул Хиддлстон. Крис полежал молча, после чего снова заговорил: — Не хотелось бы оправдывать всё чем-то вроде «зато теперь, благодаря этому опыту…», — уставившись в голубое небо, пробормотал Хэмсворт. — Благодаря тому, что мы оба вели себя, как свиньи, благодаря тому, что я встретил Мэтта… Это не то, что бы мне хотелось сказать. — А что бы хотелось? Крис снова помолчал, потом повернулся к Тому и, подвинувшись, обхватил его ноги, обнимая и прижимаясь щекой к его бедру. Том слегка усмехнулся, видя в этом лишь проявление затухающей омежести. Он не стал лишний раз дёргаться, а просто погладил стриженного и короткошерстного ныне оцелота по светлым волосам. — Я каждое утро буду благодарить вселенную за то, что ты всё-таки вернулся и останешься рядом, — сказал Крис. — Такие обороты — это слишком даже для тебя, — ласково прошептал Хиддлстон. — Обломщик, — фыркнул Крис. — Всё ещё не чувствуешь себя прощённым? — Я сейчас сам себе не доверяю, — сказал Том. — Я всё ещё немного тот сумасшедший, который сбежал из дома. — Слушай, тебе не надоело? — привставая, поинтересовался Крис. — Что? — То, как ты себя жалеешь, — объяснил оцелот. — Ты же не станешь меня обвинять в этом, правда? — состроив сложное для понимания лицо, спросил Хиддлстон. — Нет, — отрицательно мотнув головой, сказал Крис. — Я ущипну тебя. Хочешь? — Не думаю, что… Ай! Крис, больше так не дел… ай! Хэмсворт! — сердито воскликнул Томас, потирая бок. — Я обо всём позабочусь, — пообещал оцелот обыденным тоном, садясь и вынимая из контейнера бутерброд. — О чём конкретно? — Обо всём, — откусывая кусок от бутерброда, сказал Крис. — О том, чтобы у нас всё было в порядке, о детях, о тебе и, главное, о том, чтобы ты всегда оставался рядом. — Серьёзно? — спросил Том. — Серь-ёзно, — метнув в непостоянную лисицу суровый взгляд из-под бровей, произнёс Крис. — Ничего сумасшедшего настолько, чтобы нам это было не под силу. — В каком смысле? — не совсем понимая, уточнил Том. — Ты мне запрещаешь становиться психом, что ли? — Именно, — подтвердил Крис. — Точно. Я запрещаю тебе становиться психом. — Я не думаю, что это… — И не надо, — окончил Крис. Прерванный на полуслове, Том ощутил неконтролируемый всплеск возмущения. Но, замолчав и задумавшись на тему системы запретов, он вдруг осознал, что, как бы эти слова о том, что лису нечего и думать об этом, не прозвучали сейчас бесхитростно и грубо, они напомнили до боли знакомую, в прошлом такую желанную модель поведения альфы. Пусть пока она не была ещё достаточно изящной, путь её не подпитывал пока дразнящий властный аромат, но это была, без сомнения, она. Поэтому, вместо того, чтобы реагировать на сказанные слова и нарочито резкий приказ восстанавливающегося альфы буквально, Томас решил, что правильнее будет отреагировать на общий смысл всей конструкции, и смысл этот ему определённо нравился. Глубоко вздохнув и отгоняя соображения о том, как бы он мог ответить на подобное кому-то другому, Том захватил свободную от бутерброда руку Хэмсворта в ладони и с всепрощающим лицом привалился к его плечу. Крис на это лишь слегка улыбнулся, продолжая облизывать запачканные ветчиной пальцы. — Я говорил тебе: все лисы дуреют с возрастом, — пробормотал тихонько Том. — А я ведь лисица... — Баран ты, а не лисица, — без упрёка в голосе, сказал на это Крис, вытирая губы салфеткой. — Бе-е-е, — проблеял Том, широко улыбаясь.