Забыв про лёгкий путь

Последний день, проведённый в стране Земли, прошёл без происшествий, и двое шиноби со спокойной душой двинулись к востоку — на очереди Облако. Наруто как раз сдавал ключ от комнаты, когда, вернувшись в номер, застал друга с кунаем в руке. Учиха стоял перед зеркалом и, воспользовавшись призрачной конечностью, срезал отросшие до плеч пряди волос. Саске и так слишком напоминает своего брата — он не хочет походить на Итачи ещё сильнее. Джинчурики понимал это. Он лишь убедился, что другу не нужна помощь, прежде чем запечатать сложенные вещи в кисть. К полудню друзья покинули город. Вечером они уже были на границе со страной Водопада. Там, как только часовые пропустили их за высокие защитные стены, шиноби наткнулись на знакомого. Сай, вышедший им навстречу из тени здания, дежурно улыбнулся и поздоровался. На вопрос Наруто, какого чёрта тот здесь делает, бывший АНБУ ответил: — У меня послание от Хокаге-сама. — Узумаки скептически хмыкнул на такое заявление, прежде чем радостно обнять своего старого товарища по команде. Похлопал по спине и рассмеялся, отстранившись. — Давай рассказывай, чего там Какаши-сенсей выдумал. И он рассказал: что вызвался сам, так как является одним из немногих, кто хорошо работает в одиночку; что каге обговорили между собой, где лучше расположить святилище биджу, и приняли решение. Не теряя времени на отдых, потому что джинчурики, загоревшись энтузиазмом, захотел немедленно увидеть выбранное место, конохавец повёл двоих шиноби вглубь страны Водопада. Саске следовал за проводником молча — и тот отвечал ему тем же, никак не пытаясь заговорить. В конце концов, и одного Наруто хватало, чтобы не чувствовалось напряжения, — он, получив в распоряжение тему и слушателя, теперь беззаботно болтал, возбуждённо при этом жестикулируя. Когда перед глазами встала пятисотметровая скала с тёмным провалом пещеры, Узумаки счастливо раскрыл рот и забежал первым. Его спутники, перейдя на шаг, вошли значительно позже — и остались стоять у входа, пока он сам восхищённо разглядывал высокий и неровный потолок естественной пещеры. — Изначально она была меньше, но её расширили — до войны здесь находилась стоянка шиноби. Наруто кивнул, осматривая огромное круглое помещение: судя по всему, оно здесь единственное. Сконцентрировавшись, парень убедился — больше никаких проходов нет. Сжав пальцами свой подбородок и склонив голову к плечу, он основательно задумался. Ходил туда-сюда, прикидывая, что где будет, и совершенно не обращая внимания на застывших у прохода шиноби. По крайней мере, заметно его интереса не было. Сай тем временем сказал стоявшему в шаге от него Учихе: — Давно не виделись. — Но ответа он не получил. — Кажется, на войне ты тоже со мной не разговаривал. — Разве? — негромко. — Да, — художник не повышал голоса, постаравшись выглядеть дружелюбным. — Кажется, единственным разом, когда у нас состоялся хоть какой-то диалог, был тот, когда мне поручили тебя убить. — Он повернулся, думая увидеть на чужом лице ухмылку, но её не было: Саске просто спокойно наблюдал, как носится по пещере его напарник. — Наверное. Я не запоминал. Беседовать с ним явно не хотели, но Сай останавливаться не собирался. Тем не менее, он тоже на некоторое время замолчал. Как раз тогда Узумаки, придя к решению, громко проговорил: — В центре будет постамент тёмного Курамы, а остальные биджу — вокруг него. Они будут выстраиваться в спираль, да! Или, может в круги риннегана?.. — Узумаки промычал что-то нечленораздельное, мельком глянув на друга. — Да, риннеган будет лучше. И с двух сторон еще наши статуи… если бабулю удастся уговорить, — он продолжал ещё что-то бормотать, но уже тише. Сай, снова переведя взгляд на собеседника, продолжил: — Если бы не ты, Наруто бы не покинул деревню. Стал бы хокаге. Тебя совесть не мучает? — Не дождавшись ответа, он заключил: — Ах да, у Учих ведь нет совести. Следующая минута вновь прошла в молчании: Саске не собирался ничего объяснять, а конохавец погрузился в свои мысли. — Ты убил Данзо-сама… И хотя я должен был устранить тебя, но сейчас хочу сказать спасибо. С расформированием Корня я, наконец, смог ощутить себя по-настоящему свободным — без метки и бремени, которое приходилось нести. — Не стоит. — А ведь я даже не знаю, почему ты его убил… Зато Наруто знает. Но он никогда никому этого не говорил. Ты же его друг, — голос Сая больше не был скрашенным какими-то эмоциями — шиноби перестал притворяться. — А ты сам что думаешь о вашей дружбе? — Тебя это не касается, — тихо. АНБУ всё ожидал, что Учиха разозлится или обожжёт холодом, но тот выглядел скорее усталым. И незаинтересованным — таким же, как на войне, когда встречал его попытки помочь с высокомерием и пренебрежением. Ничего не изменилось, разве что сейчас Саске всё-таки иногда из вежливости отвечал. — Наруто мой друг. И я буду защищать его, даже от него самого. — Сай смотрел со всей серьёзностью, но когда собеседник впервые перевёл взгляд с мельтешащего джинчурики на него, то по телу прошла дрожь. Он сжал зубы, хотя не чувствовал на себе шарингана: просто глубокая чернота давила такой силой, что перехватывало дыхание. Тогда АНБУ осознал кристально чётко: этот монстр действительно ни капли не изменился. Он тот же шиноби, по собственной воле ушедший к Орочимару. Он говорил ему про все эти узы, упомянутые Узумаки; он напал на свою собственную команду. Это он поднял клинок на лучшего друга, который не стал даже сопротивляться… — Чего ты хочешь от Наруто? — Ничего из того, чего бы не хотел он сам. «И ни ты, ни кто-либо другой не сможет его переубедить» Сай почувствовал ком в горле, мешающий говорить. На секунду даже решил, что попался в гендзюцу, но нет — Учиха снова отвернулся. — …А над скалой мы поставим барьер и запечатаем вход! Тогда никто не сможет просто так войти. Правда, Саске? *** Вид голубой подёрнутой рябью глади разливал в душе тепло. — Почему ты так любишь смотреть на воду, брат? — Я не знаю. Просто? — Индра повернулся к вставшему за спину шиноби. Значит, отбился от остальной группы, которая сейчас собирает вещи после привала. Зачем?.. — Ты не ел. — Не голоден, — не отводя взгляда. — К вечеру всё равно уже будем дома. — А если нет? — Ашура скрестил руки на груди, недовольно нахмурившись. — У последователей ниншу достаточно врагов, и последнее время они очень оживились. Поговаривают даже, что их мощь превзошла нашу. Брат отвернулся обратно к озеру: — Ты ведь этому не веришь? — Не верю, — кивок, — но не стоит терять осторожность, нии-сан. Индра глубоко вдохнул чистый воздух — без терпкого запаха дымовых шашек, оплавленных техниками почвы и дерева, жженых растений и ткани. Выдохнул, прикрыв веки, и развернулся к младшему брату. Он прав, хватит тут стоять — от раздумий ничего не изменится… Группа двинулась дальше через лес, следуя своему маршруту. Рассредоточенные по периметру так, чтобы сыновья Рикудо находились в центре, ниндзя перемещались с ветки на ветку — слаженно. Ашура, бегущий рядом со своим братом, был напряжён. Он ожидал, как со всех сторон вдруг набросятся противники; внутри копошилось плохое предчувствие. Наверное, поэтому, когда сбоку раздался тихий голос Индры, шиноби чуть не оступился и не свалился позорно вниз. — Завтра собрание. — Будто впервые! С чего это ты вдруг? — Кажется, за столько лет пора уже привыкнуть. Хотя… он подозревал, из-за чего брат неожиданно вспомнил о собрании, и это заставило его перевести взгляд с родного лица на импровизированную дорогу. — Отец решит, кого сделает своим преемником. — Индра повторил действие, тоже смотря лишь вперёд. Ответных слов не было, и в наступившей тишине каждый напряжённо думал, не оборачиваясь на другого. Заученными движениями перемещались с ветки на ветку, не задерживая группу, и молчали. В конце концов, Ашура всё-таки сказал: — Он выберет тебя, — улыбнулся грустно. — Все знают, что ты сильнее, да к тому же старше. Из тебя выйдет идеальный наследник, — грусть сменили уверенность и даже гордость — шиноби был счастлив, что родился в одной семье именно с этим человеком.— Ты всегда внимательно слушаешь, тренируешься до глубокой ночи и готов отдать жизнь за любого из наших друзей. Ты сможешь защитить этот мир. Но Индра, повернув голову к брату и увидев его искреннюю широкую улыбку, пусть и испытал приятную радость, покачал головой: — Ты не прав. Отец не выберет меня. Я полагаюсь на силу, а он не видит в ней то, что способно даровать счастье. — Чего?.. — Брат смотрел удивлённо, и Индра невольно улыбнулся сам — совсем слабо, но тепло. И в ту же секунду отпрыгнул в сторону — чисто на рефлексах, отточенных шаринганом. Он даже не понял, от чего именно исходила угроза, когда сорвался с места, но теперь уже стало очевидно — нападение. Их товарищи бросились в бой — пространство между деревьев заполнили клубы серого дыма. Поддав чакры в свои глаза, шиноби стал рассматривать столкнувшихся в битве людей (благо, его самого мало кто смог бы разглядеть). Он вертел головой во все стороны, считая нападавших и своих. Облегчённо выдохнул, когда убедился в целости каждого из их группы. Но, поймав одну забрёдшую в голову мысль, застыл. Он не видел брата. Индра опустил взгляд вниз, на устелённую травой землю, пригляделся. И различил до боли знакомую фигуру, прижавшуюся к широкому стволу. Молниеносно переместившись, он оказался перед своим отото — тот умудрился отползти в тень и спрятаться от гущи сражения. Ашура сидел, обхватив ладонью древко стрелы, торчащее из груди, и слабой улыбкой поприветствовал спустившегося шиноби. — Значит, целились в нас. — Старший брат аккуратно отодвинул чужую руку и сам коснулся окровавленного древка. Проверил место раны, чуть надавив, — попала как раз между рёбер. — Почему ты не увернулся? — Прости, — он всё ещё глупо улыбался, видя замаскированное беспокойство Индры. Зашипел, когда тот попробовал сдвинуть древко вбок, смотря активированным шаринганом. — Потерпи. Сев перед Ашурой на колени и краем глаза следя за обстановкой, ниндзя отцепил брата от окрасившейся кровью коры, взяв на себя его вес, и быстрым движением напитанной чакрой ладони обрубил простреливший насквозь наконечник. Почувствовал, как вздрогнуло чужое тело, и, на секунду засомневавшись, всё-таки выдернул остаток стрелы, тут же с силой зажав рану, начавшую хлестать кровью. Пожалел, что в своё время не стал изучать медицинские дзюцу. — Эй! — Разорвав свою белую робу, он шустро обвязал чужую грудь, на секунду убрав руку и тут же вернув её на место. Прислонил брата обратно к дереву. Затягивая зубами узлы, почувствовал во рту железистый вкус крови. — Ты как? — Не дождавшись ответа от закрывшего глаза парня, хлопнул его свободной рукой по щеке. Добившись поднятых век и осознанного взгляда, с болью спросил: — Это ведь из-за меня? Я отвлёк тебя. Не стоило вообще начинать этот разговор… — Нет, стоило. — Неизвестно, как, но он ещё умудрялся улыбаться. Ашура не просил шиноби ослабить стальную хватку, хотя её место уже стало расплываться гематомой. Знал, что иначе он вырубится от потери крови — тут уж никакая чакра не спасёт. Посмотрел в лицо брата и поражённо охнул, когда заметил, что горящие шаринганом глаза полны влаги. Думал, почему Индра вдруг… плачет? Он ведь ранен далеко не впервые, пусть сейчас и чувствует себя не в пример хуже. Из-за вины? Возможной смерти товарищей? — Что с тобой? — Не з-знаю, — голос слушался плохо, но шиноби и сам не понимал, из-за чего. Просто внутренности сдавило такой болью, что он ощущал, как собственная дрожь стала сильнее той, что сотрясала Ашуру. И даже так не посмел убрать руку с раны, держа её твёрдо и никак не шевеля. Хотя влага под ладонью и стала сворачиваться, неприятно стягивая кожу Бой почти закончен, скоро сюда придёт медик… правда же?.. Младший сын Рикудо долгие минуты рассматривал склонившегося над ним парня. Улыбка исчезла, хотя вряд ли от боли — он слишком хорошо умел её терпеть. Наблюдал, как сменяются на чужом лице эмоции — едва заметные и очень быстрые, появляющиеся мельком и сразу смешивающимися с какими-то другими. Взгляд карих глаз напитался холодом, когда Ашура неожиданно произнёс: — Ты не мой брат. Шиноби, нависший над раненым, погрузился от этих слов в шок. Его тело одеревенело, а в тихом голосе сквозило непонимание: — Что?.. Даже рука, до этого чётко выполняющая свою задачу по остановке кровотечения, переняла дрожь всего тела и с влажным хлюпаньем отлепилась от ставшей красной ткани. — Хватит обманывать себя, — с недоброй усмешкой, — Саске. Его душа раскололась. В сознании пролегли глубокие рваные трещины, и каждая обломанная часть уколола такой болью, что Учиха вцепился пальцами в свои волосы. Закричал громко, но не услышал собственный голос. Дрожащие руки прошлись по закрытым векам, лицу и безвольно упали вниз. Саске понял, что больше не слышит шума битвы — её не было. Так же, как сына Рикудо, прислонившегося к шершавой коре дерева. Вместо него перед Учихой лежал лучший друг. Рана, пусть и расположившаяся в том же месте на груди, зияла не маленьким отверстием, а большой дырой-линией, проходившей сразу через несколько разломанных рёбер. Крови набежало столько, что даже колени сидящего шиноби запачкались в ней, и на коже чувствовалось мерзкое тепло. Губы напарника, которые должны были давно побледнеть, скрылись за бордовой корочкой, а между ними всё ещё текла алая жидкость, падая по непривычно белым щекам вниз. Наруто не дышал. Саске поднял не слушающуюся руку, замечая, что остался без второй, и коснулся чужого лица. Хотел мягко, кончиками пальцев, но вместо этого лишь неловко ткнулся ими, едва контролируя свои действия. Голос после недавнего крика будто пропал — шиноби больше не мог произнести ни слова, пусть желание окликнуть, убедиться, что всё происходящее лишь иллюзия, и скручивало внутренности. Ладонь, пройдясь по щеке вниз, опустилась на затылок, вымазывая светлые волосы в грязи и крови. Учиха аккуратно переложил голову Наруто себе на колени и надавил большим пальцем на шею, стараясь нащупать пульс. Пытался не обращать внимание на собственное взбесившееся сердце и сосредоточиться на ощущении неприятно холодной кожи. Но бесполезно. Друг уже был мёртв. Некоторое время Саске просто смотрел на закрытые веки и располосованные чакрой лиса щёки с прилипшими красными потёками. В глазах давно горел шаринган, но разглядеть легчайшее дыхание не мог — его просто не было. Сознание заполнилось оглушающей пустотой, и даже мысли растворились в ней — лишь образ такого, неправильного и неживого Наруто прочно закрепился на сетчатке. Учиха подтянул друга к себе и прижал к груди, замечая, что сам так и остался в изорванных белых одеждах. Волосы шелохнулись вперёд, когда он наклонил голову, и закрыли его от всего, кроме родного лица. Кровь всё ещё текла, и шиноби ощутил, как на ладони собралась потихоньку остывающая лужица. Леденящая боль переполнила Саске, и тот попытался её хоть как-то выплеснуть, но из горла раздался только надорванный хрип. Зато сил сдерживать слёзы больше не осталось, и они рванули вниз по его коже, падая крупными солёными каплями с подбородка. Когда парень прижался ко лбу друга и зажмурился, стараясь ощутить хоть что-то кроме этого смердящего холода, то почувствовал лишь собственную горячую влагу, собравшуюся на лице мёртвого джинчурики. Разум пошатнулся, и шиноби перестал осознавать реальность. Не было даже снедающей ненависти, которая смогла бы вытянуть его наверх, ведь Учиха просто не знал, кому мстить. Или не желал знать. Ладонь держала кажущееся теперь каменным тело слишком крепко, судорожно, и от этого давления по груди тоже разливалась боль. Но Саске её не замечал. Он полностью погряз в беспамятстве… Не ведя счёт времени, шиноби просто в один момент раскрыл глаза и утонул в окружающей темноте. Где-то за ней мелькали чужие источники чакры, но Учиха их словно не видел. Он только с огромным усилием повернул на подушке голову, чтобы увидеть один-единственный тлеющий огонёк. Наруто сидел у огромного окна и задумчиво смотрел на раскинувшуюся внизу деревню. Поднял взгляд — удивлённый, синий из-за расширившихся зрачков. Достаточно было одной секунды, чтобы джинчурики оценил ситуацию и со страхом выпалил: — С-саске?.. Тот, не отводя глаз, с пугающей скоростью и несвойственной ему резкостью поднялся с кровати и оказался рядом. Со стуком упал на колени, сев на одном уровне с Наруто, и всё смотрел, кажется, даже не моргая. Льющееся через окно лунное сияние выхватывало тёмную радужку, сменившую узор мангекё, и показывало её истинную серость, которая без остатка поглотила всё внимание Узумаки. Будто загипнотизированный, он совершенно не заметил, как его обхватила бережная рука и слабо сжала тонкую ткань на спине. Учиха, убедившись, что не находится в иллюзии (ведь ни один мастер гендзюцу не сможет подделать его друга так), усилил хватку и прижался к Наруто. Положил голову ему на плечо, уткнувшись носом куда-то в волосы, и закрыл глаза, начиная моментально расслабляться. От напряжённых ранее мышц стало веять усталостью, и шиноби чуть не потерял сознание от накатившего облегчения. А Узумаки уткнулся взглядом в отшвырянное к стене одеяло и невесомо поглаживал тёплую спину. — Почему ты не спишь? — прошептал Саске, так как ещё не чувствовал сил говорить громче. Он начал приходить в себя и теперь понял, что вроде как ложившийся одновременно с ним друг нашёлся не на застеленной кровати. — Ну-у, ты ж знаешь, что у меня всегда полно энергии. Я не достаточно устал за день, вот мне и не спится, — буднично ответил Наруто, будто ничего странного и не произошло. Учиха прекрасно слышал притворство и ложь, но не стал переспрашивать. Если напарник не хочет говорить, то он не будет его заставлять. Минуты текли в тишине, не нарушаемой даже уличным шумом: в Облако пришла зима, и ещё не остывшую землю уже припорошил мягкий снежок, так что окно открывать не стоило. Даже без прохладного ночного воздуха Узумаки чувствовал, как кожу покрыли мурашки. Он, ловя под ухом тихое горячее дыхание, с удивлением понял, что между ним с напарником нет неловкости. И хотя во время очередного приглашения Сакуры-чан на свидание смущение накатывало только так, с Саске его не было. Тепло тела и чакры под боком не вгоняло в краску и не заставляло заикаться — скорее наоборот, успокаивало. И судя по тому, как расслабились мышцы под ладонью, друг ощущал то же самое. Посмотрев на маленький символ великого клана, примостившийся на чёрной ткани как раз над самым выпирающим позвонком, Наруто придвинул руку к нему. Скосил взгляд и стал наблюдать, как собственные пальцы поднимаются вверх, чуть запнувшись о край футболки, и касаются обнажённой шеи. Кожа отзывается лёгкой прохладой — Учиха не просто так бледный, а он не просто так является носителем огненного зверя. Тело напарника слабо дёрнулось, но разжимать объятия тот не стал. Как и останавливать — снова. А Узумаки, не встречая сопротивления, дошёл уже плотно прижатой ладонью до линии роста волос и провёл по жёсткому из-за недавней стрижки ёжику. Неожиданно, поймав в голове давно тревожащую мысль, он обхватил парня за плечо и отстранил от себя, чтобы можно было увидеть до этого спрятанное лицо. — Саске, почему ты стал отращивать так чёлку? — Рука сдвинулась на лоб, и указательный палец подцепил крайнюю прядь из тех, что закрывали левый глаз. Риннеган, до этого едва заметный сквозь плотную завесу, озарил своим поддерживаемым чакрой сиянием. — Потому что больше не хочу, чтобы меня боялись. — Сильнейшее додзюцу, которое должно было вызывать уважение и восхищение, как перед наследником Мудреца, теперь ассоциировалось лишь с тремя отступниками, едва не погубившими всех людей. И никого не волновало, что даже те хотели этот мир спасти — по-своему. Последняя Мировая война расставила свои приоритеты. Саске это понимал. Как и то, что лучше ему скрывать свою страшнейшую силу. — А ты ещё меня добе называешь. — Узумаки тоже знал, что изменить отношение людей будет совсем не просто, но упрямо верил, что это не повод сдаваться перед трудностями. Тем более что… — Твой риннеган потрясающий. Ты не должен его прятать. Казалась бы, спокойный до этого Наруто вдруг наполнился тлеющей злостью. Отрицанием — всех этих устоев и проблем, которые они несут. Упрямостью — чтобы довести их дело до конца, несмотря ни на что. И усталым желанием — просто забыть об этом маячащем вдалеке будущем хоть ненадолго и отдохнуть. Учиха же усмехнулся. А потом и засмеялся, всё ещё чувствуя горячие пальцы на лбу. Не весело или счастливо — с изматывающим страданием и ломкостью. Обхватил покрытое узором печати запястье напарника, поймав на себе цепкий и наполненный синей бурей взгляд, и отвёл его от себя, тем не менее, не прекратив слабо зажимать. Друг ждал, сам не зная чего, и не шевелился. Саске тоже с минуту не двигался, молча смотря ему в глаза и читая всё то, что он теперь даже не пытался скрыть. Наоборот — выставлял напоказ, впихивая в Учиху собственные мысли и чувства и вытягивая в обмен чужие — почти добровольно. От этих затянувшихся гляделок Наруто почувствовал, как мутнеет рассудок, а участившееся дыхание стало застревать в сухом горле. Он отвернулся, но сдвинул всё ещё зажатую в тисках руку парню на спину, резко толкнув того на себя. Саске, убрав захват, который теперь мешал ему самому, быстро и грубо провёл по чужому влажному от пота виску и зарылся в мягкие волосы. Он зажмурился от душащих эмоций и понял, что перестал дышать. Вдох вышел судорожным, а выдох слишком рваным, наполненным тихим шуршанием хриплого голоса. — Где… — Наруто кашлянул, опустив голову. — Где твоя налобная повязка? Сколько раз этот кусок ткани и металла был единственным, что не давало поддаться отчаянию и решить, будто вся их связь лишь бредовый вымысел и не было никакой дружбы, как и понимания… Узумаки не смог бы вспомнить. И теперь вдруг желание убедиться, что эта не раз спасавшая его ниточка охраняется Саске так же сильно, как до этого берёг её он сам, стало непреодолимым. Ему нужно было знать. Найти то последнее, что переполнит чашу уверенности и не даст больше сомневаться. Никогда. — Под подушкой, — тихо и торопливо, отчего-то срывающимся голосом. — Я… — договорить ему не дали. Все преграды оказались сорваны. Наруто резко двинул головой, отчего чужая ладонь сместилась на лоб, и стукнулся с парнем губами. Секунду смотрел в подёрнутые мутной пеленой глаза и, наконец, прикрыл веки, начиная целовать Саске — совсем не так, как в прошлый раз. Без мягкости. И хотя из опыта у джинчурики числились лишь книжки его извращённого учителя, ему это не мешало: смущение и стыд в голове отсутствовали, как и все прочие ненужные мысли, — осталось только желание впитать в себя как можно больше родного согревающего душу тепла и касаться-касаться-касаться. А лучший друг (хотя Узумаки уже как несколько лет перестал понимать, кто они на самом деле, у него просто не было иных слов), подавившись воздухом, без зазрения совести поддался этому безумству — не задумываясь. Ладонь Учихи соскользнула на шею и аккуратно надавила под подбородком. Пульсация пролегающих артерий заставила шиноби самого мелко затрястись и, отстранившись от чужих губ на секунду, чтобы вдохнуть воздуха, так как дышать через нос он напрочь забыл, коснуться их снова — сначала краем, едва задевая, чувствуя легкую шершавость и сглаживающую её влагу. Потом сильнее, желая глубже ощутить эту горячую упругость. Провести языком, абсолютно не осознавая себя… Наруто отлип первым, когда почувствовал обжигающие слёзы. Сначала подумал, что свои, но нет — друга. Смотрел зачарованно, как тогда, после их сражения. Отойдя от ступора, провёл рукой по мокрой дорожке, сказал: — Тише, — сглотнув. — Тише, Саске. Прижал к себе крепче и опустился лицом ниже, начиная покрывать быстрыми поцелуями не скрытые за воротом участки шеи — безумно. Будто в бреду шептал родное имя, когда отрывался от бледной кожи. А Учиха вдруг надорвано всхлипнул и запрокинул голову, впился короткими ногтями перекочевавшей на плечо кисти. Напарник никак не остановил, беспрекословно принимая любую причиняемую им боль. Кажется, исчерпав свои моральные силы, Саске просто свалился на друга и затих, закрыв глаза. Ласки на шее перестали быть хаотичными — превратились в медленные и более вдумчивые. Узумаки изучал его, в который раз проходясь по одним и тем же местам, запоминая и стараясь хоть немного насытиться. Но этого не происходило — просто в один момент Наруто мягко опустил чужой подбородок и перешёл с поцелуями на него, пробегаясь вверх по всё ещё влажной скуле. Воспользовавшись моментом, быстро чмокнул в уголок глаза, вызвав этим немного нервный смешок. В конце концов, остановился и просто обнял — ему тоже нужна была передышка. Говорить что-либо не хотелось. Да и нечего было — всё уже сказано. Джинчурики, погрузившись в оглушающую пустоту, которым стало его сознание, с удивлением понял, что Курама молчит. Не подкалывает, не учит, но и не спит. Кончились возражения? Вспомнилось, что именно Лис при его первой личной встрече с Учихой посоветовал тому сохранить Наруто жизнь. «Если убьёшь его, то потом сильно пожалеешь», да? Что ж, Кьюби понимал тогда гораздо больше, чем они. Но и тот не знал, что убить друг друга эти два идиота могут, лишь принеся в жертву самих себя — иначе никак. Узумаки улыбнулся и мысленно поблагодарил девятихвостого биджу. А тот, пусть и не сказал ничего в ответ, но показательно водрузил морду на лапы и закрыл глаза — его ничего из происходящего здесь совершенно не касается… Саске внезапно зашевелился, и шиноби ослабил объятия, поддаваясь. — Ты куда? — Учиха, встав, немного шаткой походкой направился на кухню. — Хочу пить, — голос действительно до сих пор хрипел, и Наруто уже успел переполниться волнением. — С тобой всё в порядке? — Да. — Отвернувшись, парень махом выпил сразу два стакана. Маленькие капли воды стекли с уголков губ вниз и были быстро стёрты тыльной стороной ладони. Поворачиваться Саске почему-то не спешил. Забеспокоившись, Узумаки настроился на чакру друга и облегчённо вздохнул — с ним и вправду всё хорошо. Провёл рукой по лицу, отгоняя лишний страх, и взъерошил волосы. Откинулся спиной на окно, от которого успел отлипнуть: косой взгляд показал, что народа уже внизу нет, и только фонари ещё блекло горят для тех, кто по какой-то причине до сих пор бодрствует. Наруто повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как напарник быстро вцепился пальцами в рукав, который обхватывал культю, и потянул его наверх вместе с остальной футболкой. Освободил из ткани голову и, согнув руку в локте, снял последнее, что удерживало одежду от падения на пол. Упёрся ладонью в холодный мрамор и прислонился лбом к навесному шкафу. Узумаки, тут же вновь вернувший себе всё волнение, оказался рядом и коснулся плеча: — Что с тобой? — Ничего. — Чтобы не доставлять ненужное беспокойство своей скрытностью, Саске повернулся лицом. Заглянув в глаза друга, джинчурики, чуть нахмурившись, сказал: — У тебя шаринган. — Знаю, — прикрыв веки и постаравшись деактивировать додзюцу. Наруто убрал руку. Рассматривал знакомые черты несколько секунд, после чего неожиданно тоже стянул с себя футболку. Учиха тут же распахнул глаза и сощурился — он не стал ничего говорить. И горящий красным узор показал, что успокоиться у него не вышло. Чакра сходила с ума, и контролировать её ниндзя больше не мог. Она расстелилась по комнате невидимым ковром энергии, из-за которого, однако, сейчас вряд ли кто-нибудь смог без последствий переступить порог двери. Разве что Узумаки, молниеносно среагировавший и тоже ослабивший контроль, чтобы уравновесить витавшую в воздухе силу и не дать ей привлечь ненужное внимание. Он вспомнил, отчего Учиха пробуждают шаринган. Как и то, что второе томое Саске получил, защищая его, а третье — в бою с ним. Всё из-за эмоций. Только Наруто не хотел, чтобы перед ним друг хоть как-то сдерживался. Чувствуя необходимость успокоиться, шиноби быстро посмотрел на стоящий рядом стакан со стекающими по стеклу мелкими каплями и налил в него воды из наполовину полного кувшина. Быстро выпил, удовлетворённо отметив, что сухой воздух перестал скрести горло. Но внутренний жар, который бы уже пропитал футболку потом, если бы та не была снята и брошена вниз, почему-то не проходил — наоборот, усиливался. А окружающая мешанина из чакры только подогревала и заставляла тяжело дышать. Не добившись нужного эффекта, Узумаки обречённо направил свой взгляд на друга. Тогда же понял, что Саске всё это время, не отрываясь, смотрел на него — и, судя по нахмурившимся бровям, злился из-за всё так же бесконтрольно горящего шарингана. В конце концов, осознав бессмысленность своих усилий, Учиха вздохнул и слабо потряс головой. Усмехнулся: — Бесполезно. — Провёл ладонью по лицу, буквально осязая чужой взгляд. — Что нам со всем этим делать, Наруто? Так не должно быть, — очевидно, говорил он не только про своё додзюцу. Джинчурики сделал ещё шаг, сократив расстояние между ними до минимума, и накрыл чужую ладонь своей, отводя её от лица. Не отпустил — перевернул и сплелся пальцами, по-детски став двигать руками вправо и влево. Засмеялся и увидел ответную улыбку Учихи, пока тот мягко не убрал свою кисть из захвата. — Я не знаю, что должно быть, а что нет. Я просто делаю то, что хочу и считаю правильным. — Поймав на себе внимание напарника, джинчурики добавил: — Каждый вправе совершать ошибки. И мы не исключение, Саске. Я… — вздох, — я просто не хочу больше ни о чём жалеть. Он намеренно не касался чужой кожи, позволяя сделать выбор. Сам Узумаки давным-давно свалился в пропасть, из которой нет выхода, но против воли тащить вместе с собой друга не стал бы никогда — как бы ни разрывалось болью сердце. Спасти лишь для того, чтобы запереть в клетку — ни за что. Учиха это знал и был благодарен — как и за всё остальное, что напарник сделал для него и ради него. Но также он понимал, что выход может появиться, только если намертво закопать все светлые чувства и вернуться в то чёрное забвение, каким была его жизнь всего год назад. А пока Наруто рядом, этого не будет: он не позволит, не даст ненависти или, что ещё хуже, безразличию вновь захватить разум. Значит, выбора на самом-то деле и нет. Всё уже решено. Саске поднял руку, согнув в локте, и провёл по чужим ключицам — с одной плавно на другую. Соскользнул чуть вниз и замер: именно здесь находился бы шрам от его чидори… Друг не мешал и не касался сам — только смотрел, почти не моргая, следил за малейшими движениями на своей коже. Ладонь спустилась вниз, и кажущиеся холодными пальцы прошлись по рёбрам, сдвинулись к напряжённому прессу — и на другой бок, где ощутимо сжались. Шиноби, убрав преграду из своей ладони, прижался обнажённой грудью и животом к пышущему жаром Наруто. Выгнулся, чтобы не упустить ни одно касание, отдающее будто электрическими импульсами при каждом громком вдохе. Они с Узумаки одного роста — по крайней мере, разницы он не видел. Утонувшие во тьме, если бы не додзюцу, глаза смотрели ровно напротив собственных, и отвернуться от них сейчас было для Саске невозможным. Он лишь приблизился ещё сильнее, чтобы ощущать на своем лице быстро вырывающееся дыхание. Зачарованный, мучительно медленно сократил расстояние между своими и чужими губами, чтобы после окончательно лишиться рассудка и целовать, кусаться, забыв про сомнения. Скользнуть рукой на поясницу и надавить, вынуждая прижаться ещё плотнее, чтобы даже тончайшая леска не смогла проскользнуть между их тел. Дышать тяжело и через раз, видя серые вспышки на краю сознания. Наруто чувствовал, что горит, и прикосновения Саске — единственное, что может унять этот всеобъемлющий жар. Он принимал чужой холод и благодарил взамен: водил рукой там, где Учиха хотел, зажимал сильнее или совсем нежно, иногда вливая чакру через подушечки пальцев и заставляя напарника что-то неразборчиво шептать. Будто склеившиеся, синхронно сделали несколько шагов, пока Узумаки не стукнулся спиной о стену и не повалился вниз, утянув друга вместе с собой. Саске, упавший на колени и вынужденный оторваться, быстро закинул свои ноги на чужие и восстановил контакт. Но к губам не возвращался, стараясь собрать хоть какие-то мысли в кучу. Тогда он заметил, что недееспособной культи касается другая, обнимая: странно и непривычно. Со стороны, может, даже жутко, но для него невыносимо приятно и тепло. В мозгу вспыхнули фантомные отголоски той боли, которую Учиха и его напарник причинили друг другу, оставив вечным напоминанием уродливые обрубки — чтобы никогда не забыть. Наруто, для которого их последний бой принёс радости ровно столько же, сколько боли, растянул ещё влажные губы в улыбке. Перед глазами замелькал каждый произведённый тогда удар. Шиноби стал уже осознанно водить по чужой коже, останавливаясь и нажимая там, где были синяки, ссадины и кровоподтёки. Сравнивал те воспоминания и картины, которые он видел сейчас, замечая иногда выпуклые бугорки шрамов. Неожиданно понял, что в их с Учихой отношениях всегда будет место дракам, и без причинённых ран не обойдётся: первая пара месяцев стала затишьем лишь потому, что последняя битва полностью справилась со своей задачей по вымещению эмоций, и они с другом были слишком опустошёнными для очередного махания кулаками. Хотя прикосновение к Саске, даже если это болевой захват или удар, отшвыривающий на десяток метров, доставляли удовлетворение. Он ненавидел их, но всё равно желал, не в силах справиться с сумасшедшим притяжением к одному прирождённому мстителю — и это было взаимно. Но сейчас иначе. Никакой боли или страдания, хотя бы в этот раз. Ладонь Узумаки легла на напряжённый живот. Мышцы твёрдые, как и остальные в теле натренированного с детства Учихи, — должны защитить от переломов, травм и внутренних кровотечений. Такие же, как у него самого: не было никакой мягкости, как у куноичи. Но отторжения это отчего-то не вызывало, и в конце концов Наруто выбросил все мысли о неправильности, которые ещё оставались, — довольно. Рука опустилась ниже и нырнула под пояс свободных штанов, пока глаза ловили, как Саске, отвернувшись, с силой сжал губу зубами и зажмурился. Не удивлённый и не останавливающий, снова позволяющий любые выходки своего друга. А у того от подобной покладистости сносило и так шаткую крышу. Пальцы аккуратно сжались на горячей плоти, и Узумаки тщательно запоминал это ощущение. Так же, как ловил звук вырвавшегося из-под контроля голоса. Он уже не замечал, что собственное дыхание, едва успокоившееся, снова набирало скорость — всё внимание было направлено только на Учиху, каждую его частицу. Он даже не понял, в какое время его тело достигло той точки, при которой стало плавиться, словно раскалённый добела металл. Только когда жар внизу живота стало сковывать болью напополам с возбуждением, то в глазах парня пронеслось осознание, которое Саске, пусть и находившийся в едва ли адекватном состоянии, умудрился поймать. Вцепившаяся в плечо кисть резво скользнула вниз по горячей коже и поспешила утолить чужое желание; Наруто задержал дыхание и свалился на напарника, уткнувшись в покрытую потом шею. Его руке теперь было мало места, поэтому, убрав её и двинувшись бёдрами ближе, шиноби схватил чужую ладонь и положил её вместе со своей на прижатые теперь друг к другу стволы. Саске вскрикнул. Тело горело, как никогда раньше, и каждая новая волна обжигающего удовольствия погребала под пламенем всё его естество, оставляя лишь пепелище. Но, даже будь у него силы, парень бы ни за что это не остановил: он хотел сгореть в руках своего лучшего друга так же, как поделиться с ним этой искрой и спалить джинчурики — безвозвратно. Покрывшиеся влагой спины не остывали и не давали и секунды спокойствия, потому что всё ещё обволакивающая пространство чакра смыкалась вокруг их тел, колола тысячью иголок и заставляла выть, полностью отдавшись всем разрывающим на части чувствам. Но Наруто, даже будучи больше не в состоянии мыслить и смотреть, закрыв глаза и ощущая, как от всей этой противоречивости сильнейших эмоций рассыпается пеплом, не забыл родное имя. Он шептал его, не переставая, иногда срываясь на высокие ноты и хрипы, вторящие такому же тихому голосу, зовущему его самого. В один момент ощущения достигли грани, и голова взорвалась неразборчивой какофонией, начисто стеревшей сознание. Приходили в себя очень долго, и даже вернув хоть какую-то здравость мысли Учиха просто упал на друга обессиленной тушей и неглубоко дышал. Он выводил на доступной для касаний части лопатки едва оформившиеся в узоры линии и покрывал редкими невесомыми поцелуями шею. Жар уходил, как и заряженная энергией атмосфера, оставляя после себя слабость и сонливость. Наруто, наконец, малость собравший мысли в кучу, зарылся пальцами в мокрые у корней чёрные волосы. Спустя несколько минут он всё-таки смог открыть рот и прохрипеть: — Это конец. — Почему? Узумаки мелко затрясся от лёгкого смеха. Даже когда он говорил, Саске ещё чувствовал его улыбку. — Ну-у-у, — протянул. — Я не знаю. Просто мне кажется, что поиски ответов подошли к концу. Я нашёл всё, что хотел. — Вот как, — усмехнувшись. А нашёл ли он желаемое? Учиха задумался, но усталость сбивала все мысли и оборачивалась от излишних усилий головной болью. В конце концов, он сдался. Снова проиграл, хотя в этот раз победителей и не было. Их обоих затянуло так, что больше никогда не выбраться. Но они сами согласились на это. И пусть в будущем всё может пойти ко дну, жалеть о принятых решениях не будет ни один из них. Потому что хотя бы сейчас, в этот самый миг каждое совершённое действие — Правильное.