Забыв про лёгкий путь

Проснулся Учиха засветло. Медленно и бесшумно сел на кровати, силуэт которой, как и его самого, в темноте высвечивала почти полная, яркая луна. Разбираться в причине столь раннего пробуждения не приходилось: культя онемела, хоть шиноби на ней и не лежал, и сейчас по коже текли пощипывающие импульсы, берущие начало, кажется, от самой обломанной кости. Тело трясло, и парень упёрся здоровой рукой о матрас, чтобы не дать себе упасть обратно. Глубоко вдохнул и выдохнул — немного громче, чем следовало бы. Но зато теперь хватило сил, чтобы развернуться корпусом и свесить ноги с постели. Бинтов на кисти больше нет — незаметно снял перед сном, чтобы не было ненужных вопросов. В этот раз ему повезло, и напарник ничего не узнал, однако в следующий раз такого может не быть. И тогда Саске не представлял, как отреагирует его друг, который сейчас мирно посапывал, выбравшись ночью из-под, видимо, слишком жаркого одеяла и обнимая его теперь на манер мягкой куклы. Встал Учиха настолько тихо, чтоб каждое, даже малейшей движение не было услышано спящим. Ниндзя всегда готовы к нападению, и парень прекрасно знал, что подойди он на расстояние ближе полуметра, и к горлу прижался бы запрятанный под подушкой кунай. Поэтому, не приближаясь к напарнику больше нужного, он подошёл к простой тумбочке, на которую сложил вечером свои вещи, достал из кучи чёрную футболку и натянул на себя — почти неслышимо, лишь невозможно тихое прикосновение ткани к коже. Вышел через дверь сразу на улицу, не став закрывать ключом — всё равно он ненадолго. Город спал. Прохожие были, но совсем немного и в основном кто-то выпивший. По крайней мере, в воздухе вокруг таких людей стоял ощутимый дурман алкоголя. Один из них, кажется, даже хотел о чём-то в весьма грубой форме поговорить с одноруким (ибо забинтованную культю больше не прятал рукав куртки или плаща) парнем, но тот прошёл мимо, даже не заметив чьих-то попыток начать разговор, и внимание пьянчуги перенеслось на кого-то другого. Саске же глубоко вдыхал слишком тёплый, но свежий ночной воздух, чувствуя, как отголоски боли постепенно покидают тело. Зацепившись бездумным взглядом за вывеску магазина — одну из многих — шиноби задался мыслью: где они с напарником будут брать деньги, если выплат от Конохи ожидать не стоит, а нелегальными делами Учихе заниматься больше нельзя? Было очевидно, что на одной благотворительности не проживешь… Проведя несколько минут за неспешным шагом по улице и обдумыванием возможных вариантов, ниндзя пришёл к выводу, что придётся подрабатывать наёмничеством или выполнением официальных миссий ранга А и выше, либо же отлавливать разыскиваемых нукенинов, что Наруто вряд ли подойдёт — он будет против отрубания головы людям, которым даже не дали шанс хоть как-то исправиться. И, если быть честным, Саске и сам не знал, сможет ли после всего случившегося так же легко забрать чью-то жизнь. Мысли текли от одной к другой, и парень сам не заметил, как стал осматривать местность риннеганом: что-то его беспокоило. Спустя несколько секунд он уже понял, что именно: слежка. Причём не АНБУ и не шиноби пяти Великих стран — стиль другой и техники другие. За время, проведённое в мировом розыске, он научился различать. Судя по всему, некоторые маленькие страны очень заинтересованы их деятельностью, раз решили отправить своих ниндзя, прекрасно зная все ходящие сейчас по миру слухи. И если пока они боялись хоть как-то проявить агрессию, довольствуясь лишь пятидесятиметровой в отдалении слежкой, то вскоре это может измениться. Нападут — и будут отрицать всякую свою причастность после, если останутся в живых, в чём Учиха сомневался. Он не хотел убивать, но если будет необходимо, то защитит себя и своего друга, не посмотрев на чью-то наполненную смыслом жизнь. Саске знал, что не все мечтают о вечном спокойствии: кому-то охота доставить несчастье другим, кому-то войны элементарно выгодны. И эти люди, организации, страны сделают что угодно, лишь бы устранить два звена в цепи, без которых все планы каге и ниндзя станут прахом. Достаточно уничтожить Узумаки Наруто и Учиху Саске, и всё пойдёт своим чередом — так же, как было сотни лет. Поэтому однорукий шиноби, чувствующий на себе чужой взгляд даже в ночной тьме, мог лишь искренне радоваться тому, что этих двоих не так уж просто убить *** Дни в деревне шли один за другим, и как-то во время обхода окраин Наруто обнаружил отличное, никем не занятое место для тренировок. Небольшая (относительно гигантов в Облаке) скала — кривая и гладкая, с множеством расщелин и со стелющимся внизу ковром мха. Вокруг грубые и неизящные толстые деревья, а по земле валяются мелкие глыбы камней. Незаметность пристанища позволяла исключить наличие случайных наблюдателей, а из-за отсутствия особенной природной красоты разрушать здесь тоже было нечего: как-то не хотелось повторить уничтожение многометровых статуй в долине Завершения, бесплатно восстановить которые Цунаде еле как получилось уговорить. Свой номер шиноби покинули на рассвете и без хвоста за собой (неизвестные враги были не настолько отчаянными, чтобы следить постоянно) добрались до места. Забрались по отвесной скале в пару прыжков, хорошенько оттолкнувшись чакрой, и спрыгнули в странного вида неглубокую расщелину, которая выглядела так, будто кто-то мечом размером с Сусаноо резанул по камню сверху вниз — правда, тогда площадка оказалась бы совсем под углом, но она была плоской, пусть и узкой. Мелкое каменное крошево хрустело под ботинками, когда двое ниндзя встали напротив друг друга на расстоянии в пару метров. Саске, сейчас будучи в обычных штанах и футболке, обнажил катану, ставшую заменой Кусанаги, и бросил ножны, которые таскал до этого в руке, в сторону. Наруто же достал из повязанной на бедро сумки кунай и напал первым. Послышался металлический скрежет, и длинный клинок увёл тёмное лезвие влево. Будь у Учихи вторая рука, то контратаковал бы ею, но сейчас он просто сделал быстрое, едва заметное движение телом, принимая более устойчивое положение, и ударил ногой. Правда, ударил лишь воздух — напарник отклонился дальше в сторону, уводя и его катану, извернулся и оказался сзади. Взял кунай обратным хватом и наметился в не скрытый волосами и глубоким воротом участок шеи — точно, без дрожи в пальцах. Научился. Чувствуя спиной приближающееся лезвие, Саске нагнулся вниз и, заметив по рассекаемому воздуху изменение траектории, дёрнулся вперёд, перекатываясь и оказываясь от оппонента на изначальном расстоянии в два метра. Посмотрев в лицо Наруто, шиноби не увидел на нём привычной улыбки и нахмурился сам. Их сражения, пусть оборачивающиеся часто не только физической болью, всё равно доставляли обоим радость и удовлетворение. Но сейчас Учиха почему-то не видел этих эмоций в своём друге — вместо них в голубых глазах читалось что-то плохо различимое, но явно неприятное. Хотя, лишь только джинчурики заметил на себе изучающий взгляд, как сразу постарался исправиться: спрятал то тёмное, что гложет изнутри, и улыбнулся — почти натурально. Поняв же, что убедить своего противника не удалось, Узумаки просто атаковал снова. Полетевшие в него сюрикены Саске отбил, и те, врезавшись в каменное окружение, со звоном упали. Не успел этот звук распространиться, как Наруто уже был рядом с напарником и наносил ему удар за ударом — тот блокировал, отпрыгивал, просто уходил куда-то, не забывая нападать в ответ. Движения смазались от скорости, клинки звенели от касания друг друга и выбивали искры, а две неясные тени хаотично перемещались по полю — и только сами шиноби знали, кто бил в этот раз и кто будет бить в следующий. Но в один миг Наруто резко остановился — на полпути, не завершив перемещение и застыв с поднятой рукой. Он увидел, как тело напарника содрогнулось: совсем слабое колебание без каких-либо последствий. Друг не поменялся в лице, не ослабил хватку на катане и всем своим видом говорил продолжать. Но джинчурики не послушал: — Саске, — с беспокойством и прозвучавшим вопросом «Всё в порядке?». Противник отвечать не стал, лишь чуть сузил глаза. Рассёк клинком воздух. «Не останавливайся» Остриё разрезало пространство за миллисекунды — Учиха ни капли не сбавил темпа. Не выдавая и тени слабости, он выполнял приёмы один за другим, на деле давая понять, что Наруто всё просто показалось. Но тот не верил. Так же, как до этого друг заметил его собственные попытки скрыть тревожащие душу мысли, теперь Узумаки видел неправильность в, казалось бы, безупречных движениях. Поэтому он лишь уворачивался сам, забыв про контратаку, вселяя этим решением в глаза оппонента тёмные угольки раздражения. Прислушался к себе, стараясь при этом не напороться на удар становившегося всё более разъярённым и оттого смертоносным друга. И когда, наконец, в полной мере прочувствовал всё то, что было скрыто за этой спокойной оболочкой, то кинул кунай на землю и во время очередной атаки схватил Саске за запястье. Сжал так, что кожа в этом месте вскоре наверняка окрасится синим. Катана завалилась на бок и выпала из тонких пальцев. Наруто не смотрел на выглядывающий из рукава чужой футболки забинтованный обрубок, уставившись в такие разные, но уже ставшие привычными глаза. Теперь, чувствуя проносящуюся по всё ещё зажатой в его ладони конечности мелкую дрожь, он был полностью уверен, что чувства его не обманывают. А ощущал он стреляющую по нервам электрическим током чужую боль. Почти невыносимую — как после покрова Лиса с четырьмя хвостами, когда невозможно не кричать. Но Саске не кричал. Терпел, скрывал терзающую тело агонию, выдавая себя только тяжело подавляемой дрожью. В сияющем риннегане и не подёрнутой красной пеленой черноте — злость напополам с изо всех сил сдерживаемой мукой, настолько незаметной, что будь джинчурики кем-то другим, то он бы ни за что не поверил. Чувствуя проносящиеся в мозгу отголоски испытываемой другом фантомной боли, Узумаки отчётливо понимал, что будь он на год-два моложе, и кожу бы уже покрывала вызванная душившими его эмоциями огненная пузырящаяся чакра. Но сейчас, в отличие от прошлых случаев, причина его ярости и бессилия находилась совсем рядом, а не на расстоянии в сотни километров. Поэтому хватка на запястье чуть ослабла. Но Учиха, кажется, даже не заметил этого и точно так же смотрел глаза в глаза, не отрываясь. Произнёс: — Отпусти, и мы продолжим, — чётко выговаривая каждый звук, не допуская в голос даже капли озноба. — Нет. — Наруто не даст ему сражаться в таком состоянии. Ни за что. Но у Саске на этот счёт было своё мнение. Всё ещё поднятая вверх рука заискрилась на кончиках пальцев. За секунду молния пронеслась по ладони вниз, и чужая хватка насильно разжалась. Учиха, не обращая внимания на быстро сковывающий запястье синяк, чуть увеличил дистанцию, оттолкнулся от земли и полетел спиной назад. Извернулся в воздухе и прицепился к покатому камню подошвой. Без печатей, опираясь лишь на очень близкое сродство со стихией, зажёг полноценное чидори и активировал мангекё. Напал. Встретила его наспех сконцентрированная желтоватая чакра, и выпрямленная ладонь сжалась в кулак, давя в блок, заставляя Наруто проделать в оказавшемся недостаточно твёрдым камне под подошвой глубокие борозды. Давление стало слишком сильным, и Саске отскочил. Друг, воспользовавшись этой заминкой, сказал: — Хватит. Перестань скрываться от меня и остановись. Но, стоило словам достигнуть Учихи, как тот болезненно зажмурился — всего лишь на мгновение, после которого молнию сменило адское пламя Аматерасу. И чтобы заблокировать этот удар, джинчурики пришлось напитать ладонь иньютоном и материализовать рядом шар истины. — Если я позволю этой слабости взять над собой верх… то лучше бы ты сразу меня убил, — шепотом, совсем близко. Так, что можно было проследить шевеление бледных губ, если бы Наруто хоть на секунду перестал смотреть ему в глаза. Смотреть и видеть — абсолютно всё. Собственный разум окутало безумие. Звериное, отчаянное; шиноби разрывался от переполняющих его чувств, противоречивых и невероятно сильных — своих и чужих. Казалось, именно сейчас он в мельчайших деталях понял, куда может завести столь всеобъемлющая духовная связь. Он слишком хорошо знал Саске. Каждую его чёрточку, каждую эмоцию. Видел, почему тот стоит на своём с такой упёртостью. И от этого ощущал стиснувшую сердце боль — за него. За то, что всегда именно на Учиху сваливался неподъёмный груз, ломая его раз за разом и заставляя жить. Так — без права на свет, без выхода из тьмы. А единственный проблеск солнца в кромешной всепоглощающей ночи постоянно ускользал, прятался за тёмными тучами, забирая с собой всё тепло и надежду. И настало время, когда Саске перестал смотреть на него сам, закрыв глаза, чтобы не осквернить то доброе, что ещё осталось. И не забыть, почему судьба сделала именно его злой стороной… Наруто, для которого сказанные другом слова стали катализатором, словно сошёл с ума. Теперь он дрался всерьёз — со всей силой, гневом и душащим бессилием. И хотя высшие техники ниндзюцу не использовались, возвышающийся камень уже с одной стороны раскрошился от прорвавшейся наружу чакры Кьюби. Саске, добившись своего, не отставал от напарника и дрался, глуша в себе раздирающую на части боль. Но от того, как по-животному вытягивается зрачок в глазах лучшего друга, её становится лишь больше, и шиноби кричит, направляя в родное лицо очередной удар. Ни один из них не знал, сколько прошло времени, прежде чем Учиха, молниеносно оттолкнутый своим противником, не пролетел несколько метров и не врезался спиной в скалу, отчего та пошла рваными трещинами. Парень успел лишь кашлянуть кровью, когда к шее прижалось кажущееся стальным предплечье, заставляя запрокинуть голову, а перед глазами показались черты Наруто. Зубы с удлинившимися клыками сжаты, а по щекам от глаз пролегли дорожки слёз — явно неконтролируемые, они медленно текли, пока джинчурики не издавал ни звука, лишь смотрел со всей своей пьянящей горечью и едва ли поутихшим гневом. Саске глядел в ответ — с терзающей душу болью, которая сейчас затмила даже физическую. Они всегда дрались так: наносили раны друг другу, но страдали от них сами. И с каждой такой схваткой ситуация лишь ухудшалась. Подобными темпами становилось страшно, что же будет в будущем. Наруто, ощущая на лице рваное дыхание напарника, наконец, опустил взгляд вниз на потёкшую по подбородку струйку крови и обессилено прикрыл веки. Перенёс вес вперёд и совсем не нежно стукнулся с Учихой лбом, не ослабив при этом хватку и прижав к холодному камню лишь сильнее. Он, казалось, перестал дышать — постарался успокоиться. Но, видимо, это не особо-то и помогло: шиноби резко отодвинулся от своего недавнего противника, не смотря на него самого, отвернулся и прямо с места спрыгнул вниз через образовавшийся ранее выход. Высота была приличной, и мало какой ниндзя в принципе рискнул бы просто так сверзиться со скалы, но Узумаки в этот момент о безопасности явно не думал — его тело всё ещё окутывал тонкий покров чакры. Спустился джинчурики или, скорее, свалился в один прыжок, который вполне мог бы переломать кости. Но вместо этого приземление вызвало лишь знатный грохот и разрушение нескольких глыб, оказавшихся в радиусе поражения. Шиноби, даже не заметив причинённый природе ущерб, нечеловечески быстро скрылся меж деревьев — ему нужно было остыть и хорошенько подумать. Но оставшийся на вершине Учиха этого уже не видел: он устало смотрел вперёд, где не было ничего, кроме неба и медленно поднимающегося солнца. Когда тело, которое больше не вынуждали сражаться, вернуло себе контроль и в полной мере дало своему хозяину ощутить последствия внезапного приступа и последующей битвы, ноги задрожали, и Саске сполз вниз. Рот был приоткрыт, и из него громко вырывался воздух, пока парень не смог хоть как-то утихомирить начисто сбитое дыхание и бешено колотившееся сердце. Тогда он понял, что синее пятно на запястье исчезло, а легкие больше не раздирало кашлем: Наруто, даже будучи в едва вменяемом состоянии, всё равно позаботился о нём. Валявшийся на месте сорванной тренировки Учиха смог собрать себя в кучу лишь спустя полчаса. Но одна мысль о том, чтобы пройти через весь город до отеля, отозвалась в мозгу полным отказом. Серьёзное сражение с Наруто, произошедшее впервые за почти два месяца, сломало стержень, на котором строилось спокойствие повседневной жизни, и сейчас Саске чувствовал себя непривычно разбитым. Поэтому, наплевав на конспирацию — о их присутствии и так уже знает каждый здешний шиноби — он использовал силу, которую больше всего боялись окружающие, и переместился прямо в их с другом комнату с помощью риннегана. Пришедший в себя джинчурики показался только на закате — бродил где-то весь день. Вошёл культурно через дверь: может, чтобы дать себе минуту передышки перед тем, как вновь увидит напарника, а может, истратил уже все силы и агрессию, из-за чего прогулка по лестнице до второго этажа стала выглядеть заманчивее прыжка в окно. Также может быть, что он просто не хотел разбудить друга. Но Саске не спал. Он, просидев все часы в номере и не истратив за это время ни куска провизии, периодически проваливался в дрёму — сном плоды спутанного сознания вряд ли можно было назвать. И сейчас тихо открывший дверь Наруто мог видеть его лежащим на кровати лицом вниз: расслабленного, дышащего размеренно и глубоко, но сразу повернувшего голову к вошедшему. Молча и спокойно смотрел на застывшего напарника, пока тот, как-то виновато потупив взгляд, не закрыл за собой. Узумаки разулся и, не оттягивая неизбежное, подошёл сразу к другу и сел на пол у его кровати, оперевшись спиной о матрасы и согнув босые ноги в коленях. — Как ты? — Порядок. — Саске, пожалуйста. — Шиноби запрокинул голову и встретился с чужими глазами, которые всё это время были направлены ему в затылок. Ответа не последовало. Учиха просто вновь уткнулся в подушку. Показывать свою слабость очень не хотелось, но ещё больше, чтобы Наруто взвалил на себя вину за отсутствие фантомных болей в собственной и без того искорёженной руке. Поэтому, когда скрытой уже не чистыми бинтами культи коснулась тёплая ладонь, Саске сразу повернулся высказать, что не нуждается в помощи, но почему-то этого не сделал. Просто друг смотрел не с сожалением или жалостью, а желанием прикоснуться и уменьшить чужую боль. Так же, как смотрел на сотни других попавших в беду людей, которым искренне хотел помочь. Хотя нет, по-другому. Он разматывал спутавшиеся бинты как можно аккуратнее. Злился, когда непослушные грубые пальцы разрывали узлы слишком резко, и в конце концов стал использовать дополнительные руки из чакры Кьюби. Обнажив ещё розоватую на месте травмы кожу, парень провёл по ней рукой, чуть надавливая, и ощутил слишком сильно отдающуюся пульсацию. Нахмурился и стал массажировать — мягко. Но не прошло и минуты, как раздался шёпот Саске: — Не так. Я… ничего не чувствую. — Он ненадолго зажмурился, прежде чем продолжить: — Не бойся. Я ведь не девчонка, не сломаюсь. Шиноби ожидал, что Узумаки возразит против последней фразы, сказав, что ту же Сакуру при всём желании не сломаешь, но он не стал. Лишь хватка, повинуясь желанию больного, усилилась, и мозолистая ладонь стала обращаться с пострадавшей рукой грубее, жёстко вдавливая пальцы и растирая. Учиха закрыл глаза, чтобы не дать другу повод прекратить. Однако тот и так прекрасно чувствовал, что доставляет своими прикосновениями отнюдь не удовольствие, и игнорировать это не мог. Кажется, успевшие за день покинуть Наруто эмоции вновь дали о себе знать, и он со скрипом сжал зубы, не останавливая при этом движений руки — потому что знал, что так надо. Возможно, одна боль сможет вытеснить другую. И, кажется, это действительно помогло. Полностью неприятные ощущения, конечно, не пропали, но теперь Наруто, прислушавшись к лежащему другу, больше не ощущал его внутренней агонии. Пальцы замерли, и Учиха, подтверждая догадки, развернулся, сел и опустил ноги на пол рядом с джинчурики. — Спасибо, — негромко. Он встал и прошёл к небольшой кухоньке, на которой едва ли можно было что-то приготовить, но где наполнить стакан питьевой водой проблем не составило. Утолив появившуюся после суток без еды жажду, шиноби не торопился возвращаться назад, прислонившись поясницей к столешнице. Смотрел на напарника, сидящего к нему спиной, и о чём-то думал. Сам же Узумаки вдруг сконцентрировал в кисти чакру и распечатал медицинскую коробочку, ранее отданную старой подругой. Положил её на покрывало и открыл. Осмотревшись, достал один пакетик с маленькими капсулами. — Они, вроде. - Наруто потянулся к лежащей у стены походной сумке и сунул свою находку внутрь. — Обезболивающее, Саске. Пригодится. Учиха кивнул, хотя напарник и не мог этого увидеть: пускай, лишними точно не будут. Водрузилось молчание и, в отличие от обычного, в нём чувствовалось всё более нарастающее напряжение. Ребята находились в разных концах комнаты и чувствовали, как между ними повисла недосказанность. В конце концов, джинчурики опустил голову, скрываясь от вездесущего взгляда, и тихо сказал, зная, что слова не останутся не услышанными: — Прости, — смешок, — даттебайо. Саске в ответ усмехнулся сам. Как часто друг говорил любимое выражение в детстве, так же редко он его использовал сейчас. Теперь стало ясно, что единственное, за что Наруто чувствовал вину и из-за чего выглядел таким подавленным, — это то, что он оставил своего напарника одного, хотя обещал никогда так не поступать. — Не за что извиняться. Ты вправе делать всё, что пожелаешь, — я не собираюсь как-либо тебя удерживать. — Он был спокоен — и внутри, и снаружи. — На самом деле, мне не сложно путешествовать в одиночку. А ты бы мог вернуться в деревню, стать хокаге и помогать мне оттуда… — Я же уже говорил, ещё в больнице, что ни за что так не поступлю. — Да, и не восстановишь руку, помню. — Ты же согласился, что это будет неправильно? — Да, — снова подтвердил шиноби, — но шанс угрозы настолько низок, что это больше смахивает на паранойю. Ты вполне можешь сделать операцию, и не думаю, что это станет большой ошибкой. — Я. Так. Решил. — Наруто встал и обошёл кровать, остановился в метре от Учихи. Было непонятно, зол он или нет, но разговоры об утерянной конечности явно не были для него приятными. — И я не изменю себе. Я много тренировался, чтобы научиться управляться одной рукой, и думал, что ты убедился в моих намерениях. Теперь Саске удивился. Вспомнил и осознал, что заставило друга подорваться со своего места: тот был обижен, пусть и пытался это скрыть. Он всегда хотел признание от главного соперника, и подобное недоверие к собственным силам делало больно. Значит, его очередь извиняться: — Прости. — Больше он не будет говорить на эту тему. Хватит воротить то, что уже не изменишь. Узумаки, успокоившись, почувствовал неожиданную неловкость: он слишком часто срывался за сегодня. Но, уже собираясь улыбнуться и разбавить всё ещё напряжённую атмосферу, он застыл, когда напарник, на секунду позволив неуверенности взять верх и отвернувшись, произнёс удивительно твёрдо: — Ты ведь знаешь, что ещё требуется для сохранности святилища? Никто больше не должен обладать чакрой, хоть как-то схожей с нашей. — Учиха смотрел куда угодно, только не на внимательно слушающего Наруто. Его голос к концу резко ослабел: — У нас не будет наследников. Шиноби оторвался от холодного края столешницы и подошёл к собеседнику, наконец, поднимая на него взгляд. На лице Саске была улыбка, но у джинчурики она вызвала лишь толпу мурашек на коже. — Ни я, ни ты никогда не заведём семью. Даже никаких случайных связей — ничего. Понимаешь? — глубокий вздох. — Вечное одиночество. Отсутствие дома и места, куда можно вернуться. Мой клан полностью вымрет и останется лишь позорной страницей в истории. А твоя мечта о том, чего ты всегда был лишён, останется неисполненной… — Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но не решился. Вместо этого спросил: — Ты уверен? Узумаки заторможено молчал, не до конца осознав сказанное. Саске, не в силах дольше смотреть на его лицо, снова отвернулся и прошёл мимо стоящего на месте друга, уселся обратно на свою кровать. Он склонил голову и положил ладонь на участок шеи рядом с затылком, слабо потирая выпирающие позвонки. Пальцы остановились, когда Учиху словно током прошибло чужими эмоциями: Наруто, который всё ещё был повернут к нему спиной, полностью открылся. Будто кулаки стукнулись друг с другом в воздухе, и мысли перетекли из разума в разум — односторонне. Шиноби в очередной раз понял, что каждым своим словом, действием и одним лишь присутствием причиняет близкому человеку боль. И изменить этого никак не может — такова его суть. Он будет высказывать прямо всю правду и даже ложь, выплёскивать собственное нутро на единственного, кто способен принять — и желает этого. Саске не понимал, как и почему, но друг действительно хотел получать от него всё, что тот мог дать, без разбора и сожалений. Только вот на нём самом это сказывалось отнюдь не хорошо. Но Узумаки давно привык; он довольно быстро справился с собой и ответил, не поворачиваясь: — Уверен. — Послышалась горькая усмешка, от которой у Учихи закололо под сердцем. — С самого начала было ясно, чем всё кончится. Мы могли выбрать либо смерть, либо это — другого не дано. А одиночество… — Наконец, Саске смог заглянуть в лицо своего напарника и теперь не отрывал от него пристального взгляда. — У меня ведь есть товарищи. Заметив додзюцу абсолютно каждую перемену в чертах, движении губ и направлении взгляда, ниндзя уловил в полной мере чужую неуверенность, пусть Наруто и вновь закрылся от него ментально. Поэтому, невольно прищурившись и нахмурив брови, он медленно и раздельно произнёс: — Сейчас их здесь нет. А моя компания вряд ли может считаться за благо. — С чего бы? — Джинчурики искренне удивился. Но, секунду спустя, когда Учиха зажмурился, кажется, коря себя за свою болтливость, всё понял. И снова разозлился. Он быстро сократил расстояние между ними, упал перед кроватью на колени, положив руку другу на плечо, и хорошенько его встряхнул. Саске, сжав зубы, вынужден был посмотреть в чужие, ставшие, может, из-за освещения или же из-за сильных эмоций синими, глаза. — Не смей так думать, — в голосе сквозило тихое рычание. — Если бы не… Чёрт, это ведь ты меня спас! Еще в детстве. — Тебя спас Ирука. Какаши, Сакура и Джирайя. Я был лишь соперником, так как мы испытали одну боль и оказались равны по силе. Но твоё одиночество разбавил не я. — Не дав сомнениям взять верх, он добавил: — Но, возможно, именно я разрушу твою жизнь, как собирался когда-то… — Нет. — Если бы ты не гонялся за мной столько лет, то смог бы остановить Тоби и Зетсу ещё до начала войны. — Нет, — слабо. — Ты бы изменил другие страны мирным путём. — Я бы не смог. — Смог, — с улыбкой. — Я был твоей преградой, Наруто. Без меня твоё одиночество заменили бы настоящие друзья, а не теневые клоны. — Он знал, что говорить этого и напоминать о наполненном болью сражении не стоит, но остановиться не мог. Задыхался, и каждое слово давалось с трудом, но не хотел оставить ещё хоть что-то невысказанным. — Ты не прав. — Рука всё ещё покоилась на плече, когда на второе легла голова её обладателя. Джинчурики уткнулся лбом в пропахшую запахом напарника чёрную ткань и устало закрыл глаза. — Не прав, Саске. Не найдя в себе больше сил на разговоры, Учиха замолчал. Ожидал чего-то, но его больше не пытались переубеждать — только тихое дыхание доставало через футболку до кожи и разносило по ней дрожь. Тишина, нарушаемая лишь звуками ночных жителей, доносящимися через открытое окно, не удручала, а наконец-то прозвучавшие слова дали бывшему нукенину долгожданное облегчение. Пусть Наруто и не изменит своего решения, но хотя бы узнает, чего таким образом лишается. Так будет честно. За все свои ошибки Саске готов заплатить, даже если напарник поменяет к нему своё отношение и начнёт отдаляться — он это заслужил. Шиноби уже смирился и ни о чём не жалел — так будет лучше. Только вот Узумаки, как обычно, оказался слишком твердолобым, чтобы просто так поменять своё мнение. Чужая голова поднялась с плеча, а рука передвинулась на щёку — Учиха удивлённо раскрыл глаза. — Ты снова решил всё сам. — Он улыбался — по-доброму, но со сквозящей в изгибе губ и глазах печалью. — А мы ведь договаривались, что больше не будем действовать порознь. — Не помню. — Ну, может и не совсем договорились, — засмеялся, — но я думал, что ты это и так понял. Саске… Большой палец мягко поглаживал кожу на щеке, а Учиха чувствовал, как его начинает трясти — от этого непривычно низкого голоса и взгляда Наруто. Если бы они сейчас сражались, то один из них был бы заперт в ловушке, тщательно построенной и охраняемой другим. Чувства были именно такие: загнанность, невозможность выхода. С той лишь разницей, что он сам позволил себя поймать. — Твой дом рядом со мной, понимаешь? Другого не нужно ни мне, ни тебе. — Этот джинчурики знал его лучше, чем он сам. — Мы перестали быть одиноки, когда впервые встретились и начали соревноваться друг с другом. А может, даже и раньше. Моя мама рассказывала, что они с твоей мамой были подругами, так что… — он широко улыбнулся, — возможно, мы никогда и не были по-настоящему одиноки. — Это не так. — Разве? — Если следовать твоей логике, то ты никогда не был один, потому что в тебе с рождения запечатан Лис. А это неправда. Так же Итачи, которого я тогда ненавидел, был жив, но я не ощущал от этого ничего, кроме жажды мести. Присутствия кого-то близкого недостаточно. — Может быть. Но с тех пор моя ноша стала легче. Я ведь говорил: зная, что кто-то ещё чувствует то же, что и я. — Хорошо. Пусть так. — Учиха устало закрыл глаза. Голова болела от всех этих мыслей и раздумий. — Чего ты хочешь сейчас? Пальцы перестали поглаживать, и ладонь мягко обхватила лицо. Наруто смотрел в нерешительности несколько секунд, но после его глаза, чётко видные даже в окружающей темноте, наполнились твёрдостью. Он ответил: — Я хочу, чтобы ты, наконец, всё узнал. И не спрашивал больше. Когда сухие губы едва ощутимо, совсем без нажима коснулись его собственных, Саске действительно понял. И осознал, что это видение не стало для него новым или неожиданным. С самого начала было известно, чем всё кончится. «Это чувство не может существовать между нами просто так…»